...и непрестанно славить Бога*

Они кричат друг на друга, потом оба замолкают, расходятся по разным комнатам. Один - остервенело стучит по клавиатуре. Другой - пьет пиво и бьет кулаком по колену.

Он находится на два этажа ниже и три комнаты левее. Ему не нужно быть ближе, чтобы слышать и знать. Он рассматривает шелковую блузку с кружевным вырезом, ощупывает ее, подносит к лицу - вдыхая сладкий, удушающий аромат. Сильные пальцы разминают ему плечи. Он пока что не понял, хорошо это или плохо.

- Я научу тебя, - говорит она. - Хочешь?

Он поворачивается и сжимает в пальцах ее подбородок. Заглядывает в глаза. Внутрь. Смотрит на то, что когда-то было человеком. Падшие научились красить мартышек в черный цвет, но краска облупливается местами, облазит, обнажая гниющую душу.
Он отворачивается. Он говорит:

- Изыди.
- Он допустил это, - смеется она, обходя его. У нее длинные черные волосы и глаза - чернее сажи. Она холодная и стылая изнутри. Она давно мертвая. Ее зовут совсем не Руби, но кому какое дело.
- Он дал вам право выбора.
- Он допустил это. А ты презираешь меня. Значит, одно из двух. Ты ненавидишь его за то, что он это позволил. Или ты презираешь его за то, что он этому не помешал.

Он перебирает густые пряди. Он улыбается ей, как ребенку. Он гладит ее, как когда-то домашнее, но одичалое животное. Он ждет, пока она вцепится ему в руку, но она лишь крепче прижимается щекой к его колену.

- Возьми меня с собой, - говорит она, тихо-тихо. Гораздо тише, чем Дин Винчестер говорит по телефону с Робертом Сингером на два этажа выше и три комнаты правее.
- Я не имею таких полномочий.
- Ты воскресил его. Разорвал контракт. Что тебе стоит? Я могу принести его тебе на блюде. Сына Азазеля. Ты же этого хочешь.
- Нет, - говорит он. Поднимается и поднимает ее за собой. Она льнет к нему, ледяные пальцы скользят по спине, по шее, по груди. Она привстает на цыпочки, чтобы дотянуться до ее губ. У ее слюны болотный привкус гордыни.
- Он станет вашим. Разве не этого от тебя хотят?

Он закрывает глаза и читает текст со слуха. Клавиша "а" слегка западает, клавишу "р" Сэм доставил только вчера, по клавише "х" пальцы всегда бьют слишком слабо, а сильнее всего достается пробелу.

- От меня хотят праведника, - морщится он, потому что в это самое время Дин комкает пустую банку и выходит в гостинную. Значит, сейчас снова может стать слишком громко. - Можешь искушать его сколько угодно. Но он все равно не отойдет к вам.

- Он уже наш, - шепчет она. Он пожимает плечами, отстраняет ее и отходит к окну. Сверху и справа тихо. Он улыбается и садится на подоконник, свешивая ноги вниз с третьего этажа. На блеклой луне проступают ржавые пятна. На языке - по-прежнему болотный привкус. Самый стойкий.

Он думает, что у мартышки большие шансы затрещать по швам, если они вцепятся с двух сторон. А еще - что никому, кроме него, нет до этого никакого дела. Душа не может отречься от зла, не познав его в полной мере. Ему остается только оставить наживку, а потом дернуть за того, кто дернет за удочку в нужный момент. Это - не первый праведник на его счету. И не десятый. Он уже давно сбился со счета.

Он слушает, как хлопает крышка ноутбука, как звучат слишком громкие слова, как они обнимают друг друга. И вздрагивает от внезапного зыбкого желания - оказаться с другой стороны лески.


----------------

* "<Ангелы> приходят посещать нас не по своей воле и власти. Ибо главная и сообразная с естеством цель их жизни — погружать взор свой в красоту Божию и непрестанно славить Бога. Обращение же с нами, человеками, и попечение о нас есть некоторое побочное для них дело".
Свт. Василий Вел. Ч. 2, 214.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.