Молитва

Просыпаюсь снова по будильнику –
зверски трещит радио и башка.
Немного капает с потолка:
еще вчера крыша была целой,
но мы с Сэмми повздорили ночью слегка.
Натягиваю джинсы, бреюсь и что-то ем,
и снова подправляю границу мелом,
границу круга, где спит весь в белом
мой брат, то есть, в смысле, – брат мой пока.

Пока – никаких проблем.
Конец декабря, сочельник, елки.
В городке – названия не помню толком –
все уже знают: в заброшенный дом
не соваться, там злой мертвец.
Я не очень-то зол и не слишком умер,
я звоню, но слышу я только зуммер,
черт, сними же трубку, тут порой днем
связь бывает в один конец.
Пока – все в порядке, он ровно дышит,
есть время подняться на чердак и крышу
подлатать до следующего раза, пока
он не разозлится слегка.
Снова пора выбираться в город:
бинты на исходе, еда и порох,
и мел заканчивается, зараза,
стоило закупить побольше сразу.
Он больше не просит выпустить его наружу,
он просто смотрит – молча, но в самую душу,
и взглядом дерет не хуже напильника.
Иногда, бывает, и душит.

Говорит он все реже и все короче,
просто: выпусти. Или: ты помнишь, ночью,
той, когда в Хьюго бушевала адская гроза –
было холодно, а потом жарко очень,
помнишь, спрашивает и смотрит в глаза.
А я не хочу помнить и не хочу знать, что ему сказать.
Все обойдется – повторяю,
латая крышу, себя, кресла, стол, кровать,
выбрасываю лишние гильзы и сжигаю на заднем дворе
трупы двух бывших демонов на заре.

Все обойдется –
шепчу, когда он бьется
током, воздухом, огнем, взлетевшим диваном,
когда у меня в голове взрывается новое солнце,
я отхожу и плещу в круг святой водой со скотчем из стакана,
он шипит и ругается, имя мое на всех языках кляня,
потом стоит у самой границы круга,
кусает губы, молчит, а за окном мечется, воет, скулит, беснуется, бросается грудью на стекло вьюга.
Я читаю газету, я делаю вид что не помню, при чем тут Хьюго.
Я читаю газету, а он стоит и читает как газету меня.

Залудил пробоину новой заплаткой,
пятой по счету – пока все в порядке,
с медной кровлей все проще, чем с черепицей,
та бы совсем поехала, а без крыши зимой - никуда не годится,
холод и так собачий, особенно по ночам.
На север в трех милях - Нью-что-то, подальше на западе Где-то-таун.
Я часто сижу тут с пивом, отсюда хороший вид,
озеро заледенело, ослепительно ярко блестит,
удобно следить за дорогой, и отдыхать немного,
но порой шумит
и малость шатает, когда он скучает внизу,
вспоминая отца, маму, Джессику, перекрестки и ту грозу.

Последняя чашка разбила окно еще неделю назад.
В стаканах – осадок кофе с остатком виски.
На завтрак он пьет кефир и внезапно отводит глаза,
а Боб Дилан из радио прекращает петь по-английски
и трещит вперемешку с гортанными "аяргаярг".
Я говорю приемнику: сам дурак,
а Сэм смеется.
Я говорю ему: все обойдется.
Мы уже объегорили гончих, мы справимся, да, ведь так?
Он швыряет пакет в окно,
пожимает плечами и говорит: отсюда мне все равно.

Все будет путем, повторяю я. Все в порядке,
доносит снаружи вьюга. Мне кажется, я принимаю схватки,
до Рождества осталось всего три дня.
Господи, если ты есть, ты большая сука,
но кем бы ты ни был,
Боже, клянусь, тебе это будет в прибыль,
если ты есть,
а должен – работают же эти слова, печати, облатки, святая вода и крест, -
спаси его и меня.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.