После долгой болезни

Дэнни семь лет. Он скучает по горькому дыму, раскатистому смеху, клетчатым рубашкам. Женщины, которые приходят к маме, вечно суют ему конфеты. Он не любит сладкого и путается в именах. У них слишком приторные взгляды, от которых делается тяжело. Они тоже не помнят, как его зовут, они прозвали его Бедныймалыш, но если их поправлять – мама снова будет плакать. Ночью он пробирается к ней в комнату и забирается под одеяло, потому что холодно, и потому что в школе снова дразнили.
- Папа сказал, чтобы ты не волновалась, - говорит он. – И что Бетти Уилсон хочет выдать тебя замуж за своего кузена, но он дурной.
Больше он ни с кем не говорит о папе.
Никогда.

Дэниэлю тринадцать. Он с трудом поднимается на колени, плюется грязью и кровью, хрустит песком на зубах. У него мутно в глазах, он больше ничего не слышит, только стук собственного сердца где-то под горлом, и далекий-далекий смех.
- Так не пойдет, - говорит кто-то, и вздергивает его на ноги, так резко, что он едва не падает снова. Больно адски, но он стоит и глотает слезы. Он три месяца копил на этот велосипед. – Так ты далеко не уедешь.
- Все нормально, мистер, - говорит Дэниэль. Он немного шепелявит, потому что шатается зуб. Он немного шатается сам – но чужие руки крепко держат за плечи. Он щурится и смотрит в сторону, на мокрые камни и погнутую раму, и цепь…
- Мы все исправим, - говорит человек в широкополой шляпе, застилающей солнце. От него пахнет дымом, совсем как в детстве. И руки у него теплые.

Дэну двадцать один. Она садится ему на колени, раздвинув ноги. Срывает с него рубашку и трется об твердый член. Он мнет ее упругую грудь, ему неловко, он боится оплошать, он еще не. Она впивается в его губы – страстно, порывисто. Она впивается в его шею, жесткие черные волосы лезут в глаза. Она впивается. Впивается. Он орет и сбрасывает ее на пол, шипящую, брызжущую слюной, с торчащими из окровавленной пасти клыками, и стреляет, и стреляет, и стреляет, и стреляет, и орет, и просыпается от мокрой тряпки на лице.
- Запивать виски пивом – это смертный грех, Ди. За это твою печень сожрет большая адская сука.

Элкинзу тридцать два, когда странный парень долго скрипит половицами, а затем вскрывает чужой сейф. Он стоит на пороге и провожает взглядом оранжевый седан – до тех пор, пока тот не сливается с горизонтом. Он вздрагивает, когда слышит:
- Скоро вернется, - берет протянутую банку, садится на крыльцо и переспрашивает, сделав приличный глоток.
- Этот… Дин?
- Кольт.
- Откуда ты знаешь?
- Он всегда возвращается. Ты привыкнешь.

Дэнни сорок восемь. Он цокает языком, когда троица в грязных джинсовых костюмах окружает одного.
- Так не пойдет, - говорит он, вскидывая арбалет. Свинцовое небо разражается далеким хриплым громом.
- Не стоило, - цедит потом Винчестер, зажимая глубокий порез на плече. – Все нормально.
А он скучает по горькому дыму и цепи, которую было так просто натянуть на колесо.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.