В ловушке Молочного Леса

– Позови мальчишек, Гвинни,
Шум какой от них, противные.

Миссури сидит на стуле, далеко от костра, так, что, если б она была жива, то комары облепили бы ей лицо и шею, покрыв собой все неразличимые на темной коже синяки.
Это – праздник в мире мертвых охотников и охотниц – и всех, кто им помогал – в маленькой призрачной резервации, для тех, кому не место в Раю, и кого не пустили в Ад. Каждый год охотники выбирают свою королеву Гвиневеру, завязывают ей глаза – она выходит в центр круга, и поет:

– Мальчики, мальчики,
Идите ко мне.

Охотники, собравшись в полукольцо, стоят в темноте. Джон и Дин Винчестеры выглядят совсем как живые – а вот Сэм – нет. Почувствовав, что зло начинает одолевать его, он сунул себе в рот дуло пистолета, и нажал курок.
Рядом с ним стоят Кубрик с пробитым нутром, и заколотый мексиканец Санчес.
Гвиневерой в этом году выбрали Джо, которой полоснул по горлу когтями оборотень – многие ей завидуют, потому, что она умерла не из-за демонов.
Она поет хором с Миссури:

– Мальчики, мальчики,
Поцелуйте Гвинни
Или пенни дайте ей,
Дайте пенни Гвинни.

Охотники любят праздники, и чтут традиции, и не знают времени, а их память давно растаяла и рассыпалась, как рассыпаются во рту сахарные черепа на день мертвых.
Первым в круг – если только он здесь – всегда входит тот, кто был при жизни Гвинивере дороже всех.

– В переулке Гузгог поцелуй меня, дружок,
Или дай мне пенни.
Как тебя зовут?
– Билли.

Не пытаясь различить сквозь плотную повязку и корку из грязи и крови черты отцовского лица, Джо нащупывает правую руку, и стискивает пальцами ладонь:

– Билли, поцелуй меня, дай мне руку
Или пенни отдавай, глупый.

В ответ – голос, глухой, точно со дна колодца:

– В переулке Гузгог
Поцелую Гвинни.
Нету пенни у меня.

И они целуются, в неровном свете костра похожие на дикарей в боевой раскраске. Впрочем, их битвы давным-давно кончились, томагавки зарыты в землю, и успели прорасти пшеницей и кукурузой.
Не дожидаясь, пока Билл вернется в круг, Миссури снова начинает, и Джо подхватывает:

– Мальчики, мальчики,
Поцелуйте Гвинни
Или пенни дайте ей,
Дайте пенни Гвинни.

Следующий охотник выходит на свет медленно, прижимая левой рукой к груди оторванную голову. Он чуть покачивается, как зомби, будто ему неловко ощущать под ногами землю, а не асфальт.

– На холме Ларегиб
Поцелуй меня, бежим!
Как тебя зовут?
– Гордон.

И он поднимает голову выше, до уровня лица Джо. Она нашаривает его губы, и поет:

– Гордон, ну же, не робей,
Поцелуй, да понежней!

Его голосовые связки порваны, и говорить он может только хриплым шепотом, как говорил бы питон, научись он воспроизводить людскую речь:

– На холме Ларегиб
Поцелую тебя, Гвин.
Нету пенни у меня.

Никто не знает и не помнит, как и откуда взялось это место, и кто предложил начать праздновать этот день именно так, а не иначе, и сколько времени все это продолжается на самом деле.
Может быть, это такая благодарность от Бога, в которого почти никто из них не верил, но на чьей стороне тот был не раз и не два.
Иногда в круг входят новые охотники, а это значит, что борьба еще не окончена, что мир вертится, что отважные люди, умные и глупые, белые и черные, все еще сражаются, умирают, получают воздаяние. Для мертвых это знание – тоже подарок.

– Мальчики, мальчики,
Поцелуйте Гвинни
Или пенни дайте ей,
Дайте пенни Гвинни.

Джо танцует и манит, в свете костра, лучше и красивее всех стриптизерш во всех барах на свете.

– У моста Кстер-Уик
Поцелуй или плати!
Как тебя зовут?
– Дин.

Иногда после смерти можно получить все что хочешь, нужно только взаимное желание, да еще особые слова, чтобы соблюсти традиции.

– Заплати мне пенни, Дин,
Или поцелуй один.
– Поцелую у моста,
Нету пенни у меня.

Он умер от разрыва аорты, его рот на вкус – сплошная кровь, и Джо думает, что с ним понравилось бы целоваться вампиршам – статным и благородным, вроде тех, что были в том идиотском красивом фильме с Гэри Олдманом, но здесь только один вампир, и он мужчина.

– Мальчики, мальчики,
Поцелуйте Гвинни
Или пенни дайте ей,
Дайте пенни… Гвинни.

Джо думает, что вокруг стало так тихо потому, что Миссури случайно сбилась, но потом понимает: дело не в этом. В круг вышел какой-то незнакомый мертвец, и, должно быть, в нем что-то не так, раз все замолчали – может быть, он разорван на части, и его кишки волокутся по земле… а может быть он – это женщина?

– В Молочном Лесу поцелуй меня
Или дай мне пенни.
Как тебя зовут?

Она протягивает руку, чтобы дотронуться до его лица, но он ловко уворачивается, и ее пальцы утыкаются то в плечо, то в шею. Наконец, не вытерпев, Джо сцарапывает с глаз повязку, и видит и слышит ответ одновременно:

– Азазель.

Он улыбается, мягкими губами и желтыми глазами.
Голос у Джо дрожит, но она знает, что нельзя нарушать правила и традиции, и поэтому отвечает:

– Азазель, Азазель, поцелуй меня скорей,
Или пенни дай.

Но она же сняла повязку, и поэтому он не может откупиться поцелуем, таковы правила:

– Гвинни, Гвинни, не могу
Целовать тебя в лесу.

На рубашке демона – кровавое пятно, вокруг входного отверстия от пули. Его застрелили очень метко.

– Гвинни, спроси, почему.
– Почему?
– Мама не велела.

Еще одна неловкая пауза прерывается раньше, чем предыдущие. Сперва Бобби, с так же простреленным сердцем, кричит:

– Трус!

И почти сразу, мгновенно вспомнив правила игры, другие тоже начинают – кто выкрикивать, кто напевать:

– Трус ты, трус, трус,
Дай же пенни Гвинни.

Азазель обходит Джо против часовой стрелки, касается кончиками пальцев раны у нее на шее – из-за неровных краев она не вызывает ассоциаций ни со ртом, ни с влагалищем.

– Дай мне пенни.

Демон легко подхватывает ее, и бережно прижимает к себе, как диковинное и хрупкое домашнее животное:

– Нету пенни у меня, Гвинни.

И они уходят в темноту – потому, что таковы правила. Все удивлены, но вряд ли кто-нибудь испуган: Джо ведь мертва, как и все ее родные, и все ее возлюбленные – что ей может сделать мертвый демон?

Как и всегда, когда игры заканчиваются, с неба начинает литься музыка, и сегодня это почему-то Техас – «Summer Son». Женщин среди мертвых мало, поэтому все танцуют с кем попало: Билл и Бобби – с Миссури – один держит ее за правую руку, второй за левую, братья Винчестеры друг с другом – почти у самой границы темноты, так, что кровь на губах у Дина и на пробитом черепе Сэма выглядит совсем черной, Эш – один – его свернувшиеся от жары волосы и прожженная фиолетовая футболка с надписью «сдохни, но сделай» мелькают то тут, то там.
Джо отворачивается, и говорит:
– Поставь меня.

А потом, когда демон уже распрямляется, напоследок поцеловав ее ногу, чуть выше испачканного травой и землей кроссовка:
– Что ты здесь делаешь?
– Когда-то я тоже был на вашей стороне. Я здесь в отпуске из ада. За примерное поведение. Пойдем к озеру? – он указывает на едва заметно поблескивающую во мраке водную гладь. – Ведь так оно должно быть по правилам?
Джо кивает, и думает: «демоны лгут».

У самого берега демон стаскивает с нее потертые джинсы, и толкает в низкую, но сочную траву, а потом падает сверху, и сквозь клетчатую рубашку – как у мамы, как у папы – гладит ее не успевшие увять упругие груди.
Кончиком липкого языка он проводит по краю раны, расстегивая свою ширинку, а Джо тем временем спускает вылинявшие, не то сиреневые, не то бледно-розовые трусы. Ей кажется, что есть что-то забавное в возможности перепихнуться на том свете с демоном.
Она читала только те легенды, в которых рассказывалось о чудовищах, и, иногда, героях.

Джо обнимает Азазеля за плечи, и пытается повалить набок – тот смеется, и перекатывается на спину. Его бедра наощупь – жилистые, а волосы на них – короткие, довольно редкие и отчего-то очень колючие.
Насаживаясь на его член, Джо пытается ни о чем не думать, и не вглядываться в кишащий нечистью лес, начинающийся сразу за озером.

Эта идея приходит ей в голову совершенно спонтанно: просто озеро довольно глубокое, даже у берегов, а она умеет хорошо держаться на дергающихся и выгибающихся телах. Ухватив Азазеля за горло, она окнует его голову в воду, и держит, давя изо всех сил.
Он бьется, а потом затихает, точно и вправду умер. Доносящаяся издалека песня – кажется, что-то из лирики Теории Мертвеца – сменяется на «Sweet Dreams» Мерелина Мэнсона, прежде, чем демон приподнимается, и смотрит на Джо – обиженно, но, отчего-то, незло. Вспоминая рассказы Дина и Сэма, она решает, что тот и вовсе не умеет смотреть зло.

– Зачем ты здесь?
Азазель выдыхает воду, но кровавое пятно не становится бледнее. Почему-то вода Молочного Леса не отмывает крови.

– Что ты делала на прошлой неделе… Гвинни? – отвечает он вопросом на вопрос, выползая из-под нее, точно боясь, что Джо придет в голову утопить его еще раз.
– Убивала вендиго, в расщелине, там, за лесом.
– А на позапрошлой?
– Убивала оборотня. В лесу.
– А чем каждый день занимается Гордон?
– Убивает вампиров.
– Вот тебе и ответ. Назови это место Вальгаллой – раем для воинов, где они веселятся и охотятся. Я здесь для того, чтобы меня убивали, опять и опять.

А потом он встает и говорит:
– Ваши небеса – мой ад.
И Джо вспоминает ту песню, «My Heaven is your Hell», которая была популярна за пару лет до ее смерти, и, впервые с тех пор, как попала сюда, плачет.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.