Невыносимая жестокость

Сэм пропал в понедельник, во время ланча. Как раз перед этим они с Дином поссорились - как обычно, из-за ерунды. Дин сказал, чтобы он взял печёную картошку, а Сэм приволок обычную фри, которая у Дина уже вот где сидела. Дин сказал, что с такой дырявой башкой ему бы на мельнице решетом подрабатывать - не то чтобы грубо сказал, скорее с досадой, а Сэм вдруг ужасно разозлился. Сэм вообще часто злился в последнее время, слова ему сказать было нельзя, чтобы тут же не вставал на дыбы. Дин понимал, что это всё подростковый возраст, гормоны, спермотоксикоз - но это тянулось уже второй год, и он, если честно, адски устал от сэмовых закидонов. Сам он в пятнадцать лет не позволял себе такого, он уже тогда учился держать себя в руках, а Сэм себя этим не утруждал, и время от времени Дин думал, что отец к нему чересчур снисходителен. Обычно эти мысли приходили к Дину в минуты паршивого настроения. А в тот понедельник оно у него было именно таким, да, исключительно паршивым, потому что они уже третью неделю торчали в этой дыре, и отец опять ушёл на охоту один, оставив их изнывать от скуки в мотеле. Город был не то чтобы очень маленьким, но потрясающе нудным - главной местной достопримечательностью были три металлургических завода, заволакивавших небо красным, зелёным и сизым дымом из ржавых труб, и в округе не нашлось ни одной забегаловки, в которую хотелось бы заглянуть больше одного раза.
Тем не менее, в то утро они не стали заказывать пиццу на дом, потому что оба уже слегка сатанели от торчания в четырёх мотельных стенах. Закусочная за углом была тесным, душным и неуютным местечком с липкими пластиковыми столиками, но там хотя бы делали печёную картошку, а не то дерьмо с хлопчатобумажным привкусом, что готовили во всех остальных здешних фаст-фудах. Городишко назывался Мэрси, и это была самая тёмная, унылая и тоскливая задница штата Мэн и вообще всей Новой Англии.
В общем, Дин хандрил, и поэтому сорвался на Сэме, и Сэм хандрил, поэтому сорвался на нём. Так и раньше бывало тысячу раз, они вообще регулярно грызлись в отсутствие отца, это было самым обычным делом. И когда Сэм вскочил, бросив ему в лицо, что он грёбаный мудак и что пускай сам тащится за своей картошкой, Дин только фыркнул и тут же спросил, куда это он направляется. Сэм сердито буркнул, что это не его ума дело, и двинулся к двери с табличкой, изображающей писающего человечка. Эта табличка с её беззастенчивой прямотой была единственным, кроме картошки, что нравилось Дину в Мэрси. Так что он ухмыльнулся, кинув на неё взгляд, и отвёл глаза, как только за Сэмом закрылась дверь.
Он потом думал об этом - о той минуте, когда взлохмаченный затылок мелкого мелькнул перед его взглядом, думал о том, как отвернулся, чувствия облегчение от того, что эта маленькая сучка хотя бы на пять минут перестанет его донимать. И от этих мыслей ему хотелось до боли вжать запястья в глаза и закричать, закричать изо всех сил.
Потому что тогда он видел Сэма в последний раз.
Дин сидел минуты две, водя плохо прожаренным кусочком фри в блюдце c соусом, потом подумал, что, может, и правда пойти к стойке самому и сменить заказ. Но стойка была далеко, ярдах в десяти от углового столика, за который они сели, и Дину было лень двигаться с места. Потом он бросил взгляд на часы - и понял, что время движется быстрее, чем ему казалось: прошло уже минут десять, как Сэм скрылся за дверью с писающим человечком. Дин ощутил слабый укол тревоги, один из тех, которые так бесили Сэма и даже его самого раздражали - ну в самом деле, парню пятнадцать лет, что он, отлить уже не может, чтобы за ним тут же не увязался телохранитель? Задницехранитель, твою мать... Дин сидел неподвижно ещё пять минут - есть ему совсем расхотелось. Тревога не проходила, наоборот, нарастала всё больше, и наконец он поднялся, оттолкнув от себя стул, и пошёл к туалету.
Это был обычный паршивый сортир в паршивом фаст-фуде, с двумя обшарпанными кабинками и заляпанным зеркалом над раковиной. Дин позвал вполголоса: "Сэм?", ожидая услышать из-за одной ближайшей дверцы ворчание и, может быть, парочку приглушённых ругательств. Но не услышал ничего - туалет был пуст и тих, только в углу под потолком гудела, тупо колотясь всем телом о кафель, жирная муха.
- Сэм, - повторил Дин и, поколебавшись, толкнул одну дверцу, потом другую.
Обе кабинки были пусты.
Дин резко обернулся, окидывая туалет взглядом, повторяя имя своего брата ещё громче, как будто это могло помочь Сэму материализоваться из воздуха. Он внезапно заметил, что окно в дальнем конце туалета открыто, шагнул к нему - и остановился, как вкопанный, увидев, как что-то блеснуло на полу под самым подоконником.
Дин наклонился и подобрал мобильник Сэма, раскрытый, сиротливо валяющийся на полу. Сэм хранил там базу данных с контактами своих друзей, которых он успевал заводить в городках, через которые они проезжали. Добровольно он бы с ним никогда не расстался.
- Сэм! - крикнул Дин, и вот тогда-то он понял, что это случилось.
Он обыскал там всё. Он заглянул в каждую дырку в стене, под каждый камень, он спрашивал всех посетителей и официанток в фаст-фуде и всех прохожих снаружи, не видели ли они темноволосого мальчика в джинсах и синей ветровке. Одна официантка сказал, что видела, как он входил в туалет, и нет, она не обратила внимание, как он оттуда выходил. Дин судорожно пытался вспомнить, входил ли туда кто-то ещё за те пятнадцать минут, что там находился Сэм. Ему казалось, что нет; он был почти уверен, что нет. Почти совершенно уверен.
Он оббегал все прилежащие улицы, обходя закусочную по расширяющейся спирали, он расспрашивал, он оглядывался, он звал. Бесполезно - Сэм как в воду канул. Дин носился, сжимая вспотевшей ладонью его мобильник, маленькую серебристую "Нокию" - девчачья модель, на следующее Рождество я тебе подарю розовую, Сэмми, насмешливо говорил ему Дин, а теперь эта девчачья серебристая "Нокия" была единственным, что ему осталось от его брата, и Дин сжимал её так судорожно, как будто это могло ему как-то помочь.
Через час, когда стало ясно, что Сэм в самом деле бесследно исчез, Дин впервые подумал о том, чтоб позвонить отцу.
Эта мысль привела его в ужас - не только потому, что он боялся реакции Джона, но и потому, что этим Дин окончательно признал бы, что Сэм не удрал бродить по улицам, дуясь и пиная пустые банки из-под пива, что ситуация намного хуже. Стоп, подумал Дин, останавливаясь посреди улицы и тяжело дыша, а может, он и вправду просто сбежал? С него станется, хотя Дин с отцом миллион раз говорили ему, чтоб не смел так делать - с их работой, с их жизнью человек, пропавший на полчаса, может считаться пропавшим совсем. Сэмов мобильник у Дина в кулаке молчаливо опровергал это предположение, но Дин уцепился за эту мысль с отчаянием утопающего и, развернувшись, торопливо зашагал обратно к мотелю. Может быть, Сэм уже там, сидит на капоте Импалы, пиная пяткой бампер, и Дин непременно всыплет ему за это по первое число - разумеется, после того, как вытрясет из него душу и проорётся как следует, и скажет, чтоб не смел больше такое вытворять...
Импала стояла на парковочном месте возле входа в их номер, как и всегда. И Сэма возле неё не было. Сглотнув и уже мало на что надеясь, Дин подошёл к двери, взялся за ручку - и подскочил, когда она подалась, и незапертая дверь качнулась вперёд.
- Сэм! Какого чёрта... - начал Дин - и умолк, увидев горничную, заправляющую постель. Девушка выпрямилась, кинув на него извиняющийся взгляд.
- Просите, сэр. Вы не оставили табличку "не беспокоить"...
- Ничего, - сказал Дин, окидывая комнату взглядом. Всё было в точности так, как они оставили, выходя на ланч - бардак на кроватях, бельё для стирки, сваленное на кресле, ноутбук Сэма на столе. Дин глянул на горничную. В другое время он подумал бы, что девица вполне хорошенькая, и что вот она, возможность развеять скуку. Но сейчас сказал только:
- Вы не видели моего брата? Ему пятнадцать, тёмные волосы, ростом почти с меня...
- Нет. Здесь никого не было, когда я вошла. Хотите, заберу ваше бельё в стирку?
Она улыбалась ему, девочка с глазами лани и облупленным маникюром, ей тоже было чертовски скучно в этом сонливом, удушливом фабричном городке. Дин сказал:
- Спасибо, я сам, - и дал ей пять баксов, чтобы она наконец ушла.
Когда дверь закрылась, он сел на аккуратно заправленную кровать и в растерянности осмотрелся. Потом вскочил, снова шагая к двери - чёрт, надо же было что-то делать, - и застыл, когда что-то скрипнуло у него под подошвой.
Дин убрал ногу и посмотрел вниз.
Это была полароидная фотография, и она лежала у самого порога - странно, что он сразу её не заметил. Дин дёрнулся было следом за горничной, но тут же понял, что это не она её оставила - фотография явно была подсунута под дверь, и скользнула под половик, сдвинувшийся сейчас под ногой Дина, вот почему горничная её не заметила. Дин медленно наклонился и поднял фото. Он смотрел на него, и чем дольше смотрел, тем сильнее оно расплывалось перед его глазами.
Это был моментальный снимок, сделанный дешёвым полароидом, и на нём был Сэм. Дин сразу его узнал, хотя глаза и рот у него были заклеены скотчем. Он был привязан к стулу, и на груди у него висел лист белой бумаги, на котором крупными чёрными буквами было написано: "УГОЛ МАРДЖЕНСИ И ТРЕТЬЕЙ СТРИТ. 5.30. ПРИХОДИ ОДИН".
- Боже, - хрипло сказал Дин и не узнал собственный голос. Рука у него дрожала так, что буквы прыгали перед глазами.
Отцу он так и не позвонил.

Дин знал, что требования похитителей выполнять никогда нельзя. Это значит показать слабину, выдать свою уязвимость, подставить под удар и себя, и того из своих близких, кто оказался у них в руках. Он знал, что в подобной ситуации надо тянуть время. Но у Дина не было времени. Он не мог допустить, чтобы отец узнал о случившемся, узнал, что сделал Дин. Он должен был вернуть Сэма сейчас же, немедленно, а проще всего это было сделать, выполняя приказы того или тех, кто его похитил.
Поэтому в половине шестого Дин стоял на углу Третьей Стрит и улицы Мардженси, беспокойно меряя шагами потрескавшийся асфальт, и ждал, сам не зная, чего. Это была окраинная улица, с неё открывался вид на два из трёх заводов, загаживавших местную среду, и на заброшенную спортивную площадку с проржавевшими стойками для баскетбольной корзины. Самих корзин не было, от них остались только покосившиеся кольца, и вообще. место выглядело диким и заброшенным - хотя, впрочем, так в этом гадком городишке выглядело почти всё. Тут не было уличных камер слежения, кругом стояли какие-то кирпичные здания с наглухо закрытыми дверями без вывесок, и Дин пристально оглядывал заколоченные окна, пытаясь найти хоть какой-то намёк на то, с какой стороны ждать опасности. Пистолет был при нём, но это не отменяло чувства болезненной незащищённости и бессилия, потому что он знал, что, даже если ублюдок, схвативший Сэма, окажется прям перед его носом, он не станет стрелять. Он не сможет.
Резкое дребезжание огласило пустеющий перекрёсток, и Дин вздрогнул. Звонил телефон-автомат на другой стороне улицы - облезлая синяя будка с древним дисковым телефоном, Дин был уверен, что он не работает. Быстро перейдя дорогу, Дин оказался напротив будки, шагнул в неё, оглядевшись на всякий случай, протянул руку к трубке...
И звонок оборвался.
- Чёрт! - выдохнул Дин, срывая трубку с рычажков, но из неё доносился лишь низкий равнодушный гудок. Проклятье, он что, опоздал?! Но он же стоял там, где ему велели, и бросился на звонок, как только его услышал, он...
Взгляд Дина упал на полку, на которой в лучшие времена лежал телефонный справочник. Рука Дина сама собой медленно повесила трубку на рычажки.
Ещё одна фотография, тоже сделанная полароидом, как и первая. На ней снова Сэм, в той же позе, всё так же с заклеенными глазами и ртом, только теперь отвернувший лицо от камеры, которую он не мог видеть, но как будто чувствовал.
И надпись на плакате, висевшем у Сэма на шее, была другой.
"ЗАВТРА. В ЭТО ЖЕ ВРЕМЯ. ЗДЕСЬ ЖЕ. ДНЕВНИК ДЖОНА. ПРИХОДИ ОДИН".
Дин резко обернулся, стискивая снимок рукой. Улица была всё так же тиха и пуста, кроме Дина, на ней был только ветер, гнавший по небу красноватый заводской дым. Слепые глаза заколоченных окон глядели на Дина со всех сторон. Дин смял фотографию в кулаке.
- Ты здесь, - прошептал он, обводя взглядом пустырь. - Ты меня видишь. Я знаю, ублюдок, ты где-то здесь.
В кармане у него защебетал телефон Сэма.
Дин медленно вытянул его и ответил на звонок.

Джон находился в ста пятидесяти милях от Мэрси, поэтому приехал лишь через два часа. Их хватило Дину, чтобы обшарить всю Мардженси и Третью Стрит - большей частью это были подсобные помещения завода и жилые дома, люди в которых выслушивали его, приоткрыв дверь и глядя на Дина поверх крепкой цепочки внутреннего замка. Если Сэма и держали в одной из этих квартир, Дин не имел пока что понятия, в какой именно, а вламываться во все подряд не мог, потому что очень скоро его рейд окончился бы в полицейском участке. А их отцу и так было достаточно тревог о младшем сыне, чтобы вытаскивать из передряги ещё и старшего.
Вернувшись в город, Джон первым делом приказал Дину как можно подробнее рассказать, что именно произошло. Дин попытался, хотя это было трудно - ему казалось, что прошло не шесть часов, а шесть недель, мысли у него путались, и он запинался через слово, уткнувшись взглядом в нервно сцепленные пальцы. Когда Джон наконец заговорил, Дин вздрогнул, хотя в голосе отца не было ни гнева, ни осуждения.
- Дин. Возьми себя в руки и соберись. Сейчас очень важно, чтобы ты вспомнил как можно больше и как можно точнее.
- Я стараюсь, - в растерянности прошептал Дин - и вскинул на Джона мучительный, полный страдания взгляд. - Папа, я...
- Потом, Дин. Сейчас я хочу, чтобы ты вспомнил, как выглядел тот туалет, когда ты зашёл внутрь. Там были следы борьбы? Может быть, кровь?
Его голос не дрогнул, когда он это сказал, и Дин ощутил, как что-то внутри у него затвердевает, становится острым, жёстким и ломким, как стекло. Была ли там кровь? Нет. Он бы увидел. Он бы, чёрт побери, запомнил.
- Крови не было. Ничего такого, только его телефон на полу...
- Он у тебя? Дай мне его.
Дин мгновение колебался, сам не зная, отчего. Ему почему-то отчаянно не хотелось расставаться с этой частичкой Сэма, как будто, пока эта маленькая серебристая девчоночья штучка лежала в заднем кармане его джинсов, Сэм оставался с ним, где бы он ни был на самом деле. Дин неохотно достал мобильник и протянул отцу, глядя, как телефон исчезает в его широкой ладони.
- Теперь покажи мне ещё раз снимки.
Джон смотрел на фотографии долго и молча. По его нахмуренному лицу Дин понял, что он, как и сам Дин, не особенно много смог из них почерпнуть. Полароид вроде этого можно купить на любой заправке, а плакаты можно сделать, имея под рукой компьютер и принтер. Стул, к которому Сэм был привязан, был самым обычным стулом, а стена у него за спиной была обычной серой стеной с проходящей под потолком водопроводной трубой.
- Говоришь, он видел тебя, когда ты ответил на звонок, - сказал Джон, всё так же разглядывая разложенные по столу фотографии. Дин кивнул. Ему больно было смотреть на эти фото, больно было смотреть на Сэма, на лице которого под полосками скотча угадывалось смятение и страх. Если бы только они не поругались тогда так глупо, если бы Сэм не ушёл...
- Там несколько многоэтажных зданий. И завод - если у похитителя есть бинокль, он мог наблюдать за тобой и оттуда. Обыскивать все эти дома слишком долго. Времени у нас нет.
- Что же делать? - не выдержав, спросил Дин, и Джон, выпрямившись, взглянул на него, всё ещё хмурясь.
- Ну, прежде всего, дать им то, что они требуют. Но этого мало. Мы должны...
- Дать им то, что требуют? - переспросил Дин. - Папа, но ведь... тогда они его убьют! Ты сам говорил, что давать вымогателям то, что они хотят - это верный провал!
Джон вздохнул, слегка потерев висок костяшками пальцев. Дин вдруг заметил, что под глазами у него залегли тяжёлые тёмные синяки.
- Так и есть. Поэтому я и говорю, что мы должны будем подстраховаться. Я буду там и попробую проследить, кто придёт за пакетом. Завернём его в обёрточную бумагу. Тот, кто за ним придёт, не будет уверен, что внутри именно мой дневник. Возможно, это заставит его потратить время на проверку. Это даст нам фору.
- Подожди, ты... ты хочешь подсунуть им обманку?
- Нет, конечно. Так рисковать мы не можем - если что-то пойдёт не так, это только их разозлит, и тогда неизвестно, что они сделают с Сэмом.
Ну вот. Он это сказал. До сих пор они избегали говорить об этом так прямо, и даже не называли Сэма по имени с той самой минуты, как Дин, ответив на отцовский звонок на мобильник мелкого, сказал в телефон: "Пап, это я. Сэм пропал".
Сэм пропал, и Дин не знал, что происходит и смогут ли они его вернуть.
- Ты не знаешь, кто мог это сделать? - голосом, ломким от смеси страха и ярости, спросил он. Джон устало покачал головой.
- Слишком многие, чтобы прикинуть сразу. Вряд ли кто-то из местных - я уже разобрался с тем каннибалом, к тому же...
- Кому вообще мог понадобиться твой дневник? И зачем?
- Я не знаю, Дин. Всё это очень странно. Ты сам знаешь, в этих записях нет никакой особо секретной информации, которую нельзя было бы выяснить из других источников. Хотя кое-что из этого я добывал долгим и упорным трудом, а время в нашем деле порой значит очень и очень много.
Дин кивнул. Отец какое-то время назад уже говорил об этом им с Сэмом - о том, как важно всегда иметь под рукой систематизированную информацию, о том, что владение сведениями - это владение положением, о том, что за большинство дел не стоит и браться, не имя возможности быстро узнать, с чем имеешь дело. "Начиная охотиться, - говорил тогда Джон, - я не знал всего этого, и то, что я жив и говорю с вами сейчас - это чудо господне. Сейчас, зная всё, что я знаю и перевидав всё, что я перевидал, я не стал бы соваться за порог, не вооружившись информацией так же надёжно, как святой водой и каменной солью". Дин слушал вполуха, а Сэм - очень внимательно. Он всегда был фанатиком в том, что касалось сбора информации, ему нравилось это делать. Сам процесс расследования занимал его куда больше, чем чистый адреналиновый кайф драки с нечистью, который Дин предпочитал всей предварительной возне. После того разговора Сэм стал ещё тщательней делать выписки и заметки, и подолгу просиживал над отцовским дневником. Правда, всё это было больше года назад, до того, как у Сэма начался этот его Подростковый Кризис, Мать Его Так, и он стал ещё более противной маленькой сучкой, чем раньше.
И сейчас Дин отдал бы всё, чтобы сгрести эту противную сучку в охапку и ощутить быстрое биение маленького упрямого сердца на своей груди.
- Возможно, у того, кто это сделал, мало времени, - проговорил Дин. - И он наверняка знает, что в твоём дневнике есть то, что ему нужно.
- Может быть. А может быть, дело в чём-то ещё. Сейчас мы вряд ли сможем в этом разобраться, Дин. Мы должны вернуть Сэма, и, в любом случае, мой дневник - это ничтожно малая цена.
Дин кивнул. По его мнению, любая цена в такой ситуации была бы ничтожно малой, но вслух он этого не сказал. Он сглотнул, потом снова, и снова, и каждый раз был тяжелее и болезненней предыдущего.
- Мы с ним поругались как раз перед тем, - сказал Дин, глядя в стену перед собой. - Из-за картошки. Я сказал, чтобы он взял мне печёную картошку, а он забыл. И я наорал на него. Я...
- Дин, - ладонь Джона была тёплой и тяжёлой на его плече; тёплой, как одеяло, и тяжёлой, как камень. - Давай вернёмся в ту закусочную и ещё раз всё там осмотрим. Может быть, ты что-то пропустил.
- Папа, - Дин поднял голову, пытаясь заставить себя смотреть своему отцу в глаза, но не мог, он просто не мог. - Папа, я...
- Потом, Дин, - сказал Джон, не убирая руки с его плеча. - Всё потом.

Повторный осмотр и опросы, вопреки надежде Дина, ничего не дали. Осматривал и расспрашивал на этот раз Джон, и Дин молча поражался тому, как спокойно, методично и собранно он это делал - как будто они расследовали очередное дело. Какой-то мальчик пропал в какой-то занюханном фабричном городке - мало ли мальчиков пропадает бесследно по всей Америке каждый день, и мало ли и них потом находят с перерезанным горлом в придорожной канаве. Дин не мог думать об этом - и не думать тоже не мог. Он мучился осознанием своей вины, своей беспечности, и чем сильнее мучился, тем труднее ему было мыслить ясно. Теперь он мучительно жалел, что струсил и не позвонил отцу сразу - может, тогда, по горячим следам, они бы сумели выйти на тех, кто забрал Сэма. Он знал, что должен был позвонить, он видел это в глазах своего отца, хотя тот ни единым словом не упрекнул Дина в произошедшем - и Дин понимал, это не от того, что Джон просил его и не считает ни в чём виноватым. Он уехал на опасное дело, охотиться на старого, опытного каннибала; и он оставил Дина с Сэмом от этой охоты в стороне, потому что у Сэма ещё не до конца зажила рана, которую он получил во время их последней охоты. Джон считал, что ему нужен отдых, и оставил Дина за ним присматривать, хотя уже пару лет как перестал это делать. Обычно они ездили на охоту вдвоём, Джон и Дин, а Сэм принимал участие большей частью в этапе расследования, лишь изредка берясь за заряженный солью обрез. Но в этом городке, в Мэрси, было, наверное, что-то, что насторожило Джона, что-то, показавшееся ему необъяснимо опасным, и он ушёл на каннибала один, оставив Дина охранять Сэма. Он не говорил об этом вслух, но это и так было очевидно для них всех. И Сэм злился, потому что уже давно считал себя взрослым в той же степени, в которой Джон считал его ребёнком, а Дин - Дин досадовал, что ему приходится торчать в этой дыре безо всякого дела. То, что у него было дело, всегда одно и то же дело - беречь Сэма, - просто не пришло ему в голову, потому что было таким очевидным. Таким очевидным...
Дин знал, что ему предстоит держать ответ перед своим отцом, когда всё окажется позади. Но пока что до "позади" было слишком далеко, "позади" терялось в неясной чёрной мгле, угрожающе клубившейся над будущим. Поиски ничего не дали, им не удалось выйти ни на каких подозрительных лиц, недавно приехавших в город - было пусто, стена, тупик. Обычно, если им попадалось подобное дело (редко, но это случалось), они просто разворачивались и ехали дальше, молчаливо признавая, что есть некоторые вещи, с которым они попросту не могу справиться, нечто выше человеческих возможностей. Дин отказывался думать, что к таким вещам относится похищение каким-то ублюдком его младшего брата, но пока что всё сводилось именно к этому.
В пять часов тридцать минут пополудни во вторник Дин стоял у синей телефонной будки на углу Мардженси и Третьей, и старался не думать обо всём этом, и о том, что будет, если запасной план отца не удастся. Он всё время думал про мобильник Сэма и машинально тянулся к заднему карману, где носил его вчера целый день, а потом вспоминал, что его там больше нет, и бессильно ронял руку. Автомат не звонил, и на полке для адресной книги не было больше никаких фотографий. Дин безрезультатно прождал двадцать минут, сам не зная чего, а потом, как велел ему Джон, положил на пустую полку отцовский дневник, обмотанный тремя слоями почтовой бумаги.
Потом постоял ещё немного, обводя сощуренными глазами пустырь, и, в конце концов сдавшись, медленно пошёл прочь, не озираясь.
От Мардженси и Третьей он пошёл прямо в мотель - на случай, если за ним была слежка. Это было мучительно, невыносимо - знать, что Джон там, на верхнем этаже одного из близлежащий зданий, с ружьём, заряженным солью, береттой, заряженной серебром, и глоком, заряженным самыми обычными свинцовыми пулями - на все случаи жизни... На все случаи, кроме этого, потому что спустя восемь часов, глубокой ночью, Джон позвонил ему и сказал растерянным, измученным голосом, чтобы Дин вернулся сюда, потому что за дневником никто не пришёл.
Дин натянул куртку, ступил за порог без единой мысли в голове - и его занесённая для шага нога застыла в воздухе, когда в мутном свете единственного побитого фонаря над крыльцом он увидел блеск чёрной пластиковой каймы вокруг снимка, валяющегося на подъездной дорожке.
На этот раз Сэм на фотографии был без кляпа, хотя и с по-прежнему заклеенными глазами. Рот у него был в крови. И ещё на нём не было рубашки.
"ЗАВТРА, В ТО ЖЕ ВРЕМЯ, ТАМ ЖЕ. И НА ЭТОТ РАЗ ТЫ БУДЕШЬ ОДИН, ИНАЧЕ ОН УМРЁТ".
Джон, увидев этот снимок, не сказал ничего. Только скривил рот в страшной, неестественной кривой гримасе, которой Дин на его лице никогда не видел. И во взгляде отца, когда он отвернулся от снимка, была та самая мучительная вина, которая уже двое суток не давала Дину сомкнуть глаза.
На следующий день он пошёл один. Джон не сидел в засаде, и Дин, как ему ни хотелось спрятаться в каком-нибудь переулке или прицепить к ближайшему карнизу свой мобильник с включённой камерой, не стал этого делать. В его голове назойливо крутился вопрос: и что же теперь? что будет, если они больше не объявятся? Но он не мог задать Джону этот вопрос, потому что видел, что тот задаёт его себе сам, и тоже не знает ответа.
- Мистер Винчестер? Это вы? Вам письмо, - сказала ему та самая хорошенькая горничная, которой он дал пять баксов в прошлый раз. Теперь она догнала его, пока он шёл по дорожке к их номеру, и протянула плоский белый конверт без обратного адреса, только с его именем, напечатанным на принтере. Дин застыл, потом вырвал письмо из её руки.
- Кто его оставил?
- Не знаю. Портье сказал, оно просто лежало на стойке в приёмной, и просил передать вам.
Она смотрела на него исподлобья, ожидая если не чаевых, то хотя бы улыбки, но Дин повернулся к ней спиной и резко надорвал конверт, задыхаясь от ужаса, потому что он не знал, он понятия не имел, что обнаружит внутри.
Он смотрел на фотографию несколько мгновений, превратившихся в часы. Потом оттолкнул горничную с пути и со всех ног кинулся к дому, дозываясь своего отца.

Это было кирпичное здание прямо напротив баскетбольной площадки, то самое, с верхнего этажа которого Джон пытался выследить того, кто придёт за пакетом. Вход в подвал преграждала железная решётка - Джон сказал, что проверял её в прошлый раз, и она была заперта, но теперь оказалась открыта. Подвал был заброшен и запылён, когда-то в нём, наверное, хранили пищевые продукты, потому что отсыревшие стены пропитались слабым, но неизводимым запахом гнили. В подвале было несколько секций, отделённых друг от друга деревянными дверьми. За самой дальней из этих дверей они нашли Сэма.
Он сидел на полу в самом углу, неловко подтянув колени к груди. Руки у него были заведены вверх и пристёгнуты наручниками к трубе - другой, не той, что была на снимках: та была покрыта облупившейся краской, а эта совсем проржавела. Сэм встрепенулся, услышав шаги, вскинул голову и приглушённо застонал, когда отец бросился к нему и упал на колени, торопливо отделяя липкую ленту от его глаз и губ.
- Папа, - прохрипел Сэм и задохнулся, когда Джон обхватил его затылок и вжал лицом в свою грудь, ткнувшись в его взлохмаченные грязные волосы.
- Всё хорошо, Сэмми, я здесь. Мы здесь, - пробормотал Джон, судорожно шаря ладонью у Сэма по спине. - Ты не ранен?
- Нет, - сипло ответил Сэм. - Только руки затекли.
И неловко, измученно улыбнулся окровавленным ртом, а потом бросил взгляд отцу через плечо - и увидел Дина.
Дин стоял на пороге. Он шагнул внутрь, как только открылась дверь, да так и остался, глядя, как его отец обнимает его брата, брата, за которым он не уследил. Дину тоже хотелось подбежать к нему, схватить в охапку, взъерошить ему волосы и сказать что-нибудь вроде: "Никогда не смей больше пропадать!" Но он не мог сдвинуться с места, он вообще не мог шевельнуться, и только стоял там и смотрел на них, пока Джон не сказал ему отрывистым нетерпеливым тоном, чтобы дал поскорей отмычку - нужно было взломать замок на наручниках.
Когда Сэм оказался свободен и на ногах, Джон стащил с себя куртку и накинул её Сэму на обнажённые подрагивающие плечи. Когда они поравнялись с Дином, Сэм снова бросил на брата взгляд, быстрый, испуганный, умоляющий, как будто просящий прощения. Это не тебе просить прощения, Сэм, и не у меня, подумал Дин, но лишь молча переступил порог и стал подниматься по лестнице из подвала вслед за своим отцом и братом. И они вышли, все трое, под пыльно-серое небо, затянутое разноцветным химическим дымом, отравляющим воздух и разум всех, кто попадал в это место.

Полчаса спустя Сэм, сидя в кресле с подтянутыми ногами, пил горячий кофе из огромной кружки, зябко грея пальцы о её керамические стенки. Джон сидел на кровати напротив него, а Дин стоял у двери, и все трое молчали.
- Так ты не видел, кто это был? - спросил наконец Джон, как будто бы для того, чтобы хоть что-то сказать, и Сэм помотал головой.
- Нет. Я не видел, как он меня схватил, я сразу отрубился. А потом был всё время с заклеенными глазами. - Он отвёл взгляд, сглотнув так, словно что-то в горле мешало ему это сделать. На прокушенной губе запеклась ранка, и Сэм машинально проводил по ней языком время от времени, морщась от боли. - Извини.
- Ничего. Ты не виноват. Но ты уверен, что он был один?
- Я видел... то есть слышал одного. Он со мной почти не разговаривал. Говорил, чтобы... чтобы я вёл себя хорошо, и всё тогда будет в порядке.
- Про дневник он ничего не упоминал?
- Нет, - сказал Сэм - и вскинул на отца настороженные глаза. - А что... ему был нужен твой дневник?
Джон кивнул, устало потерев переносицу пальцами.
- Я не знаю пока, кому и зачем он мог понадобиться. Но, думаю, теперь у нас будет время это выяснить. Главное, что ты дома и цел.
- Папа, прости меня, - выдохнул Сэм, опуская руки с зажатой в них кружкой. Одеяло, накинутое ему на плечи, соскользнуло ниже по креслу. - Я же знаю, твой дневник очень важен для охоты, а теперь из-за меня...
Джон потянулся и мягко похлопал его по колену.
- Сэм. Как бы ни было важно для охоты что бы то ни было, твоя безопасность всегда будет важнее. К тому же, - добавил он, устало улыбнувшись, - ничего непоправимого не случилось. Я всегда делаю копии самых важных и редких данных. Менее редкие записи, правда, я не копировал, но их можно будет восстановить за две-три недели, если как следует постараться. Так что в ближайшее время, мальчики, нам придётся здорово попотеть над бумажками.
Он смотрел на Дина, говоря это, а Дин смотрел на него. Он молчал, он ни слова не сказал с тех пор, как они нашли Сэма. Джон смотрел ему в глаза несколько мгновений, потом поднялся, тяжело опираясь ладонью на дрогнувшее колено Сэма.
- Дин, - сказал он ровным и спокойным голосом, - мне кажется, в Импале барахлит карбюратор. Надо разобраться с этим, пока мы не уехали. Пойдём, поможешь мне.
- Сейчас, папа. Пять минут, ладно? - сказал Дин, и Джон, пристально посмотрев на него, кивнул, а потом вышел из номера.
И оба они, Дин и Сэм, сидели в полном молчании, слушая его враз отяжелевшие шаги, пока они не затихли вдалеке.
Только тогда Дин отстранился от стены и сказал:
- Сэм, зачем ты это сделал?
Сэм вздрогнул всем телом, так сильно, что едва удержал чашку, кофе в которой опасно плеснулся почти до самых краёв. Он вскинул на Дина глаза, огромные, посветлевшие от страха. Если бы он разыграл удивление, стал хлопать глазами, переспросил: "Сделал? Что? О чём ты говоришь?" - Дин бы подошёл к нему и молча врезал, изо всех сил, так, что вышиб бы пару-тройку зубов. Но Сэм просто смотрел на него снизу вверх, просто смотрел и молчал, и Дину казалось, он слышит, как сильно колотится его сердце.
И глядя на него, взъерошенного, помятого, испуганного, такого маленького в этом здоровенном кресле под ворохом одеял, Дин почувствовал, как его чудовищно напряжённые плечи обмякают и опадают. Он не сомневался больше, но всё равно спросил ещё раз, тихо и еле слышно:
- Зачем, Сэм?
- Как ты узнал? - прошептал тот.
Дин снова опёрся плечом о стену. В мотельной комнате не было обоев, стена была оштукатурена, и казалась ему сейчас очень холодной.
- Я не знаю. Что-то заподозрил, увидев самое первое фото... у тебя там поза была такая странная. Руки недостаточно сильно отведены назад, и плечи не так напряжены, как бывает, когда на самом деле связан. Но я про это сразу забыл, я же и подумать не мог... А потом... не знаю, разные мелочи. Снимки были сделаны грошовым полароидом, а ты недели две назад читал журнал про любительскую фотосъёмку, я вроде не замечал за тобой раньше интереса к фотографии... И не было звонков с угрозами - они бы подействовали лучше, чем фото, это же классика жанра, но звонков не было, только снимки. То фото, где ты без рубашки и окровавленный... это была краска? - резко спросил Дин, и Сэм прошептал:
- Нет. Я... я порезал себе палец и... - он умолк и зажмурился, с такой силой, что его бледное, осунувшееся лицо сморщилось. Дину казалось, Сэм изо всех сил старается не разрыдаться. Но он не мог остановиться теперь, не мог замолчать, не мог пожалеть его, так, как должен был жалеть.
- А потом тот последний снимок. Где был адрес места, в котором тебя... держали. И решётка была отперта. Папа не верил сперва, что ты там, он думал, это ловушка. Потому что похитители не делают так, они не бывают настолько... любезны, они не помогают отыскать их жертвы, даже когда всё кончено... если только не похищают сами себя.
Это уже звучало как обвинение. Это и было обвинением. Сэм теперь дрожал, сгорбившись и обхватив колени руками, а Дин смотрел на него. Дин просто смотрел на него, вспоминая, как накричал на него за то, что он не принёс ему печёной картошки.
- Но я не верил, - тихо сказал он. - Я до самого конца всё равно не верил, что ты... что ты способен сделать такое с нами. Со мной и папой. Я не верил, пока он не сказал, что данные из дневника можно восстановить за пару недель. Твоё счастье, Сэм, что он в тот момент не смотрел на твоё лицо, потому что тогда бы он тоже всё понял.
Сэм всхлипнул. Дин понял, что он плачет, и плачет давно. На миг он заколебался - Сэм плакал редко, он не был слюнтяем, и каждый раз, когда глаза у него оказывались на мокром месте, на то была причина. Дин всегда находил слова, чтобы утешить его.
Но сейчас он не хотел его утешить. Он не мог.
- Зачем, Сэм? Скажи мне... ради Бога, только это скажи: почему?
- Потому что! - вскинув мокрое лицо, внезапно прошипел Сэм. Его покрасневшие глаза горели - от злости, от стыда, от обиды. - Потому что я думал, что это удержит тебя и его на месте, хоть ненадолго! Он же сказал, что не рискнул бы соваться в большое дело без дневника - вот я и подумал... я подумал, что, может, без этого дурацкого дневника мы хоть немножко сможем пожить на одном месте! Хотя бы пару месяцев не мотаться, не переезжать из мотеля в мотель, просто пожить... пожить как нормальные люди, ну, немножко, совсем чуть-чуть! Я думал...
Он замолчал, потому что слёзы прорвались и текли вовсю, он захлебывался ими так, что не мог говорить. Дин видел, как он измучен, и, кажется, теперь представлял себе тот страх и панику, которую Сэм испытал, когда понял, во что на самом деле ввязался. Он три дня прятался по подвалам, как крыса, пробирался канализацией так, чтобы не попасться на глаза случайным прохожим, он следил за Дином, следил за отцом, он знал, что они станут его искать и попытаются выследить несуществующих похитителей. И он боялся. Он боялся так, как не боялся бы, даже если бы его похитили на самом деле, потому что тогда бы он знал, что отец и брат его спасут, и ему нужно просто верить в них. Просто верить.
- Что ты думал, Сэм? - спросил Дин, когда молчание стало слишком тяжёлым и громким, и Сэм ответил:
- Я думал, может быть, если мы какое-то время так поживём, вам с папой это понравится. Вы же не знаете, не знаете, как можно жить по-другому. Мы с тобой не знаем, а он... он не помнит. Я думал, может, он вспомнит, и я... я хотел, чтобы нам всем стало лучше, - прошептал он, вскидывая на Дина умоляющий, мутный от отчаяния взгляд. Он слегка подался в кресле вперёд, жадно ловя любое движение Дина ему навстречу, будь то хоть нерешительно раскрытое объятие, хоть летящий ему в лицо кулак. Но Дин не шевельнулся. Он не сделал никакого движения. Он опять подумал про то, что Сэм не умеет выбирать картошку, и про его девчачий мобильник, лежавший сейчас в кармане рубашки Джона, напротив сердца.
- Ты маленькая бессердечная дрянь, - сказал Дин.
И повернулся к двери, уходя.
Сэм вскочил с кресла. Чашка из-под кофе с гулким стуком упала на пол.
- Дин! - крикнул Сэм ему вслед. - Дин, подожди!
- Ты маленькая бессердечная дрянь, - повторил Дин, не оборачиваясь, и шагнул за порог. Закрывая дверь, он слышал, как Сэм говорит ему что-то, быстро и почти неразборчиво, и, кажется, во всём этом захлёбывающемся потоке было что-то вроде "прости". Но Дин не вслушивался.
Ему ещё предстоял разговор с отцом, и Дину хотелось начать и закончить его как можно скорее.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.