1.

В конце концов всё закончилось хорошо.
Всё хорошо, и они едут на Импале на юго-запад. За рулём Сэм, потому что Дин чертовски устал после ритуала и просто обязан хоть немного покемарить, и уже много-много дней он не спал так сладко. Они не разговаривают и не обсуждают произошедшее. Дин знает, что Сэм зол на него. Очень зол, но в последнее время Сэмми вообще часто злится, так что Дин привык - ну, подуется немного и отойдёт, не в первый же раз. А уж потом Дин готов будет выслушать от него любые упрёки. Он выслушает их, усмехаясь и беспомощно разводя руками: ну, мол, что сделано, то сделано, ничего теперь не попишешь, а главное - ты же именно этого так настойчиво добивался последние полгода, Сэмми? Ты хотел меня спасти? Ну, мы меня спасли, и я не отправлюсь в ад - теперь уже точно нет. И кто-то - напомни-ка, кто? - болтал, что не постоит ни за какой ценой.
Но это всё Дин ему скажет потом, а пока что он спит, скрестив руки на груди и умостив затылок между подголовником пассажирского сидения и боковым стеклом. Он просыпается от того, что машина остановилась, поднимает голову, сонно моргая. Ещё темно, впереди мутно мигает неоновая вывеска мотеля. Сэм выключает зажигание и выходит из машины. Дин, зевая и потягиваясь, следует за ним.
Мотель, как обычно, дрянной, хотя Дин надеется, что многое переменится теперь - не сразу, так чуть позже. Сэм подходит к регистрационной стойке, и лысый портье с рожей прожённого коммивояжёра, окинув его цепким взглядом, заявляет:
- У нас только один свободный номер. С двуспальной кроватью.
Дин хмыкает, но Сэм лишь молча бросает на стойку смятую купюру.
В номере он снимает куртку и кидает её на кресло. Дин тем временем обходит тесную комнатушку, заглядывая за не слишком чистые занавески и привычно втягивая носом воздух. Серой вроде не пахнет, эктоплазмой тоже. Проводка ведёт себя пристойно. Можно делать привал.
В холодильнике оказывается пиво, не очень холодное, потому что морозит холодильник кое-как. Дин тянется к бутылке, потом, опомнившись, отходит в сторону и садится на край кровати. Упорное молчание Сэма начинает его напрягать.
Сэм вынимает из холодильника четыре бутылки пива скопом и с тяжёлым, многообещающим стуком ставит их на столик у изголовья кровати.
Похоже, Сэм намерен надраться.
- Эй, чувак, - говорит Дин нарочито весёлым тоном, - вот только не говори утром, что я был рядом и должен был тебя остановить.
Сэм отбивает крышку об край стола. Присасывается к пиву с таким свирепым видом, будто он - вампир, а в руке у него - глотка его злейшего врага. Он пьёт, и пиво течёт по его подбородку, капает на грудь, оставляя на белой рубашке неаккуратные жёлтые разводы.
- Эй, - неуверенно говорит Дин, - чувак...
Сэм роняет голову на руки и плачет.
- Дин, - всхлипывает он, и это первое, что Дин слышит от него с тех пор, как дело было сделано. - Дин, чёрт тебя... будь ты...
Он не договаривает, не может договорить такое. Нет, Сэмми, чёрт меня не заберёт, и я больше не проклят. Ты же этого хотел... И, чего уж там, я тоже. Так ведь всё хорошо, старик, всё тип-топ, всё получилось, чего же ты ревёшь?
Но он не говорит этого вслух. Он сидит на краю кровати и смотрит, как Сэм пьёт пиво и плачет. И никто из них больше не произносит ни слова в эту ночь.

2.

- Значит, Калифорния, - говорит Дин. - Круто! Дай, угадаю - Стэнфорд? Юридический?
Это как в реальности джинна, только по-настоящему. На этот раз всё на самом деле. И от этой мысли Дин улыбается до ушей, с трудом удерживаясь от того, чтобы дружески вмазать мелкому кулаком в плечо. Но Сэм вряд ли сейчас оценит такой жест дружелюбия - он всё ещё мрачен и они всё ещё едва разговаривают друг с другом. Но Дин знает, что это временно.
Они едут в Калифорнию и поселяются в придорожном мотеле. Интересно, почему всё же Калифорния, а не Канзас, думает Дин, но вслух этого, опять же, не говорит, да ему на самом-то деле всё равно - ведь так или иначе они всё ещё вместе, и не важно, где. Главное - больше никакой охоты. Это было условие, которое Дин поставил Сэму: если всё получится, больше никакой охоты для Сэма, никогда. И Сэм пообещал. Когда надо, Дин умеет быть убедительным.
Первую неделю Сэм разгребает кой-какие делишки, оставшиеся от прежней жизни, а потом подаёт заявку на восстановление в Стэнфорде. Он не говорит Дину, что не верит в успех затеи, но Дин-то в неё верит на все сто. Нет, на все двести! И оказывается прав.
- Ну, открывай, открывай, открывай, - тараторит он, заглядывая мелкому за плечо, когда тот стоит на пороге номера и нерешительно смотрит на конверт с печатью Стэнфордского университета, который ему только что вручил курьер.
- Давай-давай-дававй, Сэмми! - поторапливает его Дин, и Сэм наконец, прерывисто вздохнув, разрывает конверт.
- Й-йаху-у-у! - вопит Дин и хлопает его по плечу. Сэм вздрагивает, круто разворачивается, роняя конверт, и смотрит на Дина. А Дин смотрит на него, улыбаясь до ушей.
- Я же говорил, Сэмми, ты сможешь.
Сэм смотрит ему в лицо ещё какое-то время. Потом медленно наклоняется и подбирает письмо, сообщающее о том, что он восстановлен в числе студентов университета и с понедельника обязан явиться в кампус.
- Кампус, - говорит Дин, плотоядно облизываясь. - Братство Альфы и Омеги, пивные вечеринки, студентки старших курсов и двадцатипятилетние профессорши права. Думаю, Сэмми, нам здесь понравится.

3.

Первое время Сэм дичится. И этим очень напоминает Дину того малыша Сэмми, который всякий раз подолгу присматривался к новой школе и новым людям вокруг, а пока суть да дело, зарабатывал оценки и репутацию зубрилы. Сэм не умеет иначе, и Дин отчаялся его перевоспитать - да он и не уверен, что это необходимо. Потому что проходит совсем немного времени, и Сэм уже смотрит не только в тетрадь и на лектора, но и на хорошеньких девушек, сидящих тремя рядами ниже. Он всегда садится так, чтобы между ним и другими студентами было не меньше трёх рядов. Со временем это число уменьшается до двух, потом до одного. А потом он сталкивается в лифте с одной из тех самых хорошеньких девушек, что сидят перед ним на лекциях профессора Каузмана, и она роняет карандаши - вероятно, не так чтоб совсем уж случайно.
Позже Дин узнаёт её имя - Джосалин, и её специализацию - французская средневековая литература, и её главный недостаток - она сова и привыкла спать до полудня, а Сэм обычно просыпается в восемь. И это всё, что способно породить между ними сколько-нибудь серьёзные разногласия, потому что во всём остальном Джосалин - сущее совершенство. И у неё длинные светлые вьющиеся волосы и очаровательные ямочки на щеках. Как у Джессики, думает Дин, но не говорит этого вслух. И ещё он думает: эх, чувак, жаль, что я не увидел эту куколку первой! - но этого вслух тоже не говорит.
Помимо Джосалин, есть ещё Мэтт. Мэтт - долговязый очкарик из студенческого братства "Зета и Лямбда", и он рассказывает Сэму о чудовищных испытаниях, которым подвергают новичков, дерзнувших возжелать присоединения к священному мужском сообществу Стэнфорда. Например, надо целую ночь простоять под окнами штаба. Босиком! В одних носках! И это при температуре плюс десять, самое большее!
- Страсти какие, - подозрительно говорит Дин. - Сэмми, ты уверен, что оно тебе точно надо? Ты точно справишься? Сам понимаешь, это тебе не на адских тварей охотиться, тут всё по-взрослому.
Но Сэм считает, что оно ему точно надо, и Дин этому отчасти даже рад, а ещё ему нравится Мэтт. Это нормальный бестолковый рохля, и он совершенно точно безопасен.
То ли дело Питер. Питер - глава студенческого братства "Зета и Лямбда", и сперва он обращается с Сэмом презрительно и свысока, но потом, после пары-тройки разговоров по душам, меняет мнение о нём в лучшую сторону. Сэм этим явно доволен. Дин - нет, потому что у Питера дома в тайнике -  обрез, а в холодильнике - запас крэка, и это делает Питера менее безобидным, чем Мэтт. Но Дин ничего не говорит Сэму, потому что он знает, как Сэму трудно. Он знает, чего Сэму стоит эта нормальная жизнь - попытка снова захотеть жить ею. И даже если она не во всём протекает так, как нравится Дину, то ведь это не динова жизнь, не так ли?
Впрочем, иногда он сомневается в этом. Иногда Сэм заходит в ванную, оставляя дверь открытой, включает холодную воду на полный напор, трёт лицо и взъерошивает волосы, поднимает голову и говорит, глядя не на Дина, а в зеркало:
- Дин, ты точно уверен, что охота не была бы...
- ...лучше? - договаривает за него Дин. - Возможно. Безопаснее? Точно нет, Сэмми. Эй, ты же помнишь, что мне обещал?
- Да, - медленно говорит Сэм после долгой, колючей тишины. - Я помню, что тебе обещал.
Свой курсовой проект за первое полугодие он - по настоянию Джосалин - отправляет на общенациональный конкурс студенческих работ. А потом долго теребит в руках конверт с печатью конкурсного комитета.
- Ну же, открывай, - торопит его Джосалин.
- Слушай девочку, она дело говорит, - поддакивает Дин из-за другого его плеча, и Сэм, прерывисто вздохнув, вскрывает конверт.
Теперь у него есть национальная стипендия. И её достаточно, чтобы откупиться взяткой от шерифа, который является арестовать Сэма Винчестера через две недели - оказывается, новую звёздочку Стэнфорда разыскивают в пяти штатах. Но Калифорния больше не входит в их число. Правда, того, что остаётся от стипендии после душевной беседы с шерифом, хватит разве что на сабантуй в студенческом братстве. Его-то Сэм и закатывает, ко всеобщему удовольствию. Дин празднует братов успех по-своему: едет в бар, надирается там до зелёных чертей и показывает стриптиз на барной стойке. Теперь он может себе это позволить.
Это не совсем та жизнь, о которой он мечтал, но она близка к тому, о чём мечтал Сэм. А значит, и Дину в этой реальности тоже должно быть хорошо. И ему хорошо.

4.

В августе Сэм съезжается с Джосалин. И покупает машину в кредит - в самом деле, не всю ведь жизнь ему ездить на братовой тачке. Дин теперь видит его реже, чем раньше, но частенько присутствует на семейных обедах. Это именно семейные обеды, а не романтические вечера влюблённой парочки - странным образом Дин чувствует себя при Джосалин так, будто она была с ними всю жизнь, будто они росли вместе с ней, охотились вместе с ней и она знает о них всё. Но это не так: Сэм почти ничего не рассказывал ей о прошлом. Она спросила только один раз, и с тех пор больше не спрашивала. Она хорошая девочка, на самом-то деле. Дин немного ревнует Сэма к ней, конечно, но не может отрицать, что в общем и целом она ему нравится. Да и Импала теперь - целиком динова, и никакой охоты, мир да благодать - что ещё надо Дину Винчестеру для полного счастья?
Ну... разве что - чтобы у них с Сэмми почаще получалось разговорить друг с другом. Дин никогда не любил развозить сопли, но теперь, как ни странно, ему этого слегка не хватает. А ещё он не отказался бы съездить с Сэмом на рыбалку, или в Большой Каньон, или в Юту - покататься на лыжах и затолкать мелкому за шиворот снега. Но, наверное, они и так слишком много разъезжали в своё время. Пришла пора осесть. Дин же сам просил Сэма об этом, и Сэм сделал, как он просил - для брата, наверное, больше, чем для себя. По крайней мере так было на первых порах.
На свадьбе Сэма и Джосалин немного народу - Сэм не любит шумные вечеринки и пригласил только самых близких: Мэтта, Питера, ещё пару ребят из братства. Присутствуют также подруги Джосалин и, конечно же, Дин - куда без него. Сэмми чертовски нелепо выглядит в костюме с бабочкой: его заказывали в спешке и плохо подогнали, пиджак топорщится на лопатках, когда Сэм откидывает вуаль с лица своей невесты и целует её под аплодисменты умилённых гостей. Дин хлопает громче всех, улюлюкает, свистит и вообще дурачится, чтоб только, мать его так, не пустить слезу, потому что это будет ужасно глупо, а ему и так немного не по себе. Он всё ещё не верит, что всё это правда происходит с ним. С Сэмом. С ними. И не может понять, почему ему так тяжело, хотя Сэмми очевидно влюблён и счастлив. И Дин так сильно этого хотел.
- Рад за тебя, братишка, - шепчет он, хлопая Сэма по спине, и Сэм вздрагивает и вскидывает голову... он всегда вздрагивает и вскидывается, когда Дин прикасается к нему. Это больно. Но Дин знал, что так будет, и он рад, что вообще может прикасаться к Сэму... хоть так, хоть изредка, чтобы не слишком его тревожить, чтоб он не думал о том, о чём думать вовсе не надо.
После свадьбы мистер и миссис Винчестер переезжают из кампуса - Сэм теперь получает ещё и стэнфордскую стипендию в добавок к национальной, кроме того, он стажируется в довольно солидной фирме и даже получает за это хоть и небольшие, но деньги, и они могут позволить себе съёмную квартиру в Мелроуз Плейс. Она тесная, но там есть место для двоих, а Дин редко остаётся у них ночевать - он чувствует себя неловко, находясь там, где, он знает, Сэм должен быть вдвоём со своей юной женой. И с ней он в безопасности. Это Дин знает тоже, и это самое главное. Когда Сэм с ней, Дин может ненадолго перестать присматривать за ним.
Впрочем, это означает, что и за Джосалин тоже надо присматривать. Она довольно-таки бедовая девчонка - прыгала с парашютом, работала государственным защитником в следственном изоляторе, разок раскрутила Сэмми на групповой секс. Ему с ней весело и в то же время тепло - это здорово, это именно то, что надо Сэму, и если он потеряет Джосалин, как терял в своей жизни слишком многих, Дин даже представить боится, как он это переживёт. Поэтому и за Джосалин нужен глаз да глаз - она чересчур независима и запрещает Сэму заезжать за ней после работы, а возвращается она временами поздно, по району, который никак нельзя назвать спокойным. Дину совсем не трудно приглядывать за ней по дороге - всё равно ему больше нечем заняться. Работа?.. У него есть работа: приглядывать за Сэмми. Никогда у него не было другой работы и не будет - порой Дину кажется, это вообще единственное, что он толком умеет делать.
Конечно, ни Сэм, ни Джосалин ни о чём не подозревают - страшно подумать, какой скандал они бы ему закатили. Но Джози - умная девочка. Как-то раз, выйдя из машины, она замирает,  прислушиваясь, и напряжённо вглядывается в темноту - прямо туда, где в тени между мусорными баками стоит брат её мужа. Её рука медленно ползёт в карман пальто, где, Дин знает, она всегда носит газовый баллончик. Не то чтобы он ей особенно помог в данном случае, но Дин способен оценить её решительность и боевой настрой. Которого хватает, впрочем, лишь до тех пор, пока она не подходит медленным шагом к порогу своего дома, не поднимается по лестнице и не оказывается в квартире. Там она кидается к Сэму, который видит её лицо и вскакивает, бросаясь ей навстречу, и уже через секунду её колотит дрожью, пока он судорожно прижимает её к груди и гладит её длинные светлые вьющиеся волосы.
- Кто-то шёл за мной, кто-то следил за мной, - твердит она, и Сэм говорит, что ей показалось, а потом - что он всё разузнает, что он никому не даст её в обиду, что он присмотрит за ней.
И Дину неловко, до ужаса неловко, но он не знает, как об этом сказать и надо ли что-нибудь говорить.
Спустя неделю Джосалин говорит Сэму, что у них будет ребёнок

5.

В первый раз это случается осенью. Джосалин на шестом месяце, и Сэм устраивается на вторую работу, чтобы оплачивать ей хорошего врача и, в перспективе, нормальные роды. У Сэма нет страховки, и Джосалин не спрашивает, почему - она принимает как данность всё, что он может или не может ей рассказать о себе, отчасти потому, что она видит, как он старается и как ему тяжело. Когда он приходит с работы, она кладёт его голову к себе на колени, перед округлившимся животом, и долго перебирает его волосы, ни слова не говоря, а Сэм так устаёт, что иногда прямо так и засыпает, уткнувшись носом ей в коленки. Джози - умная, славная, понимающая девочка. Дин не мог бы желать для Сэма лучшей.
Но потом наступает осень. У них туговато с деньгами, и Сэм продаёт машину, хотя только-только закончил выплачивать по ней кредит - но все они, все трое, знают, что это всего лишь временная мера, и скоро дела у них пойдут на лад. С работы теперь Сэм возвращается на метро, а оттуда - пешком через восемь кварталов. Сэм не из тех, кому стоит бояться обычных уличных воришек, но Дин всё равно провожает его, на всякий случай - прикрытая спина никогда не бывает лишней. Так учил их отец, и он был чертовски прав, потому что в один из таких вечеров у Сэма вдруг развязывает шнурок на ботинке (ты как маленький, Сэмми, ей-богу, думает Дин с ухмылкой, выглядывая из-за телефонной будки), и он останавливается и приседает, чтобы поправить его... и в это самое время попадает в поле зрения какого-то пьянчужки, которому позарез нужна выпивка.
Рефлексы Сэма срабатывают быстро, но рефлексы Дина срабатывают мгновенно. Грязная рука бомжа, сжимающая пустую бутылку, ещё только поднимается над затылком Сэма - а Дин уже рядом, уже бьёт наотмашь ребром ладони по горлу, перешибая бомжу трахею - и смотрит, как тот с сипением обмякает и валится, будто его тело разом лишилось всех костей. Это не нечисть, это просто старый пьяница, которому хотелось выпить. Он умирает ещё прежде, чем Сэм успевает вскочить и обернуться.
Его глаза широко распахнуты, и он смотрит прямо на Дина. Потом на бомжа, потом по  сторонам, оборачиваясь так резко, что волосы падают ему на глаза, и - снова на Дина, и глаза его расширяются ещё больше... и он как будто выглядит младше от этого.
- О... Господи, - тихо говорит Сэм. - Дин... Дин?!
И Дин в замешательстве отводит взгляд, отступает на шаг. А Сэм шагает к нему, прямо к нему, вытягивая перед собой руку, словно слепой.
- Дин... Господи, Дин, как ты... зачем?!
Дин молчит. Именно сейчас он должен говорить и именно теперь не может найти ни одного слова. Ни одной долбанной глупой шутки, которой можно закрыться от Сэма и его мучительно распахнутых глаз.
- Дин!
Дин разворачивается и уходит во тьму. Сперва быстрым шагом. Потом - бегом. Крышки от старых консервных банок и прочая мусорная дребедень шуршит под его ногами.

6.

После Рождества Джосалин рожает девочку. Сэм спрашивает, как они её назовут, и Джосалин, мило смущаясь, робко предлагает: "Мэри?" Сэм обнимает её, запуская пыльцы ей в волосы, всё такие же длинные, хотя уже скорее русые, чем белокурые (во время беременности она перестала их красить), и стискивает их с такой силой, что Джосалин слегка морщится, но не пытается отстраниться.
Малышка у них просто чудная. Дину она, правда, напоминает маленькую самочку павиана, но это самая прелестная самочка павиана на всём белом свете, и она как две капли воды похожа на Сэма.
- Да? Сэмми, в её годы ты был вылитой самкой павиана, - ухмыляется Дин, но Сэм, конечно, не слышит - Сэм сейчас одуревший от счастья молодой папаня, и он не слышит ничего, кроме поздравлений друзей и надрывного воя крошки Мэри. Глядя на него, Дин понимает, что вот теперь он по-настоящему счастлив - впервые с того дня, как... в общем, впервые с того самого дня.
И как это ни странно, как ни удивительно, Дин счастлив тоже. Нет, чёрт возьми, это и вправду круто, он даже подумать не мог, что на самом деле сможет быть абсолютно счастливым лишь потому, что Сэму наконец-то стало хорошо. Говоря по правде, Дин побаивался, что, когда они отдалятся - он знал, конечно, что это неизбежно, - так вот, он боялся, что это отравит ему всю радость. Но нет, ничто не могло отравить для Дина радость видеть, что его брат наконец-то счастлив. Пусть на минуту. Пусть через час на его лоб снова набежит облачко, он вздрогнет и обернётся, когда ему почудится - на сей раз только почудится - прикосновение диновой ладони к его плечу. Но он не думал об этом целую минуту, и оно стоило того, правда же? Точно стоило.
Ну а кроме всего прочего, у Дина теперь прибавилось работы, а новой работёнке Дин Винчестер всегда рад. Теперь он присматривает ещё и за Мэри Винчестер... и это так здорово, это как будто возвращать долги и в то же время делать именно то, о чём мечтал больше всего на свете. Охранять Мэри Винчестер. Беречь Мэри Винчестер. Видеть Мэри Винчестер счастливой. Когда малышка чуть подрастает, становится видно, что она удалась блондинкой. Жалко, думает Дин, что ты её не видишь, мам. Но ты тоже была бы счастлива здесь, как и все мы.
В то же время Дин как никто знает, насколько хрупкая вещь - это простое счастье. А хрупкие вещи кто-то должен беречь.
- Ангел-хранитель присматривает за тобой, детка, - говорит Джосалин своей маленькой дочке, целуя её на ночь, и Дин думает: да, в точку, Джози, так и есть. А то, как хмурится Сэм, слыша эти слова - что ж, мелкому вечно только дай повод, чтоб поворчать... Дин - ангел-хранитель семьи Винчестеров, и он несёт свой дозор не зря. В мае на ступеньках сэмова дома находят мужчину в чёрной маске-чулке. В карманах у мужчины - набор отмычек, пушка и нож, шея мужчины сломана, и ещё у него разорвано горло - похоже, как будто собачьими зубами, но патологоанатом позже сделает заключение, что тут поработал человек. И этот человек был, судя по всему, очень сердит.
- Запри двери. И окна, - говорит Сэм, вставляя в пистолет магазин и протягивая оружие Джосалин, глядящей на него в недоумении и страхе. - Никому не открывай. Даже мне, если только я не скажу кодовую фразу. Помнишь, какую?
- Сэм, что...
- Не надо, Джози, - говорит Сэм и идёт к двери, оставив ключи на столе. Дин следит за ними через окно со двора, читая их разговор по губам. Он видит, как Джосалин сглатывает, нервно облизывая губы, быстро подступает к Сэму и целует его, яростно и беспомощно, как будто одновременно хочет удержать его и защитить. Дину знакомо, очень знакомо это чувство... он понимает Джосалин.
- Ты когда-нибудь мне расскажешь? - шепчет она, и Сэм молча высвобождается из её объятий, мягко, но настойчиво. И в эту самую минуту из детской доносится плач проснувшейся Мэри.
- Я постараюсь поскорее. Никому не открывай, запомнила? Никому.
Он выходит из дома, оправляя куртку на ходу и озираясь - напряжённо-затравленным взглядом человека, не знающим, то ли он охотник, то ли добыча. Для Дина этот взгляд - будто нож, повёрнутый в ране. Но он не может ничего сделать, лишь проследить за Сэмом и убедиться, что тот не натворит никаких глупостей.
Сэм садится в машину - старенький подержанный "седан", который он только что купил, - и едет на кладбище Пойнт-Рикоззо.
Дин боится, что знает, зачем.
Это кладбище маленькое, заброшенное, там мало ухоженных могил и растут вязы, засыпающие надгробные плиты палой листвой. Смотритель кладбища вечно пьян и не удосуживается их счищать, но Сэму не нужно читать надписи, чтобы найти то, что он ищет. Дин смотрит издали, как его брат бредёт между надгробий, меся ногами прошлогоднюю прелую листву, сунув руки в карманы, сгорбив плечи. Когда он останавливается и долго стоит, опустив голову, Дин наконец решается подойти ближе.
И чем ближе он подходит, тем холоднее ему становится.
- Я не знаю, как тебе это сказать, - говорит Сэм, когда Дин оказывается прямо за его спиной. -  Я сперва думал, это просто... не знаю... паранойя. Мы слишком долго охотились вместе. Это была такая большая часть нашей жизни, такая... чёрт... да это же была вся наша жизнь, Дин, понимаешь? Вся.
- Понимаю, - тихо отвечает тот, но Сэм не слышит его.
- Это... трудно, - медленно продолжает он, всё так же стоя к Дину спиной. - Я знал, что так будет, но надеялся... думал... что легче будет хотя бы тебе. И, думаю, ты рассуждал точно так же. Но, Дин... это... неправильно. То, что ты делаешь -  это неправильно, и ты сам это знаешь. Ты до смерти пугаешь Джосалин. Ты убил того парня прошлой осенью... А то, что ты сделал с грабителем, это... это... - он умолкает, задохнувшись, и Дин понимает, что Сэм снова плачет. Он плачет от злости, от горя, от отчаяния, от того, что ничего не может сделать, хотя вроде бы и знает, что сделать должен. По-прежнему не оборачиваясь, он поднимает руку и неловко утирает слёзы рукавом куртки. И Дину не надо глядеть ему в лицо, чтобы знать, что он их не вытер, а просто размазал.
- Дин, это безумие. Ты сходишь с ума, как...
- Как все они? - зло спрашивает Дин. - Ну, говори уж, что ж не договариваешь? Хочешь сказать, я тоже теперь стал психом? Я, между прочим, спас твою семью от ограбления и чёрт знает чего ещё! А ты, мать твою, хоть бы спасибо сказал! Ты...
Он обрывает сам себя на полуслове, обнаруживая, что стискивает кулаки. И ещё обнаруживает, что хочет ударить Сэма. Ему часто хотелось ударить Сэма, и он иногда это даже делал, но штука в том, что Дин знает: если ударить Сэма сейчас, возможно, он не сможет ограничиться всего лишь ударом... не сумеет.
И от этой мысли Дина охватывает такой ужас, что он коченеет. А может, это просто тянет холодом от могильной земли, на которой он сейчас стоит.
- Сэм, - сглатывая и силясь расцепить кулаки, выдавливает Дин, - Сэмми...
Сэм приседает на корточки и стряхивает ладонью палые листья с могильной плиты. И Дин видит на ней надпись, поблекшую от дождей: "ДИН ВИНЧЕСТЕР. 1979-2007".
- Я люблю тебя, брат, - шепчет Сэм, гладя эти слова. - Но не надо, пожалуйста, не надо... не надо больше.

7.

Ритуал, который они откопали в книге на древнееврейском где-то в провинциальной библиотеке Массачусетса, был предельно прост и не требовал ни вороньих костей, ни кошачьей шкурки, ни козьего дерьма или ещё каких-нибудь экзотических ингредиентов. В отличие от более поздних магических книг, он описывал суть сделки с тёмными силами просто и доходчиво, давая конкретное руководство к действию. Душу, проданную за исполнение желания, согласно этой книге, можно вернуть назад лишь одним способом: обменяв на жизнь того, кто продал эту душу. И жизнь эта должна быть принесена в жертву не дьяволу, а богу. То есть отдана за другого. Проще говоря, Дину Винчестеру нужно было спасти кого-то от смерти ценой собственной жизни, и тогда, умерев, душа его освобождалась от заключения в аду и могла быть свободна в выборе. Что за выбор - Дин не знал, пока не умер. Вернее, не узнал, а вспомнил, ведь он уже умирал однажды, и Жнец рассказывал ему о том, откуда берутся призраки. И снова дал ему выбор - остаться или уйти. 
И Дин не колебался на этот раз.
Сэм был, разумеется, категорически против. Не то чтобы он не ценил бессмертной диновой души, но до последнего был уверен, что есть, должен, обязан быть способ спасти и его тело тоже. Но способа не было, и Дин это понял сразу. Ему и так повезло больше, чем он мог рассчитывать. Не то чтобы он боялся ада... хотя боялся, конечно, но больше его беспокоило то, что вряд ли он смог бы присматривать за Сэмми с раскалённой сковородки. Чтобы беречь своего мелкого, Дину не обязательно было быть живым. Но обязательно было остаться в мире живых. Остаться рядом.
О чём тут было думать, в самом-то деле?
Сэм заставил его пообещать, что он выбросит эту затею из головы, и Дин пообещал. А когда их старый дружок Гордон выбрался из каталажки, куда они его запроторили, и возобновил свой крестовый поход против Сэма, Дин понял, что момент истины настал. Вернее, он не думал об этом - до той минуты, когда увидел нацеленный в Сэма ствол и не понял, что не успеет выстрелить первым. А бросаться между этим стволом и Сэмом и схлопотать пулю в шею вместо него - успеет вполне.
Что он весьма охотно и сделал.
Он не очень отчётливо помнил, как умирал. Помнил, как Сэм зажимал ему рану на шее и твердил, что всё обойдётся, и Дин знал, что Гордон мёртв, хотя и не знал, почему. Он мог спросить Сэма, что случилось, но чувствовал, что у него осталось времени только на один вопрос, поэтому сказал:
- Сэм, пообещай мне, что бросишь охоту. Совсем. Навсегда. Ты будешь жить, как... как был должен жить. И будешь себя беречь. Обещай мне. Обещай, ну?
Сэм кричал что-то, тряс его, ругался, ревел, но этого Дин не помнил толком, потому что в это самое время ощутил на своём лице холодные пальцы Жнеца. И вспомнил, что уже ощущал это прикосновение - не единожды.
- Я выбрал, - сказал он прежде, чем эти пальцы успели погрузиться в него и коснуться сердца, отбивавшего последние удары. - Я не пойду с тобой. Я хочу остаться с ним.
Быть с Сэмми и беречь Сэмми - ничего другого он никогда не хотел.

8.

Где-то в середине июля Сэм начинает пить. Он кое-как продержался до конца сессионного периода в университете, и Дин видел, чего ему это стоило. Он ответственный парень, малыш Сэмми, он, как ни крути, взрослый мужчина и понимает, что на шее у него - жена и маленькая дочь, и ради них он обязан выучиться и получить приличную работу. Но держаться огурцом и дальше он не мог. Дин это понимал, и Джосалин это понимала, но ей было ещё труднее, чем Дину, потому что она не знала, что происходит.
Впрочем, она была умная девочка.
- Сэм, это уже восьмая банка пива за сегодня...
- Да. Спасибо, что считаешь.
- Тебе ведь завтра на работу.
- Ну? Встану и пойду.
- Сэм... пожалуйста. Я же просто хочу тебе помочь.
- Я сам могу себе помочь, - говорит Сэм и откупоривает девятую банку. У Джосалин дёргаются губы, как будто она хочет сказать что-то и в последний миг понимает, что, если не удержится, то пожалеет об этом. И Сэм - как всегда, господи, это настолько на него похоже, - вскидывает голову, широко разводит руки в стороны и резко спрашивает:
- Что? Ну, что?!
- Это твой брат? Дело в... Дине, да?
Сэм сжимает кулак. Пиво плещется в смятой банке. Дин стоит у стены, между диваном и книжным шкафом, и смотрит на Сэма и Джосалин, невидимый для обоих. Он только и может, что стоять и смотреть.
- Я же говорил, не касайся этой темы.
- Да, говорил, и именно поэтому я думаю, что дело именно в этом. Ты запрещаешь мне говорить о твоём брате, Сэм, я только и знаю, что он растил тебя и был тебе вместо матери, что он умер, спасая тебя, но тут есть что-то ещё, что-то, чего ты мне не говоришь!
- Джосалин...
- Ты каждые три дня ездишь на его могилу! - она повышает голос, и Дина охватывает дикое дежа вю - вот точно так же начиналась буря в их доме, когда Сэм выступал против отца, касаясь запрещённых тем - вроде мамы, или Стэнфорда, или нормальной жизни. - Ты проводишь там по три, по четыре часа! Ты пропускаешь занятия в университете и стажировку, ты дождёшься, что тебя уволят, и чем мы тогда бедуем кормить нашу дочь?
- Джосалин. Замолчи.
- Нет, хватит уже, я слишком долго молчала! Я старалась тебя понять, я старалась не спрашивать ни о чём - ладно, ты мне не доверяешь, пусть, я не стану тебя за это упрекать. Но ты в ответе не только за себя, но и за нас с Мэри, и если ты сейчас уйдёшь в запой, нас вышвырнут из этой квартиры, и твоя дочь будет расти в дешёвом мотеле, как рос ты сам!
Сэм встаёт и даёт своей жене пощёчину.
А Дин думает: давай, Сэмми, вмажь ей ещё разок. Давай, схвати за горло эту суку, которой не нравится, что ты ездишь ко мне на могилу, которая не ценит, что я отдал ей тебя и защищаю вас всех, давай, сожми её глотку зубами и рвани, чтоб она захлебнулась собственной кровью и желчью, чтобы она...
И когда Дин думает это, Сэм смотрит ему в глаза. Сэм не может увидеть его, но он смотрит Дину прямо в глаза и каким-то образом это знает. И чувства Дина - дикие, страшные, нелепые, беумные чувства Дина каким-то образом ему передаются. Сэм думает: эта сука пытается встать между мной и могилой моего брата. И бьёт её по лицу
И оба они - и Сэм, и Дин -  внезапно одновременно понимают, что происходит, что творят они оба.
Потом очень, очень долго Сэм обнимает Джосалин, и Джосалин плачет, и Сэм плачет, и просит прощения, и говорит, что не знает, что, почему, как, ох, господи, это невозможно вот так объяснить, она решит, что он сошёл с ума, и он вправду сошёл с ума, он предпочёл бы сойти с ума, лишь бы не это... Это - что, спрашивает Джосалин, Сэм, что такое с тобой творится, ну расскажи мне, пожалуйста, расскажи, я очень прошу тебя, боже, милый, ну, не надо, я всё понимаю... Ничего не зная, всё понимать - какую же классную девчонку ты отхватил, Сэмми, думает Дин; порви ей горло и убей эту суку, думает призрак Дина, сжимая кулаки под волнами безумия, неизбежно захлёстывающего всех призраков. Всех, рано или поздно - это всего лишь вопрос времени. Дин знал об этом, когда решил остаться. Знал, что, возможно, придёт день, когда он убьёт всех, кто займёт в жизни Сэма его место. Сперва будет любить их, будет им благодарен, но потом он их убьёт. Потому что это его брат. И только один Дин имеет право его беречь.
- Сэмми, - говорит Дин и кладёт руку ему на плечо.
Сэм, как всегда, чувствует его прикосновение - и вздрагивает всем телом. Он оборачивается, инстинктивно закрывая Джосалин собой, глядя вперёд, шаря перед собой взглядом, но на сей раз ему никак не удаётся поймать взгляд Дина. Возможно, потому, что в действительности он этого не хочет.
- Сэмми, - говорит Дин, зная, что Сэм не может его слышать, но отчаянно мечтая, чтобы он мог. - Посыпь мои кости солью и сожги. Ты должен сделать это, Сэм, ты знаешь... знаешь, что должен. Я сам не смогу. Я не смогу тебя отпустить, мелкий... нет.
Он так и не знает, слышит Сэмми его или нет. Сэм неуклюже встаёт, заставляя и Джосалин подняться тоже. Нежно притрагивается дрожащими пальцами к красному пятну на её щеке. Дин знает, что Джози его уже за это простила, так же, как знает, что сам Сэм себя за это никогда не простит. Ни себя, ни Дина.
- Иди к Мэри, - говорит Сэм, и она уходит.
Сэм ждёт, пока за ней закроется дверь, и вынимает из пакета ещё одну банку пива.

9.

Может быть, думает Дин, в аду было бы лучше.
Сэм не едет на кладбище, не разрывает его могилу и не сжигает его кости. Ему следовало кремировать Дина сразу, но он не смог, он отвёз тело своего брата в Калифорнию в багажнике Импалы, завёрнутое в одеяло, и там похоронил, чтобы быть к нему ближе, чтобы часто к нему приходить и разговаривать с ним. Наверное, в глубине души он знал, что произойдёт, и даже ждал этого... даже хотел. Он тоже не мог отпустить Дина, так же, как Дин не мог отпустить его. И оба они знали, что это ничем хорошим не закончится для них, в конечном итоге. Но Сэм пытался сделать то единственное, что мог - то, что обещал Дину перед его смертью. Он пытался жить нормальной жизнь. Дин думал, что помогает ему в этом. Им обоим довольно долго удавалось обманывать себя и друг друга.
Каким же надо быть долбанным придурком, Дин Винчестер, чтобы подумать, будто теперь, когда ты превратился в сбрендившую нечисть, Сэм сможет поступить с тобой так, как надо поступать со сбрендившей нечистью. Нет уж, он скорее сопьётся и погубит себя и свою семью... и несчастье ещё двоих Винчестеров, не считая отца и Сэмми, будет на совести у Дина, который так хотел их всех уберечь.
Ад был бы лучше, да, определённо.
Он понимает, конечно, что ничего уже нельзя исправить, но какое-то время всё равно надеется. Он убивает Питера, когда тот предлагает Сэму, неважно выглядящему последнее время, утешиться крэком. Он убивает Мэтта, когда тот говорит, что Сэм сам хозяин своей жизни и ему лучше уйти от Джосалин. Отчасти Дин делает это по привычке, чтоб защитить Сэма, отчасти - потому, что с каждым днём ему всё труднее сопротивляться клокочущей в нём тёмной ярости, но больше всего - чтобы у Сэма пропали последние сомнения. Но у Сэма и нет никаких сомнений. Он упрямо ездит на кладбище Пойнт-Рикоззо, всегда без заступа и лопаты, убирает и моет могилу Дина и не устаёт просить, чтобы он перестал. Он только и может, что просить: он не может его прогнать. Они оба заперты в ловушке без выхода, и это их персональный маленький ад.
Сэм больше ни разу не говорит над могильным камнем, что любит его. Но Дин и так это знает.
Когда малышке Мэри исполняется год, Дин понимает, что действовать придётся ему. Он уходит в пригород и проводит там выходные, вдали от Сэма, хотя для него это не легче, чем наркоману удержаться от дозы, лежащей на столе в соседней комнате - Дина тянет к тому, кто держит его здесь, к тому, ради кого он остался. Он возвращается в понедельник, но на следующие выходные уходит снова, на сей раз дальше, за границу штата - и не появляется в Калифорнии целую неделю. Это всё равно что пытаться преодолеть всемирное тяготение, но со временем, когда малышка Мэри начинает ходить, а потом говорит первое слово (и это "папа", а не "мама"), Дин уже может уходить всё дальше и оставаться вдали всё дольше. Однажды он обнаруживает себя в Тайланде и понимает, что на этой земле не осталось более далёкого места, куда он мог бы уйти от Сэма. И тогда он понимает, что именно здесь и должен остаться.
В Бангкоке целая армада призраков проституток, умерших от сифилиса и СПИДа, и все они, как на подбор, нимфоманки, но их компания не слишком прельщает Дина. Он хоть и сбрендил, но всё же не до такой степени.
Впрочем, иногда он пьёт пиво в квартале Красных Фонарей и смотрит на живых стриптизёрш, пользуясь тем, что может бесплатно заглядывать им под юбки, потому что никто его не видит. Иногда в бар забредает американский турист и просит включить мировые новости, и Дин знает благодаря этому, что в Калифорнии всё в порядке, её ещё не смыло цунами и не раздолбало землетрясением - а больше ему знать и не надо, больше ему знать опасно, потому что тогда непременно захочется вернуться. Он часто думает о крошке Мэри и гадает, что папа станет рассказывать ей о её дедушке, бабушке и дяде, когда она подрастёт. Иногда ему хочется, чтобы Сэм не рассказывал ничего, а иногда - чтобы выложил всё как на духу. Дин не знает, какое из этих желаний его собственное, а какое - безумного призрака, которому тоскливо и хочется домой.
Однажды - он не знает, сколько времени прошло с тех пор, как он видел Сэма в последний раз, - Дин видит в центре города семью американских туристов: мужчина, женщина и белокурая девочка лет пяти. Девочка явно - папина дочка, она сидит у отца на руках и с восторгом слушает то, что он рассказывает ей, указывая по сторонам. Лицо у мужчины совершенно серьёзное, но женщина фыркает, слушая его, на ходу пудрит носик и говорит, что лучше бы они поехали, как собирались, в Париж. Дин не знает, кто эти люди, он не уверен, что видел их прежде, но, глядя на них, он вдруг понимает, что, кто бы они ни были, у них в конце концов всё закончится хорошо.
В этот самый миг он вдруг ощущает, как к лицу его прикасаются знакомые пальцы. Только они не холодные теперь, а тёплые, как мамина рука. И Дин понимает, что ему снова, в который раз, дают ещё один шанс.