Средний возраст жизни

Робу шестьдесят шесть, всю жизнь прожил в Луизиане. Город маленький, до центра ехать два часа по разбитой дороге. Роб не против, шатает – это да, но не смертельно. В последнее время труднее, правда. В последнее время всегда темно.

Нэнси в свои тридцать пять не многого добилась. Может, только родила, думает она, да и то – не вовремя, не к месту. Не от того. «Эй, Линс, а ну спускайся вниз!», - кричит она, - «поможешь деду съездить в город!».

У Мэта умерла жена, но она все еще с ним. Священник говорит, что ее не похоронят по-людски. Самоубийц так не хоронят. «Боже», - пьяно жалуется Мэт, - «разве же так поступают? Господи, скажи мне, разве много я грешил, что ты меня наказываешь так?». Ему никто не отвечает.

Линси восемнадцать. Поправив волосы, она выходит из дома. Напротив Роб садится в грузовик. Опять он в город, никак не успокоится. Линси сжимает плеер в руке, ладонь болит. А вернутся, и надо будет в церковь. Она всегда садится на последнюю скамью.

На день рождения, на восемь лет, Джейми подарили велосипед. «Не убейся», - кричала мать, а он мчался, и мчался вперед, до забора и дальше, до дороги, до моста. «Мама! Мама!». За мостом – вниз, под уклон, и направо резко повернуть. «Мама!».

Чарли было десять, когда все изменилось. Отец кричал на мать, он слышал. Сидел в подвале, но слышал, как тот орал: «Сука! Это из-за тебя! Ты должна была за ним смотреть!». Как страшно было, как страшно, и Джейми рядом плакал, и Чарли тоже вслед за ним.

Кэтрин девять. «Иди в дом», - строго велит мать, - «Кэт, быстро иди в дом!». Огни напротив красно-синие, мигают ей через дыру в заборе. «Но там же Чарли», - говорит она, - «Я его вижу, вон он». Мать поднимает ее на руки и Кэт, обняв ее за шею, глядит через дорогу – на Чарли. «Не плачь, все будет хорошо».

Джейсону всего-то двадцать, но такой камень на душе, так трудно теперь просыпаться. Он слышит, как звонит мобильный. «Привет, ты как?». Он сразу жмет отбой и думает, что надо бы поставить определитель номера. Тогда вот тоже позвонила, кричала, плакала: «Пожалуйста, прошу тебя, я у моста. Джей, я не смогу без тебя… А деду ведь уже за шестьдесят, Джей…». Он приехал, он помог. Только руки в конце тряслись, когда спросил: «А что с велосипедом делать?».

У миссис Никс в классе двадцать один человек, всех знает, всех до одного. Чарли, Кэтрин, Линкольн, Пэт. Да, были не разлей вода. В понедельник, когда Чарли не пришел – в тот первый раз, - оставшиеся трое сидели сами не свои. И Кэт особенно, целый день плакала и говорила: «Все будет хорошо. Ведь я с тобой, и Джейми тоже».

Клэр работает продавщицей в магазине. Уже лет пять, наверное. Время течет медленно, будто переваливается через себя, нехотя – словно остановится вот-вот. Клэр закрывает кассу. У магазина трется Роб. «Нет», - говорит она, - «иди домой, дед, ладно? Сдал ты в последнее время». Жалко его, жалко, думает она. Совсем старик спивается, и руки у него дрожат, и губы грязные.

Марта много повидала за свои сорок четыре, но такого – нет. «Куда же ты бежишь?» - кричит она во сне, - «Там же вода!». Захлебнувшись криком, просыпается и жмет на выключатель, но перед глазами одно лицо. Ему ведь десять, господи, что же в этом мире, если дети в десять прыгают с моста? Не опоздай она на автобус тогда, и не увидела бы. Господи, задыхается она, лучше бы осталась в городе.

У Шона уже старческие пятна на руках – не удивительно, ему за пятьдесят. Он любит выпить, поболтать о том, о сем. Но нынче только разговоров, что о Мэте. «Сломала жизнь парня, сломала. Все было, а погляди сейчас – за живого-то не примешь», - говорит он, закурив. Шон вспоминает, как год назад умерла Мэри – прожили вместе тридцать лет, золотая женщина. «А у парнишки-то она дура была, вот и повесилась».

Эдду где-то тридцать восемь, но выглядит моложе. «Если на себя наплевать, то хоть о внучке подумай», - говорит он, напирает, - «На нее тебе плевать? Это ты был за рулем! Но она же ради тебя! Ничего не соображала, дура. Но сейчас-то что?». Он адвокат, хоть практика тут так себе.

Мэг двадцать шесть, и у нее двое детей. Ночью она спускается с ними в подвал и закрывает дверь на два замка. Младший плачет, когда видит, как дрожат стены, и Мэг говорит ему: «Закрой глаза, Джейми, не смотри».

Лиза знает – муж ей изменяет. От него несет дешевыми духами, у него помада на рубашке, дешевая, как эта мразь, с которой он трахается по углам. Господи, пусть она сдохнет, чем она лучше – старуха. Господи, мне ведь всего-то двадцать. На два года старше ее дочки. Поблядушка, но нет, на эту суку у него встает. Ну что в ней Эдд нашел?

Тим в свои двадцать пять – нормальный парень. И, как любой нормальный человек, он первым делом говорит: «Старик, нельзя так дальше. Дома никого нет, я там был, там пусто». Тим не боится ничего и никого, но смотреть на Мэта ему страшно, слушать его страшно. Родители всегда говорили: «Вы братья, вы должны беречь друг друга», но он не знает теперь – как?

Тамара лучше всех готовит кофе и делает поджаристый омлет. М-м-м, и с беконом… А ведь всего пятнадцать. «Вы еще будете заказывать?» - спрашивает она, - «Вторая порция со скидкой». На кухне она думает, что для такого парня сделала бы и бесплатно.

Дину тридцать, Сэму двадцать шесть. Доев, Дин вытирает губы рукавом и спрашивает: «Что?». «Салфетки, Дин». Вот так всегда. «Да ладно», - отвечает он, - «сдадим все в прачечную, как раз к отъезду постирают». Они здесь, правда, ненадолго.

Патрику сорок. Он здесь недавно, переехал в прошлом месяце, но люди его сразу полюбили. «Святой отец», - говорит ему Линси, так тихо, - «я виновата». На ладони у нее крест. Патрик знает, что она всегда приходит позже всех, но он прощает ей - как всем. Он думает, что людям свойственно опаздывать.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.