Я словно перекати-поле, мне не удержаться на месте

Если ты только что пережил свой первый ураган в Паскаголе, и электричества нет, и не будет, наверное, еще пару суток, и воздух не движется вообще, и на улице девяносто по Фаренгейту в десять утра, и единственное доступное тебе место с кондиционером - это салон отцовской несомненно потрясной тачки, ну… Ты же будешь сидеть в этой машине и завтракать, так ведь? Ты будешь прихлебывать овсянку из литровой чашки, потому что пить всегда проще, чем есть, чтобы там не говорил твой занудный младший братец. Он может повторять свое «нецивилизованно» сколько угодно, сморщив рожицу, как мартышка. Если уж выбирать между «цивилизованно» и «удобно», коню понятно, на чем ты остановишься.
Поэтому ты сидишь в Импале, плечом к плечу с Сэмом, вы оба босые и без футболок, ледяной воздух бьет тебе прямо в ключицу, и несмотря на ураган, отсутствие электричества и отца, ты просто в офигенном настроении, на пальцах ног трава и грязь, которая подсыхает и отваливается, оттого что ты выстукиваешь об педаль тормоза ритм Led Zeppelin IV.
У тебя закрыты глаза, и ты подумываешь о том, чтобы подрочить, правая рука лениво лежит на животе. И тут Сэм говорит:
- Дин, можно я поменяю кассету?
Ты распахиваешь глаза.
- Ни за что. Жара такая, а тут еще ты скулишь над ухом, как все пло-охо. Чем тебе не угодил Зеппелин?
- Не знаю, Дин. Просто у меня на него не встает, как у тебя.
Взгляд Сэма упирается тебе в пах, и ты в жизни не скажешь ему, что стоит у тебя скорее от того, что ты подумывал слизнуть едва заметные молочные усы с его верхней губы, чем от того, что тебя так прет Black dog. Пусть думает, что хочет. А лучше…
- Сэмми, - твое негодование почти искреннее, потому что так не пойдет, нельзя сначала обвинять человека в нецивилизованности, а потом тут же наезжать на Лед Зеппелин. И еще претендовать после этого, чтобы к тебе относились серьезно. - Сэмми, Сэмми, неужели я тебя так ничему и не научил?
По его выражению лица ты понимаешь, что ответ тебе не понравится. Он мастер ляпнуть какую-нибудь гадость, поэтому ты продолжаешь, пока он не успел открыть рот.
- Конечно, у меня встает от такой музыки. А почему бы и нет? В мире нет лучшего сопровождения для траха. Я именно под нее потерял свою девственность, еще и Лизетт Миллер помог с этим. Да у миллиона подростков их первый раз был именно под эту музыку. Хочешь сказать, тебя это не убеждает?
Сэм пожимает плечами и регулирует вентилятор, так, чтобы воздух дул ему прямо в лицо, сдувая волосы. Ему типа все равно, но ты слишком хорошо его знаешь, чтобы купиться на это. Он периодически косится на тебя, чуть повернув голову, и видно, как сквозь летний загар на щеках у него проступает румянец. Поэтому ты продолжаешь.
- Так вот, - ты допиваешь свое молоко, отбрасываешь пустой стакан куда-то назад, а потом проводишь холодными пальцами по соску Сэма, уже твердому от потока воздуха из кондиционера. Сэм ахает, широко раскрыв рот, и да, да, это прекрасно, момент, когда он прекращает спорить из-за каждой ерунды, перестает задавать дурацкие вопросы, и просто позволяет тебе взять верх. Просто прекрасно. - Все дело в ритме, понимаешь? Джон Бонэм знал свое дело, в разных вещах ритм разный, но они все просто идеальны для секса, быстрого или медленного, как тебе захочется, - твой язык слегка проскальзывает по его губам, и он дергается, чтобы встретить твой рот, но тебя уже там нет, ты снова говоришь, так тихо, почти шепотом, губы прямо возле его уха, так близко, что он чувствует, как ты произносишь слова. - И если добавить грубые басы Джона-Пола Джонса, и стонущую гитару Джимми Пейджа, и божественного Роберта Планта, чей голос звучит так, словно он кончает просто беспрерывно, - дальше ты сбиваешься с мысли, потому что Сэм хватает тебя за руку, с силой вжимает в свой пах, так что ты даже не можешь обхватить его член, и толкается в твою ладонь, поворачивая голову и выдыхая тебе в рот, и на этот раз ты пробуешь его по-настоящему, чувствуешь вкус сахара, и крахмала, и молока, и Сэма - ты никогда не пробовал ничего настолько сладкого, как Сэм, и вряд ли когда-нибудь попробуешь. Он падает на сиденье, тянет тебя за собой и обхватывает ногами, его член прижимается к твоему так правильно, лучше быть не может, это так сладко, что, когда он кончает, ты кончаешь тоже, только от того, как он подрагивает и стонет, его дыхание горячее по сравнению с прохладным от кондиционера воздухом. Ты надеешься, что с этого момента образ Лизетт Миллер навсегда испарится из твоей памяти, и ты уже никогда не сможешь ездить в этой машине не вспоминая эту песню, не вспоминая экзальтированное выражение его лица, волосы, рассыпавшиеся по стеганому винилу сиденья, пальцы, вжимавшиеся в твою спину, щиколотки, прижатые к твоим. И тебе хочется, чтобы он тоже все это так запомнил.
А потом ты смеешься и утыкаешься лицом ему в плечо.
- Боже, Сэм, и это только Led Zeppelin IV. Мы еще дойдем до Physical Graffiti. Представь, что мы с тобой сможем сделать под Kashmir.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.