Всего лишь твоя жизнь

В первый вечер Бобби вытаскивает все необходимое на крыльцо. Ставит столик, выносит горелку, формы для пуль, бутылки со святой водой и поднос со старыми серебряными безделушками: столовыми приборами, колечками и медальонами, которые он купил в ломбарде.

– Я могу помочь вообще-то, – Руби стоит рядом с дверью, скрестив руки на груди. Бобби не обращает на нее внимания.

Наконец он выносит стул, только один, и садится. Кладет руки на стол и смотрит на нее.

– Ну? – говорит он.

– О да, конечно, – отвечает она, – я тебе одолжение делаю, старик. Никак не наоборот.

Он продолжает молчать, не двигаясь с места. Руби перехватывает его взгляд, но ее глаза остаются зелеными. Вероятно, понимает, что с ним ее дешевые фокусы не пройдут.

– И почему я не верю, что ты делаешь это по доброте душевной? – наконец произносит Бобби после минутного молчания.

Руби продолжает смотреть на него, и в ее глазах мелькает что-то, похожее на черный блик. Так быстро, что Бобби не уверен, не померещилось ли ему. Наверное, все-таки померещилось. Руби презрительно поджимает губы и подходит к столу.

– Надеюсь, ты умнее, чем кажешься. Задание не из простых, – говорит она, подбирая со стола серебряную вилку.

##

Машина гудит на подъезде к дому. Бобби задумчиво рассматривает трансмиссию. Нехорошо так гудит, надо бы разобраться, что к чему.

– Ты там? – хлопает дверная дверца, и он слышит, как Алиса ступает по гравию, – я была в бакалее.

На солнце выставлены только ноги, и пальцы потеют в строительных ботинках. Он вылезает из-под машины и, достав из кармана грязную тряпку, вытирает руки.

У Алисы в руках два пакета с покупками, и она улыбается ему, когда он поднимается:

– Купила пастрами на ланч.

– Обожаю пастрами, – отвечает Бобби и целует ее в щеку. Алиса смеется и отодвигается.

– Ты грязный! – протестует она, но потом снова делает шаг вперед и, потянувшись, ловит его губы в медленном поцелуе. Как только он обещает перерасти во что-то более интересное, Ал отодвигается и улыбается.

– Советую перед ланчем привести себя в порядок и помыться.

Он забирает остальные два пакета с продуктами и идет за ней в дом.

##

Когда окончательно темнеет, Бобби приносит свечку. Он ставит рядом со стулом ружье, заряженное солью, время от времени посматривая в темноту. Чуть раньше он по привычке включил фонари, но они только мигали и искрились. Руби, усмехаясь, пожала плечами, и Бобби вырубил огни. Вдвоем, они продолжают работать при свече. Машины и двор сразу за крыльцом утопают в чернильной темноте.

От жара горелки и расплавленного серебра на лице Бобби собираются капельки пота, а по рукам скачут блики в виде полумесяцев. Руби завязала волосы в узел, ее кожа светится розоватым светом. Склонившись над тетрадкой, исписанной латынью, она зачитывает заклинание, одновременно заливая серебро в форму.

От заклинания у Бобби болят зубы и звенит в ушах. Что-то течет по шее. Он проводит ладонью по коже и смотрит на руку. Если бы это оказалась кровь, он бы не удился, но это только пот. Бобби отодвигает стул и встает.

Руби даже не поднимает головы, когда он потягивается и, толкая сетчатую дверь, перешагивает полоску соли. За порогом стоит пластиковое ведерко с каменной солью, Бобби поднимает его за проволочную ручку и идет обратно на крыльцо. Достает из ведра пластиковый совок и начинает сыпать солевую полоску по краю площадки.

Заклинание обрывается, и Руби смотрит на него:

– Темноты боишься?

– Не фанат того, что она скрывает, – Бобби черпает совком еще соль и утолщает белую границу. Обходит стол, подводя линию к стене.

Руби отслеживает взглядом полоску соли и принимается снова читать заклинание. Бобби ставит ведро рядом со стулом и снова садится.

Проходит два часа, когда Руби спрашивает:

– А еда тут есть? Я проголодалась.

Бобби не двигается с места, хотя и сам слегка проголодался.

– Демоны должны есть? – спрашивает он.

Руби усмехается.

– Ну, еда точно не повредит. – Он продолжает на нее смотреть, поэтому она продолжает, – если тело голодает, я не умру, но… – она пожимает плечами, – не буду такой привлекательной.

##

После того, как они разбирают продукты, Бобби принимает душ. Когда он выходит из ванной, его уже ждет сэндвич. Алиса помешивает сливки в кофе.

– Так гораздо лучше, – подмигивает она ему. Он садится напротив и берет сахарницу, бросая пару кусочков себе в чашку.

– Как дела в библиотеке?

Алиса пожимает плечами.

– Как всегда – тихо. Завтра я весь день работаю на книжной ярмарке, поэтому тебе представит самому найти свой обед на кухне, – она смеется, – только не забудь его съесть.

– Думаю, я как-нибудь справлюсь, – отвечает Бобби, откусывая большой кусок от сэндвича.

Она прислоняется к столу.

– Вообще-то ты должен был ответить, что даже не представляешь, как будешь справляться без меня.

Бобби проглатывает кусок сэндвича, и хотя он знает, что Алиса дразнит его, ответить получается только серьезно:

– Я справлюсь без тебя, – говорит он, – просто не знаю, захочу ли.

##

Бобби подогревает в микроволновке остатки супа и наливает в две тарелки. Он ест, стоя у стола и рассматривая собственное отражение в кухонном окне. Сам стол завален книжками, какими-то обрывками бумаги и старыми боеприпасами, что места на нем почти не остается. Поев, он ставит тарелку в раковину, забирает вторую, теперь уже с остывшим супом, и выходит на улицу.

Когда он ставит тарелку рядом с Руби, та не говорит ни слова, но Бобби все равно не нужно ее спасибо.

Они меняются местами, и он даже отдает ей стул. Он пробегает глазами заклинание на латыни, снимая с горелки расплавленное серебро, и начинает читать его вслух. Теперь понятно, почему Сэмюель Кольт отлил только шесть пуль для своего пистолета.

К тому времени, когда Бобби заканчивает читать заклинание и отставляет форму, чтобы пули застыли, Руби съедает суп полностью.

– Сегодня было самое легкое, – говорит она, хотя он и сам это знает, – завтра надо будет еще кое-что достать.

– Завтра так завтра, – отвечает Бобби. На горелке плавится последняя партия серебряного лома, пять уже готовых пуль аккуратно сложены рядом.

– Найдется свободная кровать? – спрашивает Руби.

Сначала он всерьез подумывает ответить ей, что, если ей надо, она может лечь на крыльце. Он даже готов вынести ночное ведро, если она захочет в туалет. Но вместо этого у него вырывается:

– Да.

##

После ланча Алиса идет на огород полоть грядки. Бобби открывает капот ее машины. С крыльца доносится радио, что-то блюзовое. Он закатывает рукава и приступает к работе.

Иногда он полностью уходит в работу. Алиса не совсем шутила, когда просила его не забыть поесть, потому что такое уже случалось раньше. Только когда радио начинает трещать, перекрываемое статическим шумом, он замечает, что прошло три часа и кожа сзади на шее начинает неприятно пульсировать, явно здорово обгорев. Он медленно распрямляется, положив руку на поясницу, и вытирает пот с лица.

На огородном участке никого нет, хотя ее инструменты лежат на земле, рядом с аккуратной кучкой выполотых сорняков. Бобби облизывает треснувшие губы – самое то сейчас выпить стакан воды.

– Ал? – зовет он, когда заходит в дом. После яркого уличного света внутри кажется темно. Он идет в ванную и моет руки, потом лицо. Затем возвращается на кухню и наливает себе стакан ледяной воды.

Когда со стаканом воды в руке он подходит к задней двери и выглядывает, во дворе по-прежнему никого.

– Не меня ищешь?

Бобби оборачивается. Алиса стоит на пороге кухни, прислонившись к дверному косяку. Кожа светится от пота из-за жары, и темные волосы убраны наверх, выставляя напоказ блестящий участок кожи от шеи и вниз, к ключице.

– Просто гадал, где ты пропала, – отвечает Бобби.

– Я тут, – отвечает она, наклоняя голову и смотря на него из-под ресниц, – ты обгорел.

Бобби трет сзади шею.

– Ага…

– Наверное, не стоит пока выходить на солнце, – говорит Алиса и улыбается. Она делает шаг в комнату, и Бобби замечает, что в руке у нее садовая лопатка, с которой на пол падают комочки земли. Алиса не обращает никакого внимания на это, кидает со стуком лопатку на кухонную стойку и прижимается к нему всем телом. Она тянется к стакану в его руке и, закрыв глаза, прижимает к щеке холодное стекло с тихим стоном удовольствия.

– Ал, – начинает он, не совсем понимая, что хочет сказать. Алиса снова открывает глаза и, забирая у него стакан, делает глоток ледяной воды, затягивая один из ледяных кубиков в рот. Она широко улыбается ему томной хищной улыбкой, и кубик льда стукается о зубы. Алиса скользит вниз по его телу, становясь на колени.

Он на взводе настолько, что в любой момент может выстрелить, как пробка из бутылки. Когда она берет его член в рот, у него резко выгибается спина, и Бобби хватается изо всех сил за стойку. Ощущение зубов на члене, и лед во рту у Алисы, Бобби кажется, что ему отсасывают первый раз в жизни. Она ведет себя как дикое животное, стоя на коленях перед ним, беря у него в рот, и хотя он балансирует на краю безумного удовольствия, ему слегка не по себе.

Он наклоняется, запуская руки ей в волосы, и зовет: «Алиса». Она поднимает на него глаза, и они кажутся черными, настолько расширены ее зрачки. Хотя нет, не зрачки, черные и радужка и белок, будто поверхность ее глаз покрыта тонкой пленкой нефти.

Он инстинктивно отшатывается назад, и член с влажным хлопком выскальзывает у Алисы из рта.

– Твои глаза, – слова путаются. Спросить «все ли в порядке?», или сказать «у тебя черные глаза», или «что происходит?», но пока Бобби решает, что выбрать, она шарит рукой по столу и находит садовую лопатку.

Он по-идиотски медленно соображает. Хотя, может, это потому, что даже в самом дурном сне он не мог себе представить, что Алиса наставит на него острым краем железную лопатку и попытается ей проткнуть, как ножом. Бобби выкидывает руку, чтобы перехватить ее движение, но не успевает, металлический край царапает ладонь до крови, задевает по касательной бедро и оставляет на нежной белой коже живота порез. Тут же на поверхности проступает кровь.

– Алиса, какого черта? – он зажимает порез ладонью, пытаясь остановить кровь, но Алиса снова заносит лопатку.

– Что не так, милый? – почти мурлычет она и проводит языком по зубам. Резко выкидывает вперед лопатку, снова пытаясь пропороть его живот, и Бобби отпрыгивает назад, принимаясь неловко застегивать штаны, – животик бо-бо? Хочешь, я его поцелую, чтобы перестал?

– Что происходит? – выдыхает Бобби. Алиса бросается на него, занося руку с лопаткой, и он хватает ее запястье, пытаясь ослабить схватку. Все без толку, она так сильно напирает, что проще сейчас пытать остановить идущий на всех парах поезд. В Алисе откуда-то взялась невероятная сила. Или он не может собраться и бороться с ней.

Совок впивается глубоко в бок, клацая о ребро. Бобби воет от боли. Они живут на отшибе, так что никто не услышит его криков. Хотя готов ли он позвать на помощь?

Он отпускает ее руку и пятится назад, ударяясь задницей о кухонную стойку. Начинает пробираться к боковой двери, на ходу пытаясь сообразить, что случилось с Алисой. Это такая-то травма, она ударилась головой, и в глазах лопнули кровяные сосуды. Наверняка поврежден мозг, поэтому Алиса не в себе. Если он сможет скрутить ее, отвезти в больницу, ей помогут…

Он почти добирается до двери, как вдруг его тянет назад, словно тросом. Его припечатывает к противоположной стене, и по инерции он ударяется затылком со всей силы.

Алиса стоит посредине комнаты, с совком в руках, волосы висят, закрывая лицо, и безумная улыбка играет на ее лице. Она слишком далеко, чтобы так кинуть его сама, и даже если он сможет логически объяснить, откуда в ней взялась такая сила, то как объяснить, что она бросила его через всю комнату, даже ни прикоснувшись, и почему сейчас он не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Он еле дышит, как будто огромная рука прижимает его к стене.

Алиса идет к нему модельной походкой. С края лопатки капает кровь. Она приседает на корточки перед ним, по-прежнему улыбаясь.

– Что такая девушка, как я, делает рядом с таким парнем, как ты? – воркует она, вытирая край лопатки о линолеум и оставляя красную полосу на нем, – старый толстый механик, хорошенькая молодая жена… – она встает и взвешивает в ладонях собственные груди, – не похоже, что у тебя много денег.

– Алиса, – стонет Бобби, – тебе нужна помощь. Ты не соображаешь, что делаешь.

– Алиса? – протягивает нараспев она, – Алиса сейчас соображает как никогда в своей короткой скучной жизни. Она хочет распороть тебе живот, выпустить кишки, чтобы ты истек кровью на полу и сдох. А потом она отправится искать приключения. Как тебе план?

У Бобби перехватывает дыхание.

– Ты ничего такого не хочешь. Я знаю, не хочешь. Я люблю тебя, детка.

– О, – она протягивает руку и проводит вниз по его потной щеке, – конечно, это меняет дело… – и лопатка врезается ему в живот.

Бобби не может пошевелиться, иначе согнулся бы от боли. В глазах темнеет, и он бессильно завывает. Хватает воздух короткими глотками.

– Ты все еще хочешь поговорить? – она кладет садовую лопатку на пол, подходит к нему вплотную, почти прижимаясь, и берет его голову в две руки. – Детка? – это не кровь залила ее сетчатку. Глаза черные как мрамор. Она улыбается, и черный на секунду исчезает, как будто у фотоаппарата открыли объектив, показывая нормальные серые глаза его жены, потом черный возвращается на место, как по щелчку.

– Алисы тут нет, – шепчет она.

Звук, который вырывается у Бобби, больше всего напоминает всхлип. Во рту пересохло, и язык распух. Она коротко целует его.

– Именно. Поплачь, милый, – она собирает губами пот с его лба, – расскажи, как тебе больно.

Невидимые путы наконец-то отпускают, и он сгибается пополам, прикрывая раны. Алиса двумя руками поднимает его голову и целует в губы.

– Алиса, – хрипит он.

– Сладкий, Алиса умерла, – сюсюкает она, – она умерла в саду, пока ты был так занят со своей драгоценной машинкой. Она звала тебя, но ты не слышал, и умерла, зная, что ты не придешь и не спасешь ее.

У Бобби снова вырывает всхлип. Алиса – или то, что заняло ее место – целует его, на этот раз глубоко и требовательно. Он чувствует свой вкус на ее губах, и ему становится плохо. В ушах звенит, перед глазами все расплывается. Он заваливается набок, и Алиса отпускает его, позволяя упасть, и снова садится на корточки, принимаясь разглядывать его залитый кровью живот. Пальца Бобби оказываются совсем рядом с лопаткой.

Он вкладывает в удар всю силу, и ее грудь сминается под металлическим лезвием как бумага. Лопатка клацает о ребра и застревает, когда рукоятка доходит до тела. Алиса кажется удивленной, когда опускает голову вниз.

– Ты испортил платье, – говорит она. Бобби вытаскивает из нее лопатку, следом выливается поток крови, прямо на перед платья.

Она не пытается защититься, когда он снова загоняет садовую лопатку ей в грудь, но когда он начинает вытаскивать ее, рука Алисы подлетает и хватает его за запястье, удерживая на месте.

Она запрокидывает голову и открывает рот, и вдруг изо рта валят потоки черного дыма. Темным столб вырывается из горла прямо к потолку и затем вылетает в окно. Когда комната полностью свободна от черного дыма, голова Алиса падает на грудь, она моргает и открывает рот, силясь что-то произнести.

– Бобби? – шепчет она.

Ужас охватывает его. Он подхватывает ее, придерживая затылок одной рукой и все еще не выпуская лопатку из другой. Рука падает, отпуская его запястье. Удивленное выражение покидает лицо Алисы, сменяясь пустотой.

##

Непонятно, как именно это получилось, но в тот момент, когда Бобби приносит одеяла, Руби переодевается. Она оборачивается, ухмыляясь, и берет у него одеяла, похоже, не обращая никакого внимание на то, что она стоит только в одном лифчике и джинсах. Бобби замирает, когда замечает круглую отметину от пули в ее груди, незатянувшуюся и бескровную. Он это сделал. Руби вреда он не причинил, но эта светловолосая девушка, чье тело заняла Руби, уже никогда не проснется.

– Больно? – спрашивает он быстрее, чем успевает прикусить язык.

Она опускает глаза на отметку от пули, а потом снова смотрит на него.

– Нет.

Он сам не знает, что именно его расстроило в ее ответе. Бобби молча поворачивает и идет из комнаты.

Он останавливается, когда на его плечо приземляется лифчик. Оборачивается и видит, как она стоит, голая по пояс, и отверстие от пули непристойно разместилось между двумя упругими грудями.

– Только не говори, что не думал об этом весь вечер, – произносит она, потемневшие глаза на этот раз не имеют никакого отношения к демонам.

– Неа, – врет он, и Руби улыбается.

Он знает, что где-то внутри Руби заперта другая девушка, которая понятия не имеет, что происходит, но которая вряд ли дала бы свое согласие на это. Бобби вдруг понимает, что когда он чуть раньше застрелил Руби, его это мало волновало. Руби не целует его. Она кладет ладонь на его пах и чуть сжимает через штаны. Она выбирается из джинс за секунду, помогает ему снять свои. Потом они падают на диван, Бобби крутит ее груди в руках, целует шелковую кожу, всасывая маленькие, твердые соски в рот. Руби массирует его член, затем перекидывает через него ногу и садится сверху. Он хватается за ее бедра.

– Похоже, кровь девственницы придется искать где-то еще, – шепчет она около его щеки, и он отшатывается. Руби принимается смеяться. Он перекатывает их, оказываясь сверху, наверное, немного злой, и толкается в нее, как будто хочет наказать, снова и снова пронзая ее тело. Она прикусывает кожу на его плече, издавая придушенные стоны. Он кончает слишком быстро, практически опозорившись, и она запускает руку между их телами, закидывая лодыжки ему на спину, и доводит себя до оргазма.

Он тяжело дышит ей в шею, чувствуя, как ее щиколотка скользит вниз по его ноге.

– Мне тяжело, – толкает его Руби.

Он садится, освобождая ее. Руби подхватывает трусики с пола и натягивает на себя.

– Утром закончим эту партию пуль, – произносит она, и Бобби кажется, она пытается дать ему понять, что пора уходить. Он встает.

Он представляет, каково это будет – засадить пулю ей в голову. Но пока они не готовы, и Руби все еще им нужна. Может, позже. Может, вообще никогда. Девушка внутри нее уже мертва. Больше некого спасать.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.