Молитвослов

Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя. Вот, Ты возлюбил истину в сердце и внутрь меня явил мне мудрость.
(Псалом 50)

1.

Ночь – свежая и прохладная, небо закрыто тучами, и, наверное, скоро будет дождь. Кубрик бредет по дороге, не оборачиваясь, пыльный и еще не остывший летний асфальт, кажется, чуть звенит под ногами, а – слева и справа, простирается плодородное поле, не раз орошенное человеческой кровью.
– Эй, охотник, – надтреснутый, как у подростка, голос доносится из кустов, растущих у перекрестка, – охотник, у меня есть к тебе дело.
В таких местах, да еще в такое время нужно быть больше, чем просто осторожным, и не стоит снимать пальца с курка – вот только почему-то вышло так, что у Кубрика нет при себе оружия, только старая, потрепанная Библия.
На шоссе выходит парень – белый, брюнет, лет двадцати или около того. Он чуть пятится, вскидывает руки, пригибает голову, всем своим видом показывая, что не собирается нападать. Его красные глаза полны не то испуга, не то просто голода – в ночном мраке все выражения кажутся обманчивыми.
– Охотник, послушай, меня попросили с тобой поговорить…
«Это ловушка» – думает Кубрик, и пытается вспомнить, как получилось, что он пошел неизвестно куда, один, не взяв с собой ни пистолета, ни святой воды.
– Мы все чувствуем это, – вампир делает еще шаг назад. – Конец света. Смрадное дыхание демонов. Мы готовы заключить перемирие на время войны – ведь если демоны заполонят мир, нам тоже не выжить.
Он говорит медленно, точно изо всех сил пытаясь сдержать панику.
– Мы должны сражаться вместе против них, люди и вампиры, и все, кто еще согласится. Вы не справитесь в одиночку.

* * *

Сон прекращается внезапно: бесконечная, ровная длинная дорога, хрипящий вампир и поля, освященные во славу языческих богов, сменяются кромешной тьмой изнанки опущенных век. Тишину вокруг нарушает только дыхание – Кубрик долго не может понять, чье – то ли Гордона, то ли его собственное.
Некоторые его сны так похожи на реальность, что, порой, он и сам не может их различить, до тех пор, пока за секунду до пробуждения не почувствует легкую дрожь.
– Да воскреснет Бог, – шепчет он, – и расточатся враги его…
Такие сны – уже давно не вещие, просто правдоподобные – снятся Кубрку с детства. Некоторые психиатры сочли бы их первым признаком шизофрении, но он никогда не обращался к психиатрам, веря в лживость врачей и чудодейственность молитв. Когда он был ребенком, Бог вылечил его от заикания. Мама была очень рада.
– …и да бегут от лица Его ненавидящие Его…
Полиция хочет поймать Гордона, Гордон хочет поймать Сэма Винчестера, а Кубрик хочет того же, что и Гордон, и уверен, что сможет, если понадобится, провезти его в своем трейлере, спрятав среди фарфоровых Иисусов.
– … Как рассеивается дым, Ты рассей их; как тает воск от огня…
Бог на их стороне, и не позволит им потерпеть неудачу.
Снова закрывая глаза, Кубрик говорит про себя:
– … Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень…


2.

Сон об Апокалипсисе тянется целую вечность, он похож на жвачку, жарким днем прилепившуюся к ботинку и снова и снова пристающую к асфальту.
Небо кажется оранжевым, как апельсиновая шипучка, ветер пахнет жженой бумагой, и, насколько Кубрику хватает взгляда, везде лежат обожженные куски человеческих тел и что-то похожее на проржавевшие остовы машин и металлические сваи. Наверное, именно так и должен выглядеть мир, где проходит нон-стоп вечеринка для демонов.

* * *

Гордон – чуткий, настороженный – дремлет, сжимая в правой руке нож, сидя на собственной куртке. Проснувшийся Кубрик может прочитать свою с ним общую судьбу, что было и что будет, чем сердце успокоится – по ее потертостям, складкам, маленьким шрамам, оставшимся на месте дыр – любой охотник способен с одинаковой легкостью зашить рану или заштопать одежду, и не отправляется в путь без серебряных иголок – брызгам грязи и следам крови монстров. Греховная столизомантия.
Каждый день Кубрик молится – святому Иуде и святому Христофору, в честь которого получил свое второе имя – чтобы избавиться от демонов блуда, терзающих его разум и душу, но все молитвы, все просьбы остаются безответными.
Конечно, Гордон ничего не знает. Кубрик не хочет представлять себе, что случится, если тот узнает. Это – искушение, и он должен с ним справиться, чего бы это ни стоило.
Протянув руку, он может коснуться чуть поблескивающей в темноте застежки-молнии на куртке, но не делает этого. Праведники должны бороться с искушениями, дабы наследовать Рай – эта истина, кажется, выбита на внутренней поверхности его черепа еще со дней посещения воскресной школы.


3.

Воздух кажется густым, как вода, и пахнет кровью – а вокруг нет ни выжженных полей, ни языческих кладбищ, только сплошной беспросветный мрак, будто Кубрик утонул в бассейне с чернилами. Гордон прячется в этой темноте, возникая то здесь, то там, и этот сон ничем не напоминает реальность. Наверное, такими и должны быть настоящие ночные кошмары.
У Гордона красные глаза и отчаянная улыбка, он шепчет Кубрику на ухо:
– Я найду его, и убью, а потом ты убьешь меня. Только потом. Запомни.

* * *

Просыпаясь, Кубрик всегда молится:
– Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей…
Гордон – его ангел, и Кубрик не имеет права оскорблять его своим грязным влечением.
– Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя, – произносит он одними губами, касаясь кончиками пальцев четок, лежащих под тонкой подушкой.
Когда Кубрику было одиннадцать лет, ему было откровение, голос, ниспосланный с небес, как в Библии, житиях святых или книгах о сумасшедших. Голос пророчил появление ангела, сильного и упрямого, с жестким взглядом, сильными руками, с темной кожей и головой, безволосой и гладкой, как камни на Голгофе. На его плечо всегда можно будет положиться.
«Перед Концом Света, – сказал голос, – и полчаса спустя, он будет с тобой рядом».
Именно с тех пор Кубрику больше не снятся вещие сны.


4.

Сон об Аде – самый долгий из всех, и иногда Кубрик почти верит в то, что умер, и попал за свои грехи – за предательство, и содомию, и жестокость – в Геенну Огненную. Потом он напоминает себе, что этого не может быть – ведь Гордон не мог его убить.
Демоны рвут его на части, опять и опять, иногда Кубрик кричит, иногда – закусывает губы, так сильно, что рот наполняется кровью. «Это не настоящий Ад. Разве у души может быть кровь?»
Проходит год, десять, сто, и, кажется, больше. В какой-то момент счет теряется, но, в конце концов, специалисты утверждают, что пока для спящего проходит целая эра, в настоящем мире может пройти минута или даже меньше. «В настоящем Аду, – думает Кубрик, чувствуя ножи внутри себя, – я не смог бы молиться».

* * *

В закатном свете пожухшая трава – сейчас лето или осень? – кажется окрашенной в сюрреалистические оттенки розового и сиреневого, как на обложке фантастического романа. Тепло, ветра нет.
Кубрик распрямляется, весь в земле и поту. Кажется, впервые он проснулся, и понял, что вовсе не спал. У него к рукаву прилипла раздавленная многоножка, и руки саднят, точно после перекапывания целого кладбища, а легкие будто слиплись, и теперь медленно расправляются с каждым вдохом и выдохом.
– Сла… слава Тебе, – он почти не может говорить, выходит только хриплый шепот, но для молитвы этого достаточно, – благодарю тебя за избавление…
– Встань и иди. Не заставляй Отца Небесного ждать, – раздается голос откуда-то сзади. – Пора сражаться.
Обернувшись, Кубрик видит мужчину средних лет, одетого в некогда, должно быть, презентабельный деловой костюм.
– Кто ты?
– Я – ангел Божий, – отвечает незнакомец, и за спиной у него раскрываются светло-серые крылья; его тень точно соткана из грозовых туч, – я избавил тебя от смерти.
У него темная, как горький шоколад, кожа, и на безволосом черепе лежат блики вечернего солнца. Взгляд – пристальный, прямой и наглый, почти уокеровский – кажется, может прожигать плоть.
И, сраженный внезапным откровением, Кубрик готов снова упасть на четвереньки, потому, что божий посланец, освободивший его из Ада, превратил главную мечту всей его жизни в прах. Говорят, личные трагедии бывают двух видов: когда самые сокровенные желания не сбываются, и когда они уже сбылись – однако, мудрец, первым произнесший эти слова, должно быть, никогда не верил в своего лучшего друга, как в ангела.
Наверное, если бы Кубрик мог сейчас кричать, он проклял бы Небеса и всех ангелов, и самого Всевышнего, но все слова застряли в горле, как комья грязи. Поэтому он лишь молча встает – чуть покачиваясь, не чувствуя ног – и протягивает руки своему спасителю.
Не то «веди меня за собой», не то «верни меня туда, откуда забрал». Сейчас ему кажется, что это – одно и то же. Он хочет сказать «прежде страдания моего я заблуждался; а ныне слово Твое храню», но не хочет лгать Богу.

* * *

Объявил я пути мои, и Ты услышал меня; научи меня уставам Твоим. Дай мне уразуметь путь повелений Твоих, и буду размышлять о чудесах Твоих.

Fin.

__________________
Примечания:
«Да воскреснет Бог и расточатся враги его […] и да бегут от лица Его ненавидящие Его […] Как рассеивается дым, Ты рассей их; как тает воск от огня…» – псалом 67, также – пасхальная молитва; традиционно считается помогающим в защите от нечистой силы
«Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень» – псалом 90, также считающийся одним из наиболее сильных средств молитвенной защиты от нечистой силы и людей-недоброжелателей
Cтолизомантия – гадание по одежде
Святой Иуда – покровитель всех, оказавшихся в безнадежной ситуации
Святой Христофор – покровитель путешественников, ограждает от внезапной смерти
«Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей […] Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя» – псалом 50
«Объявил я пути мои, и Ты услышал меня; научи меня уставам Твоим. Дай мне уразуметь путь повелений Твоих, и буду размышлять о чудесах Твоих. […] Прежде страдания моего я заблуждался; а ныне слово Твое храню» – псалом 118

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.