Теперь восхвалим славных мужей

На полароидной фотографии мальчишек держит на руках мужчина с косичками и звездно-полосатой бандане. Сэмми прикорнул на сгибе локтя, а на второй руке повис Дин. Они улыбаются в камеру и машут. Перед ними горит костер, а на заднем плане - несколько ружей, прислоненных к видавшему виды трейлеру. В самом углу снимка можно разглядеть переднее колесо мотоцикла Индиан.

Посеревшими от солнца и времени чернилами на обороте написано: "Южная Дакота, 1984. Калеб с парнями".

*

И я с тобой хочу! Хочу стрелять как ты! - канючит Дин, а Скаут в ответ только хохочет; он ерошит Дину волосы длинными костлявыми пальцами, выкручивает ему ухо так, что мелкий заходится визгом. Скаут - отличный стрелок, даже лучше, чем папа. Он попадает в ворону в небе, в кролика, которого никто даже разглядеть не мог с противоположного конца поля.

Напомни об этом в следующем году, - ухмыляется Скаут, перекидывая ремень винтовки через плечо. Когда тебе стукнет шесть...

Когда мне стукнет шесть, - повторяет Дин, кивает и серьезно щурится. Тогда я буду совсем большой.

Скаут! Давай сюда! Живо!

Мужчины, ждущие его на склоне, машут, и стволы ружей у них за плечами колышутся, как камыш на ветру.

Дин делает шаг вслед за Скаутом, но тот снова смеется и трясет косичками.

Нет, мужик, ты остаешься с Проповедником. - Скаут пытается шлепнуть его по попе, но Дин с хохотом уворачивается.

Проповедник сидит на ступеньках трейлера, баюкая малыша. Когда Дин приближается, он тихо прижимает палец к губам. Дин подходит к нему на цыпочках, обнимает.

Сон-дремоту ночь ведет, - напевает Проповедник, растягивая слова, - леший правит свой дозор...


*

На снимке мальчишки сидят на откидном борту старого пикапа, который когда-то мог быть оранжевым, а мог быть коричневым, или даже красным. На этот раз их обнимает мужчина с руками, как у Папая; светлые волосы скрывают лицо. Дин держит смеющегося годовалого Сэмми, а сам смотрит в камеру с серьезной улыбкой. На коленях у всех троих - фланелевые заплатки.

На обороте печатными буквами маркером написано: "Джим, Дин, Сэмми, '85".

*

Дин представляет Иисуса похожим на Проповедника, - его волосы и борода настолько выгорели на солнце, что кажутся почти белыми, его кожа стала бронзовой от загара, а голос так мягок и спокоен, что стоит ему запеть – и сразу начинаешь верить в Бога.

Ночью, когда мальчики, вжавшись друг в друга, лежат на спальнике перед трейлером, Дин слышит, как они поют - Сладкий чай медовым басом, а Скаут - высоким, чистым тенором; Дин слышит, как они разговаривают, их голоса рокочут и жужжат, словно пчелы.

Это же в Хюэ было? (Заплатка, который до сих пор носит на куртке повязку с красным крестом).

Скорее всего. Со временем все места начинают казаться одинаковыми. (Сладкий чай - у него ладони размером с тарелку, а футбольный мяч он может кинуть дальше, чем Джо Монтана).

Я думаю, это было в Хюэ, - говорит Заплатка. - Герцог?

Герцогом они называют папу. Проповедник говорит - "это, потому что он большой, старый ковбой", и все мужчины смеются. Дин не понимает, почему.

Да, - тихо и неторопливо отвечает папа, - Хюэ. Там погиб Задира.

После этих слов становится тихо, слышится только звон бокалов.

*

Фотография почти наполовину разорвана и склеена ломким желтым скотчем. Сэмми и Дин, закатав вельветовые штаны выше коричневых ботинок, сидят на одном бревне возле костра с охотничьим ружьем на коленях. Над мальчиками нависает высокий темнокожий мужчина с покрытой голубой банданой лысиной. Темные ладони он опустил на их плечи. На переднем плане заметна длинная тень. Фотограф? Или прохожий? По снимку неясно.

На обороте надпись карандашом, которую почти невозможно прочитать, если только не поднести к свету под нужным углом – "Сэмми, три года, Дин, семь с половиной, и Джефферсон – С-Д, 86".

*

Сладкий чай может приготовить на походной газовой горелке абсолютно все: рыбу, оленину, что угодно. Он тушит мясо бог знает с чем, но оно всегда получается потрясающе вкусным, горячим и острым, и после него ты весь день и ночь чувствуешь себя сытым и согретым, даже на ветру Южной Дакоты.

Сладкий чай сидит на перевернутом ящике из-под молока, помешивая в дымящемся котелке варево, от которого доносятся шипение, бульканье и восхитительный запах. Дин и Сэмми носятся вокруг лагеря, играя в пятнашки – Сэмми по-щенячьи неуклюжий, но Дин все равно не хочет поддаваться.

А вот и не догонишь! – вопит Сэмми, уворачиваясь. Сладкий чай пытается их урезонить - Тише, тише, эй, вы, - но они его не слышат.

Поймал! – кричит Дин и протягивает руку, чтобы стукнуть Сэма по плечу. Сэм спотыкается и падает так, что обе его ладони попадают в огонь.

От его вопля Дин замирает, а Сладкий чай срывается с места быстрее, чем Дин когда-либо видел. Своими большими руками он подхватывает плачущего малыша и орет: Герцог! Заплатка! Герцог! Это ребенок! – а Дин только и может думать, что: огонь, только не огонь, Сэмми, только не огонь, нет.

Я ненарочно, - плачет он потом перед отцом, пока Заплатка перевязывает ожоги Сэма чистой тканью и дает мальчику глоток виски: – Я не хотел.

Я знаю, - говорит папа и крепко обнимает Дина. - Я знаю.

*

Черно-белая фотография совсем измялась, засалилась по краям: такие снимки делали старыми фотоаппаратами Брауни. Дин сидит, по-индейски сложив ноги и подперев подбородок кулачками, а давно нестриженный Сэм торжественно вытянулся за ним; оба немного щурятся. Наверное, день был ясный. Темноволосый мужчина сидит справа от Сэма, обхватив руками колени и улыбаясь чуть в сторону от камеры. Из-под закатанных рукавов рубашки выглядывает морпеховская татуировка - резкий черный рисунок на бледной коже.

Тушь на обороте поцарапана и осыпается чешуйками, как может осыпаться только настоящая тушь, но все же можно разобрать надпись: "Джошуа и мальчишки Герцога, летом 87".

*

В жару они спят снаружи - вытянувшись на спальных мешках, следят за вращением звезд в бесконечном небе. На некотором расстоянии от них расположились взрослые - пока бутылка ходит по кругу, Скаут наигрывает старые песни на гитаре; иногда ему со смехом подпевают остальные, но иногда они склоняются молча под весом памяти. А порой, когда горы пустых бутылок поблескивают при свете затухающего костра, приходит время слез. Дин замечает серебристые следы на их лицах, когда они твердят имена потерянных, ушедших: Малыш Джо. Мак. Гризли. Уайти. НэХи. Левша. Задира. Баз. А папа всегда, всегда выливает на землю несколько капель виски и говорит: Мэри.

Дин переворачивается на другой бок, прижимает брата к себе.

*

На пожелтевшей фотографии мужчина гордо улыбается, приобняв двух мальчиков в шерстяных куртках с капюшонами. У старшего улыбка гордая и знающая, а младший - очень серьезный. Уголки фотографии поистерлись, а по центру - сгиб, будто ее долго носили в бумажнике в нагрудном кармане, поближе к сердцу.

На обороте не написано ничего.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.