Автор: Ailine, auden, 80 миль в час

Пейринг: Дин/Сэм

Рейтинг: NC-17

Жанр: ангст, романс, виньетка, юмор

Дисклеймер: Все права на сериал "Сверхъестественное" принадлежат Эрику Крипке

Краткое содержание: Продолжение краеведческо-порнографической акции.

Предупреждения: в файле 21 иллюстрация общим весом около 1,8Мб.

Примечание: сборник драбблов, иллюстрированных коллажами. Автор коллажей - Ailine, авторы текстов - auden и 80 миль в час.

Начинается второй сезон нашей краеведческо-порнографической акции, в которой (напоминаю, если кто забыл)) мы вместе с братьями В. путешествуем по всем штатам Америки. И не просто путешествуем, а задорно и с рейтингом огоньком :)
Первый сезон акции закончился в Нью-Гэмпшире, а теперь братья (и мы за ними вслед) перебрались в Монтану, малоразвитый штат скотоводов, со странными законами.

Серия 28. МОНТАНА

Штат: Montana
Неофициальный девиз: Land Of The Big Sky, The Unabomber, Right-Wing Crazies, And Very Little Else (Страна большого неба, Унабомбера*, правых экстремистов и мало чего еще)
Коллаж: Ailine
Автор: 80 миль в час
Рейтинг: private


________
* Унабомбер - http://en.wikipedia.org/wiki/Unabomber

Сэм терпит. Он не говорит ни слова насчет Анны, ждет, пока Дин начнет разговор сам.
А Дину хочется, это видно, по его широкой кошачьей ухмылке, по тому, как довольно потягивается на каждой остановке, намекая всем своим видом, насколько хорош был секс. Прошло уже больше недели, но все равно, каждый раз, когда они садятся в машину, Дин замирает на секунду и смотрит на заднее сиденье, как бы вспоминая.
Сэм взрывается после границы, когда они въезжают в Монтану, и на первой заправке Дин любовно поглаживает крыло, а потом, хитро улыбаясь, наклоняется и дышит на блестящую поверхность. В неровном мутном облачке он ставит галочку, оборачивается на Сэма – смотришь? – и дорисовывает к ней маленькие крылышки.
- Зачем ты это сделал, Дин? – спрашивает он, когда они устраиваются за ближайшим к выходу столом в забегаловке.
Дин пожимает плечами. Он даже не притворяется, будто не знает, о чем речь.
- Я не умею отказывать девушкам, Сэмми. И потом – переспать с ангелом, тем более, с бывшим – это круто. Наверно, почти так же, как трахнуть демона. Наверно, - добавляет он после короткой паузы.
Сэм стискивает зубы. Он знал, что нельзя было рассказывать Дину об этом.
- Я уже объяснял тебе.
- Да, я помню. Ты был пьян, и тебе было очень одиноко, и она говорила все то, что говорил бы я.
- Она не просто говорила, Дин, она была тобой! Это был ты!
- Ага. Ты знаешь, - Дин неторопливо помешивает сахар в кофе, - я могу сказать почти тоже самое. Анна, она ведь так похожа на тебя, Сэм. Тот же упрямый характер, и вечное стремление все понимать, а не просто молча подчиняться. Можно сказать, что она тоже была тобой. Особенно на заднем сиденье.
Сэм не понимает, как он не ударяет Дина, прямо здесь, через стол и стоящую на нем еду.
- Ты хотел мне отомстить, Дин? Тебе удалось. Счет сравнялся, окей?
- Ни хрена, - неожиданно вспыхивает Дин, - ты мне еще должен. Потому что мне кроме всего прочего, пришлось вдобавок выслушивать все подробности.
- Ты сам спросил! – Сэм уже кричит, не обращая внимания на перепуганную официантку и двух сжавшихся в углу стариков. – Тебя не было, Дин! Какого черта ты заводишься теперь?
- Потому что я узнал это только теперь. Как запоздалое письмо, Сэм. «Если вы читаете эти строки, то знайте: пока вы жарились в Аду, ваш брат ебал демона».
Официантка вскрикивает, Сэм вскакивает, хватает Дина за руку и вытаскивает его из-за стола.
- Руки, Сэм.
- Идем. Тут куча народу.
- Куда «идем»?
Тем не менее, Дин идет за Сэмом, который почему-то не может выпустить его руку.
В туалете Сэм упирается в стену возле сушки и складывает руки на груди.
- Рассказывай.
- Что?
- Рассказывай, как это было. Как вы поместились на заднем сиденье? Она была сверху, да, Дин? Тебе же нравится, когда они сверху? – Сэм опять заводится с нуля до шестидесяти за пять секунд. – Я знаю, я видел.
Дин ошарашено смотрит на него.
- Уймись, Сэм.
Сэм не уймется.
- Она касалась твоего шрама? – он делает шаг вперед, оттягивает – рвет – горловину футболки и впивается в отпечаток ангельской ладони ртом.
Это – его. И ничье больше.
Кожа Дина горит под его губами, только мгновение, потом Дин отдергивается и разворачивает Сэма к себе спиной, лицом к зеркалу.
- Хочешь послушать, как это было, Сэм?
Сэм скорее чувствует, чем слышит Дина, прижавшегося к нему сзади. Голос вибрирует, начиная где-то в шейных позвонках и стекая вниз, в член, который Дин поглаживает сквозь джинсы.
- Ммм…
- Она была очень молчаливой, Сэмми. В отличие от тебя. Почти ни звука не издала. Не то, что ты, не стонала и не кричала, когда кончала, как ты кричишь.
Может быть, со стороны это звучит как упрек, но Сэм знает: Дин просто констатирует факт. Поэтому Сэм нарочито громко стонет, устраиваясь поудобнее под рукой Дина.
- Сучка, - смеется Дин и надавливает еще сильнее, трет ребром ладони по шву.
Вообще этого не должно было бы хватить. Но голос, продолжающий бормотать пошлости – о том, какой была Анна, и как Дин трахал ее, переворачивая в тесном пространстве салона – выдавливает из Сэма оргазм даже быстрее руки, неожиданный взрыв, аж голова кружится, и Сэм, конечно же, кричит.
Теперь, по какой-то странной молчаливой договоренности они квиты. Хотя… Нет…
Сэм все еще отходит, опираясь лбом на зеркало, когда Дин отодвигает его и пишет на помутневшем стекле три буквы.
Вот теперь – квиты.

В сегодняшнем акционном выпуске братья В. ненадолго окажутся в штате Мэн, где их ждет не очень приятное зрелище.

Серия 29. МЭН

Штат: Maine
Неофициальный девиз: We’re Really Cold, But We Have Cheap Lobster (Да, у нас холодно, но зато омары дешевые!)
Коллаж: Ailine
Автор: auden
Рейтинг: private
Ворнинг: немного гета на периферии



Больничная тишина вообще какая-то не такая. Особенно по ночам. Типа, подумай о вечном. Ну вот, он лежит и исправно думает – о собственной уебищности, которая с вечностью сопоставима.
Лежит и думает, с закрытыми глазами. Пусть Сэм считает, что он спит. На Сэма сил нет, никаких. Ни на кого нет – ни на ангелов, ни на демонов, есть только ощущение бесконечной вины, да какой там вины – полного пиздеца, который начался с него, Дина Винчестера. Охуеть. Просто охуеть. Господи, за что?
Господи промолчит, конечно. Неразговорчивый мой.
Только тишина и в голове ангельский, бля, голос Джимми Моррисона: «Это пиздец! Бьютифул энд, пиздец!»
Сэм вдруг так громко возится в кресле, что Моррисон затыкается, и Дин почти признателен ему за это.
Какие мы заботливые. Чтобы не побеспокоить брата звонком.
Понятно, от кого, иначе бы он не вышел.
Но Сэм не знает о больничной тишине.
- А.
- О.
- Да, я понял.
- Не знаю.
- Не хочу.
- Хорошо. Хорошо.
И еще раз: «О», напоследок. Удивленное такое.
Он возвращается за курткой. В какой-нибудь другой жизни Дин прикололся бы от того, как его подбрасывает, когда Дин спрашивает:
- И куда это мы…?
- Дело есть. Это ненадолго, пара часов, доехать до Мэна и обратно.
- Я с тобой.
- Не валяй дурака.
- Нет уж, пора проветриться. Или она приедет к тебе? Как пицца с доставкой на дом?
Блядь, он говорит это по инерции, кажется, и Сэм кривится тоже по инерции, все не так и не о том.
- Тебе надо лежать.
Трубка в носу – скользкая и противная на ощупь, без неё дышится легче, как ни странно, хоть и хлюпаешь при каждом вдохе.
- Что там, в Мэне?
- А и пусть, - говорит вдруг Сэм. – Ты сам захотел. Я не знаю, что там. Вот и посмотрим.

Потом, стоя у мотеля, Дин понимает, что Сэм действительно мог не знать. А мог знать. Какая, хер, разница? На улице так холодно, что он предпочел бы остаться в Импале, но остаться было нельзя, поэтому надо просто постараться не трястись.
Сэм неожиданно прижимается к нему сзади. Так… так хорошо, потому что впереди… отвратительно.
Дин не может объяснить, почему отвратительно. Сэм упирается ему в спину, огромный и теплый, облачко пара из его губ проплывает мимо щеки, словно они призраки. Они – призраки, а те, в номере, - живые.
Хотя больше всего те, в номере, похожи на креветок.
Огромных, голых, розовых креветок. Сосредоточенных креветок. Дин видел столько порнухи в своей жизни, почему же сейчас это выглядит так омерзительно?
Анна прогибает спину и наклоняется, чтобы поцеловать Каса, и больше никакого контакта между ними нет, только губы и пах, и от этого еще холоднее.
А что он рассчитывал увидеть, крылья?
Какие, в жопу, крылья?
- Бля, - выдыхает Дин с паром, - бля…
И этот сучий сын, твой сын, Господи, я тебя задолбал сегодня, но ты послушай – твой сучий сын, праведный бухгалтер, не мог подобрать себе чего-нибудь поприличнее? Мужики бывают с волосами, Дин бы мог подсказать, а то эта безволосая сущность…
Сущность, вот в чем дело. Им нет дела до людей, и Анна тогда, в Импале, была другой, еще человеком, а не… креветкой.
Кажется, его сейчас вывернет.
Теплая, человеческая ладонь оказывается под его рубашкой очень вовремя.
Сэм молчит и просто гладит его, пока они стоят, наблюдая за трахающимися ангелами.
Гладит, прижимаясь сзади, трется, ничего серьезного – трется, хотя Дин прекрасно знает, чувствует, что у него стоит, и у Дина от этого тепла и от этой неловкой, извиняющейся ласки, встает тоже, так, что он втягивает живот, пропуская пальцы Сэма ниже, за пояс джинсов.
Сэм все-таки расстегивает ему пуговицу, но тут же опускает футболку сверху, прикрывая от холода. Чуть толкает его бедрами – и Дин машинально расставляет ноги пошире. Теплые руки – одна на животе, вторая в паху, никаких резких движений, сильные пальцы, обхватывающие член.
Они, Господи, ты слышишь – они, живые и одетые, тут, в этой холодрыге, пока твои… У этих, в номере, жарко, но не горячо, и все равно… ничего человеческого. Никакого пота на гладких телах, никаких эмоций, есть ли эмоции у… как их? ракообразных?
Сэм что-то бормочет ему в шею, целуя, он не может разобрать слов.
- Ангел с правого плеча, ангел с левого плеча, - Дин почти ржет, и смотрит в пустое, бесконечное, холодное небо, - вот так вот, да?
Сэм сжимает его сильнее, руками и всем телом, обхватывая, и с ним… надо быть с ним. Просто быть с ним.
Дин жмурится, пусть всё вокруг идет лесом, морем, полем – куда угодно и как угодно, Дин уступает, потому что ему хреново и больно, так хреново и больно внутри, сколько капель предательства – собственного и чужого понадобилось, чтобы разорвать линию пентаграммы?
Но на последнем толчке в сэмовскую ладонь, когда его распирает так, что член сейчас лопнет – от спермы, от боли, от всего сразу, он понимает, наконец, что говорит Сэм.
- Мой, - шепчет Сэм, все так же не отрываясь от его шеи, и губы у него сухие, - мой, ты – мой, мой…
И это звучит настолько... не так, что он хочет крикнуть: «Нет», и почти сразу уступает - той самой последней каплей, кончая Сэму в ладонь, тихо, без слов, без звуков, закусив губу, тихо и жалко, наверное.
- Я не смогу. Найдите кого-нибудь другого, суки!
Он бормочет это, все еще тычась членом в пальцы Сэма, разрушаясь окончательно, в первый раз разрушаясь, когда кончает с ним. И разве Сэм виноват в этом? Нет, конечно.
- Всё ты сможешь, - вдруг говорит Сэм, прижимая его к себе, укрывая, как будто Дин – младший.
Но Дин даже не может спросить, о чем это он.

На очереди у братьев (и у нас) Северная Каролина, очень травянистый штат)). Что трава там по пояс, становится понятно уже по самому девизу :)

Серия 30. СЕВЕРНАЯ КАРОЛИНА

Штат: North Carolina
Неофициальный девиз: Tobacco Is A Vegetable (Табак - это наши овощи!)
Коллаж: Ailine
Автор: 80 миль в час
Рейтинг: private



- …И он мне говорит: Сэм, смотри, они летают! Птицы летают, понимаешь?
Они смеются, хохочут, Сэм вытирает слезы и повторяет, взмахивая рукой, в которой спрятан от ветра косяк:
- Летааают.
Из Индианы они выбрались уже затемно. Дин ехал, не останавливаясь, почти всю ночь, пока дорога перед глазами не превратилась в серую ленту. Он оттягивает сон до последнего, и в конце концов, Сэм почти выдергивает его из-за руля. Но остановится на ночь не предлагает, словно чувствуя нежелание Дина сбрасывать ход, едет дальше, на восток, к Атлантике.
Когда он только начинал охотиться один – Сэм в Стенфорде, отец в Луизиане, Южной Дакоте, Вашингтоне, Небраске – Дин старался выбирать Охоты поближе одна к другой. Экономил бензин и вообще, наверно, подспудно старался работать методично, словно создавая какой-то порядок вокруг себя. Но потом, после возвращения Сэма они охотятся хаотично, из-за того, что ищут отца, а потом уже так получалось само собой. Они бросаются от побережья к побережью, не задумываясь о промотанных милях. Если нужно, значит нужно.
Со временем это превращается в странный ритуал – отъехать от места последней Охоты подальше. Оставить между ними пару штатов в лучшем случае. Они поступают так, не сговариваясь, и никогда не выбирают место, просто едут и едут, пока один из них не скажет: «хватит».
Сейчас это «хватит» говорит Дин, останавливая Сэма почти на самом атлантическом побережье, в Нью-Берне, где дует соленый ветер, такой свежий и острый, так не похожий на сухой воздух Индианы.
Дин покупает бутылку воды на заправке, пачку самых дешевых сигарет и шесть банок Ред Булла. Его всегда пробивает на эту сладкую хрень после травы.
- Будешь курить? – спрашивает Сэм, когда они въезжают на площадку над океаном, оставляя позади небольшой, но шумный город.
Дин кивает головой, потрошит сигарету, достает плотный коричневый пакет из кармана и аккуратно засыпает траву.
- Ооо, - говорит Сэм.
- Ага, - отвечает Дин, облизывая край бумаги перед тем, как свернуть самокрутку.
Они устраиваются на капоте, как обычно, тут уже должны были остаться следы от их двух задниц, едва заметные вмятины.
Дует сильный ветер, и им обоим приходится прикрывать косяк согнутыми в трубу пальцами. Сначала они курят молча, Сэм как всегда покашливает вначале, смешно щуря глаза от едкого дыма. Дину всегда немного муторно после первой пары затяжек, но зато голова пустеет моментально, словно ветер выдул из уха все проснувшиеся воспоминания. Еще один вдох, и он уже рассказывает Сэму, как бежал от комнатной собачонки, и Сэм покатывается со смеху, хрипло кашляя на исходе. Дин смеется тоже, хотя что в этом смешного, он не очень понимает. Так всегда: вообще-то не смешно, но Сэм так хохочет, что с ним не поспоришь.
За что Дин любит траву, так ту волшебную пустоту, которая появляется после нее. Ничего, вообще ничего не остается, все вокруг плывет так по-чудному, а если моргнуть, то перед глазами вспыхивают не кровавые блики, а золотые искры, похоже на салют.
Сэм рассказывает какую-то историю из колледжа, про соседа по комнате, трех первокурсниц, пляж и огромных калифорнийских то ли чаек, то ли пеликанов, которые нагло воровали у них еду и громко кричали.
- И он мне говорит: Сэм, смотри, они летают! Птицы летают, понимаешь?
Дин смеется, глядя на хохочущего Сэма, на смешливую слезу, стекающую по скуле. Ему кажется, что в этот раз от травы хочется не сладкого, а соленого.
Сэм и правда горьковато-соленый, как всегда, с привкусом крема для бритья на подбородке. Они не спеша целуются, прерываясь на затяжки, никуда не торопясь, море шумит внизу, солнца не видно из-за туч, но Дину и так нравится. Сэм смеется прямо ему в рот и неловко цепляется пальцами за ремень сзади.
- Давай, давай.
Дин сбрасывает куртку на землю и толкает Сэма, не сильно, просто задавая направление. Они устраиваются прямо здесь, среди бела дня, почти на дороге, только машина прячет их от посторонних глаз надежным черным боком. Гравий давит Дину на колени, а Сэму, наверно, в спину, но все это ерунда. Они продолжают целоваться, долго-долго, до тех пор, пока Сэм не расстегивает, наконец, Дину джинсы и не хватается за его член.
- Эй, поосторожнее, это тебе не коробка передач.
- На завтра? – переспрашивает Сэм, и они снова заливаются, как подростки на заднем дворе школы, глупо и пусто, но так счастливо.
С ремнем Сэма меньше проблем или просто Дин не настолько обкуренный. Он чуть больше расставляет колени, прижимаясь к Сэму, член к члену. Так они уже не могут целоваться, поэтому Дин хватается губами за мочку сэмового уха и тянет.
- Ммм, - мычит Сэм и двигает кулак, обхватывая два члена. Все происходит как-то медленно, лениво, тягуче. Дин даже не двигается, оставляя всю работу Сэму, только кусает и облизывает ухо и иногда бормочет какую-то херню, которая обязательно смешит Сэма. Тогда его пальцы сжимаются сильнее, подрагивая в такт смеху, и от этого становится еще лучше.
А потом Сэм вдруг обрывает смех тихим удивленным вскриком и кончает, на пару секунд переставая двигаться. Дину чувствует его запах, еще больше соли в морском воздухе, он толкается в чуть расслабившиеся пальцы и бормочет:
- Сэмми, еще, эй, еще.
Сэм освобождает свой член из хватки и сжимает липкие пальцы на одном Дине, дрочит ему, все также медленно, но сильно. Дин хмурится, выдыхает в мокрое ухо и кончает, почти теряя равновесие и заваливаясь на Сэма в последнюю секунду.
Он почти сразу перекатывается на голые камни, потому что лежать на трясущемся от хохота Сэме невозможно.
- На, - говорит ему Сэм, отсмеявшись, и подносит руку в сперме к его лицу. Дин вылизывает ее, прикусывая подушечки пальцев. Голова все также кружится, теперь уже не только от дури. Он лежит какое-то время, бездумно глядя в серо-голубое небо.
- Один раз мы с отцом, - начинает он и, не глядя, протягивает руку в сторону своей куртки. Там, где-то под Сэмом в кармане есть еще пакет, и если постараться, то даже на таком ветру он сможет скрутить еще один косяк.

Сегодня в краеведческо-порнографической акции мы ненадолго задержимся в Небраске, штате, который никак не может разобраться... со своим девизом))). А Сэмми - со своими воспоминаниями...

Серия 31. НЕБРАСКА

Штат: Nebraska
Неофициальный девиз: Ask About Our State Motto Contest (Спроси о нашем конкурсе на лучшей слоган)
Коллаж: Ailine
Автор: auden
Рейтинг: private



… Это происходит не в Индиане, как можно было предположить. В Индиане Сэма всего лишь научили писать сочинения – от слова «сочинять», и объяснили, что можно попробовать стать самим собой.
И то, что бродит в нем последний год, вдруг обретает форму и смысл.
На самом деле – бродит. Может, так весной пробивает дорогу вода или трава, вырастающая из-под асфальта. Первые капли, трещина – и ты понимаешь, что видишь мир по-другому.
Например, тебе не обязательно быть Охотником. Это же… так просто, им не быть.
Или поехать учиться. Это же так просто – миллионы людей учатся, и ты не должен становиться таким, как Дин.
Короче, всё это происходит в Небраске, где они зависают чуть дольше, чем предполагалось – у отца несколько тяжелых Охот подряд.
Сэм пишет сочинения – сочинения, понимаете? – и ловит от этого кайф.
Дин отыгрывается за Индиану.
Да, он такой. Ему надо доказать что-то. Кому? Себе, наверное. А может, и Сэму тоже.
Он ходит с девчонками в кино – и понятно, чем они там занимаются на последнем ряду.
Он пропадает на всю ночь, оставив ему ужин и предупредив, что надо запирать дверь, как будто Сэму пять лет.
Наконец, он приводит подружку в мотель, во вторую комнату, и Сэм полночи лежит без сна, прислушиваясь к звукам, и эти звуки хуже всей порнухи с платных каналов.
И вдруг… оно прорывается опять. Ну, понимание.
Ему не нравятся девочки Дина не потому, что это плохо – трахаться со всеми подряд. Плохо, конечно. Но ему не нравятся девочки Дина, потому что… он не хочет, чтобы Дин… нет, не так: он хочет, чтобы Дин был с ним.
Не в этом смысле, то есть, - был. Или в этом? Или – просто «был с ним?»
Блин, ему проще разобраться со всем своим будущим, чем вот с такими непонятными желаниями.
Девушка – Лиз Перкинс – уходит только под утро, он слышит легкий скрип двери и успевает натянуть на голову одеяло, а потом понимает, что Дин даже не проснулся, чтобы проводить её. И от этого ему так хорошо, так хорошо, что потом, почти сразу – противно.
Он идет в соседнюю комнату. Дин спит, без одеяла, потому что в мотеле топят так, словно вокруг – полярная зима, и, короче, Дин спит, абсолютно голый, на животе, обнимая подушку, и Сэм почему-то знает, что именно так он и заснул, не обращая на Лиз никакого внимания.
Он тихо садится на кровать, Дин бормочет:
- Мммм, нет, детка, дай поспать, - и получается, что он обращается к Сэму.
Сэм кивает. Конечно, поспать. Он настолько запутался сейчас в собственных мыслях и желаниях, что ему кажется, что так и надо, что это нормально – когда Дин говорит с ним так.
Он смотрит на накачанную широкую спину, вот уж точно – таким, как Дин, ему не стать никогда, наверное, но это не важно, а важно то, что у Дина откуда-то веснушки на плечах, Сэм раньше... не замечал или не обращал внимания.
И тогда, протянув руку и почти дотронувшись пальцем до этих веснушек, почти, только почти, он начинает писать сочинение.
На правом плече:
«Если я уеду, ты останешься с отцом?»
На левом:
«Да, конечно, я знаю»
Посередине, между лопатками:
«Я так не хочу»
Спускаясь ниже по позвоночнику:
«Мы должны быть вместе»
Дин, повернувшись к нему, улыбается во сне, словно может прочитать написанные в сантиметре от его кожи слова.
Сэм сбегает из комнаты. Он не трус, но совсем, совсем-совсем-совсем не понимает, что с ним происходит.

***
Он и забыл то утро, в котором дальше не было ничего особенного: воскресенье, они дрыхнут до полудня, потом лениво завтракают, потом Дин предлагает «пойти пострелять», но Сэм отказывается, и Дин сваливает куда-то, унося на спине его сочинение, – наверное, опять к Лиз, а Сэм остается в мотеле с телевизором и книжками. Один.
Есть вещи, которые не меняются. Даже спустя десять лет, или больше, чем десять лет.
Только вот в мотеле холодно, Дин закутался в одеяло, но теперь это не имеет значения.
Одеяло сползает с плеч; веснушек не видно в темноте; но отсутствие света Сэму не мешает, как и то, что сейчас он сидит на своей кровати.
«Я многому научился, но, знаешь, это было не то, чему я хотел учиться»
Кажется, тогда у него получалось лучше. Сдержаннее.
Но тогда еще не было Аризоны, когда Дин наклонялся над ним, заглядывая в лицо, и - по его собственной просьбе, за триста фальшивых баксов, - выворачивал мир и Сэма наизнанку.
Тогда не было всех тех мотелей-городов-штатов, где они впечатывались друг в друга, и если бы секс оставлял шрамы – на них живого места не было бы.
Или так - на них сначала намазано много секса, а сверху густая нежность, хотя, скорее всего, наоборот. Но и то, и другое точно есть, и смешано, иначе оргазмы оставляли бы после себя лишь грязные пятна в памяти и на матрасе, поэтому Сэм пишет на правой лопатке, все так же, не притрагиваясь к Дину.
«Я думал, это – грязный секс. Я просто не знал, как оно бывает. Прости. Все не то без любви, даже сперма какая-то не такая»
Он тихо смеется, потому что Дин был бы доволен, прочитав это, но он не прочтет.
«И я все равно хочу… Мы должны быть вместе, понимаешь?»
Сэм ставит жирную точку под знаком вопроса, и Дин – как будто он может почувствовать её – просыпается.
- Ты что?
Сэм молчит, невидимые буквы осыпаются с диновской спины на простыню, несказанные слова, в которых нет смысла. Его научили писать сочинения, но не объяснили, зачем.
Он тянется к Дину, как тянулся тогда, десять лет назад, в той Небраске, только сейчас все куда проще. И сложнее.
Дин – горячий, сонный, а буквы жгут Сэму лопатки, когда Дин, развернувшись, припечатывает его к кровати – такой двойной жар, сверху и снизу, и внутри тоже.
Ведь на самом деле все просто, на самом деле все даже где-то пошло, и любой, кто прочтет все это, ничего не поймет. Только подумает, что понял. Ни хуя он не понял. И не поймет. Любой. Кроме Дина.
Сэм кончает первым, Дину в рот, а потом они трахаются еще очень долго – почему-то очень долго, до серого рассвета за окном, доказывая непонятно что не себе, а всему остальному миру; размазывая по постели и друг по другу пот, сперму и слова из ненаписанного Сэмом Винчестером сочинения на тему «Как я провел лето».

Потихоньку перемещаемся дальше. Вот уже и до буквы «О» добрались)). И здесь, в Огайо, Сэма опять сильно накрыло...

Серия 32. ОГАЙО

Штат: Ohio
Неофициальный девиз: At Least We’re Not Michigan (А Мичиган еще хуже)
Коллаж: Ailine
Автор: 80 миль в час
Рейтинг: private



Все происходит настолько быстро, что Сэм приходит в себя только в Огайо. За несколько часов вся его жизнь выворачивается наизнанку, лучшей стороной наружу, потому что возвращается Дин. Но Сэм настолько растерян оттого, что его брат появляется перед ним, живой, по-хорошему раздраженный, и не помнящий ни одной минуты своего Ада, что он вспоминает о Глоке лишь под вечер, когда они наконец-то останавливаются.
В номере мотеля очень холодно, потому что комната угловая, сильный ветер пропитывает тонкие стены сыростью, на улице всего лишь сентябрь, но косой ливень с такой силой колотит в стекла, что они дрожат, и, кажется, потрескивают. Несмотря на холод, Дин ложится на свою кровать поверх покрывала, не разуваясь и не снимая куртки. Он лежит так знакомо - руки сложены на груди, голова упирается в изголовье, ноги скрещены, и Сэму хочется завыть.
Он знает, что для Дина не прошло ни дня с того момента, как гончие разорвали его на части. Он не помнит ничего, и Сэм готов молиться всем богам подряд, лишь бы так и оставалось всегда. Но из-за этого Сэм и Дин сейчас не складываются, разрыв между знанием и незнанием бездонный, у Сэма все стонет внутри от желания просто прикоснуться, положить руку на плечо, так, чтобы большой палец цеплялся за ключицу, ловил тело, жар, жизнь.
Он мнется между кроватями, как нашкодивший школьник, переступая с ноги на ногу, цепляясь ботинком за ножку. А потом, после очередного качка, торчащий за поясом ствол царапает спину, и Сэм словно выныривает из омута.
- Вот еще.
Он вытягивает Глок из-за пазухи и бросает его на кровать Дина. В последнюю секунду от привычного тепла рукояти он ныряет в воспоминание - та безумная ночь в Мичигане, когда тоже шел дождь, и Глок тоже был теплым, но больше не было ничего. Рука вздрагивает, и ствол ударяет Дина по колену.
- Сэм, - говорит он, не открывая глаз. - Сядь.
Все то же самое происходило лет десять назад, с тем же невозмутимым Дином и трясущимся Сэмом.
- Дин, я…
Дин резко садится, хватает его за руку и тянет на себя с такой силой, что Сэм валится сверху.
И начинается.
Они барахтаются в кровати, больше похоже на борьбу, чем на секс, потому что Сэм не может отнять руки, пытаясь прикасаться везде и одновременно. Дин пытается его успокоить, целуя в лоб, или в шею, или в подбородок, куда достает, но Сэма колотит как в лихорадке, крупной дрожью, он, блядь, он тонет.
- Спокойнее, Сэмми, тише, тише.
Это смешно, наверно, потому что сейчас он больше, и сильнее, и хуже Дина, но ему хочется свернуться в клубок и снова, снова почувствовать себя младшим. Маленьким и защищенным. Сэм прячет лицо - чтобы не позориться - и Дин позволяет ему, переворачивает, накрывает собой.
Он говорит обо всем подряд, не говоря ни о чем, какие-то мелкие детали, вроде проколотой шины Импалы или того, как он едва не остался без руки на очередной Охоте, слово за слово и вот уже Сэм выплевывает всю мичиганскую историю, словно переживая ее по второму разу, вдыхая крепкий запах Дина, на этот раз - такой живой.
Дин молчит какое-то время, а потом, когда Сэм пытается поднять голову, нажимает на его затылок - не двигайся.
- Покажешь мне?
- Что?
- Покажи, как ты…
Рука с подобранным пистолетом втискивается между ними, и Сэм ахает, потому что Глок заряжен, он точно знает, он сам…
- О боже…
Ствол прижимается к его члену, и Сэм бесстыдно трется об него, обхватывая бока Дина коленями. Все совсем не так, это Дин, Дин, Дин делает это с ним, Дин смотрит и слушает, и двигает рукой, все сильнее прижимаясь к Сэму, Дин снова здесь, Дин вернулся. Дин.


- Дин! - орет Сэм, наплевав на всех. - О господи, Дин!
- Больше так не делай без меня, Сэмми, - сухие губы царапают его висок, и это самый лучший поцелуй в жизни Сэма.

Следующий пункт назначения у нашей краеведческо-порнографической акции - Нью-Йорк, город контрастов. Высокие небоскребы, суета, множество чужих друг другу людей. Хорошо, что братья туда так и не доехали. Хотя это все равно не спасло их от...

Серия 33. НЬЮ-ЙОРК

Штат: New York
Неофициальный девиз: You Have The Right To Remain Silent, You Have The Right To An Attorney.... (Вы имеете право хранить молчание, вы имеете право на адвоката)
Коллаж: Ailine
Автор: auden
Рейтинг: private



Сэм готов повторить: «Прости» еще тысячу раз. Или две. Или сто тысяч.
Потому что знает, что сирена права, так права, словно читала мысли, тварь - и внутри все сжимается, липко и противно, а комок слюны болтается в горле вместе с тем самым непроизнесенным «прости».
Дин гонит Импалу на восток, глядя прямо перед собой, под гремящий и завывающий, абсолютно неуместный сейчас Led Zeppelin, и порез на шее Сэма пульсирует в такт запилам. С такой скоростью они не ездили со времен желтоглазого, пожалуй.
Они делают только одну остановку, Дин набирает минералки, холодного кофе в банках и энергетиков.
- Ты не собираешься ночевать? – спрашивает Сэм.
- Нет, пока не доедем.
- Куда не доедем?
- В Нью-Йорк.
- Дин, зачем нам Нью-Йорк?
- Это НЕ маленький город, - вроде бы абсолютно невпопад отвечает Дин, но Сэм понимает. И затыкается.
Дальше они едут в тишине, потому что, даже с Led Zeppelin, это – тишина.
Сэм засыпает, просыпается, мелькают мотели, иногда Импала тормозит у бензоколонок – Дин уперто смотрит вперед, не реагируя на движения справа. И тогда Сэм думает, что если они разобьются сейчас, на мокром шоссе, - весь восток накрыт моросящим дождем, - это будет охуительно прекрасным концом истории. Абсолютно несправедливым, совершенно нереальным и охуительно прекрасным.
Дина срубает, несмотря на все энергетики и кофе, после того, как они проезжают, точнее – пролетают через Пенсильванию. До Нью-Йорка их темпами остается всего ничего, когда Дин плывет, прямо за рулем, роняя голову, и Сэм еле успевает толкнуть его, перехватывая руль. На тормоз Дин жмет сам.
- Давай-ка поменяемся, - говорит Сэм, и это его первые слова с магазинчика на заправке. – Давай я поведу, не валяй дурака. Ну кому и что ты хочешь доказать?
Дин смотрит на него мутно, облизывается и жадно допивает минералку.
- Давай. - Сэм не дожидается согласия и выходит. - Дин, ну же.
Он открывает водительскую дверь, дергает Дина за рукав, приподнимая, и практически вытаскивает его из машины.
И тут, словно прикосновение к куртке меняет что-то, может что-то изменить, Дин произносит то, что играет у Сэма в голове без остановки. Как кассета в Импале.
Дин говорит:
- Прости, - и утыкается куда-то ему в шею.
- Эй, ты что? – Сэм хочет ответить спокойно, но этот не-поцелуй выбивает его из колеи на мгновение.
- За это, - говорит Дин, и его губы оказываются на порезе.
Настолько неожиданно и настолько непривычно-нежно, что Сэм тоже плывет.
Он тянет шею, подставляясь под язык, под губы, это словно… собака зализывает рану, от мокрого снаружи ему становится жарко, он трется об Дина, а Дин об него, и хорошо, что сейчас ночь и на шоссе никого нет.
- Ты прям как вампир, - неловко усмехается Сэм, но никак не может отстраниться, потому что все… все вот-вот наладится, потому что это не может быть просто так.
Дин фыркает – туда же, в шею, так знакомо и так по-старому. Как тогда. Раньше. Когда Сэм еще не…
И тут ему становится холодно. И мокро – теперь внутри. Рана кровит, он чувствует, как расходятся края, и значит сейчас…
- Стой! - Он отталкивает Дина так, что тот впечатывается в капот. – Не так.
И не поднимая глаз, чтобы не видеть, чтобы не выдать, чтобы не… ничего, быстро опускается на мокрый асфальт.
Дин неожиданно спокойно дает расстегнуть себе джинсы, и Сэм гладит, всасывает, перекатывает, пропускает глубже, облизывает и сосет, это цепь каких-то машинальных, отчаянных действий, все плохо, все хуево, все опять далеко-далеко.
Дин бормочет что-то над ним, и, кажется, хочет трахнуть его голосовые связки. Пусть.
Он не кончает бесконечно долго, от этого чувство вины у Сэма только растет, и стена между ними опять строится, каждый толчок члена в рот – как очередной кирпич.
Когда Дин стискивает его уши, прижимая к себе, и все-таки кончает, Сэм поднимается, но ни о какой ответной услуге не может быть и речи.
Потому что он видит глаза Дина – в них недоумение, обида и – кажется, страх.
- Почему ты вдруг…? – спрашивает Дин. – Почему ты вдруг…?
Сэм представляет, как говорит ему: «Я пью кровь демона, и я испугался, что…»
Только представляет и молчит.
- Почему? – повторяет Дин.
Сэм молчит.
- По-че-му?!
Он смотрит на Сэма – и вряд ли догадывается, но смотрит так, словно знает всё. И никакой защиты от его взгляда, никаких адвокатов нет.

Оклахома - центральный штат, где очень любят кино. Но хоть на сеанс братьям попасть не удалось, в кинотеатре они побывать успели.

Серия 34. ОКЛАХОМА

Штат: Oklahoma
Неофициальный девиз: Like The Play, Only No Singing (Как в кино, но только без песен)
Коллаж: Ailine
Автор: 80 миль в час
Рейтинг: private



Сэм чувствует себя полным идиотом. Как будто в том, что их последней карточкой уже нельзя пользоваться, виноват именно он. Дин пожимает плечами.
- Да ладно тебе. Что, в первый раз, что ли?
Он достает из багажника сумку и свернутое одеяло. Хотя на улице по-прежнему тепло, но переночевать под открытым небом уже не получится. Дин почему-то решил спать не в машине, а в старом заброшенном здании кинотеатра, стоящем на самом выезде из города - квадратная пустая коробка, внутри ряды потертых сидений и огромный экран над сценой. В ответ на удивленный взгляд Сэма Дин хитро улыбается.
- Надо держать стиль, Сэмми. Если у нас был помешанный на фильмах перевертыш, то и ночевать надо в кинотеатре.
И Дин запрыгивает на сцену, идет к экрану, бросая сумку и одеяло на ходу.
Сэм смотрит из зала, как на экране прорисовывается едва заметный - черный на темно-сером - силуэт Дина.
- Там должен быть рубильник у входа, - говорит Дин.
Сэм возвращается и нашаривает металлическую дверцу на стене, открывает ее и щелкает длинными неудобными рычажками. Тусклый потрескивающий свет появляется только над сценой, путаясь в пыльном бархате, скользя по неровному грязноватому экрану. Подсвеченный сверху Дин становится почему-то похож на почти погасший факел. Он хлопает по экрану, и пыль предсказуемо отскакивает густым облаком.
- Оппа, - Дин смеется и кашляет, размахивая рукой в воздухе.
Картинка получается на самом деле немножко киношной. Или, скорее, театральной, за счет сцены и света. Сэм думает, что Дин выбрал это место для ночевки не только из-за перевертыша.
- Эй, - говорит Сэм, запрыгивая на сцену, - не выпендривайся, нам тут еще спать.
- Спать? - переспрашивает Дин, раскручивая носком ботинка одеяло.
Если задуматься, то получается, что сейчас они меняются местами. Сэм сделает то, что когда-то сделал с ним Дин. Нет, не с ним, с ними обоими, переступив черту, потому что так захотел Сэм. Это казалось так невероятно сложно тогда, и Сэм пытается себе представить, что чувствовал Дин, напоровшись одновременно на два самых сильных чувства в своей жизни - любовь к Сэму и чувство вины. Как это ломалось и боролось в нем, и…
- Боже, Сэм, не воспринимай все так буквально. Ты серьезно думаешь, что у меня там все заросло?
Сэм невольно смеется, потому что только Дин способен так разрядить обстановку, перед сексом - фактически, его первым сексом после Ада, и Сэм едва не выпрыгивает из штанов, когда, наконец, осознает все. Никто, еще никто…
Он не позволяет Дину ничего, тот сначала сопротивляется, но потом, догадавшись, ухмыляется и послушно опускает руки. Сэм целует, расстегивает, опускает, снова целует, берет в рот и упивается. Чистым гладким телом, на котором из отметин - только веснушки и порез под подбородком от бритья в темноватой ванной мотельного номера, - и он не думает об ожоге на плече. Сэм едет от этого дикого ощущения обладания, пытаясь одновременно захватить как можно больше. Дин стонет под ним - над ним - звук неожиданно громкий, и Сэм вдруг вспоминает, что они ведь на самом деле в театре, на сцене, пустой, два актера, и он даже знает, для кого сейчас они играют.
Сэм трахает своего брата на старом отцовском одеяле и не думает об ангелах или демонах, стоящих у них за плечами. Он целует его шею и не думает о том, что этот второй первый раз - квинтэссенция их безумной жизни, перекрученной, но единственно возможной для них. Он кончает тихо, без криков или стонов, и не думает о том, что на них смотрят сейчас, все время смотрят. Он отсасывает Дину, который, наоборот, назло, громкий и совершенно несдержанный.
- Ох, твою мать, Сэмми, о боже, детка, как пылесос просто, ну, ну…
Сэм улыбается вокруг члена.
Утром кинозал теряет свою магическую патину, свет из окон под потолком показывает и дыры в портьерах, и разодранную обивку сидений. Но Дину, кажется, плевать, он насвистывает себе под нос и постоянно задевает Сэма, то толкает его в плечо, то хлопает по заднице.
- В Оклахому? - спрашивает Дин, когда они выходят на улицу. Яркое солнце бьет по глазам, и Дин морщится.
- В Оклахому? - переспрашивает Сэм.
- Ну, например, - пожимает плечами Дин.
Сэм смотрит и смотрит, не может оторваться. Старое и новое смешивается у него в голове, но для них это, в принципе, нормально.

Орегон и совы, совы и Орегон. Слишком много крылатых и пернатых в этом штате, лучше бы их было поменьше. И нам спокойней, и братьям :)

Серия 35. ОРЕГОН

Штат: Oregon
Неофициальный девиз: Spotted Owl... It’s What’s For Dinner (А на ужин сегодня - пятнистая сова)
Коллаж: Ailine
Автор: auden
Рейтинг: private
Жанр: не ангст



- Гамбургер, этот пирог, и этот, одну картошку, два сэндвича, - Дин притормаживает, прикидывая, что бы еще заказать, не себе – Сэму, - два сэндвича, два кофе и… и стейк. С собой.
- Стейк тоже? – переспрашивает официантка.
- Да, будьте добры.
Он сидит у стойки с бутылкой пива, пока его заказ готовится. Четыре часа дня, в ресторанчике совсем мало посетителей, официантка поглядывает на него с любопытством – кто-то новый в Вест Линне, и Дин машинально улыбается в ответ.
Ну да, он набирает с собой кучу всего, чтобы устроить Сэму… э-э-э? Обед? Ужин? Дин усмехается своим мыслям. Нет, поздний завтрак в постель. Вот так, да.
Сегодня – так, потому что Сэм еще спит в мотеле. Не будить же его, чтобы он сгонял за едой.
Дин опять усмехается, качая головой и отводя взгляд от девушки за стойкой – она тут совсем ни при чем.
Хоть Орегон, хоть Колорадо, хоть Аляска, мать её – не важно, важно то, что это обыкновенная, почти забытая со всеми последними заморочками, Охота, мечта идиота – заброшенный дом с призраком, любопытные подростки, перебои с электричеством, и, хочется верить, на этот раз история не вывернет в неожиданную сторону, как получилось неделю назад с безумным Чаком. Пророк, ебт. С архангелом-бодигардом.
Раньше между Охотами были паузы и передышки, теперь сама Охота воспринимается как пауза. Три, четыре дня без ангелов, демонов, печатей. Ну, вы там, сверху и снизу, пожалуйста. Дайте выдохнуть.
И вообще, если они круты аж до «Евангелия от Винчестеров», то почему бы им самим не придумать другую историю?
Дин хотел такой вот Охоты. Кажется, и Сэм хотел, а если они подумали об этом вместе, одновременно, и всё получилось, то вдруг…?
Ему хочется верить в это «вдруг». Как в Бога. В Бога верить получается с трудом, да что уж там – не получается совсем, а вот во «вдруг» – на раз.
Но ведь оказались же они в Вест Линне, как и раньше, из-за пары заметок в газетах, и дом с призраком есть, утром они уже покружили около, приглядываясь, потом, ничего не обсуждая, отправились в мотель, выспаться перед ночной вылазкой.
Действительно только «выспаться» - после того, как Сэм порадовал его находками из Интернета, оба впали в ступор. Это - извращение да, но это, блин, твое личное извращение, а не повод для всяких дур…

Когда Дин вез Чака в «Тореадор», всего десяток минут по тихому ночному городку, в Импале с разбитым стеклом и дебильным белым пакетом, хлопающим на ветру, несмотря на все беспокойство за Сэма, несмотря на Лилит и боязнь не успеть, он хотел спросить у гребаного зашуганного пророка только одно:
- А это ты тоже видел?
Или
- А о чем ты не написал?
До чего ж отвратно. Мало приглядывающих за тобой крылатых и хвостатых, так еще вот такое чмо тоже…
Он ничего не спрашивает, конечно.
Зато следующие несколько дней они с Сэмом просто шарахаются друг от друга. «Улыбнитесь, бля, вас снимают скрытой камерой». Дин ловит себя на том, что после душа натягивает джинсы в ванной, как будто нельзя одеться в номере. Чего Сэм не видел-то? Да и «скрытая камера» тоже, наверное.
Но в Орегоне все идет почти как раньше, это настолько нормальная Охота, что в мотеле они оказываются в одной кровати. По инерции, потому что оба действительно больше хотят спать. Или все-таки боятся чего-то.
Дин просыпается первым, потому что Сэм закинул на него ногу и руку, прижимаясь во сне, как раньше, и это такая знакомая и такая приятная тяжесть, от которой, конечно же, встает.
Он даже не пытается высвободиться из сонных теплых объятий, чуть приподнимается, спуская трусы и освобождая член, подумав, что хрен ей, этой камере, всё под одеялом, и закрывает глаза.
Но тихо подрочить не получается. Ну не получается, потому что вот он – Сэм, даже руку протягивать не надо. Просто повернуться самому и развернуть его.
Смазка. Черт её знает, где теперь смазка, где-то в сумке, далеко, вне мира-под-одеялом.
Под одеялом темно и жарко, и неудобно, Дин облизывает пальцы, стягивает с Сэма плавки, обнимает его, проскальзывая рукой вниз, по животу, член Сэма теплый и мягкий, и тут его пальцы перехватывают.
- Это – извращение, - бормочет Сэм в полусне.
- Еще какое, - соглашается Дин, - погоди, я…
Он трется о свою ладонь и задницу Сэма, их руки переплетаются там, впереди: пальцы, одеяло, твердый утренний стояк, «сейчас, Сэмми, сейчас».
Сэм вздыхает довольно, подставляясь руке, прижимаясь к Дину, они, наверное, как подростки-идиоты, честное слово, но это именно то, что надо сейчас.
У них влажные руки и влажные спины, под одеялом горячо, а потом это горячее лопается, как мыльный пузырь, расползаясь мокрым – на спине Сэма, в ладони Дина, и всё – почти в полной тишине.
Сэм втягивает воздух и жалобно, действительно, как в детстве говорит:
- Давай еще поспим, а?
- Спим, - но Дин дожидается его сонного ровного дыхания, и встает.
Наплевав на всех вуайеристов.
Во-первых, ему хочется есть. Во-вторых, а что, неплохая идея – принести Сэму завтрак. Или обед?
Ну, просто. По приколу.

Стейк, даже упакованный в контейнер, пахнет так, что его хочется сожрать прямо на улице, и Дин уже жалеет, что взял только один. Руки заняты, кофе не отхлебнуть. Все-таки у Сэма лучше получается ходить за завтраками.
Он уже хочет толкнуть дверь плечом, когда понимает, что в номере разговаривают. Вот же сучка, а?
Но это не…
Это. Это. Бля.
У неё теперь другой, ровный голос без интонаций. Вроде тот же – и не тот.
- Вам всё равно придется разойтись.
- Почему?
- Так надо.
- Кому – надо?
О, это Сэм. Это его всегдашний, вечный Сэм с упертой привычкой отвечать вопросом, это мы проходили, еще со школьных времен, или того раньше.
- Ты знаешь, кому.
- Да какого хрена всё решают за нас?! Что вы с ним сделали? Это вы, а не там, вы загнали его вконец! Никуда я не уйду.
- Придется.
- Попробуй, - говорит Сэм, и Дин замирает, как мудак, с пакетами и стаканчиками перед закрытой дверью.
После бесконечной минуты тишины Анна спрашивает, все так же ровно:
- Ну что, помахал руками? А если я? Я не хочу причинить тебе вреда, но…
Дин вышибает дверь ногой, в номере что-то падает с грохотом, вся еда – на полу, и Сэм тоже на полу, с закрытыми глазами и кровью из носа, которая течет без остановки, двумя аккуратными струйками, по подбородку и по шее.
- Да чтоб тебе! – орет Дин, даже не поворачиваясь к Анне. - Проваливай отсюда!
- О, эта кровь, - без выражения говорит она, - осторожней, Дин.
- Я, блядь, сам разберусь, уходи!
- Ты же понимаешь, что разговор не закончен.
У него обе руки в крови, и кровь никак не останавливается, и он, черт, он просто стал забывать, насколько это выносит - Сэм, которому надо помочь.
- Я не буду с тобой разговаривать. Никогда. Можешь угробить нас сейчас, обоих, мне посрать! Давай, врубай свой прожектор. И громкоговоритель тоже.
И тут Анна сбивается.
- Он первый начал.
- Он, блядь, человек! Я сказал, уходи! Слышишь? Или мне проверещать по-вашему?

Ему плевать, что там творится за его – неприкрытой сейчас – спиной.
Пусть эта… сова проваливает на все четыре стороны, даже на пять, учитывая небеса. Хотя, конечно, никуда она не улетит, он лопатками чувствует её ровное тепло, как от калорифера.
Сэм открывает глаза и, морщась, смотрит на руки Дина.
- Я в порядке, Сэмми, это… твое. Ты как?
Сэм мотает головой, пытаясь сесть. Дин поддерживает его – посреди разбросанных сэндвичей и пирогов, рассыпавшейся картошки, смятой коробки со стейком и пролитого кофе.
- Ну не умею я ходить за едой, - как будто больше ничего не произошло и никого, кроме них, в номере нет, говорит Дин.
Сэм усмехается и кивает.

Сегодня наша краеведческо-порнографическая акция вместе с братьями В. попадет в Род-Айленд, самый маленький по площади штат. Маленький, да удаленький

Серия 36. РОД-АЙЛЕНД

Штат: Rhode Island
Неофициальный девиз: We’re Not REALLY An Island (Мы, вообще-то, не совсем остров)
Коллаж: Ailine
Автор: 80 миль в час
Рейтинг: private
Жанр: не ангст



Все эти звоночки звенят постоянно, и Дин упрямо не обращает на них внимания. Он принял решение в свое время, и если кому-то что-то не нравится, пусть катится ко всем чертям. Но иногда случается что-то такое, и Дин начинает сомневаться с прежней силой. Разве так можно?
Он думает об этих детях, проживших свою жизнь между стенами, в вечной темноте, как тараканы или крысы. Он помнит, с какой безумной силой парень защищал свою сестру, Дин едва справился с ним, он не справился бы совсем, если бы не мысль о Сэме. Дин вспоминает те рисунки на стенах, забавные фигурки, какие рисуют малыши, палочки и кружочки. Держащиеся за руки мальчик и девочка. Брат и сестра.
Он не может не думать об этом.
Насекомообразное слово корчится у него в голове. Они же такие, точно такие с Сэмом, если задуматься. Они точно также прятались ото всех, от отца и от Бобби, в то лето, и потом, позже, много лет подряд, с почти четырехлетним перерывом. Дин вспоминает свой приезд в Стенфорд почти с облегчением. Они не притворялись тогда, или, вернее, притворялись, что им можно, и нет в этом ничего такого. Черт, как это все сложно. Короче, они были любовниками, а не братьями со своей подвальной тайной. Да, тогда все было хреново, и Дин нажрался, а Сэм шипел, и бесился, и потом, когда никого не осталось в комнате, кричал на него и требовал, чтобы Дин убирался и не приезжал больше. Но закончилось все в постели, сначала, вернее, даже на полу, Дин стер себе колени до крови, когда скакал на члене Сэма, а уже на кровати они поменялись, пьяно путаясь в ногах и руках, и Дин вытрахал Сэма, хватая его за патлы и целуя в шею. И когда Дин все-таки уехал на следующее утро, босой Сэм поцеловал его в холле корпуса, прямо на глазах у половины своего курса.
И Дину это нравилось, черт возьми. Пусть это был один раз, но так было – просто и без этих сомнений.
А теперь все сложно, в сто раз сложнее, из-за того, что вокруг них все больше и больше… всех. Дину постоянно хочется оглянуться, проверить, не стоит ли там кто-нибудь, за спиной
И самое ужасное – он чувствует то же напряжение и в Сэме. После их первого раза – после того, как Дин вернулся – они не могли смотреть друг на друга, и снова всплыло это мертвое насекомое, черное и скользкое по краям, как будто выпачканное в старом машинном масле. Теперь каждый раз происходит как будто случайно, как будто против их воли, и Дин знает: это нужно прекращать, пока они не разошлись. Вообще.
Но при одной мысли, что он никогда больше не прикоснется к Сэму именно так, там, никогда, разве что случайно, не услышит короткие удивленные «о», которые Сэм издает перед каждым оргазмом, не сможет попробовать горький вкус самых глубоких и тайных мест Сэма, Дина тошнит. Он должен прекратить все это, потому что он все это начал. Но он не может.
- Эй!
Сэм возвращается на дорогу, застегиваясь на ходу.
- Все уже, принцесса? – говорит Дин, стараясь ухмыляться, как положено. – Не знаю, Сэм, отливать десять минут – это, по-моему, твой рекорд.
Сэм не отвечает, просто подходит к нему, нависает всеми своими шестью футами и целует Дина. Вот просто так, на дороге, под непонятным солнцем Род-Айленда – вроде как есть, но где – не ясно.
- Ты иногда так громко думаешь, Дин, - говорит Сэм и опять целует, касаясь большим пальцем губ Дина.
- Эй, эй, эти руки только что…
- Эти руки только что были там, где будут сейчас твои руки. Твой рот, Дин. Твой член. Мне плевать на всех. Это мы. Мы. Мы хотим этого оба. И пусть все остальные смирятся, если они хотят получить что-то от нас. Разве не так?
Конченый юрист, думает Дин, опускаясь на колени.
И да, ему плевать.

Следующий пункт назначения - Пенсильвания, штат, где очень много угольных шахт. Нам здесь станет очень жарко, можно сказать горячо. И нежно. Но это совсем не та нежность, и не тот жар, которого хочется Дину.

Серия 37. ПЕНСИЛЬВАНИЯ

Штат: Pennsylvania
Неофициальный девиз: Cook With Coal (Готовим пищу на углях)
Коллаж: Ailine
Автор: auden
Рейтинг: private
Жанр: ангст. Но нежненький



- У моей крошки зеленые глаза,
И когда она улыбается, я счастлив.

Голос растекается вокруг, а потом необъяснимым образом оказывается внутри него, теплый, мягкий, каждый звук – как прикосновение пальцев, каждое слово – нежное движение ладони. Внутри.
Именно этого Дину настолько не хватает здесь, представить было нельзя, что именно такого не будет хватать, - поэтому он готов часами, сутками, да что там – вечность напролет слушать, когда Аластер говорит с ним. Так говорит. И за его словами не прячется боль.

- Эти глаза никогда не будут грустными,
Я обещал ей, обещал ей.

И голос, и сама песенка потрясающе неуместны в темном бесконечном пространстве. Странно, кто мог подумать, что Ад окажется похож на ночное небо – беззвездное пустое небо. Похож – как отражение в зеркале, к этому тоже привыкаешь.
А вот к аластеровской нежности – нет, не получается. То ли еще помнишь боль, то ли первое впечатление от этого, другого его голоса – тогда все смешалось: неуверенный шаг, ощущение свободы, пусть здесь, но свободы, и сильное, тихое, уверенное «Дин-Дин-Дин». Как капли дождя, когда хочется пить. Больная радость.

- Её глаза – как листва весной,
Или как обманчивое море.

Нет, он спрашивал Аластера: «Почему?»
Почему именно с ним поступают так? Может, душу он и продал, но голову не потерял, и иногда эта голова еще врубается. Так, по старому. Так, что он столбенеет, оглядываясь, и только что не затыкает рот кулаком, чтобы не заорать: «Сэм!»
Он не стеснялся звать его на дыбе, там короткое имя было как наркотик, как лучшее обезболивающее, оно отрубало, словно Сэм на самом деле мог дотянуться до него, оно было необходимо, и Дин орал, на радость и потеху окружающим. Привыкая к боли.
А теперь молчит.

- У моей детки нежные губы,
Они сладки, как ягоды летом.

«Детка» - это тоже, кажется, оттуда, из мира Сэма, потерянного навсегда. Но кто такая «детка», Дин не помнит. Ничего не осталось, кроме Сэма, но он старается не думать о нем, когда слова Аластера - губы Аластера затягивают его во влажный и сильный поцелуй. Дин закрывает глаза, всё равно он не видит, кто его целует. Не видит, но чувствует и знает. Это – поцелуй пустоты, и она прихватывает, высасывая, облизывая, еще одну частицу души. Больно, но эту боль проще переносить. Особенно под песню.

- Они созданы для меня,
И я готов целовать их целую вечность.

Дин улыбается. Нельзя не улыбнуться, когда всё так нежно и горячо. Губы – слова скользят по шее и по груди, и одежда – если тут есть одежда – пропадает сама собой. Темнота вокруг прохладна, а губы теплы, и Аластер, как обычно, прерывает песню, когда поцелуи доходят до груди, там, где у живых сердце.
«Ты - лучший, - шепчут губы, щекотно прикасаясь к коже, - лучший, любимый…. Дин-Дин-Дин…»
Кто – любимый, Дин не знает, Аластер никогда не договаривает. Но имени, повторенного трижды, достаточно.

- Говорят, моя крошка
Не любит никого, кроме себя.

Это – предпоследний куплет, губы исчезают, но тепло и слова остаются.
- Покажи мне, Дин.
Дин никогда не позволял себе этого там. Но у него уже мокрые пальцы – губы прошлись и по ним, и у него стоит, с самого начала песенки стоит, это же не в первый раз. Дин раздвигает ноги, гладит себя, приподнимает бедра, чтобы невидимый Аластер увидел – и трахает себя сам, своей собственной рукой, загоняя два, три пальца внутрь, глубоко, безжалостно и правильно; стискивая член, так, что ему почти больно. Но и это – не та боль.
«Меня же нет, - думает Дин, - меня нет, это не я, это не считается…»
Он не произносит слова вслух, но ему надо как-то оправдаться перед Сэмом – там, хотя бы за это.

- Только мы никогда не расстанемся с ней,
Даже за порогом смерти.

Он кончает именно на этом «никогда» - все так же тихо, оргазм прохладен и прекрасен, а сперма здесь почему-то холодна, но теплые губы тут же возвращаются к нему, облизывая живот и руки. Аластер – не брезглив.
Впрочем, они все не брезгливы тут, Дин тоже.
- Готов? – голос Аластера меняется, становится громче и суше. – Отдохнул, Винчестер?
Про это тоже Дину хотелось бы узнать – за какие-такие подвиги ему положен отдых, но вместо вопроса он встает, поводя плечами – одежда на месте, футболка и джинсы, а темнота вокруг меняется. Красные искры рассыпаются и дробятся перед ним, подсвечивая ночное не-небо, потом оказываются рядом с его босыми ногами, но Дин только спрашивает:
- Кто сегодня?
Аластер – теперь он здоровущий мужик в строгом черном костюме – кивает ему, указывая на очередную дыбу с распластанной на ней девушкой, нет, не девушкой – почти девчонкой.
Дин кивает и, под ободряющим взглядом, легко идет к ней по тлеющим искрам – углям.
И вот это – та боль, которая не пройдет никогда.

***
«Никогда», - повторяет он, пытаясь понять, откуда в голове вдруг возникает такое сочетание: «боль-угли-никогда».
Именно здесь, на вечеринке с барбекю в Пенсильвании, где они оказались всего лишь в поисках нужного свидетеля.
- Ты рехнулся? - Сэм дергает его за локоть и оттаскивает подальше от гриля. - Дин, что с тобой?
И с силой бьет Дина по руке, так, что угли, подхваченные в жаровне, падают на зеленую траву.
На ладони расползается обожженная кожа, Дин смотрит на руку, потом – на Сэма, и повторяет, морщась:
- Не помню. Не помню.

В сегодняшнем штате братья обнаруживают, что интернет - это не только полезно для Охоты, но и приятно))). Иногда даже очень приятно :)

Серия 38. ТЕННЕССИ

Штат: Tennessee
Неофициальный девиз: The Educashun State (Штад харошива абразавания)
Коллаж: Ailine
Автор: 80 миль в час
Рейтинг: private
Жанр: не ангст))



Дин дожидается, пока Сэм уснет, включает воду в ванной и только после этого усаживается за стол. Вода заглушает мягкий звук вентилятора, и Сэм не просыпается, как просыпается, если просто посреди ночи открыть крышку лэптопа. Дин проверял уже не раз.
Браузер удобно выкидывает ему адрес после первых же двух букв – «s» «u». Раздел с фанатскими историями на самом видном месте, как будто это – самые посещаемые страницы, думает Дин. Ну, в общем, неудивительно. Порно – оно и для фанатов порно.
От косых в заголовках рябит в глазах. Дин/Сэм, Сэм/Дин, Сэм-и-Дин, Дин-и-Сэм. Редкие женские имена выглядят почти странно, он дергается от десятка Сэм/Руби и удивленно вздергивает бровь на Дин/Джесс.
Первый же рассказ – о том, как сошедший с ума и превратившийся в демона Сэм держит Дина при себе в качестве – о боже – принца-консорта. Он ошалело читает первый абзац: «Дин послушно расставляет ноги, предлагая себя. В его взгляде такая благодарность, чистое обожание, восхитительный полный рот дрожит от дикого желания».
Господи боже мой…
Дин закрывает окно и с ужасом пялится в пустой экран. Полный рот? Восхитительный?! Эти люди просто больные.
Но все равно же любопытно, никуда не денешься, поэтому Дин открывает следующую ссылку.
«- Я сделаю все, чтобы спасти тебя от сделки, Дин – на глазах у Сэма заблестели упрямые слезы. – Я не отдам тебя им, ты мой, мой – Сэм целует своего брата, так сильно, что у Дина подгибаются колени.»
У Дина, скорее ум за разум заходит. Но читать дальше – это уже дело принципа.
На третьей попытке ему везет просто невероятно.
«На Сэме – прозрачные кружевные трусики, тонкая полоска исчезает между двумя мускулистыми половинками, а спереди небольшой треугольничек едва прикрывает толстый эрегированный член. Сэм поглаживает себя через влажную ткань.
- Дин, - стонет он, - пожалуйста».
О да, детка, думает Дин, довольно ухмыляясь. Ему так хочется разбудить Сэма и почитать ему это вслух, аж руки чешутся. Страничка идет в Избранное.
Дальше идет веселее. Дину попадается пару на самом деле интересных и забавных историй. Ну а секс… Секс становится лучше с каждым прочитанным файлом. Он возится на стуле, усаживаясь поудобнее, потому что стояк у него как начался с черных кружевных трусиков, так не проходит до сих пор. В глазах фанатов они с Сэмом неутомимы и изобретательны. Секс в Импале на заднем сиденье – Дин читает очень внимательно, но все равно не понимает, как они поместились там вдвоем. Минет под одеялом, со спящим в соседней комнате отцом, это уже за гранью, но Дин уже не может оторваться, потому что Сэм просто волшебник с таким умелым ртом и тесной глоткой. Последний бешенно-болезненный трах перед Адом, Дин никогда не признается, но у него комок в горле, потому что тут Сэм настолько настоящий, настолько похожий на себя в те дни, что Дину не по себе.
Он рассеянно листает ссылки – что такое мпрег, мать его? Или джендерсвап?
Почему-то его цепляет название. «Безвыездно в Теннесси». Это странная сухая история о том, как они с Сэмом ловят и никак не могут поймать неуемного полтергейста, путешествующего по всему штату, но никогда не выбирающегося за его пределы. Диалогов почти нет, как будто автор экономил на тире, или как будто ему казалось, что они с Сэмом вообще не разговаривают. Только в постели. Здесь Дин - неудержимое трепло во время секса, а Сэм – громкий и бесстыдный.
Когда они доезжают до мотеля, и Сэм забирается к нему в душ, смывая кровь и бормоча пошлости в висок, Дин не выдерживает и запускает руку в трусы. Он первый раз в жизни читает, а не смотрит порнуху, но эффект странным образом намного ощутимее, чем от цыпочек, неубедительно стонущих на экране.
Сэм насаживается на него – о, блядь, Дин! – и Дин кусает щеку изнутри, сжимая кулак. Он кончит в любую секунду, не отрывая взгляд от экрана, впиваясь в строчки, а потом вдруг Сэм шепчет ему в ухо.
- О, мне этот фик тоже очень нравится, Дин.
- Твою мать, Сэм! – Дин едва не отрывает себе член, так торопится вытащить руку из трусов.
- Только не это место, там дальше есть покруче.
Сэм через его плечо прокручивает страницу вниз.
- Смотри, у тебя вырастают крылья, потому что Бог решает, что ты достоин спасения. Он забирает твою душу у демонов, но ты уже не можешь оставаться человеком. Ты становишься ангелом, Дин, - дыхание Сэма щекочет ухо Дина. - Из Теннесси можно выбраться только через верх. Вот здесь. Читай. «Сэм цепляется за эти чертовы куриные перья, пытаясь оставить себе на память…». Читай.
- Сэм цепляется за эти чертовы перья, пытаясь оставить себе на память хотя бы одно, узкое и острое, ледяное под ярким солнцем. Он знает, что спорить бесполезно, не с кем, не с Дином же. Поэтому остается единственное.
Рука Сэма спускается с плеча Дина по груди, по боку, ниже и ниже, пробираясь к все еще стоящему члену.
- На горячем капоте Импалы – скользко и неудобно, но Дин расставляет крылья, балансируя, почти не касаясь земли. Сэм не хочет этого видеть, потому что это уже не Дин, он тянет его на себя за крыло, возвращая на землю.
Сэм двигает рукой, неторопливо и как-то… спокойно. Дин сбивается, запинается на простых словах, он почти не контролирует себя, срываясь и вздрагивая, когда Сэм выдыхает ему в ухо.
- Читай дальше.
- Дин не спешит, двигается в Сэме медленно, и смотрит, не отрываясь, цепляясь взглядом так же, как Сэм цепляется руками. «Не надо, Дин», просит Сэм, потому что если все закончится… Все закончится. Но Дин уже не может остановиться.
Сэм прижимается к нему, двигая рукой все быстрее. Дин не может читать дальше, не вслух.
- Сэмми, - шепчет Дин – они шепчут оба, тот, с крыльями, прощающийся со своим братом, и этот, знакомящийся с Сэмом, совсем по-новому.
Этот Дин, как всегда, кончает тихо, тот, как и положено, громко кричит, красиво вскинув голову в небо.
- Сэм, чувак, это как-то…
- Странно?
- Ну да, вообще-то. – Дин пытается высвободиться из-под липкой руки Сэма. Голова у него пустая, и хочется спать, как обычно после секса, но, блядь, он только что, они с Сэмом только что…
- Я тебе еще потом дам почитать тебя и Бобби.
- Меня и… О боже! Ну и извращенцы!
Сэм смеется и не забирает руку, по-прежнему поглаживая член Дина, словно так и должно быть.

Сегодня мы остановимся в Южной Каролине, штате, жители которого до сих пор не поняли, что Гражданская война закончилась. Make love not war - говорим им мы вместе с братьями В.)) Но любовь любовью, а Дину совсем не нравится то, что происходит с Сэмом.

Серия 39. ЮЖНАЯ КАРОЛИНА

Штат: South Carolina
Неофициальный девиз: Remember The Civil War? We Didn’t Actually Surrender! (Помните Гражданскую войну?
Коллаж: Ailine
Автор: auden
Рейтинг: private
Ворнинг: крэк Дина. Или кинк Дина. Или сквик Дина. Мы не определили :)



Дину снится, что люди общаются посредством языков. Нет, не так, как обычно, не речью, а вкусом. Пот на лбу – это мысли, и если их слизать – можно понять собеседника. И так же выразить свои.
Они с Сэмом стоят и лижут, лижут друг друга, и всё понимают, всё.
Ладно, пусть лбом можно соврать. Но в сексе соврать не получится, вот там-то им откроется Истина, гребаная с большой буквы, Истина друг о друге.

Это – Конвей, Южная Каролина, с душными, плотными даже весной ночами, с жарой, которая похожа на одеяло, поэтому они спят под простынями или вообще без простыней, в номере нет кондиционера, только допотопный бессильный вентилятор, и они бессильны точно так же, как эта старая штуковина под потолком.
Дин просыпается в поту, в котором – если его слизать - страх, вина, боль, ложь и любовь, наверное.
«Это из-за того, что мы не можем…» - думает Дин.
Они не могут поговорить. Не получается, после нескольких фраз они раз за разом сваливаются в предсказуемый и бессильный скандал.
Поэтому теперь они разговаривают по-другому.
Теперь они трахаются долго-долго. Даже если это простой отсос перед сном, разрядка – всё обретает какой-то новый смысл.
А уж если серьезно.
Дин сдерживается, выходя из Сэма полностью и выдыхая. Его член, прогибаясь вверх, упирается в ягодицы, а кончить хочется так, что челюсти сводит, но он терпит, разглядывая потолок, а потом закрывая глаза и прислушиваясь. К тому, что там, в Сэме.
Дин плюет на извращения, на соглядатаев, на всё – он просто хочет понять, иногда ему кажется, что и внутри Сэма что-то не так, но он малодушно гонит от себя это ощущение.
Не может быть. Нет.
Во всем, что касается секса, Сэм ведет себя как обычно, сверху или снизу, и это его собственный персональный Сэм, которого он собирал все эти годы.
Он по-прежнему смешно елозит, насаживаясь на член Дина, громила этакий, загораживая собой темное окно и весь мир в придачу. Сэм по-прежнему осторожен, когда входит в него, и всегда… ну, любопытен. Или удивлен. Как будто до сих пор не может привыкнуть. Это тоже заводит.
Но сейчас он нетерпеливо пинает Дина по лодыжке, и Дин, нажав ему на спину, прогибая его, вставляет снова, а через несколько толчков опять захлебывается всем сразу – несказанными словами и своим загнанным черт знает куда, к пяткам, наверное, желанием.
«Поговори со мной, Сэмми, хоть так. Что с тобой происходит? Тебе плохо?»

***
Сегодняшние «плохо» совсем не похожи на «плохо» прежние. Тогда он хоть что-то понимал, на худой конец – мог спросить.
А сейчас он лежит и слушает, как Сэма выворачивает в туалете. Сэм блюет. Блюет по несколько раз в день, уже вторую неделю. Как какая-нибудь беременная девица. Испуганно и терпеливо. Это не связано с едой, с жарой, ни с чем не связано, точнее, Дин подозревает с чем – с отсутствием Руби.
Потому что при всей ругани, при всем их тихом, медленном – разговорном - сексе, Сэм никуда не отлучается без него. Дину кажется, что они и спят вместе для этого. Чтобы Сэм не ушел.
Если только до сортира.
Последние судорожные «мммм», потом шумит вода – значит, приступ прошел.
Дин закрывает глаза, когда он выходит из ванной, ложится рядом и молчит, опять молчит.

***
Сейчас они поговорят, хотя бы во сне. Сэм стоит к нему спиной, и надо просто лизнуть его в шею, чтобы понять…
Дин тянется, а Сэм разворачивается ему навстречу, и внезапно между ними оказывается какая–то немыслимая преграда. Непредставимая. У Сэма огромный живот, такой бывает у… у…
Он не изменился, и со спины выглядит точно так же, рубашка прикрывает пополневшую талию, но спереди…
И смотрит Сэм на него как обычно, как всегда, когда они трахаются – с удивленным любопытством.
- Ты что, Дин?
Что – что? Что он должен ответить? Дин молчит и сглатывает.
Сэм говорит, Дин не слышит слов, поэтому все-таки неуклюже изгибается, дотягивается и слизывает пот у него с виска.
Договор и Лилит, это не печать, все остановится, это не та жертва, все живы, это не сложно, я привык, я не отдам его… или её? Ты же мне поможешь?
В этой капле пота калейдоскоп: Сэм, безвылазно сидящий в какой-то незнакомой квартире, за окном только небо и солнце, как бывает на высоких этажах. Сэм, завтракающий йогуртом. Сэм, валяющийся на кровати, читающий журнал или смотрящий кулинарную программу. Сэм с растущим животом, сильный и неловкий, нелепый, беззащитный, более беззащитный, чем в детстве. Сэм – абсолютно естественный в этой роли, и такая абсурдно-логичная цепочка сводит Дина с ума.
«Я сейчас проснусь», - думает он, пытаясь открыть глаза.
- Спасибо, - говорит во сне Сэм, - я знал, что ты, только ты сможешь…
Он почему-то разворачивается опять – и теперь у него на руках ребенок, девочка, судя по розовой кофточке, или как там это называется?
- Она… - Сэм подбирает слово, - классная. Замечательная. Смотри. Ты же полюбишь её, правда? Правда, Дин?
У девочки на его руках – темные сэмовские волосы, его смешной, чуть вздернутый нос, его родинка. И белый взгляд Лилит.
И Дин проигрывает эту войну.

Выпуск сегодня юбилейный, и поэтому в Техасе, нашем любимом штате, где по умолчанию все самое большое и красивое :), братья В. решили немного расслабиться )).

Серия 40. ТЕХАС

Штат: Texas
Неофициальный девиз: EVERYTHING is bigger in Texas! (В Техасе ВСЕ самое большое!)
Коллаж: Ailine
Автор: 80 миль в час
Рейтинг: private
Жанр: не ангст))



Деваться им абсолютно некуда. Сэм не может себе найти места, роется в интернете в поисках работы, мечется по мотельному номеру, но все без толку.
Кастиэль сказал: надо подождать.
Руби пожала плечами и покачала головой: ничего не поделаешь.
Они ждут и ждут, сходят с ума в этом замкнутом пространстве, жарком, потому что весна в Техасе – это раскаленный дрожащий воздух, и даже ветер с залива не спасает. Штиль поймал их в Корпус Кристи, в пустом мотеле на восточной окраине города, тут пахнет гнилыми абрикосами и свежей рыбой, и Сэм не знает, какой запах хуже.
Дин ведет себе на удивление спокойно. Обычно это он бесится, если они останавливаются больше чем на сутки, а тут они словно ролями поменялись. Дин чистит разложенное на полу оружие – там не так жарко, смотрит порнуху на лэптопе, когда думает, что Сэм спит, и даже иногда приносит завтрак. По вечерам Дин пропадает, и Сэм уверен: он ходит к заливу смотреть на яхты. Сексом они занимаются только глубокой ночью, сквозь сон, когда жара спадает, один из них приходит в постель другого, и они долго и медленно трахаются, кончая скорее от усталости, чем от того, что хочется кончить. Иногда посреди дня в голове у Сэма всплывает ночная картинка, и у него сводит в паху.
Так проходит шесть дней, а на седьмой Дин будит Сэма ни свет ни заря шлепком по заднице и велит ему собираться.
- Куда, Дин? - Сэм едва может открыть глаза, издевательски-яркое утреннее солнце светит через тонкие щели в жалюзи.
- Вставай, там узнаешь.
Дин весь - сосредоточенность, у него нахмуренный лоб, и у Сэма подскакивает адреналин. Уже можно выбираться отсюда.
Собирать почти нечего, Сэм бросает в свою сумку две грязные футболки, забирает из ванной щетку и бритву. Как обычно, через пять минут, кроме смятых постелей, в номере от них ничего не остается.
Импала уже наготове, все собрано, багажник закрыт, двигатель заведен. Дину также не терпится убираться отсюда.
- Так куда мы едем? Кастиэль объявился? Есть след? Это Лилит? – выпаливает очередью Сэм через минуту молчаливой гонки по пустому городу. Дин едет так, будто прожил тут лет десять, и знает каждый переулок, каждую яму под бровкой, каждый неработающий светофор.
- Две минуты, Сэм, - Дин очень напряжен и серьезен, и Сэм понимает: сейчас не время для вопросов.
Они едут в город, в самый центр, к заливу, вокруг только-только начинается движение, машин совсем немного, и Сэм дышит наконец хоть каким-то свежим воздухом через открытое окно.
Дин заезжает прямо на тротуар, останавливая машину в тени пальмы. Это какой-то парк, плавно переходящий в пляж, прямо на заливе, из людей здесь – только два хмурых рыбака, пакующих снасти в лодки.
- Мы с кем-то тут встречаемся? – спрашивает Сэм, но Дин молча выходит из машины, потягивается и идет к багажнику.
В первую секунду Сэму кажется, что у него галлюцинация. Потому что из багажника Дин достает корзинку для пикника. Забитую под завязку, с пивом, набором посуды, бумажными пакетами с едой и даже с маленькой подушкой.
- Дин, это… Мы… Ты хочешь устроить пикник?
Дин невозмутимо берет корзину в одну руку, клетчатый плед в другую, и Сэм думает, что Апокалипсис уже наступил, он просто не заметил.
Он нависает над Дином все то время, пока они ищут место, Дин придирчиво осматривает поляны, одну за другой, пока, наконец, не останавливается под самым раскидистым деревом.
- Что происходит, Дин? Ты можешь мне нормально сказать? Что за цирк, ответь хоть на один мой вопрос, Дин? Дин!
Все это время Дин старательно раскладывает плед, достает из корзины две подушки, расставляет тарелки, открывает пиво и протягивает бутылку Сэму. Смотрит на него со странным, каким-то нежным и в тоже время насмешливым выражением лица и говорит:
- С днем рожденья, Сэмми.
Они живут по лунному и солнечному циклу, знают даты всех прошедших и предстоящих затмений, могут высчитать, когда последний раз в позапрошлом веке была пятница, тринадцатое, разбираются в календаре ацтеков, но иногда…
- Сегодня второе?
- Да, уже, умник.
Сэм растерянно касается своей бутылкой бутылки Дина.
- Спасибо, - говорит он, все еще приходя в себя.
Еда еще горячая и такая вкусная, что Сэм просто не может остановиться, до самого последнего куска стейка, пиво холодное, вокруг никого, только Дин, который так и не сводит с Сэма этого своего странного взгляда.
- Черт, Дин, я даже не знаю, что сказать.
- Тогда помолчи, - и Дин толкает его на подушку с Одинокой Звездой. – Ты вообще, когда молчишь, просто идеальный.
Если вспоминать все подарки, когда-либо полученные Сэмом на его день рожденья, то этот минет в пустом парке на берегу залива в Корпус Кристи - точно самый лучший. Дин стоит над ним на четвереньках и двигает всей головой, прижимая большие пальцы к бокам. Он не торопится, основательно, уверенно облизывает член Сэма, снизу вверх, чуть сжимает зубы под самой головкой и улыбается глазами, когда Сэм матерится. Все так хорошо, так мягко, а в нужных местах сильно и быстро, стягивающе, идеально. Сэм держится изо всех сил, но с Дином бороться бесполезно.
Потом Дин отталкивает его руки и спокойно усаживается на плед, как будто ему вообще ничего не хочется. Отпивает пива из чудом не перевернувшейся бутылки и хмыкает.
- Ты меня разочаровал, Сэмми.
- Ммм?
- Я думал, ты везде стал большим мальчиком, а не только по цифрам на правах.
- Ха-ха, - говорит Сэм, а потом вдруг подскакивает от дикой мысли.
- Дин!
- Ну?
- А Кастиэль? А Руби?
- Я с ними договорился.
- Как это?
- Какая разница. Договорился и все. Они мне подыграли.
Сэм с ужасом смотрит на ухмыляющегося Дина.

Еще одна остановка на отдых в нашей краеведческо-порнографической акции, теперь в Вирджинии, негласно считающейся матерью всех штатов. Надо же братьям немного отвести душу перед финалом)).

Серия 41. ВИРДЖИНИЯ

Штат: Virginia
Неофициальный девиз: Virginia is for Lovers (Вирджиния - для любовников!)
Коллаж: Ailine
Автор: auden
Рейтинг: private
Жанр: все-таки не ангст :)



Кажется, даже Бобби не знает, что делать. Они проводят пять дней в Ричмонде, по его наводке прочесывая библиотеку Музея Науки - там, странной прихотью комплектования, обнаруживается достаточно инкунабул, от которых у Дина начинается зевота, но Сэм, не обращая внимания на его недовольство, методично переворачивает ломкие листы и портит глаза над копиями-микрофильмами. Всё еще в поиске информации о печатях.
Пусто.
В последний день Дин окончательно отказывается идти в библиотеку и шляется по Ричмонду в одиночестве.
Потом они, как сорвавшиеся с цепи гончие, вылетают из города – подальше от пыли и мрачных текстов, к океану.
«Пару дней выдохнем – и к Бобби», - говорит Дин, Импала вырывается на прямую на пустом приморском шоссе.
Сэм кивает, наслаждается скоростью, и тем, как можно чувствовать Дина за рулем, даже просто находясь рядом. Детка только удовлетворенно ворчит, Дин, похоже, готов ей подпеть, но потом вдруг косится на Сэма, и по его гнусной ухмылке можно догадаться…
О господи. Мог ли Сэм представить, что у него окажется настолько… уязвимое воображение? Или нет, не уязвимое - падкое? Короче, надо срочно придумывать ответ на реплику, которая за прошедшую с Теннеси неделю набила Сэму оскомину:
- Так как насчет стрингов, Сэмми?
- Если только розовые, - огрызается Сэм.
Дин ржет:
- Тебе не пойдет.
- Вот и отлично. Слушай, выдумки какой-то больной на голову девицы…
- Болезнь заразна, - издевательски-серьезно констатирует Дин.
Черт, это совсем как раньше, это… так… Ну, Сэм просто должен отомстить.
И сладкая мысль «я отыграюсь» - единственное, что позволяет ему перенести всю последующую дискуссию, включая обсуждение «мускулистых половинок», судя по всему, основательно потрясших бедное диновское воображение.
Они не доезжают до Норфолка, притормаживая у небольшого мотеля, пристроившегося точно на границе пустого весеннего пляжа.
Хотя пляж не совсем пустой: почти у самой воды стоит парочка. Парень и коротко стриженая под мальчика девушка целуются так, как можно целоваться только в школе или в кино, с очевидным намерением проглотить-засосать друг друга, наплевав на все происходящее вокруг.
- Вирджиния для любовников, - фыркает Дин, читая надпись на рекламном воздушном шаре, болтающемся у берега. – Этот их гребаный слоган… Но, смотри-ка, работает.
- Ага, - машинально отвечает Сэм, потому что план мести складывается моментально, идеально и четко – что ж, если не получается в большом, повезет в мелочах. - Давай кредитку, я оформлю номер. О, тут и ресторан есть.
Дин довольно жмурится: отдых так отдых.

Женщине на ресепшене около 60 и ей явно нечем заняться.
Сэм оглядывается, изучая рекламные постеры. Ну да, везет - так везет.
- Будьте добры, мы…
- Два номера? – гостеприимно перебивает его хозяйка.
- Нет, один, - и Сэм, не дрогнув, уточняет, - вот этот.
- О, о. Конечно.
Она не смотрит на Сэма, она смотрит мимо него, в окно, где Дин снял куртку, бросив её на перила террасы, и с удовольствием тянется.
Сэм лихорадочно прикидывает, какие штаты… Отлично, да здравствует Восточное побережье, тут все рядом.
- Мы из Массачусетса, мэм. Небольшие каникулы.
- Медовый месяц? – неожиданно подмигивает она.
- Можно сказать и так. Вот моя карточка, вы же принимаете кредитки?
- Мы сейчас все принимаем, молодой человек. Кризис и не сезон. Не самое лучшее сочетание.
Сэм терпеливо выслушивает её сетования.
- Эй, ну что…?
Дин приоткрывает дверь в офис, хозяйка разглядывает его, расплывается в улыбке и опять подмигивает Сэму.
- Заходите пообедать, у нас семейный ресторан, моя сестра отлично готовит.
Сэм изо всех сил пытается не фыркнуть на «сестре» и вежливо кивает.
- Шесть фибропрокладок, - потянувшись к нему через стойку, говорит хозяйка таким интимным тоном, словно выдает страшную тайну. – Вам понравится.

- Что ты там возился?
- Слушал жалобы.
- Добросердечный наш, нет, чтоб позаботиться о бра…
- Тсс, - Сэм успевает перебить его, - все отлично, пошли.

- И что именно ты считаешь отличным? – спрашивает Дин спустя пять минут, оглядываясь в номере.
- Всё, - Сэм смотрит прямо по курсу. Хрен его знает, что это за фибропрокладки, но долбанный водяной матрас на самом деле выглядит настоящим сексодромом для медового месяца.
- Сэм. Ты заказал номер с этой двуспальной хней?
- А что такого? Уж ничем не хуже твоих пальчиков. Если мы помрем через неделю, так хоть будет, что вспомнить.
Дин задумчиво разглядывает кровать.
- Попробовать, что ли?
- Может, сначала пообедаем?
Провалиться диновской последовательности, он уже переключился на матрас, но Сэму все-таки удается вытащить его в ресторан.
Самое время для второго действия.
В ресторане нет никого, кроме парочки с пляжа. Похоже, они, так и не оторвавшись друг от друга, наугад добрели до мотеля. Дин изучает написанное на доске от руки меню, а хозяйка и вторая женщина, видимо, та самая сестра, изучают Дина.
- Чего они пялятся? – негромко спрашивает Дин.
Сэм пожимает плечами.
- Не сезон, наверное. Им скучно.
- А… Ты выбрал? Заказываем?
Пока они ждут свои порции, Дин поглядывает в сторону парочки.
- А ей розовые стринги пошли бы, правда?
Ну просто сам нарывается, неугомонный.

Кофе с блинчиками Сэму и гамбургеры Дину. Солнечная прохладная тишина везде – на берегу и в ресторане, и никому нет никакого дела до Апокалипсиса. Сейчас такие мысли кажутся сюжетом фильма-катастрофы, или Чаковых книжек, или интернетной самодеятельности.
Сэм вытягивает из второго гамбургера лист салата.
- Эй, это мой…
- Я знаю, - он протягивает руку и медленно проводит светло-зеленой веточкой Дину по губам. Справа налево, обратно. Дин моргает, и получается совсем хорошо.
За стойкой отчетливо вздыхают.
- Ты… Сэм! Что ты там наплел на ресепшене?
- А догадайся, - Сэм хмыкает и жует салат.
Дин розовеет. Не краснеет, а именно розовеет – постепенно, сначала уши, и тогда на них становятся заметны веснушки, потом шея, и только потом – лицо.
- Ты что тут устраиваешь? – шипит он.
- Сам же сказал: Вирджиния для любовников, - невозмутимо отвечает Сэм.
- Сэм!
- Если мы семья, то какая разница, какая мы семья?
- Ах, мы уже и семья?!
- А что, разве уже нет?!
- Ах, ты…
Вместо ответа Сэм накрывает его руку с кольцом своей. Все, как и полагается романтической парочке. Пальцы под его ладонью сжимаются в кулак, но потом неожиданно расслабляются.
Женщины, кажется, готовы разрыдаться от умиления.
Дин смотрит на него внимательно и хитро, морщится и говорит:
- Ок.

Водяной матрас оказывается забавной штукой. Все ходит ходуном, и колени разъезжаются поначалу, но они быстро приспосабливаются, сами задают ритм колышущейся поверхности. Они же - Винчестеры, к чему они не могут приспособиться?
Сэм удерживает качающегося, ускользающего от его толчков Дина; от лишних, посторонних вибраций, от невозможности предугадать следующее движение оба заводятся куда быстрее, чем можно было бы предположить.
- Гейский курорт, - это не так уж плохо, - выдыхает Дин, пряча усмешку и возбуждение. - Давай, Сэмми, давай, о таком еще не писали.
- Тебя, похоже, возбуждает публичность.
- Господи, опять умные слова. Заткнись и…
Сэм затыкается и затыкает его, наваливаясь, вминая в расплывающийся под ними матрас, затыкает везде, - собой внутри и собой снаружи: членом в заднице и рот в рот, облизывать, небритая щека царапает губы, смотреть на ухо с россыпью проявляющихся апрельских веснушек, знать этого придурка наизусть, точно, как написано – так и есть.
Теперь я другой, но ничего ведь не изменилось, только смерть была тогда чуть дальше, а теперь она ближе, она с каждым днем ближе.
Но ничего не изменилось, правда?
Сэм молчит, но Дин бормочет тихо, на грани слышимости, как будто читает его мысли:
- Да. Да.
А потом - всё, всё, конец. Они умирают. Много грязи, пыли, щебня, конечностей и деформированных черепов. Газ взрывается, мир раскалывается пополам, оттаскивая его от Дина. Только для этого раскалывается, Сэм уверен. Все скончались. Смерть. Смерть. Смерть. Смерть девочке, прогуливающей школу на пляже, смерть любопытным тетушкам из мотеля, и парню, который целуется взасос – тоже смерть. Смерть от взрыва. Смерть по естественным и неестественным причинам. Смерть от меня. Горе, слезы, искупление, исступление и смерть. И любовь. И секс, очень много секса. И смерть.

-… Сэмми, если ты и дальше будешь трахаться с таким видом, что конец света – послезавтра, я, пожалуй, начну отворачиваться. Душераздирающее зрелище.
Неодетый Дин что-то ищет в сумке, наклонившись, и еще вчера Сэм бы пялился на него, разглядывая, как те самые женщины сегодня. К Дину нельзя привыкнуть.
Но Сэм качается на матрасе, глядя в потолок. Может, не самая хорошая идея – такая вот альтернативная реальность. Кем бы ты ни прикидывался, твоя история – это праздник, который всегда с тобой.
Матрас жалобно булькает, когда Дин возвращается на кровать.
- Ну что же, чувак. Я тебе подыграл. Теперь твоя очередь. Смотри, какая классная штучка.
Дин разжимает кулак - и перед носом Сэма покачивается что-то черное и кружевное.
- Надеюсь, я угадал с размером. Черные стринги, как ты и хотел. Вперед, Саманта.
Сэм смотрит на крошечный лоскуток ткани – их в диновскую руку может поместиться штук пять одновременно. Хочешь-не хочешь, а засмеешься. Встретить конец света в черных стрингах. Такого – он готов поспорить на что угодно – не придумает никто.

Спешите видеть - только сегодня и только в нашей акции! :D Вермонт оказался штатом, который сначала вызвал у cестер братьев В. много недоумения, а затем доставил массу удовольствия)).
Внимательно читайте ворнинги! :)

Серия 42. ВЕРМОНТ

Штат: Vermont
Неофициальный девиз: Yep! (Ага!)
Коллаж: Ailine
Автор: 80 миль в час
Рейтинг: private
Жанр: крэк (не ангст))
Ворнинг: фем-слэш



- Сэм, сиськи!
Сэм стонет в подушку, не открывая глаз. Почему Дин решил выражать свой восторг по поводу чьей-то груди, увиденной, скорее всего, по телевизору, он не понимает. Это же утро, господи…
- Сэм, ты меня слышишь?!
Крик идет из ванной, и голос у Дина такой перепуганный, аж позванивает. Сэм хмурится. Что-то неладно.
Он встает, голова немного гудит после того, как вчера они битых три часа очищали от магии этого идиотского лося, которого кто-то вздумал сделать волшебным, исполняющим желания.
- Сээм!!!
Первый шаг, и… чего-то не хватает. Как будто… Сэм сглатывает, морщится, делает еще шаг и…
- Дин, у меня…
- Так о чем я тебе говорю!!!
Теперь он понимает, почему голос у Дина такой странный. Высокий. Женский.
Сэм влетает в ванную и обмирает.
Перед зеркалом стоит насмерть перепуганная рыжеватая блондинка. Совершенно голая. С роскошной грудью, огромными зелеными глазами и все тем же, вообще не изменившимся ртом.
- Дин? - шепчет Сэм.
Дин смотрит на Сэма, открывает рот еще шире, а потом заливается звонким, нервным хохотом.
- Твою мать, Саманта, что ты вчера сделал?
Сэм поворачивается и смотрит на себя в зеркало.
Он уже понял, что произошло, но знать и видеть - это совершенно разные вещи. Особенно в этом случае.
Девушка из него получается странная. Та же копна волос, глаза и рот - его, сэмовские. А вот все остальное изменилось, стало мягче, меньше. Он некрасивый, совсем некрасивый, неправильный.
А вот Дин, понятное дело, просто красавица. Все то, что делало его очень симпатичным парнем, теперь, трансформировавшись, вспыхнуло как металл на солнце. На Дина больно смотреть.
- Вспоминай, Сэмми.
- Может, это ты виноват? - огрызается Сэм, все еще рассматривая себя - и Дина - в зеркало.
- Ты читал заклинание, а не я. Давай, давай, умник, соображай. Я, конечно, люблю женщин, но не настолько, чтобы таскаться с сиськами до конца жизни.
Сэм прокручивает в голове вчерашний день. Чертов золотой лось, невинно-чудовищное произведение какого-то сумасшедшего провинциального скульптора. Еще более сумасшедший некто лет десять назад решил, что лучшего места для хранения пустой лампы джинна не придумаешь. Сэм вычитал, что в медной масленке сохраняется остаточная магия, слабая, но на странное перевранное исполнение желаний ее вполне хватает. Он вычитал также, что лампу нужно очистить с помощью океанской воды и песка из пустыни, прочитав при этом заклинание на арабском. Пять минут работы. К сожалению, священное животное оказалось из гипса, и все три часа, пока они раздалбывали голову и крошили тело, Сэм выслушивал самый отборный мат, который только можно было выдавить из английского и испанского языков. Кое-что он добавил и от себя. Когда наконец они извлекли лампу из белой крошки, Сэм взял ее в руки и подумал: черт, ну почему у них все всегда через жопу? Почему не бывает по-другому?
- О черт, - говорит он, с ужасом глядя на Дина.
- Молодец, - сухо отвечает Дин и отталкивает его от зеркала, смотрит на себя, чуть поджав губы. - Сестры Винчестер, блядь.
Самое странное - это потеря центра тяжести. Сэм постоянно недостаточно высоко поднимает ноги, больно ударяясь босыми ступнями об пол. Если задумываться и контролировать себя, то все получается нормально, но, блин, нельзя же думать перед каждым шагом.
- Но член, - стонет в ванной Дин, который все еще крутится перед зеркалом.
Отсутствие члена - это, вообще, как черная дыра, Сэм каждые пару минут одергивает себя, чтобы не тянуться и не проверять: а вдруг все вернулось обратно?
- Сэмми, подожди хоть я из комнаты выйду, потом будешь баловаться сам с собой.
У Дина почему-то с координацией никаких проблем, по крайней мере, внешне. Он даже бедрами покачивает, нарочито так.
- Оденься, - бормочет Сэм, поглядывая на узкую талию и аккуратный живот.
- Во что, в это? - Дин поднимает свои джинсы, которые в его руках сейчас больше похожи на палатку.
- Хоть футболку, - говорит Сэм, поворачиваясь спиной. Ему, непонятно отчего, неловко, как будто это какая-то чужая девочка что-то забыла в их с Дином номере.
- Так лучше? - спрашивает Дин, и Сэм оборачивается посмотреть.
Он - она? - стоит в своей футболке, которая теперь доходит чуть ли не до колен, а рукава сползают так, что похоже на пончо.
- Значительно, - смеется Сэм.
В голове двоится от того, что картинка не накладывается одна на другую. Вроде бы и не Дин, но в тоже время - поворот и наклон головы, и мимика, знакомая мимика Дина на женском лице сводит Сэма с ума. От того, что он сам не свой - в прямом смысле слова - легче не становится.
- Надо звонить Бобби, - говорит Дин. - Если ты лампу почистил, а желание все равно сбылось, значит, что-то не так.
Сэм кивает головой, натягивая свою белую футболку с университетским логотипом. Самую маленькую.
- Ничего у тебя плащик, - говорит Дин, прикрывая рукой трубку - он уже разговаривает с Бобби.
Сэм показывает ему средний палец, продолжая рыться в сумке. Одни джинсы и пара спортивных штанов, он утонет в них, даже если затянуть пояс на самую последнюю дырку. Ему совершенно нечего надеть.
Дин прощается и усаживается на кровать, пытаясь сложить руки на груди. Это у него получается с третьей попытки.
- Бобби говорит, надо ехать к нему.
- Отлично. Через полстраны в одних футболках.
- Ну, давай посидим здесь, подождем, может, само пройдет, - Дин совершенно очаровательно дуется. Сэм даже не может сосредоточиться на предмете разговора.
- У меня и обуви нет.
- Боже, побыл телкой полчаса и туда же, - Дин наклоняется и вытаскивает из-под кровати свои ботинки, раздраженно заправляя волосы за уши. - На, попробуй, может, будет нормально.
Конечно, ненормально, они размера на два или на три больше, но лучше так, чем вообще никак.
Дин обуваться отказывается.
- У меня нога еще меньше, и потом, как, по-твоему, я буду нажимать на педали?
В результате Сэму очень жаль, что на улице всего пять утра, и их никто не видит. Потому что две модельного вида девочки, обе в здоровенных футболках, одна еще и в явно больших на нее ботинках, вторая - босая, с военными заплечными мешками усаживаются в черную блестящую тачку и уезжают вслед за солнцем.
- Тельма и Луиза, мать его, - хохочет Дин в открытое окно, выплевывая волосы изо рта.
Сэм не спрашивает, когда это он успел посмотреть фильм. Он сражается с ремнем, который врезается в грудь, и с футболкой, которая все время норовит задраться повыше.
Первый же трак, который они обгоняют на трассе, долго сигналит им вслед. Дин довольно улыбается.
- Ты видел, Сэмми? Он на меня запал.
- А может, он запал на меня?
Дин мрачнеет и бросает косой взгляд в зеркало заднего вида. Волосы он уже завязал в хвост, вместо резинки взяв презерватив из бардачка.
Следующий посигналивший им водитель получает пару проклятий.
Они останавливаются на заправке, платить за бензин идет Сэм, потому что он обутый, но когда он возвращается с двумя батончиками шоколада и кофе, Дин стоит возле машины, колупая босым пальцем подтаявший асфальт. Он не соображает, что на него смотрят сейчас все, кто есть на этом отшибе магистрали. Рыжеватые волосы блестят на солнце, грудь очень четко виднеется сквозь футболку, а от ног, голых, длинных и все также безнадежно кривых, невозможно отвести взгляд. Дин еще красивее оттого, что он не осознает себя, не выпячивается и не демонстрирует намеренно свою новую оболочку.
- Едем, Сэмми?
Сэм молча кивает головой.
Он смотрит на Дина всю дорогу, на плавную линию носа, на рот, еще более полный, хотя, казалось бы, куда уж полнее. На руки, лежащие на руле, тонкие кисти и веснушки на тыльной стороне ладони. Смотрит - не может сдержаться - на грудь, медальон съехал чуть на бок, маленький медный божок подрагивает от ударов динового сердца.
- Остановись.
- А?
- Остановись, Дин.
Дин съезжает на обочину и удивленно смотрит на Сэма.
- Что случилось?
Сэм тянется, несмотря на ремень, и целует Дина, с закрытыми глазами ищет разницу и не находит ее.

Это почти забытое ощущение мягкого тела под руками, последний раз была Руби, и он ни за что не будет сравнивать, потому что сравнить нельзя. Дин, несмотря на выпуклости и мягкости, никакая не девушка - он целует Сэма так же, уверенно и знающе, как всегда, полностью контролируя происходящее. Во время поцелуев с Дином Сэм всегда чувствует себя почему-то слабее, и сейчас происходит то же самое. Дин ведет, несмотря на то, что руки его безучастно остаются на руле. Он пробует, ласкает ртом, даже без языка, просто губами, обстоятельно, так здорово, что Сэм стонет в поцелуй.
Проезжающая мимо машина сигналит, и они, как застуканные за сигаретой подростки, отдергиваются друг от друга. Дин улыбается и качает головой.
- Потерпи, Сэм, две минуты.
Они доезжают до первого же съезда, Дин паркует машину так, чтобы ее закрывали низкие пушистые кусты, и сам отстегивает ремень безопасности Сэма.
Сэм пробует все как в первый раз. Он усаживает Дина на капот и первым делом стягивает с него футболку.
- Можно? - спрашивает он, теребя распущенные уже волосы Дина.
- Валяй, - неожиданно грубовато отвечает Дин.
Сэм облизывает большой розоватый сосок, проводя указательным пальцем под грудью. Веснушки и здесь тоже, спускаются от шеи в ложбинку до солнечного сплетения, Сэм гладит там, ревниво отталкивая в сторону медальон. Он неожиданно понимает, почему его так ведет. Дин позволяет ему быть нежным сейчас, это нечто немыслимое для них, и Сэм упивается такой возможностью, обычно все совсем не так, обычно ему и самому не хочется вот так вот гладить, едва прикасаясь, задерживая дыхание, прислушиваясь к малейшей реакции. Он сползает ртом к пупку, живот Дина именно такой податливый, как и представил себе Сэм тогда, в мотельном номере.
- Сэмми…
Сэм поднимает голову.
- Щекотно.
Кое-что и правда не меняется. Дин терпеть не может, когда Сэм засовывает ему язык в пупок, независимо от того, есть у него член или нет.
Сэм кладет руки на колени Дина и раздвигает ему ноги, опускаясь на корточки. Щекой он прижимается к голени, покрытой мягкими светлыми волосками.
И смотрит.
Как первый раз, блядь, как первый раз, как подросток, который может кончить только от одного вида, Сэм чувствует, как что-то щекочет ему щиколотку, опускает руку и удивленно смотрит на свои пальцы.
Из него течет.
- Дай сюда, - говорит Дин, и взгляд у него безумный.
Сэм протягивает ему руку, и Дин хватает его, тянет вверх, спрыгивает с капота, и вот теперь все заканчивается и начинается по новой. Они целуются прямо вокруг пальцев Сэма, Дин стягивает с него футболку, почти не отрываясь, и довольно вздыхает при виде груди Сэма.
- Черт, ты…
- Они маленькие, я знаю.
- Балда ты, Сэм.
Дин прикасается к нему, так осторожно, так легко, словно он любуется, так же, как Сэм любовался только что.
- Всегда знал, что ты будешь красивой девчонкой, Саманта, - говорит Дин, и это звучит совсем не как насмешка.
Теперь уже Сэм устраивается на капоте - только прислоняется, широко расставив ноги, а Дин сидит перед ним, руками упираясь в бок машины, а языком…
- О, блядь!
Если бы он знал, как это, если бы…
Он кончает моментально, в нем вспыхивает, раз, и два, и три, Дин проводит двумя пальцами, от клитора и вниз, вглубь, и Сэм кончает еще раз, сползая по машине. У него дрожит все тело, и сердце колотится, мягкий смех Дина звучит как через вату. Сэм обнимает его и облизывает подставленный рот.
Они приезжают к Бобби на десять часов позже, чем рассчитывали. После первой остановки им удается проехать миль тридцать, прежде чем Сэм запускает Дину руку между ног. Дин умудряется даже не сбросить скорость, кончая на лету, как стриж. Кричит он также пронзительно.
Дин возвращает долг ближе к ночи, когда он доводит Сэма до оргазма одними только поцелуями.
Спят они в машине, потому что у них нет документов, подходящих под их новый вид. Поместиться на заднем сиденье им теперь легче, но они не спят всю ночь, и под утро Сэм едва не теряет сознание от истощения. Но оторваться от такого Дина он не может.
Бобби смеется над ними до слез и обещает сдать в цирк уродов, но покупает им нормальную одежду, поит каким-то дерьмом и собирается провести ритуал на следующий день.
- Мне нужно отдохнуть, мальчи… Мда… Короче, вы поняли.
Сэм всеми правдами и неправдами выпрашивает у Бобби еще один день. Дин с заплетенными в короткую косу волосами молча улыбается и не спорит.

Наша краеведческо-порнографическая акция добралась и до Юты, где живут мормоны.
И здесь перед Дином оказывается очень сложный выбор.

Серия 43. ЮТА

Штат: Utah
Неофициальный девиз: Our Jesus Is Better Than Your Jesus (Наш Иисус лучше твоего Иисуса!)
Коллаж: Ailine
Автор: auden
Рейтинг: private
Жанр: не ангст



Дина никто никогда об этом не спрашивал, а спросив бы, удивился. Ему нравятся мормоны. И не из-за многоженства, как почти наверняка подумает Сэм. А потому, что вот, молодцы чуваки – сумели отстоять свой образ жизни, может, косой-кривой, но свой собственный, и за это Дин даже готов простить им отсутствие в Юте нормальных баров, не говоря уже о прочих, вполне на его вкус невинных, развлечениях.
Тем более что и Охот в Юте почти не было, они куда чаще проезжали сквозь штат, чем останавливались. Ну а чего там делать, с такими-то ограничениями на всё? А если с нечистью всё в порядке – так на то они и мормоны, чтоб никто не баловал.
В общем, ему нравилась Юта, если в ней не задерживаться.
Нравилась - до недавнего времени.
Сейчас они едут через Логан, город как город, вылизанный и скучно-правильный, но Дину настолько не по себе, что, не будь он за рулем, - сидел бы с закрытыми глазами.
Всё дело в женщинах.
Они здесь прикольные, на любителя, конечно, но почти полное отсутствие косметики, чистые, как местные улицы, лица и ясные взгляды… Он все-таки жмурится и трясет головой, потому что это нехорошо.
Город, полный Жриц Смерти – каково?
Они неуловимо похожи на Тэссу, все вместе и каждая в отдельности, Дин видит это внешнее сходство, какую-то отрешенную просветленность так отчетливо, что ему хочется одновременно втопить педаль газа, нарушая все скоростные ограничения, толкнуть дремлющего Сэма, чтобы был настороже, и валить из Логана и из Юты подальше.
Хотя Тэсса – это, конечно, штучный товар. Его, можно сказать, персональная Жрица. Прям-таки ревнуешь, когда забирает другого, не тебя.
Дин ёрничает, борясь с желанием все-таки разбудить Сэма, потому что у того получится вправить ему мозги. Ничего не говоря, ничего не делая, - все равно получится.
Просто потому, что это - Сэм.
Получилось же тогда.
Глаза Тэссы меняют цвет, в них - все оттенки серого, от темного до прозрачного, в её глазах и в её губах можно утонуть; наверное, про таких, как она, и складывали свои сопливые баллады пьяные ирландцы. Хотя вряд ли, ведь после таких знакомств не выживают.

А ему повезло, и лучше не вспоминать, какой ценой.
Разве в поцелуе можно видеть?
Но это больница. И он сам, одуревший, между жизнью и смертью, и нежная Тэсса, теперь, когда ему есть с чем сравнить, понятно, как она была нежна.
Она и сейчас такая: её теплые мягкие губы вздрагивают, а в поцелуе появляется новая картинка.
Откуда они идут, Дин не знает, но точно знает, что к нему. За ним.
Этот рай – если это рай – не похож на Лоренс, показанный джинном, это что-то совсем другое, потустороннее и прекрасное, и туда хочется ужасно, прямо сейчас, отличное решение для… для всего.
Они не упрекнут его ни в чем, и он сам не станет себя упрекать там.
Поэтому Дин и не хотел видеть могилу мамы; она вот такая навсегда – улыбается, и отец улыбается тоже, и Дину всего четыре, и он еще не сделал ничего… Вообще ничего.
- Хочешь туда?
Тэсса не произносит это, а думает. В его голове.
- Хочешь?
- Да, - он готов выдохнуть в её губы короткое «да», – да, хочу.
Но только готов.
Потому что – оплеухой, болью, другим поцелуем, его настоящим, его вчера, сегодня и завтра, за ним встает Сэм.
Он всю жизнь не хотел их противопоставлять – родителей и Сэма, но теперь…
Сэму пять лет, и он смотрит бесконечные мультсериалы; иногда Дин ненавидит его за это. Сэм – это его работа, кажется. Он устает от работы.
Сэму – тринадцать, время бесконечных разборок в бесконечно сменяющихся школах; Дин не помнит себя в его возрасте, у него никогда не было таких проблем после коротких и безжалостных драк в первый же день на новом месте.
Сэму шестнадцать, и Дин честно предлагает ему «прошвырнуться», самое время – и нарывается на первый удивляющий его отказ. Кажется, он вырастил брата-вуайериста: Сэма куда больше прикалывают похождения Дина, чем его собственная личная жизнь.
Сэм уезжает. Тогда, из Джорджии, после…
Дин хочет остановиться и не может. Губы Тэссы вздрагивают.
- О, черт, не смотри.
Пьяный и жаркий Сэм, поцелуй пахнет потом и персиками, Дин, там, в Джорджии, лежит на Сэме, они слиплись тогда, кажется – навсегда. Навсегда. До утра, когда Сэм уходит.
Сэм в Стэнфорде, вроде бы все тот же Сэм, но ускользающий, чужой, и Дин ничего не может с этим сделать. Ничего, только предложить ему себя. Он и не представлял, как по-блядски это выглядело.
Два одуревших парня на полу в кампусе. Больше похоже на драку, трещит ворот чьей-то футболки, Сэм яростно мычит, когда Дин стаскивает с него джинсы. Точно, дурацкое и ебливое настроение, когда море по колено, хотя бы потому, что ты уже напился. Для смелости и со злости. Сколько бы ты не трахал себя сам, в одиночестве, дожидаясь, пока заснет отец, уходя в ванную или укрывшись с головой, вдвоем получается по-другому, Сэм здоровый, черт его знает, как он помещается в Дине, алкоголь предсказуемо притупляет боль, и тебе, бля, почему-то очень важно это сделать.
Пьяный Дин насаживается на Сэма, повторяя что-то, но ничего не слышно, только губы шевелятся, а Сэм хватает его за ноги, до синяков, раздвигая, растягивая, и так вколачивается в него, словно хочет разорвать напополам.
А может, и хотел, Дин же помнит, как он злился.
Только потом они все равно слепляются в грубом и жадном поцелуе. Сэм бормочет что-то насчет кровати, и они опять целуются, так же, на полу, потому что это – как дышать.
- Ну, типа, теперь ты знаешь всё, - усмехается Дин. – И куда я от него?
У поцелуя привкус удивления.
- Я сейчас скажу фигню, не слушай. Это в обмен на детство, понимаешь? На наше детство, там было слишком много другого. Нужного, классного, но не детского. Когда учишься не играть, а убивать. Нет игрушек или там аттракционов. Зоопарков нет и цирка. Хотя с цирком и так не вышло бы - Сэм не любит клоунов. Короче, взамен мы получили это. Тоже ни хрена себе, но что есть, то есть.
Тэсса молчит.
- У меня нет ничего. Только Сэм.
Она знает, что Дин не врет. Это в больнице он мог говорить о спасенных жизнях и войне, сейчас – нет. После тех самых десяти лет из тех самых четырех месяцев – нет.
Сэм стоит за его плечами, Сэм из поцелуя и Сэм настоящий, злой, неправильный, непонятный, но уж какой есть.
- Что же, не хочешь? Я бы была твоей последней девушкой. Хорошей девушкой.
Её улыбка оказывается теплой и щекотной.
Тэсса отстраняется, и Дина выбрасывает в сегодня, он даже не успевает еще раз взглянуть на родителей за её спиной.
- Значит, вы знакомы? – настороженно спрашивает Сэм.
- Познакомились в больнице, - говорит Дин – ему, а Тэссе отвечает в мыслях, улыбаясь и зная, что она поймет без слов:
- Прости, сестренка. Не в этой жизни.

Сегодня у нас на пути Западная Вирджиния, штат, где выражение "семейные ценности" подразумевает не совсем то, что обычно)).

Серия 44. ЗАПАДНАЯ ВИРДЖИНИЯ

Штат: West Virginia
Неофициальный девиз: One Big Happy Family... Really! (Одна большая счастливая семья - совершенно серьёзно!)
Коллаж: Ailine
Автор: 80 миль в час
Рейтинг: private
Жанр: ангст



Первый раз это происходит, когда Дину восемь лет. Сэму, соответственно, четыре, он маленький и резвый, за ним не уследить, он срывается с места как кролик, и так же мгновенно останавливается на месте, как будто забыв, куда бежал. В тот раз он падает и разбивает коленку, отца нет поблизости, и Сэм так душераздирающе плачет, что Дин теряется. Он вытирает колено платком, но Сэм не умолкает и тогда Дин не придумывает ничего лучше, чем усадить Сэмми на лавку в парке и облизать разбитое колено. Сэм замолкает, скорее всего, от удивления.
В следующий раз это случается, когда они едут в машине, отец на переднем сиденье что-то рассказывает, Дин слушает, а Сэм спит, устроившись так, что голова его где-то между диновым плечом и бедром, он то просыпается и приподнимается, то засыпает и опять сползает вниз. Совсем недавно у него появилась привычка жевать большой палец, когда он нервничает, а нервничает тринадцатилетний Сэм постоянно. Вот и сейчас во сне он автоматически тянет руку ко рту, Дин точно также автоматически перехватывает ее и засовывает палец себе в рот, слизать кровь.
Дальше он, понятное дело, не запоминает, потому что теперь это происходит постоянно. Отец уже ловил его за этим делом и нещадно ругал за антисанитарию. Но Дин ни разу не заболевал после такого и поэтому он так и не отвык от детской, вернее даже, животной привычки.
Со временем он не только зализывает раны Сэма, но даже когда они занимаются любовью, Дину часто хочется попробовать Сэма, самую его суть, а что может быть правдивее на вкус, чем кровь?
Он, конечно, никогда не причиняет Сэму боль, никогда не кусает до крови или что-то такое, упаси боже. Это даже нельзя назвать постоянной потребностью. Просто иногда Дину хочется выпить, например, водки, а не текилы. А иногда он прижимается губами к свежему порезу на руке у Сэма.
После возвращения из Стэнфорда ничего не происходит, вообще ничего, они оба слишком замкнуты в себе и сосредоточены на поисках отца, на своих тяжелых неповоротливых мыслях. Но когда, в конце концов, случается неизбежное, Сэм сам прокусывает свою губу и только потом целует Дина.
Они теряют много крови, наверно, если посчитать, то около трети галлона в год выйдет. Дин осторожно прикасается губами к только что зашитой ране – длинная воспаленная полоса вдоль левой лопатки – и думает, что хотя бы часть крови Сэма достанется не гарпии, или полтергейсту, не демонам, а ему, Дину.
Один раз они чересчур нетерпеливы, и Сэм хмурится не так, как обычно. Дин переворачивает его на спину, вздергивает задницу вверх, не обращая внимания на протесты, и смотрит на вытекающую розоватую сперму. Сэм дергается и матерится, когда Дин прикасается к нему пальцами, и поэтому он меняет тактику. На вкус – совсем не странно, слишком знакомо, чтобы быть неприятным. Горьковатая сперма и соленая кровь, вместе - как экзотический коктейль, даже добавлять алкоголя не нужно, Дин и так пьянеет.
Когда отсчитывается последний год Дина, он старается не делать этого. Но Сэм словно с цепи срывается. Он провоцирует Дина, рвется и режется, и испачканной в собственной крови рукой дрочит Дину, оставляя багровый отпечаток. Как будто Сэм метит его, изнутри и снаружи.
Ад меняет все. Дин не может без ледяного ужаса, проскальзывающего по внутренностям, вспоминать о том, что он делал раньше, и даже когда они просто зашивают друг друга в холодной ванной мотеля, его подташнивает от запаха крови. Самое странное, что и Сэм не напоминает ему об этом. Ему никогда это не нравилось, на самом деле, думает Дин, смешивая стыд и облегчение.
Но Анна говорит ему – там, в Орегоне: «осторожнее с этой кровью». И Дин задумывается. Сэм слишком старательно отворачивается от него, слишком редко просит помочь обработать раны.
Он ловит Сэма рано утром, в полуслепой ванной перед зеркалом, с бритвой в руках. Сэм сражается отчаянно, и Дин уже понимает, в чем дело, его мутит, от отвращения и от страха, да, блядь, от страха, но он не останавливается, прижимает Сэма к раковине и отбирает станок.
- Нет ничего такого, что я бы не пробовал, Сэм.
- Ты не понимаешь! – Сэм орет – Тебе нельзя, Дин, она…
- Отравленная? – спрашивает Дин и прижимается к обязательному порезу на самом краю подбородка, рядом с ухом. Сэм режется там всегда.
Кровь Сэма на вкус горькая, но Дин пробует и пробует, еще и еще, облизывает тонкую ранку, высасывая больше, чтобы уже наверняка. У него стоит, и у Сэма – тоже, как бы он не дергался.

Небоскребы, офисные центры, деловые костюмы - это мы с братьями В. приехали в Вашингтон.
Сэм не может понять, отчего многое там кажется ему очень знакомым. А все объясняется просто...

Серия 45. ВАШИНГТОН

Штат: Washington
Неофициальный девиз: Help! We’re Overrun By Nerds And Slackers! (Спасите! К нам лезет слишком много программистов-придурков и прочих бездельников!)
Коллаж: Ailine
Автор: auden
Рейтинг: private
Жанр: рррроманс



- Скажи мне, это было бы так?
Дин проглатывает ответ – слово или стон, открывает глаза, и у Сэма сладко, довольно, неправильно поджимается всё. От желудка и паха до пальцев ног.
Дин не смотрел на него так триста лет, ни разу с возвращения, как бы ни был хорош секс, всегда оставалось что-то лишнее, чужое между ними, а сейчас вот – ничего нет, и Дина повело. Сэм знает этот его чуть косящий, мутный, зеленый взгляд, жадный и ленивый одновременно, словно перед ним, под ним – огромный и очень довольный кот.
Он забывает про свой вопрос, опирается на стол по бокам от Дина, тянется к нему, прижимаясь, и целует.

***
Даже охотиться им теперь проще по отдельности. То есть, конечно, они так делали и раньше, но… но по-другому. Каждое расследование – это, похоже, способ оказаться подальше друг от друга.
Сейчас они поднимутся на 14 этаж, Дин отправится охмурять офисных девушек и выяснять про подозрительные шумы, тени и странное поведение отдельных сотрудников (офисные девушки отлично разбираются во всех типах странного поведения, это факт), а Сэм подхватит кого-нибудь из техотдела, чтобы в его компании взглянуть на подвал. Пока нечисть больше похожа на полтергейст, чем на призрака, но полтергейст в офисном здании – это что-то новенькое в их практике.
Лифт вроде современный, но ползет, как черепаха, на четвертом этаже выходит поднимающаяся вместе с ними компания, и они – на десять бесконечных цифр на табло – остаются вдвоем.
Они уже ездили так.
Нет, конечно, ездили, и не сосчитать сколько раз.
Но у Сэма странное ощущение, что это «дежа-вю» неправильное. Что вот именно этого не было на самом деле. Или было? Было не с ним, а с Дином? Тогда почему он помнит? Нет, точно помнит: куртка, сумка с лэптопом и абсолютно чужой, незнакомый Дин в лифте. Рядом.
Было, точно было. Дин был чужой, но по-другому, не так, как сейчас. Сейчас он зол и насторожен, а тогда… Черт, что-то абсолютно… незамутненное. Как будто они – это не они. И еще. Сэм не может удержаться, между 8 и 9 этажами он спрашивает:
- Где я мог тебя видеть?
Дин смотрит на него удивленно, Сэм - неожиданно для себя самого - проводит пальцем ему по губам, пытаясь вспомнить. Поймать воспоминание?
- Ты так не де…
- Что?
- Ничего, - Дин нетерпеливо поворачивается к дверям, - гроб и то опускают быстрее, чем эта черепаха поднимается.
«Не делал» - значит, что-то на самом деле было. И тогда Сэму точно хотелось поступить именно так.

***

Какой-то полный крышеснос. Ролевая игра, так это называется, что ли? Под спиной Дина скрипят и шуршат офисные бумаги, Дин сильнее упирается ногами и вздергивается навстречу Сэму. Нет, не всему Сэму, а его руке. У него получается быть напряженным и расслабленным одновременно, напряженным - потому что иначе Дин съедет со стола на фиг, а расслабленным - потому что по-другому ничего б не получилось, – Сэм трахает его рукой, осторожно, поджав большой палец и сделав ладонь максимально уже, но и четыре пальца, входящие в Дина, поворачивающиеся в нем, растягивающие, как-то не способствуют рассудительности и здравому смыслу. У обоих.
Сэм трется о край стола, он все еще одет, полностью, и ему жалко тратить время на то, чтобы раздеться.

***
Спустя три часа они все еще болтаются на 14 этаже, дожидаясь ночи. Дин оккупировал чей-то кабинет, Сэм в коридоре блокирует камеры наблюдения охраны.
Когда он возвращается к Дину, тот сидит за столом, уставившись в монитор, ни дать, ни взять, большой босс.
Сэм опять, борясь все с тем же «дежа-вю», мнется у двери.
- Ну? – Дин смотрит на него через весь кабинет.
Было, и это было!
- Ну, все готово, - отвечает Сэм, чувствуя себя актером, забывшим или перепутавшим текст роли.
- Смотри, я тут добрался до докладных от начальников подразделений. У них в отделе кадров работает такой основательный чувак, прям настоящий детектив. Или Охотник, - Дин усмехается, кивая на монитор.
И отдел кадров, да.
- Были случаи год назад, но не с такой интенсивностью, словно призрак разминался.
- Думаешь, всё-таки призрак? – Сэм говорит это машинально.
Рука Дина – белая манжета, черный рукав пиджака - тянется к обыкновенной офисной игрушке, пародии на вечный двигатель, и толкает шарик, запуская её.
А это, откуда он помнит про это?
- Смотри.
Но Сэм не смотрит, он сначала садится в кресло напротив, привычным – почему-то – движением пристраивая сумку с ноутбуком на коленях.
Нет, это невозможно.
- Дин, - он тянется через стол, но не к монитору, а к Дину, - скажи мне, почему я все это помню?
- Что – всё?
- Офис. Тебя в костюме. Только в другом, но все равно. Еще у тебя была телефонная гарнитура. И ты сидел так, и мы поднимались в лифте, откуда?
Дин молчит, потом осторожно говорит:
- Это был мой сон. Ок?
- Что значит «ок»? Ты что, не уверен, что это сон?

***
Честно говоря, он не понимает, как это получилось, с рукой, Дин просто фыркал и не отпускал его ладонь, и так довольно щурился, разглядывая Сэма, что… Нет, Сэм честно подумал о всякой дури типа антисанитарии и гигиены, и думал минуту примерно, пока не увидел, как Дин смотрит на него - хитро и вызывающе.
- Оно как-то само, Дин, - испуганно говорит Сэм, наблюдая за своими пальцами.
И получает в ответ довольное «ага», а потом уже совсем привычное «давай, Сэмми», и стягивает, наконец, джинсы, и… о господи.
Дин так растянут и раскрыт, что на Сэма какой-то параллельной волной, идущей навстречу диновскому «сну», накатывает воспоминание о вермонтских девочках, настолько сильно, что ему кажется, что у Дина на губах помада или блеск, и всё вместе – бывшее, бывшее, небывшее, Дин, он сам, смешиваются в сладкую липкую кашу из настоящего и прошлого, очень чистую, кристаллизированную кашу, квинтэссенцию всего, и между ними сейчас действительно нет ничего и никого чужого. Больше нет.

***
И через полчаса, и через час они обсуждают «сон». Сэм зол, как сто чертей, он раз за разом спрашивает Дина только об одном – за каким хреном ангелам играться в такие игры?
- Ты у них как полигон. Экспериментальный образец, блин.
Дин, кажется, не слушает его, уставившись на «вечный двигатель».
- Эй, о чем задумался?
- Черт, неужели я так же доставал с тебя с твоими видениями?
Сэму вдруг становится легко от этого вопроса в сторону, так похоже на Дина, прежнего Дина, что злость проходит.
- Нет, было куда хуже, поверь.
- Вот как.
- По-моему, ты о чем-то не договариваешь, а?
Дин усмехается:
- Знакомая фраза. Была там одна штучка, Сэмми. Я прямо повелся.
- На что?
- У тебя постоянно был такой взгляд, словно ты меня – и в той жизни – хочешь разложить на таком вот столе, - Дин для убедительности хлопает ладонью по бумагам. – Из тебя это просто перло.
- Дин, ну вот о чем ты думаешь, а?
- Ну, о том, что у нас еще есть пара часов – раз. Хотя пару часов ты не протянешь, конечно. Или о том, что мне надоел этот хомут, - он дергает галстук. – О том, что я там постоянно хотел жрать, я три недели жевал эти гребаные салаты, Сэмми. Как лошадь в стойле. А еще, - Дин снимает пиджак и начинает методично расстегивать рубашку, - в том, что мне на роду написано, есть не только Охота, но и ты. Во всех вариантах – ты. Может, ангелы этого и не учли, но…
- Стой, - перебивает его Сэм, - вот это тоже точно было, я помню. Я вошел, а ты… Нет, ты одевался, да, застегивался.
- Это можно исправить, - почему-то очень серьезно говорит Дин. – Давай, если что – я тебе напомню. Я теперь столько знаю об офисах - офигеть. Например, о ванных комнатах в некоторых кабинетах. М-м-м?

***
Интересно, можно ли заткнуть Дина, если он решил постебаться? Вот нормально да – человек только что получил свою дозу кайфа прямо на столе, ок, доза была обоюдной, но Сэм никогда не привыкнет к его манере оборжать всё, что несколько минут назад казалось единственно возможным и самым важным?
- Ты был таким придурком из техподдержки, Сэмми. Заморышем. А я – крутым боссом.
Дин смотрит на его вытянувшееся лицо, лениво садится на столе, вытирает живот рубашкой и добавляет:
- Но я бы все равно тебе дал.

Наша краеведческо-порнографическая акция, несмотря на все фандомные бури, не прекращает движения - Импала все еще на ходу, а братья В. полны сил и энергии :)
Сегодня мы проезжаем Висконсин - самый сырный штат, где очень много любителей этого сыра)).

Серия 46. ВИСКОНСИН

Штат: Wisconsin
Неофициальный девиз: Say "Cheeeese!" (Скажи "Сыыыыр!")
Коллаж: Ailine
Автор: 80 миль в час
Рейтинг: private
Жанр: не ангст



- Сэм, что это за крысы? – Дин морщится так, как не морщится при виде самого разложившегося трупа.
- Это хомяки.
Два маленьких рыжих комка меха послушно сидят на ладони Сэма. Размером они меньше указательного пальца, две секунды назад, в кармане, они крутились как сумасшедшие, но сейчас, под ярким солнцем и пристальным взглядом Дина зверьки замерли. Стараются произвести впечатление, думает про себя Сэм, стараясь не смеяться.
- Чудесно. Просто прекрасно. Я сейчас расплачусь от умиления. Верни их ребенку.
- Дороти, - Сэм ударяет на «Дороти», сразу на всех слогах имени, чтобы Дин запомнил, хотя, понятное дело, это бесполезно, потому что у Дина – вечные проблемы с маленькими девочками. Непостижимая обоюдная неприязнь. – Дороти подарила мне их, за то, что мы спасли ее маму от водяного. И вернуть их я не могу.
- Ты что, хочешь их оставить?
Чистый, чистый ужас. Сэм борется с невероятным искушением сказать «да» секунд десять, но потом справляется с собой.
- Нет, им будет неуютно постоянно в дороге. Доедем до ближайшего зоомагазина и сдадим их туда.
- Ну, слава богу, - преувеличенно вздыхает Дин. – А то я уже начал переживать за малышей. Как же они, бедняжки, переживут бесконечную дорогу и плохое питание.
«Малыши» чувствуют себя отлично в машине. Один из двух хомяков через пять минут умудряется слинять от Сэма и забраться Дину под ноги, прямо под педали. Сэм залезает под руль и, не переставая ржать, ищет там увертливое животное, которое верещит так, что заглушает рев мотора, и кусает за пальцы.
- Сэм! Твою мать, Сэм, вытащи его немедленно оттуда!
Второй хомяк все это время меланхолично сидит на приборной доске.
В ближайшем городе – в Висконсине они идут друг за другом по трассе, один заканчивается и тут же начинается другой – зоомагазина нет, официантка закусочной направляет их в соседнее графство, и Сэм, побаиваясь за хомяков, и еще больше – за Дина, покупает чизбургер с двойной порцией овощей.
Беглец с аппетитом жует салатный лист, а вот Тихоня отказывается есть что-либо, кроме сыра. Дин бросает на него уважительный взгляд.
- Наш чувак, - говорит он.
Они оба очень смешные, и Сэм в жизни не признается, но Беглец чем-то неуловимо похож на Дина, делает такое же важное лицо, набив щеки салатом, нагловато рассаживается на коленях у Сэма, подпихивая своего товарища по несчастью в бок и пытаясь спереть у него кусочек сыра. Тихоня старательно умывается, еще не дожевав, он отодвигается от Беглеца, но как только тот успокаивается, возвращается назад, прижимаясь мохнатым боком.
- Сэмми, ты подумал о том, что им надо…
Дин не успевает договорить, и происходит то, что, в принципе, рано или поздно должно было случиться. Сэм в ужасе смотрит на свои джинсы, усыпанные маленькими черными букашками. Два хомяка совершенно одинаково смотрят на него. Типа: «а что такого?» Дин хохочет так, что ему приходится сбросить скорость.
Они останавливаются, чтобы Сэм мог почистить джинсы, и Дин без споров забирает хомяков. Аккуратно складывает руки, так, что похоже на клетку – широко расставленные пальцы соприкасаются - и подносит их к лицу.
- Смешные.
Сэм наблюдает за Дином, вместо того, чтобы чиститься. Хомяки, похоже, тоже его изучают. Потом Дин разводит руки - на каждой ладони остается по зверьку. Один из них тут же усаживается и начинает спокойно умываться.
- Вообще ни стыда, ни совести, - притворно возмущается Дин.
- Они тебя не боятся просто.
- То есть, я типа, не страшный?
- Вообще ни грамма. – Сэм пытается очистить джинсы, но ничего у него не получается. Он расстегивает ремень – надо переодеться, не ездить же с размазанным дерьмом на коленях – Дин делает шаг вперед к Сэму, и в этот момент невинно умывавшийся хомяк делает головокружительный прыжок и попадает прямо в расстегнутую ширинку.
Сэм замирает, чувствуя, как маленькое мохнатое тельце медленно-медленно ползет по бедру, пытаясь зацепиться когтями.
- А, черт!
- Стой спокойно, - рявкает Дин и сажает второго хомяка Сэму на плечо.
- Ты что? А вдруг он тоже рванет куда-нибудь?
- Этот мирный, - говорит Дин и запускает руку Сэму в штанину. Пальцы проскальзывают по коже, и Сэм старается сосредоточиться на хомячьих когтях, а не на знакомой руке, потому что стояк сейчас – это самая неудачная идея.
- Спокойно, малыш, спокойно, сейчас мы тебя достанем, - бормочет Дин.
Сэм понимает, что это не ему, а вот его член – нет. Дин вздергивает бровь, но молчит, сосредоточенно двигает рукой все ниже, прижимаясь щекой к животу Сэма. Щетина покалывает через футболку, хомяки возятся, один упрямо ползет к колену, второй беспокойно крутится на плече, и Сэм переступает с ноги на ногу, просто потому что он больше не может стоять без движения. В результат хомяк сползает до колена, Дин матерится и усаживается на корточки, стягивая сэмовы джинсы. Теперь его нос упирается прямо в пах Сэма, и он, конечно же, не теряет времени. Сэм дергается, когда прохладный рот касается его члена через трусы.
- Дин… Это почти зоофилия…
- Можно подумать, это у тебя первый раз, - усмехается Дин и возвращается к своим занятиям.
Сэм вспоминает Нью-Мексико и едва не кончает.
- Левее, - хрипит он.
Дин чуть поворачивается и втягивает головку в рот, прямо вместе с тканью.
- Дин, нет, черт, руку левее.
Хомяк, наконец, сжалившись над ними, двигается навстречу пальцам Дина. Сэм чувствует, как Дин хватает комок меха, настолько аккуратно, насколько это возможно в таком положении.
- Слава богу, давай, вытаскивай его оттуда.
Дин вынимает руку…. но не поднимается. Он продолжает сосать, ткань трется, это настолько интенсивно, на грани боли, что Сэм стонет, судорожно пытаясь куда-то деть руки. Дин хватает его за пальцы и вкладывает в ладонь освобожденного хомяка. А потом сжимает губы.
В зоомагазине Крэнфорда они успешно сдают хомяков, Дин делает это сам, долго рассказывает парню-продавцу, что «вот этот, потемнее, очень неспокойный, может убежать и забираться в самые неожиданные места, а этот светленький – покладистый и очень любит сыр». Сэму кажется, что Беглец на прощанье ему подмигивает.
- Ты ему понравился, Сэмми.
- Мне теперь нужны новые джинсы.
- И трусы тоже, если я не ошибаюсь.

Очередной официальный штат на пути у нашей акции - вернее даже не штат, а федеральный округ Колумбия. Президент, Конгресс, Верховный суд - одному персонажу сам... хм, бог велел появиться именно в этом месте)).

Серия 47. ВАШИНГТОН (округ КОЛУМБИЯ)

Штат: Washington, D.C.
Неофициальный девиз: Wanna Be Mayor? (Хотите быть мэром?)
Коллаж: Ailine
Автор: auden
Рейтинг: private
Жанр: не совсем ангст
Ворнинг: просто ворнинг... ну, считайте, что вы предупреждены.



«Ты не просто води там, ты соси».
Сколько жизней назад это было?
Тогда он объяснял Сэму, как правильно делать минет, с демонстрацией техники на практике, это было очень смешно и глупо, они никак не могли улечься в подходящую моменту «69», фыркали и пихались, а потом кончили, почти одновременно, Сэм поперхнулся и поморщился, но честно проглотил все, и они еще какое-то время пялились на губы друг друга, словно не могли поверить в произошедшее.
Всё давно не так.
Оно не стало хуже, просто не так, но Дин все равно прется от этого.
От того, как Сэм прогибается, наклоняясь, все-таки он выше, а потом садится на пятки.
От того, что теперь он смотрит снизу вверх куда реже, всё настолько хорошо изучено, что ему не требуется такого – внешнего – ободрения, достаточно рук Дина на его плечах или на затылке.
От того, как он берет в рот, господи, к этому невозможно привыкнуть, у Сэма твердые губы и мягкий язык, и это давно не минеты, это самая настоящая ебля в рот, до края жесткого нёба, до горла, глубоко, но Дину нравится так, и Сэму нравится тоже, кто бы из них не отсасывал.
От того, что это происходит где попало, всё чаще - где попало, словно они крадут еще десять минут-двадцать минут-полчаса для себя. И от «где попало» «всё чаще» получается похабно, и грязно, и непристойно, как сегодня, когда они останавливаются, покружив вокруг Вашингтона – в столицу их почему-то не тянет.
В выбранной Сэмом забегаловке – неожиданно невкусная еда, почти теплое пиво, зато ледяная кола и хороший кофе, и все это - на фоне какого-то сюрного дизайна.
В сортире обнаруживается зеркальный потолок: Дин, задрав голову, несколько минут любуется на собственное удивленное лицо.
И, как всегда в последнее время, это происходит почти случайно: Сэм толкает его в кабинку, вытягивая ему рубашку из джинсов, даже не сняв куртку, и значит, сейчас они получат свои полчаса ангельской тишины, господи.
Ты рано или поздно перестаешь замечать, как они намертво прилипают к языку, все эти слова – «ангельские», «демонические», они стали таким же обиходом, как «крем для бритья» или «ключ от номера»; прилипают и никак не смываются.
Дину кажется, что он понимает, почему Сэм делает это здесь и сейчас, в туалете ресторана, он бы и сам… просто сегодня Сэм оказался быстрее, или его переклинило сильнее, значит, ему нужнее.
Отдать – и получить.
У него встает моментально – от согнутой сэмовской спины, от склоненной головы, Дин прихватывает его за подбородок, берет свой член, направляя к его губам, и говорит тихо:
- Возьми. Давай, Сэмми.
Раньше этого не требовалось; теперь – да. Нужны какие-то слова и действия, подтверждающие…
Гос-по-ди, какая хуйня, гос-по-ди!!!
Сэм хмыкает, не открывая рта, тогда Дин тычется ему в губы и гладит по щеке, этот засранец, его брат, отлично бреется, кожа гладкая и холодная, очень холодная по сравнению с горячим членом.
- Ну?
Дин почти вталкивается в него, точно, как настоящая ебля, узко, тесно, а потом ты проваливаешься. Все глубже и глубже, но тут Сэм отодвигается, выпуская его, и начинает сосать – с головки и ниже, опускаясь постепенно, проезжая губами, и это так… так охренительно, что Дин – нельзя же заорать в сортире – шепчет одними губами:
- Господи, господи. Сэмми.
Сэм жарко и довольно хмыкает внизу, а вверху, там, где зеркальный потолок, кто-то говорит неожиданно:
- Дин?
Блядь, он не позволит ни одной суке влезть сюда сейчас.
- Дииин, - повторяет голос, но Дин не останавливается, зажмурившись и толкаясь Сэму в рот. Пусть подавятся, извращенцы. Пусть по-да-вят-ся.
- Ты же столько раз звал меня сегодня.
- Я никого не звал, зачем вы мне сдались?
- Дин. Подумай.
- Господи, не сейчас!
Потому что Сэм пропускает его глубоко, совсем глубоко, и одновременно сильно прижимает языком, и зубы задевают основание члена, это такая правильная, острая и приятная… не-боль, Дин не знает, что.
- Дин, обычно люди не выбирают, когда я обращаюсь к ним.
- Да чтоб тебе…! Кто???
И тут он понимает – кто.
Охренеть. У него даже не падает. Ему даже не страшно. Нет, все в порядке, твой брат отсасывает у тебя в сортире, а ты в это время говоришь с Богом. Все в порядке вещей, ага.
Он говорит с этим дурацким потолком, задрав голову и отражаясь, он говорит.
Он удерживает Сэма за волосы, не направляя, просто поглаживая, и го-во-рит:
- Я могу попросить?
- Попробуй.
- Пусть он останется жив, хорошо? Жив и в порядке, Господи. Он… он заслужил.
Дин почему-то иррационально ждет, что от него потребуют показать пальцем: кто? И вцепляется в Сэма сильнее.
Голос молчит. Голос молчит ровно три движения Дина в сэмовский рот. Ты как какой-то блядский метроном: сердце – пульсирующая кровь – член – губы Сэма. Простая игрушка для Господа.
- Попроси что-нибудь еще.
Блядь. Он так и знал, так и знал!
- Мне ничего не надо, Господи. Ты же сам видишь, какой я хуевый праведник. И не говори, что ты этого не знал.
- Знал.
- Так за каким же всё на нас? – Дин орет, и слава Богу, слава тебе, да, слава Богу, что в мыслях.
- А у меня не было выбора, - просто отвечает Бог.
- Зашибись, - просто отвечает Дин. – Мммм….
Наверное, надо объяснить... Богу, что «мммм» это не туда, вверх, это вслух, вниз, Сэму, который раздвигает его ноги, протискивая ладонь и поглаживая яйца именно так, как любит Дин, сзади, подталкивая Дина на себя.
- На себя, - зачем-то повторяет Дин вверх, - на себя. Тогда можно я еще попрошу?
Он не дожидается ответа, его просто разорвет сейчас – от всего, от жесткой руки Сэма, от его рта, от собственных лихорадочно скачущих мыслей.
- Убери всех. Отзови всех своих. Оставь нас вдвоем. Если у тебя нет выбора, мы сами справимся. Одни. Ведь так и было с самого начала.
- Тот, кто вызволил тебя…
- И его тоже! – бесшумно орет Дин.
- Его – не могу.
- Господи, ты же все можешь, - он, окончательно запутавшись, произносит это вслух, и Сэм кивает, упираясь лбом ему в живот, и последнее движение – уверенное и неловкое одновременно, оттуда, из тех жизней, когда все было просто, окончательно срывает крышу. Дин кончает, мыча, и не зная, что сказать – ни Сэму, ни Богу.
Сэм смотрит на него снизу вверх, Сэм, которого не может спасти Господь Бог, никто не может, а если никто не может – то пошли они все. Все. Пошли.

Дин дергает его на себя, вверх, так что Сэм морщится – ноги затекли, Дин хочет выволочь его из этого гребаного сортира, словно в них сейчас шибанет молния, выволочь прямо так, не одевшись, со спущенными до щиколоток штанами, но в этот момент потолок качается, и ему слышится:
- Ты – старший. Ты - главный. Все зависит от твоего выбора.
- Ну, спасибо, - произносит Дин вслух. Как ни странно, это абстрактное обещание… Черт, то есть, Господи, может оно, правда, как… благодать?
Он сейчас рехнется.
Надо отпустить Сэма, натянуть трусы и джинсы, но его скручивает приступ идиотского, истерического смеха.
- Знаешь… - недоуменно начинает Сэм.
- Нет, не знаю, не знаю, прости. Прости, Сэмми, - он пытается успокоиться, глубоко вдыхает и говорит: - Слушай, все следующие минеты, сколько их ни останется – за мной. У тебя слишком хорошо получается.

Вот и подошла к своему финалу краеведческо-порнографическая акция USW. Почти все штаты исколесили мы за эти полтора месяца и два сезона, в дороге сильно поистрепавшись - запылилась Импала, да и братья В. стерли себе все, что только можно)). Нам нужен отдых.

И последний пункт назначения в этом долгом путешествии - Вайоминг, штат, где природа дикая, а мужчины - ручные настоящие)).

Серия 48. ВАЙОМИНГ

Штат: Wyoming
Неофициальный девиз: Where Men Are Men... and the sheep are scared (Место, где мужчины - настоящие мужчины (а овцы пуганные))
Коллаж: Ailine
Автор: 80 миль в час
Рейтинг: private
Жанр: конец сезона ))



Кастиэль появляется из ниоткуда, просто – раз! – и на заднем сиденье машины сидит ангел.
- Нам нужно поговорить, Дин.
Сэм дергается, оборачивается и хмурится.
- Кастиэль?
- Останови машину, Дин.
Дин матерится и тормозит на обочине. Это не магистраль, небольшая горная дорога, Вайоминг, где нет ничего, кроме гор, лугов и нарисованных овец, и когда съезжаешь с асфальта, то сразу попадаешь на идиллическую поляну. Райская картинка.
Они смотрятся тут странно, особенно Кас, в своем плаще. Не на своем месте.
- Что такое? – спрашивает Дин резковато. Воздух здесь слишком чистый, и в тоже время, какой-то… тонкий, что ли, им не надышишься.
- Пришло время сделать то, что для чего мы спасли тебя, Дин.
Сэм у Дина за спиной издает странный звук, похоже на смех, только это точно не смех.
- Ну? – говорит Дин.
- Ты должен… - Кастиэль вздыхает, - ты должен остановить Сэма. Убить его.
Что?
- Что?! Мать твою, что?! – Дин орет так, что с ближайшего дерева вспархивают птицы. – Какого хуя?!
Кастиэль морщится и прячет руки в карманы, отворачиваясь от них.
- Ты должен это сделать, пока еще можно. Сэм становится все сильнее, с каждым днем и с каждым глотком. Еще немного, и возможность будет утеряна. Сэм станет демоном, таким могущественным, что с ним не справится даже архангел. Пока ты еще способен, Дин, ты должен сделать это. Иначе Ад получит могучего союзника.
Дин с ужасом смотрит на профиль Кастиэля.
- Эй, - говорит Сэм, его голос звенит, - ты не хочешь сказать нам это все в лицо? Или, может быть, спросить меня, не собираюсь ли я становиться демоном? Потому что я не собираюсь. А Дин? Ты подумал о нем? Как он это будет делать, по-твоему?
- Мне очень жаль, Дин, - Кастиэль по-прежнему не обращается к Сэму, как будто его здесь нет. Или он не человек. – Но ты сможешь это сделать. Ты ведь уже пообещал.
Дин обещал.

Он обещал Сэму, в Иллинойсе, два года назад, в мрачной, но красивой гостинице, которую опустошал дух маленькой ненаигравшейся девочки. Он обещал своему пьяному брату, что он убьет его, если понадобится, если настанет время, когда Сэм уже не будет Сэмом. Тогда Дин сбежал от своих собственных слов и вернулся в номер уже глубокой ночью. Он надеялся, что Сэм уже заснул к тому времени, но Сэм не спал, было слышно его тяжелое и неровное дыхание.
- Сэмми? – говорит он, не понимая, зачем.
Сэм не отвечает, только поворачивает голову и смотрит на Дина, его глаза блестят, алкоголь вечно превращает Сэма в сопливую девчонку, вот и сейчас – слезы и наверняка заложенный нос.
- Ты чего не спишь? – Дин проходит к кровати и усаживается на корточки, лицом к лицу.
- Я ждал тебя, - говорит Сэм. Он неуклюже приподнимается на одной руке, а второй тянется к Дину. – Дин.
- Тебе нужно проспаться, иначе завтра с утра будешь умирать.
Сэм кивает головой, еще чуть-чуть пододвигается и целует Дина, вернее, не целует, а просто возит мокрыми губами по лицу.
- Что ты… Боже, Сэм, уймись уже.
- Нет, нет, - Сэм отчаянно трясет головой и опять целует, теперь уже точнее, ест рот Дина, упрямо, настойчиво.
Дин не может отодвинуться, не может остановить Сэма, который цепляется за него и бормочет, все время бормочет:
- Пожалуйста, Дин, пожалуйста.
Они так и трахаются, под аккомпанемент этого «пожалуйста», очень медленно, лежа на боку лицом друг к другу. Дико неудобно, но Сэм не переворачивается по-другому никак. Он обвился вокруг Дина, весь, руки, ноги, задница - все обнимает и сжимает. И держит.
- Пожалуйста.
Дин почти не двигается, покачивается туда и назад, и пытается справиться с жутким ощущением, что это как-то слишком… торжественно. Как в последний раз. Он дрочит Сэму, просунув руку между их телами, слишком резко и грубо, но по-другому – никак.
- Да, Сэмми, давай. Я держу тебя.
Сэм всхлипывает и кончает, и Дин понимает, что действительно держит его. Не только сейчас, а вообще.

- Я соврал, - говорит Дин, глядя на Кастиэля.
Они оба – Сэм и Кас – смотрят на него. У Сэма – абсолютно черные жидкие глаза, а ангел кажется выше ростом, за его плечами развернулась тень.
- Я соврал. Я не убью Сэма. Делайте, что хотите. Там, у себя. Мне посрать.
Он смотрит на Кастиэля и ждет. Чего-нибудь. Молнии, меча архангельского в живот. Чего угодно.
- И что ты будешь делать? С этим? – Кастиэль наклоняет голову набок.
- С Сэмом, – нажимает Дин, – я разберусь. Мы разберемся, правда, Сэмми?
Сэм смаргивает и кивает головой.
- Вот видишь, все просто, Кас. Никаких проблем.
- Ты…
- Я сказал, нет! – рычит Дин. – Нет, мать твою, ты понимаешь?! Убей нас сам, если тебе надо. Или пусть он убьет.
Кастиэль смотрит на него, долго-долго, потом слегка поворачивает голову.
- Хорошо.
И исчезает.
- Ссыкун, - говорит Дин, понимая, что у него дрожат руки.
- Это конец, - говорит Сэм.
- Наверное, - соглашается Дин. – И слава Богу.