Новый Иерусалим

В воздухе пахнет свежей оттаявшей землей – нечистый запах марта. Дуб, вяз, береза и кленовая роща едва-едва очнулись от спячки. То тут, то там видны ветви мощных вечнозеленых деревьев – тсуги, сосны и тиса. Зеленеет трава. Посередине бегут две полноводные мутные реки, глубокие и быстрые.
На мощеной дорожке перед домом лежит белая собака.
Деревню окружили лысые горы – склонив голову и огородив руками. Сквозь деревья, шрамы и бородавки на их лицах прорываются на свободу утесы. Протяжные, почти болезненные стоны ветра прокатываются по коже и от этого ее покалывает. Он чувствует пульсацию в джинсах, а в венах стынет кровь.
Собака чешет себя за ухом, а потом срывается за черной кошкой. От лая он вздрагивает, но когда оглядывается, видит, что находится в полном одиночестве.
Шаркая по булыжникам, он озирается в поисках людей или машин. Но нет ни того, ни другого.
Деревня молчалива. Легкий ветер с севера приносит аромат роз. Дин вдыхает его, наполняясь воспоминаниями. Садится на улице, его трясет.
***
В первый день он идет по дороге на север и натыкается на стену из камней, заваливших проход между двумя высокими утесами. Он разворачивается и идет на юг, но находит тоже самое.
Деревня всего лишь в милю длиной, соединяется двумя дорогами, встречающими в центре. Они не пересекаются, а образуют площадь, которую реки делят на четверти. В каждом углу дороги превращаются в белые каменные мосты, и там, где пересекаются две реки, получается остров, покрытый деревьями - их голые ветви хватаются за бледное солнце. Не важно на каком мосту стоит Дин – остров кажется одинаково далеко, и расстояние невозможно высчитать. Площадь можно обойти минут за десять, но остров все равно далек и огромен.
Собака – лохматая помесь дворняжки и спаниеля - приходит к нему на юго-западный мост в полдень. Смотрит на него. У нее карие глаза, черный нос и розовый язык – собственно, ничего удивительного.
- Вот и всё, – говорит Дин. Собака поскуливает. Если бы она умела, то нахмурилась бы.
- Нет? – налетает ветер, и его звук снова болезненно проходит по телу. Дин кладет руки на нагретый солнцем камень, успокаивая себя.
– Твои дружки неплохо меня загнали. Это просто первая запарка.
- Ррр? – спрашивает собака.
-Ага, Скуби, по-любому. – Он пинает ее, и она с визгом убегает прочь. Опять налетает ветер, и Дин чувствует, как вина кладет руки ему на плечи, потряхивая его.

***
Когда солнце клонится к горизонту, он пытается открыть дверь. Белый дом с колоннами напоминает ему о Юге, густом, теплом воздухе, сосисках с соусом и булочках. Когда дверь открывается, он чувствует сладкий цветочный аромат, но дом пуст и шаги раздаются эхом в холле. Он проходит на второй этаж – все комнаты открыты и пусты. Но в самой большой комнате, освещенной последними лучами заходящего солнца, стоит простая дубовая кровать, заправленная мягкими белыми простынями.
Дин сбрасывает ботинки, джинсы, куртку и забирается на постель. Наступает идеальная теплая ночь без сновидений.

***
Когда он просыпается, в доме пахнет едой, а в комнате появился шкаф. Там он находит стопку мягких футболок, поношенных джинсов и массивные вешалки с фланелевыми рубашками. В ящиках полно чистых носков и трусов. Дин одевается в чистую одежду, но ботинки оставляет свои, и следует за запахом вниз по лестнице.
Булочки и сосиски с соусом. Черная кошка лакает молоко из блюдца, а у плиты стоит рыжеволосая женщина. Она оборачивается – у нее яркая улыбка и нереально синие глаза.
- Прости, я не смогла встретить тебя. Всё так запуталось, - она пожимает плечами, сжимая руки, испачканные в муке. – На самом деле еще ничего не готово. Ты прибыл первым.
- В Ад, - он указывает на пол. От запаха у Дина урчит в животе. Она внимательно смотрит на него, уголки ее рта опускаются. Это напоминает Дину о Сэме, и его сердце бьется сильнее.
- Ты думаешь это что-то плохое? - у нее очень тихий голос, - я же говорю – ничего еще не готово.
- Отлично, - по горлу поднимается кислый и тошнотворный гнев. – Я просто не совсем понимаю, зачем дурить меня, леди. Давай уж по старинке – пытки и огонь.
- Но… Это не Ад, - она указывает на пол, копируя его жесть. – Я обещаю. Просто еще ничего не готово.
В желудке опять урчит, уже громче.
- Они пришли и забрали меня, - резко произносит он и вспоминает о горячем дыхании, о когтях и зубах, раздирающих его. Вспоминает о том, как все закончилось. – И теперь я здесь.
- В Каинополисе, - она опять улыбается, - может быть, они пришли, но они не забрали тебя.

***
- Ты – Бог? – спрашивает он с набитым ртом. Булочки невероятно сладкие, а соус такой соленый. Кофе очень крепкий, а сок кислый, оранжево-розовый, напоминает вкус грейпфрута и девчонки. От этого Дина трясет так же, как и от звука ветра. Он дрожит и ерзает на стуле.
Она округляет глаза.
- Не глупи. Бога здесь нет, не время. Я говорила – ты пришел первый.
- Ты здесь, - добавляет он, глотая сок. Ее волосы спадают на плечи, а кожа усыпана веснушками. Платье цвета слоновой кости обхватывает ее грудь, будто предлагает. Дин ставит сок на стол.
- Я никто, - усмехается она, - и уж точно не первая.
- Ты должна быть кем-то, - снова кофе и волосы встают дыбом на шее Дина. – Значит, это не Небеса. Чистилище?
- Нет, это Каинополис, - она кладет руки на стол – на каждом пальце по золотому кольцу.
- А ты?
- Съешь еще что-нибудь, - улыбается она.

**
Может это из-за сока, или ветра, или того, как ее грудь лежит на сложенных руках, когда она не отвечает на его вопросы. Может, потому что они оба здесь. И даже если он думает об этом слишком много, он помнит как остановится, он помнит Сэма.
Он целует ее, прижимая к кухонной двери, бедра соприкасаются и он чувствует все ее изгибы. Она почти с него ростом и целуется именно так, как он любит – сталкиваясь зубами и языком и ни капельки не стесняясь. Когда он пробирается рукой ей под платье, первое что он чувствует – отвратительная гладкость между ее ног, но стоит ему лишь подумать об этом, как под рукой ощущаются мягкие волоски и неглубокая складка. Он упирается лбом ей в плечо.
- Так хорошо, - она отталкивается от его руки.
- Кто ты? – вздыхает он, шевеля пальцами.
- Я подготавливаю, - движение бедер, - прихожу раньше всех.
- Но кто ты? – он кусает ее за плечо и проталкивает один палец внутрь.
- Я подготавливаю, - стонет она, - Сделай так еще, еще раз.
Они не поднимаются по лестнице, а просто оказываются наверху. На кровати. На мгновение Дин задумывается о презервативе, но она отказывается воплощать эту мысль. Она движется под ним, она открыта для него. Она – прекрасна.
- Ангел, - шепчет он, когда глубоко входит в нее. Он рвано дышит, его потряхивает. Это самый лучший секс. Как в первый раз, все старое и новое, все вместе.
- Дин, - она поглаживает его шею.

***
Когда он вновь просыпается, солнце уже высоко. Девушка рядом с ним. Он кладет руку ей на грудь – она не поднимается и не опадает. Он подносит руку к ее носу, но ничего не чувствует. Но кожа теплая, а щеки раскраснелись. И когда он касается ее лица, губы приоткрываются, и она глубоко вздыхает.
- Я не хотела пугать тебя.
- Всё нормально, - успокаивается он, укладывая подушку под щеку.
- Можешь не врать. Кое-что могло пойти не так, как надо, - она перекатывается на свою половину, - надо много всего успеть.
-Успеть к чему?
- Пока город не отстроен, - она прижимает большой палец к его губе. Он целует кончик – соленый.
- Что это? – он останавливает ее, всасывая палец на мгновение. Она хлопает ресницами. Он отпускает. - Знаю, знаю, это Каинополис.
- Новый город, - соглашается она, облизывая губы. - Тебе нравится этот дом? Я специально его подготовила.
- Хороший, - теперь он прижимает большой палец к ее полным губам, приоткрывая их. Они оба моргают.
Его член глубоко скользит между ее губами. Он откидывает руки назад, стараясь не задушить ее, пытаясь не трахнуть рот ангела, стоящего на полу перед ним.
- Все, что я захочу? – спрашивает он сквозь сжатые зубы. – Все, что угодно? Сию же секунду?
Она отстраняется, смотрит на него сквозь ресницы.
- Всё, кроме этого, - по щеке течет слеза.

***
Дин кидает желудь в реку с северо-западного моста и представляет себя на юго-восточном мосту. Моргает, наклоняется в сторону, оглядывается назад на остров, через другие мосты, сияющие вдалеке. Через пару минут желудь покачивается внизу.
Не важно, куда он кидает его, но желудь всегда появляется там, где надо, потому что Дин так хочет. Вверх по течению или вниз, в реку, вытекающую из-под юго-восточного моста и входящую под северо-восточный.
Желудь появляется в руке. Дин кидает его в сторону острова. Как он падает в воду – не слышно.
- Он не может придти сюда, - она обнимает его за талию, кладет подбородок на плечо.
- Ты говорила, - он пожимает плечами, но не отстраняется. Вода под ними не движется.
- Я готовлюсь, - она целует его в шею.
- К чему?
- К тому, когда всё закончится, - вода в реке становится немного чище. В воздухе пахнет чем-то зеленым.
- Когда город достроится? – забавно называть маленькую деревушку с прелестными домиками городом.
- Да и еще кое-что, - она крепче обнимает его, - Ты появился неожиданно. Прибыл раньше всех.
- Как я могу быть здесь, если он не достроен? – белый камень теплый и гладкий.
- Ты пришел, - она делает паузу, и он снова чувствует ее дыхание и прикосновение губ к шее, - я прихожу раньше.
- Раньше чего?
Пауза затягивается, и Дину кажется, что он слышит птичье пение. Теплый ветер обдувает их обоих. Дин чувствует, как внутри разливается жидкость, а дыхание становится влажным. Он прикусывает губу и старается не думать.

***
Дин прижимает ее к кровати, оставляет на белых запястьях следы. Ее лоно шелковой перчаткой обволакивает его. Пот скатывается с его лица на ее губы. Она сжимается вокруг него и дрожит. Волосы кровью разлились по простыням.
- Ты первый, - стонет она. – Ее окольцованные пальцы хватаются за пустоту, - они забрали тебя на мгновение. Чтобы… Завершить.
- Завер…шить. Что? – он толкается, не чувствуя ничего, кроме жара.
Она обхватывает его лицо и целует. На вкус как сахар.
- Ты первый мученик для Сына.
Она облизывает его губы, целует глаза, пока он дрожит внутри нее.
Комната наполняется их хриплым дыханием.
Дин перекатывается на спину.
- Я не верю тебе.
- Я не могу лгать. Я подготавливаю.
- Перестань повторять это, - кулак врезается в пустую кровать.

****
На третий день он пытается забраться на западные горы. Он представляет себе какой-нибудь перевалочный пункт в конце дороги, пробирается через утесы и ветви тсуги. Спаниель бредет за ним. Выходку Дина он то ли забыл, то ли простил.
Чем ближе к полудню, тем ужЕ и круче становится дорога. Кусты шиповника и ежевики хватаются за него, ветви хлещут по лицу, будто хотят ослепить. Он спотыкается о корни и камни. Падает, поднимается, карабкается, и каждый раз преодолевая новый гребень, представляет, как рвется вперед с новыми силами, как дорога спускается вниз к дому, к Земле, к Сэму, но каждый раз новые горные уступы, новые крутые повороты, новые непроглядные рощи вырастают перед ним.
Он останавливается, когда солнце близится к закату. Дин представляет себя потерявшимся здесь, захваченным в ловушку горами, колючими шипами и виноградными лозами. Он не видит солнца.
Дин глубоко вздыхает и закрывает глаза.

**
- Это было глупо, - она протирает его раны чистой белой тканью и промывает теплой водой. За момент до исчезновения их покалывает.
- Он мой брат.
- Он – Сын, - поправляет она его тоном школьный учительницы. Дин кривит губы.
- Я думал, он у нас с демонической кровью.
- Если ангел падет, то его кровь все равно останется ангельской, - она проводит тканью Дину по лбу, - различие между сыном Люцифера и сыном Господа невелико – оба сотворены одной рукой.
Веки смыкаются, он лежит на подушках на кровати, девушка растянулась рядом.
- Кровь не важна.
На руке Дина осталась одна царапина. Девушка царапает свою руку в том же месте. Из ранок выступают капельки крови, и царапины исчезают.
- Не важна его кровь, важна его война.
- Я не могу оставить его бороться в одиночку. Неужели ты не понимаешь? – Дин садится и откидывается.
- Все уже кончено. Ты первый мученик Сына. Ты первый святой нового города. – Она улыбается, прижимается и утыкается носом ему за ухо.
- А ты подготавливаешь, - вздыхает он.
Она кивает, целуя его бьющуюся венку.
- Да, я прихожу раньше.

***
Трава становится зеленее с каждым днем. На дубе перед домом появляется первый лист.
- Что на острове?
Она пожимает плечами и кладет перед ним чизбургер. Бекон выглядит очень аппетитно и рот наполняется слюной.
- Деревья? – она выглядит неуверенной.
В железной чашке появляется шоколадный коктейль, рядом с ним - стакан.
- Ты сотворила остров? – он откусывает от бургера и чуть ли не стонет. – И ваще эта фсё?
- Нет, я не могу ничего такого, - она хмурится. – Я…
- Подготавливаешь.
- Я садовник. Я не создавала семян. – Ее хмурый взгляд смягчается. – Я учусь.
Она выглядит такой гордой, что Дин откладывает свой завтрак, забывает про коктейль и целует ее.

***
- А что если я не хочу быть святым? – Дин пинает камешки, руки спрятаны в карманы.
- Ты был принесен в жертву Сыну, - говорит она, цепляясь за его локоть. Ветер развевает ее платье и волосы. – Ты выбрал смерть из-за любви к Сыну, несмотря на страх. Это всё, что было нужно.
- Ну, если я хотел этого…, - он кивает. - Все верно. То и получил.
- Они пришли за тобой.
Не было никакого яркого света, никакой жизни промелькнувшей перед глазами, ни жара, ни холода. Агония и ужас. А потом все закончилось.
- Они убили тебя.
Дин вытаскивает одну руку и трет лоб. Сегодня вроде теплее. Трудно сказать.
- И потом все завершилось.
- Неожиданно, - он сглатывает.
- Да, - она оставляет мокрый поцелуй на его щеке. – Я не успела подготовиться к твоему приходу.
- Ты можешь видеть будущее? Мы можем, я не знаю… Разве мы не можем смотреть с высока на них. Разве я не могу, по крайней мере, увидеть, что он делает? – Дин останавливается посреди северо-восточного моста и поворачивается к ней.
- Я могу видеть только Каинополис.
- Я там? А Сэм?
- Ты уже здесь, - произносит она и указывает на мост. – Сын придет, когда война закончится.
- И когда это произойдет?
- Когда достроится город.
Дин вдыхает и медленно выдыхает через нос. Опирается на перила моста и смотрит на остров.
- Ангел, а что первее? Закончится война или отстроится город?
Она пожимает плечами.
- Я не вижу войны.
Он кивает.
- Иди сюда.
Она падает в его объятья и глубоко целует. Он крепко обнимает ее, вдыхая запах роз от ее волос, целует веснушки на ее плече. Она смеется – ей щекотно, и целует его снова. В ее поцелуе он чувствует все – грязь, небо, мост, деревья, дом, горы.
Он представляет себя на острове.

***
Дин открывает глаза.
На другой стороне поляны выжидающе стоит Сэм, его руки омыты кровью.
- Это ты? – голос напряжен.
Дин кивает и выступает вперед.
- Я прихожу раньше.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.