Апокрифы

И случилось, - сыны человеческие породили красивых и прелестных дочерей. И ангелы, сыны неба, увидели их.

И Семъйяза, начальник их, сказал им:"Давайте выберем себе жен в среде сынов человеческих и родим себе детей". Тогда Братья ответили ему и сказали: "Мы все поклянемся клятвою и обяжемся друг другу исполнить это намерение".

И дочери человеческие родили им сынов. Великих исполинов, героев былого, воинов грядущего.

И Азазел научил людей делать мечи, и научил их искусствам: запястьям, и предметам украшения, и употреблению белил и румян, и украшению бровей, и всяких цветных материй и металлов земли. Семъйяза научил всяким заклинаниям, и срезыванию корней, и расторжению заклятий.

И Рафаил, и Габриил, и Михаил сказали Господу своему: "Царь царей, посмотри же, что сделал Азазел, как он открыл небесные тайны, и люди познали их. И заклинания открыл Семъйяза, которому ты дал власть быть вождём его сообщников. И Ты знаешь все, прежде чем это случилось, и Ты знаешь это и их дела, и, однако же, не говоришь нам, что мы теперь должны сделать с ними за это".

Тогда стал говорить Всевышний, и сказал Гавриилу: "Уничтожь детей ангелов из среды людей, выведи их и выпусти, чтобы они сами погубили себя чрез избиения друг друга".

И сказал Господь Рафаилу: "Свяжи Азазела по рукам и ногам, сделай отверстие в пустыне, и опусти его туда, и закрой ему лицо, чтобы он не смотрел на свет".

И Михаилу сказал Господь: "Извести Семъйязу и его соучастников, и когда все сыны их взаимно будут избивать друг друга и они увидят погибель своих любимцев, то крепко свяжи их под холмами земли до окончания родов, пока не совершится последний суд над всею вечностью". [1]

----------------------------------------------

Тебя будит голос, выкрикивающий твое имя.
Сэм
Сэм
Сэм, - хриплый, надсадный, словно он зовет тебя уже часами. Или днями. Пересохшее горло, непослушный язык и разодранные губы продираются сквозь звуки снова и снова, будто это единственное слово, которое он знает.
Ты не знаешь его.

Тебя будят жар огня и резкий запах серы.
"Сэм, - зовет он, - Сэм", и на мгновение ты позволяешь себе подумать: "Брат" - сильный, упрямый, золотоглазый. Меч лежит у его ног, пока женщины сурьмой и охрой рисуют на его веках, бровях, на лице и на губах, растянутых в вечной ухмылке, обнажающей острые клыки. Сильный и гибкий. Вы лежите на вершине горы, тесно прижимаясь друг к другу, над вами звезды, между вами, шепотом, имена, и секреты, и клятвы. Такой непокорный, когда Псы вырывают его у тебя и уносят в пустыню, а тебя - в бездонную тьму.
Когда ты просыпаешься, пламя пожирает тьму вокруг, а голос, что зовет тебя, не его.

Ты идешь по коридорам, запутанным, незнакомым, и зов - не твоего брата - единственный твой компас среди кишащей вокруг нечисти. Их так много, бесконечный легион, демоны - так они называют себя - толкаются, извиваются и кричат.
Демоны.
Просто сломленные люди, и Аззы нет среди них.

Их больше, чем ты мог себе представить. Разорванные в клочья люди, и ни один из них не смотрит, когда ты проходишь рядом, и не видит, что ты другой. Они совсем не такие, как ты помнишь: смешливые девчонки брата, розовощекие и ясноглазые; крепкие, сильные парни, устраивающие поединки с оружием, которое он для них создавал. Проницательные, сведущие, они шли к твоей палатке и садились рядом, над кубками и свитками, вдыхали резкий запах ладана и шептали "научи меня".
Они не преклонили колен, когда пришли Псы.

"Старина Желтоглазый, - говорит один из них, когда ты узнаешь, что Азза мертв. - Слишком высоко замахнулся, схлопотал пулю в лоб".
"Когда? - рычишь ты, раздирая его на части, - Как? Кто?"
"Винчестер, - хрипит он, черной слизью стекая с твоих рук, - Винчестер". Словно это значит хоть что-то.
"Винчестер", - повторяешь ты, сдавливая его плоть, и он опускается на колени, жалобно скулит.
"Дин... Винчестер... и его... его б-брат, Сэм".
Ты отпускаешь его и смотришь, как он уползает прочь - густая жижа облизывает острые камни, стачивая их края. Дольше мучить его незачем. Он не знает, кем был Азза, и не понимает, что только что сказал, а боль здесь и так уже сочится через каждую щель, каждую трещинку.

"Сэм Винчестер? Не произноси этого имени вслух", - предупреждает тебя кто-то, и ты киваешь рассеянно, ища следующего.
"Видел его. Ничего особенного, уж поверь. Король демонов? Ха, человечишка".
"То есть, ты не знаешь? Говорят, он возрожденный Люцифер", - снисходительно говорит другой.
"Кто такой Люцифер?" - бормочешь ты, и он смеется, хлопая тебя по плечу.
"Люцифер, Ваал, Иблис, Шайтан... Ты, что, с луны свалился? Он - наш бог, Свет Несущий. Отец всех нас, припоминаешь?"
"Бог? Отец?" - спрашиваешь ты, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
Он качает головой: "Не Бог. Бога нет".
"Люцифер, Денница. Он отказался склониться перед людьми. Он первым из нас бросил вызов Богу и пал, покинул Небеса. Он мертв, но он возродится, как было предсказано".
"Пфф, Сэм Винчестер, какой он Люцифер? Азазелев выродок, один из его ублюдочных полукровок. Будь он чем-то большим, думаешь, позволил бы брату оказаться здесь?"
"Люцифер - это миф. Мы все есть Дьявол сущий, и не дано другого".

Дин Винчестер все еще кричит. Будто одно это слово, имя - Сэм Сэм Сэм - дает ему силы продолжать, и ты только думаешь, сколько еще пройдет, прежде чем он прикусит язык. Когда ты приходишь к нему, он тоже не узнает тебя, как и все остальные, но ты видишь его насквозь, видишь шрамы, что оставил на нем твой брат. Глубокие изогнутые раны на груди, от которых он должен был хрипеть, задыхаться и умирать, истекая кровью.
Отпечатки рук твоего брата; ты хочешь - должен - дотянуться и коснуться их.

Он сплевывает кровь, морщась слизывает капли, текущие по подбородку. Ты хочешь сказать ему, что все это нереально - зелень его глаз, боль, терзающая тело, полузажившая рана в боку. Здесь, в этом месте, у него нет плоти, нет формы. Он то, чем он хочет быть, как и все они, и чем скорее он поймет, тем быстрее сможет избавиться от боли.
Ты думаешь о его руках, сжимающих то оружие, о раскате грома, заговоренной пуле, летящей твоему брату точно между глаз, и не говоришь ни слова.

Потом он вспоминает другие слова, другие имена.
- Ползи... к Лилит и скажи, что не с-сможешь... меня сломать, - хрипит он, пока ты кончиками пальцев обводишь его шрамы, губами касаешься изогнутой раны на плече.
- Мне плевать, сломлен ты или нет, - шепчешь ты, касаясь его кожи, слизывая пот с его шеи. - Расскажи мне о Лилит.
Когда твой язык касается его губ, он вспоминает что-то еще.

Лилит не здесь, она выше, там, куда тебе не добраться. Это место - твоя тюрьма, и без призыва тебе не уйти, но его нет, и ты гладишь, трешься, дергаешь его, пока он не вспоминает больше.
- Мерзкая... сука, покрытая кровью с ног до головы, знаю, она тебя послала, - стонет он, и ты вспоминаешь ее, Лилит Прекрасную, скользящую обнаженной в ночи. Когда пришли Псы, она спряталась в море, но они нашли ее и держали среди воды, заставляя смотреть, как ее дочерей топили в волнах, одну за другой.
- Почему Лилит думает, что ты так важен, Дин Винчестер?

- Чего ты хочешь? Почему ты здесь? - спрашивает он, когда ты возвращаешься. Ты прикладываешь ладонь к его губам, зажимая рот и ноздри, пока он не отшатывается назад и тянется, чтобы укусить твою руку.
- Почему ты здесь? - спрашиваешь ты, когда он восстанавливает дыхание, жадно вдыхая горячий, смешанный с серой, воздух.
- Продал душу - ох - Сатане. Разрушил план мирового господства Лилит. Ты что, гребаный новичок? - его самая длинная фраза за все это время.
Продал душу, повторяешь ты про себя, раздвигая его ноги, и он дергается, пытаясь уйти из захвата.
- Не шевелись.
Псы затащили тебя сюда не за тем, чтобы наказывать людей за их прегрешения. Это была Его вотчина. А ты должен был только страдать. Даже этот цирк мертвецов не спасает тебя от страдания.
Ты вставляешь в него палец и слегка надавливаешь.
- Что ты получил взамен?
- Брата, - бормочет он, и ты добавляешь второй палец, и еще один. Его гладкие горячие мышцы сжимают тебя как в тисках.
- Так ты не винишь Бога, - уточняешь ты, и он сужает глаза так, что зрачков почти не видно.
- Бога нет, - говорит Винчестер, и ты резко сгибаешь пальцы, поворачиваешь и надавливаешь.
Бог - больший миф, чем ты.

Ты устал. Ты проспал больше веков, чем можно сосчитать. Сменились языки, и числа, и календари, и месяцев в году стало больше. Были города, что расцвели и пали, были боги, вера в которых пришла и ушла, а ты так и не отдохнул. Тебе не позволено познать покой, пока наказание твое не свершилось до конца, даже если не осталось Псов, чтобы его ухудшить.
- Ангелы? Ага, конечно, как же, - говорит он, отворачивая лицо. Синяки на его щеках становятся серо-желтыми пятнами, а новых ты еще не оставил.
- Разве не их приказ ты выполнял, разбираясь с Азазелем?
- Не встречал ни одного. Если кто-то сказал тебе это, то он соврал. Ты начнешь уже или как? Я тут состарюсь.
Заставляешь его наблюдать, как ты проходишься языком вниз по его животу, рядом с покрасневшими краями заживающего шрама, как трешься зубами о тугие мускулы, припадаешь ртом к кровоточащим отметинам.
- Если это не Он, тогда почему? - спрашиваешь и втягиваешь его в рот.
- Почему? Потому что Азазель был злобным ублюдком, совсем как ты, - стонет он, отчаянно сжимая руки в кулаки и выгибаясь под движениями твоего языка.

С каждым часом кажется, что их все больше - демонов, людей - озлобленных, с чернотой вместо глаз, оплетающих стены твоей пустынной темницы. В общем гуле ты различаешь голоса, слушаешь крики: "Мальчик-Король", и "спасение", и "Лилит", и думаешь, смогут ли они выбраться самостоятельно. Смогут ли они когда-либо вырвать себя из этого места, перестать приходить сюда, снова и снова, выбраться, прорваться на волю, на землю, потоком дыма и праха.
Хватит ли этого, чтобы привлечь Его внимание, или Он забыл о них так же, как и о тебе.

Снова. Ты медленно двигаешься между его бедер, и Винчестер, выгибаясь в своих цепях, наконец, признается, что считал.
- Раньше я с ума сходил. Ты мой календарь, - он ухмыляется, - мои ебучие часы. Если пытаешься обратить меня, то ждать придется долго.
Убираешь волосы, лезущие ему в глаза, встречая непокорный взгляд, наклоняешься, прихватываешь губами его сосок, чувствуя, как тот твердеет у тебя во рту.
- Я знаю.
- Ох, продолжай, - командует он, гремя кандалами. - Тогда что? Собираешься ездить мне по мозгам о том, как был человеком? Или что у нас с тобой впереди великие свершения?
Ты качаешь головой, оставляя блестящий влажный след на его груди, и тянешься ко второму соску, сжимаешь его зубами.
- Нет.
- Тогда почему? Зачем ты делаешь это? Блядь, блядь... еще, сделай так еще. Почему продолжаешь приходить?
- Ты звал меня, - отвечаешь ты, сильно подаваясь бедрами вперед. - Ты звал меня, и я услышал. И я здесь.
- Я не... я... Тебя зовут Сэм? - выдыхает он, напрягая мускулы, выгибая спину. - Тебя зовут Сэм? Ты, мать твою, шутишь?
- Так меня звал брат, - киваешь ты, и Винчестер откидывает голову, и смеется, громко, длинно, пронзительно.

Это не может быть совпадением, твое имя, его. Дин Винчестер звал его, а получил тебя взамен.
"Сэм, Мальчик-Король, человечишка, Сэм, Азазелев выродок, один из его ублюдочных полукровок", - сомнений почти нет, но ты должен сам его увидеть. Уже скоро. Скоро он снесет горы, и разверзнет землю, и придет за братом - сюда, в твою обитель.
И вы поговорите: о братьях, и судьбах, и приговорах - без тех бессмысленных имен, которыми нарекли тебя люди, дьявол и антихрист, первый и последний.
А потом изменится мир. И вместе, вы, наконец, достучитесь до Бога.

Конец

----------------------------------------------

прим.:[1] этот отрывок взят из неофициального перевода апокрифа "Книга Еноха".
Вся пунктуация, стилистика и синтаксис сохранены в соответствии с ним.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.