Конец сезона, дубль второй

Серия Белое на черном, часть 1 - Конец сезона

Серия Белое на черном, часть 2 - Жертвоприношение

Серия Белое на черном, часть 3 - КОНЕЦ СЕЗОНА, ДУБЛЬ ВТОРОЙ

Серия Белое на черном, часть 4 - 31-е октября

----------------------------

- Э, - говорит Джаред, - э-э-э.
Честно говоря, это он представлял себе немного по-другому. Особенно когда выбирал платья. То есть, второе платье, в собственном его больше заботило, чтобы оно хоть как-то застегнулось. Но вот эта штучка для Дженсена…
Черт, он даже не чувствовал себя идиотом, ему было просто смешно, как и девочке-консультантке в магазине, которой он наплел что-то выдуманное сходу, про розыгрыш для свадьбы сестры. Он же все здорово придумал. Заплатил наличными, и, честно говоря, ожидал от Дженса вопроса о засвеченной кредитке, чтобы гордо сказать: «А вот и нет», но вопросы были другими, и его конспирологические таланты никто пока не оценил.
Он возился гребаный час, расставляя эти свечи.
Он умудрился сам – сам! – застегнуть на себе платье, втягивая живот и поджимаясь, выдыхая, как кит, только что не с фонтаном. Не сломать молнию. Не порвать шнурки. Не поджечь его, блин, хотя длинную юбку тянуло к свечам, как булавку к магниту.
«Мать его, даже ассоциации в голове бабские», - растерянно думает Джаред.
И ведь все было просто зашибись.
Отличная идея, которую он… угадал. Выцепил в пьяном разговоре. Классная вечеринка для двоих. Ну и что, что сейчас еще формально день? Все равно вечеринка.
Классная ровно до того момента, как Дженсен достает из коробки свой наряд. Он не кривится и не морщится, просто поднимает голову и смотрит на Джареда, а потом опять вниз – на несколько ярдов полупрозрачного белого кружева у себя на коленях и на полу.
- Оно круче моего, Дженс.
- Нда?

Дженсен встает, совершенно голый, босой; шорты и шлепанцы так и валяются у алта… Ну, у этой штуки, которая изображает как бы алтарь. Подхватывает платье, и у Джареда такое ощущение, что сейчас гипюр – так это называла продавщица – просто сунут ему в лицо. Без всяких вопросов. Без всяких обвинений.
…Намотают на голову, а потом он останется в гараже один. Со своим порванным до пояса платьем и со вторым в виде тюрбана.
- Ок.
- Ладно, переиграем, не хочешь – не надо.
- Нет уж, погоди.
Дженсен уперся. И, кажется, разозлился. Непонятно, почему.
Он отходит в угол, встряхивает платье, примеряясь, а потом неловко начинает натягивать его через голову.
Джаред тоже пробовал через голову, и чуть не порвал в плечах. Лучше одевать снизу, бедра по-любому уже плеч, проскакивает на раз.
Но Дженсен умудряется извернуться, сжаться и втиснуться в наряд.
- Молния справа, - только и говорит Джаред.
Дженс справляется без его подсказок.
Вот тут-то Джаред и мычит свое «э».

***

Оно офигенно выглядело на вешалке в магазине. Вроде бы такое воздушное, что его можно целиком запихнуть в кулак. Джаред в свое время так прикалывался с Сэнди – какая-нибудь шмотка просто исчезает в руке, как будто фокус показываешь. И это платье такое же. Пока продавщица упаковывает первое, то, что они подобрали для него самого, тяжелое, плотное, огромное и шумное, Джаред проводит рукой по кружеву. Оно достаточно грубое и щекотно царапает кожу, а внутри, - он запускает пальцы в вырез, - внутри абсолютно ровное и скользкое.
Джаред смотрит на свою руку, просвечивающую через белые узоры, представляет это на Дженсене, гладкое, прохладное и почти прозрачное, и улыбается.
Он сразу отказывается от штуки, которую надо поддевать под кружева, что-то вроде чехла. Нет, обойдемся без излишеств. Продавщица хмыкает, но Джаред честно выдерживает её взгляд – актер он или где?
«Не нужно домыслов, всё будет еще круче, мисс, потому что вы не знаете, а я знаю, как оно будет выглядеть».
Он смеется, пока закидывает коробки в машину, и пока едет домой – смеется тоже.

***

И вот оно выглядит. Никак.
Или – если совсем уж честно – хуже, чем никак.
Дело не в том, что Дженсену не нравится переодеваться. Дело в том, что это действительно… плохо. Похмельный утренний… ну ладно, дневной, небритый Дженсен в этих дурацких кружевах больше всего похож на непроспавшуюся королеву гей-парада после завершающей оргии.
Получилось с точностью до наоборот, и Джаред некстати, тьфу ты, как раз очень кстати, вспоминает вязнущие в зубах шуточки насчет завивки ресниц и блеска для губ.
Всё, что делало Эклза красивым парнем, - ведь про него так же часто говорят «красивый», как про Джареда «ути-пуси, щенячьи глазки» - внезапно стало карикатурой на него же.
А может быть, дело в том, что сам Джаред никогда его красивым не считал? Слащавым - было дело, да. Точнее – смазливым занудой.
Джаред точно помнит это свое первое впечатление, а потом все как-то плавно начало меняться. Как поезд, отходящий от станции и набирающий ход постепенно. Зануда вполне удачно изображал лихого парня Дина Винчестера, смазливость никуда не делась, но как-то перестала замечаться, особенно после десятой репетиции очередной драки. Нет, оно понятно – коны, девочки визжат и стонут, Дженсен исправно улыбается, ему вообще ни фига не надо делать – сидеть на сцене и смущаться, остальное шоу прогонит Джаред, всем вроде в кайф. Это - внешнее.
Но и на студийных вечеринках Дженс всегда остается… словно в стороне. Смеется вместе со всеми, в тему и кстати лепит идиотские шутки, но все равно, черт, это нельзя объяснить, он как-то сам по себе.
Сначала Джареду это интересно просто как актеру. Вот сидит чувак, с которым ты последний год проводишь больше времени, чем с любой подружкой, чем с родителями – сидит, вроде бы рядом, а потом опускает глаза, уставившись на стакан, - хоп, и нет его. Это не завлекалка для девочек, кого завлекать – гримерш, или ассистенток, или Сару? Это вообще никому не предназначено, только себе, и может, это и есть настоящий Дженсен?
А в один прекрасный день Джаред чувствует себя настоящим охотником: он засекает тот-самый-взгляд на съемках, в каком-то абсолютно бестолковом эпизоде с опросом свидетелей. На пятом или шестом дубле, когда текст барабанится автоматом, а мозг, как компьютерная игрушка, врубается только в момент «подать реплику», и больше всего хочется выпасть из кадра и расколоть кого-нибудь – Дженсена или актрису, играющую безутешную вдову. Джаред уже готов к такому милому безрассудству, просто чтобы как-то разнообразить монотонность, когда Дженсен «выпадает». По-своему. Нет, он не путает слова, с ним, по большому счету, вообще ничего не происходит – он сидит, смотрит на столик с тарталетками, и совершенно явно его на площадке нет. Тут нельзя хмыкнуть, скорчить гримасу или пощелкать перед его носом пальцами. Двери закрываются, все остаются снаружи, а Дженсен Эклз отправляется на свою собственную станцию, посторонним не влезать – убьет.

Джаред до сих пор не понимает, знал ли Дженс про объявленную на него охоту. «Охота» – это так, к слову, в стиле Винчестеров. Джареду всего лишь хотелось проехать до следующей станции в этой хитро устроенной подземке.
Никакого особого плана у него не было: точнее, план сводился к фразе «я попробую и посмотрим, что получится». Но результат – вот уж совсем удивительно – не заставил себя ждать. На руку играло все: Техас, братья, сестры, съемки, роли, Канада; наверное, небо, пицца, сок, снег и мармелад - тоже. Что угодно вплеталось в историю на раз, так рельсы перед станциями соединяются и разъединяются, путая направления, но поезд все равно идет правильно.
А потом Джаред разошелся с Сэнди. Если б он еще понял, почему – все было бы замечательно. Но заморачивался он около недели, и не из-за собственного разгильдяйства, а потому что поезд в истории с Дженсеном внезапно превратился в самолет. А может, в отмороженную Импалу, просиженную их задницами до дыр.
Короче, там, в дженсеновской подземке, было классно, и с какого-то момента Джареду стало абсолютно безразлично, по ком звонит колокол наверху и даже куда они едут – достаточно было того, что ему нравился сам процесс.

***
То, что они в итоге поселились в одном доме, выглядело абсолютно естественным со всех сторон. По крайней мере, для Падалеки, который считал, что если вести себя с откровенностью на грани идиотизма, - никто ничего и не спросит. К тому же, к Дженсену приезжала Данниль, оптимально вписывавшаяся в понятие «свой парень», и они прекрасно проводили время втроем. К тому же, на горизонте маячила Женевьев, которая «своим парнем» не была ни разу, но и помешать ничему не могла.
Зато теперь «взгляд в никуда» обращался не только на близлежащие горизонтальные поверхности, но и на Джареда.
Ну, если честно, иногда он тоже бывал горизонтальной поверхностью, но это опять-таки не напрягало.
Он точно помнил, что во время вчерашней пьянки собирался сказать Дженсу что-то невдолбенно умное про то, как у них классно получилось сыграть братские разлады на фоне общего благостного существования, но вместо этого они – как последние обдолбанные придурки – вролились и продолжили разборки в реале. Это было смешно, глупо и здорово одновременно. Такое уже бывало, но в предверии хиатусной расслабухи, получилось особенно удачно.
А потом Дженс заговорил про платье. Точнее, про платье он подумал, - это Джаред знал точно, и его опять понесло все с тем же гениальным планом «попробуем, а там как пойдет».
И теперь «пойдет» придется расхлебывать ему, потому что Дженсен не собирается проявлять никакой инициативы.
Но Джаред опять ошибается. Дженсен смотрит на него, все тем же взглядом оттраханной принцессы, и манерно растягивая слова, когда к техасскому «а» добавляются педерастические интонации, тянет:
- Тебе нрааавится, дарааагой?

В другой момент Джаред посмеялся бы или дал бы ему в шутку по обтянутой кружевами заднице, но сейчас от него требуется – что? Правильно, признать свою ошибку.
- Снимай, - говорит он.
- Неуууужееелиии?
- Снимай, - повторяет Джаред, подтверждая поражение.
- Сам снимай, - неожиданно отвечает Дженсен нормальным голосом и фыркает.
Джаред вспоминает, что он все еще в платье, в половине платья, только когда делает шаг к нему навстречу, ноги путаются в юбке, а член болезненно-приятно трется о гладкую подкладку, совсем не так, как в трусах. Ну, блин, да, у него встает. От идиотского вида Дженсена, от взгляда, от тона, от того, что сейчас Падалеки за три минуты – и это умеет только Дженс – поимели в мозг по-полной. Прожить вместе почти год, трахаясь, как кролики, чтобы потом вот так вот получать допуск к телу – нормально, да? Но Дженсен весь – одни сплошные допуски.
- Это, бля, мазохизм, - Джаред заканчивает мысль вслух, стягивая с себя юбку. – Во всех смыслах.
Дженсен улыбается и смотрит на него, как на… ну, как обычно – как на младшего брата, ага.
Джаред думает, что правильнее всего было бы аккуратно снять с него платье, чтобы хоть одно вернуть в прокат целым, снять – и свалить из гаража. Но когда он делает шаг навстречу и оказывается совсем близко, выясняется, что он был не так уж неправ. Это такая же штука, как с взглядом, когда Дженсен проявляется за Дином. Вот и сейчас – за белым кружевом в обтяжку, в обтяжку всего – от плеч до кривых ног – стоит себе Дженс и усмехается потихоньку. Где-то там, в подземке. Дженс стоит, и у Дженса стоит, спереди все совершенно по-дурацки натянуто, поэтому Джаред затыкается, еще ничего не сказав, и накрывает ладонью приподнявшуюся ткань. Ему навстречу толкаются – ленивым плавным движением, и гипюр действительно колется снаружи, как он себе и представлял.
Молния, кажется, с облегчением вздыхает, когда Джаред тянет застежку вниз. Кружево сползает с Дженсена, как чулок с ноги кинозвезды в старом фильме – одновременно, симметрично и со всех сторон, так что остается только чуть потянуть его вниз, с бедер.
Собственно, что-то подобное Джаред и рассчитывал увидеть.
Они топчутся на платьях, целуясь, и ему очень хочется укусить Дженса – за губу, или за шею, но грядущий кон всплывает в голове безмолвной, нет, орущей угрозой, поэтому Джаред ограничивается несильным тычком в бок и вопросом в еще пахнущий пивом и им самим дженсеновский рот:
- Ну и какого хрена ты ломался?
Дженсен усмехается, совсем рядом.
- Потому что по-другому донести до тебя простую мысль, о том, что вещи я себе покупаю сам, не получается. Ты же как Хёрли: надо ткнуть носом и строго сказать: нельзя.
- Не поможет, - смеется Джаред. – там куча отвязных шмоток, осталось только дождаться Хеллоуина.
И получает по заднице.

***
Потом он получает по заднице еще раз – скорее, поощрительно, потому что второй заход оказывается ленивым и медленным, такие штуки у них бывают нечасто, но сейчас – хиатус, и можно никуда не спешить, и вообще – просто классно почти лежать на Дженсене, когда платье, так и оставшееся на полу, царапает колени, когда его член трется между вашими животами, когда главное - не давать ему трогать себя, потому что если продержаться еще несколько минут, можно словить этот уплывающий эклзовский взгляд, и тогда всё будет совсем круто.
Свечи оплывают и гаснут; в гараже становится темно и как-то… безвременно, что-то вроде «только здесь и сейчас, и только для вас, и – поздравляем, вы выиграли в лотерею». Что именно выиграли – непонятно. Да и не важно.
Дженсен – то ли от лени и похмелья, то ли доигрывая «принцессу» - размеренно двигается навстречу, щурится, когда Джаред входит до конца, вздергивает задницу выше и закидывает ноги ему на бедра, прижимаясь совсем, как шнуровка в платье, и, вполне возможно, думает о том же.
О бесконечном конце сезона. Хотя кто его, Дженсена, знает.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.