Коллекционер

Автор: Alix

Пейринг: ОМП/Сэм, Дин/Сэм

Рейтинг: NC-17

Жанр: ангст

Дисклеймер: Все права на сериал "Сверхъестественное" принадлежат Эрику Крипке

Краткое содержание: Помните стэнфордского Сэма? Упрямого, самоуверенного, убежавшего из семьи. Что стал бы делать такой Сэм, если бы попал в большую беду? Кого бы он стал звать на помощь?
Название фика - отсылка к одноимённому роману Джона Фаулза.

Предупреждения: нонкон.

Примечание: Этому фику полтора года, я очень долго не могла собраться и выложить его, и делаю это теперь потому, что Anarda нарисовала к нему потрясающий коллаж, которым невозможно не поделиться.

Фанарт Anarda.





* * *


- Мальчик! Эй, мальчик! Молодой человек!

Крик прозвучал так жалобно, так отчаянно, что Сэм остановился и обернулся, и только тогда с удивлением понял, что зовут именно его. Больше вокруг никого не было - он отошёл от кампуса уже на несколько кварталов, и окраинная улица, ведущая к почтовому отделению, была пуста.

Не считая, впрочем, единственного фургона, припаркованного у обочины напротив опрятного домика с белым забором, возле которого стоял человек, так умоляюще и отчаянно звавший Сэма. Немолодой, седоволосый, с гипсом на правой ноге и костылём под мышкой, на котором мужчина шатко раскачивался, придерживая коробку, опасно балансировавшую на краю багажного отделения. Было не совсем ясно, кто скорее завалится наземь - коробка или этот бедняга, и Сэм, не раздумывая ни секунды, быстро перешёл разделявшую их дорогу.

- Помогите, Бога ради, - взмолился мужчина, глядя на Сэма слезящимися глазами и отчаянно стискивая костыль. Сэм оказался рядом и подхватил коробку за миг до того, как она соскользнула с днища машины. В коробке угрожающе задребезжало.

- Осторожней! - выдохнул мужчина, тяжело обвисая на костыле и вцепляясь в него освободившейся рукой.

- Всё в порядке. Я держу, - заверил Сэм, бережно ставя коробку на дно багажника. Она была не очень тяжёлой, но в ней что-то стучало и звякало. Сэм подтолкнул её к стене, подальше от края, и обернулся.

- Порядок.

- Господи Боже, - мужчина вытер пот со лба. - Вы спасли мне жизнь. Моя племянница Пэгги выходиn замуж, жена велела забрать фамильный сервиз, который мы подарим ей и Рону на свадьбу. Если бы я его разбил... - он задохнулся, и его лицо исказилось таким комичным ужасом, что Сэм с трудом сдержал улыбку.

- Но не разбили же, - весело сказал он. - Хотя, конечно, не стоило вам таскать тяжести... - Он кивнул на гипс - и смутился, подумав, что, наверное, позволяет себе лишнее. Мужчина лишь засмеялся и махнул рукой, чуть подрагивавшей - на сей раз от явного облегчения.

- Скажите это моей Молли, юноша. Кстати, может, зайдёте к нам на пирог? Сегодня Молли испекла вишнёвый, он ей удаётся лучше всего. Я вам так благодарен...

- Не стоит, - слегка улыбнулся Сэм. - Спасибо, но я спешу, почта закроется через пятнадцать минут, а мне надо...

- О, - на лице мужчины мелькнуло и тут же исчезло затаенное разочарование. - Ну тогда простите, не буду вас задерживать. Спасибо, удачи вам...

- У вас там ещё коробка, - заметил вдруг Сэм - и впрямь, на обочине стояла ещё одна, побольше первой.

- Сервиз на двенадцать персон, - измученно засмеялся мужчина, неуклюже поправляя ручку костыля под мышкой. - В первую влезло только пять.

- Я помогу, - сказал Сэм и шагнул между мужчиной и распахнутыми дверцами фургона.

- Ох, ну что вы, не стоит, я не хочу вас задерживать...

- Ерунда, это две минуты, - сказал Сэм, наклоняясь вперёд.

Он успел положить ладони на картонные стенки, когда услышал движение за спиной. В первый миг он решил, что мужчина собрался ему помочь, и уже открыл рот, чтобы сказать, что справится сам, ему совсем не тяжело - когда внезапно на тротуар перед ним упала тень, а потом что-то холодное легло ему на лицо, и в нос ударило резким, удушающе сладким запахом.

Сэм глухо вскрикнул от изумления и резко выпрямился, рефлекторно перехватывая руку, прижавшую к его лицу пропитанный хлороформом платок. Хлороформ, о Господи, это хлороформ... Но рука только сжалась крепче, зажимая ему нос и рот, и он инстинктивно вдохнул, заполняя лёгкие сладковатой отравой. Краем гаснущего сознания Сэм почувствовал, как разжимается его рука, вцепившаяся в крепкий бицепс мужчины, а потом понял, что падает. И ещё он понял, что не упал, что его подхватили мягко и бережно до того, как он коснулся земли, а потом всё исчезло во тьме.



В первый раз он очнулся ещё в машине. Не до конца: он завис между явью и обмороком, пытаясь вырваться из беспамятства и не понимая, почему не может пошевелиться. Он чувствовал тряску, его подкидывало и мотало по покрытому брезентом днищу машины, и он чувствовал, как бьётся плечом о картонную коробку, которую сам же сюда и поставил. Он попробовал отодвинуться и осознал, что руки и ноги связаны, хотел вдохнуть - и понял, что рот крепко замотан скотчем. Запах хлороформа по-прежнему жёг ноздри, Сэма тошнило, он не мог сфокусировать взгляд и понимал только, что находится в душной полутьме мчащейся по ухабам машины, но не мог вспомнить, что случилось и как он сюда попал. Фургон подскочил особенно сильно, Сэма швырнуло об стену, он ударился виском о жёсткий край картонной коробки и снова провалился во мрак, так и не разомкнувший до конца своих цепких лап.

Потом был провал, очень долгий, как показалось Сэму, и выныривать из него было ещё тяжелее. Он слышал какие-то голоса, они становились то ближе, то дальше, он не мог разобрать слов, но отчаянно тянулся вперёд, хватаясь за эти смутные звуки, как за свет маяка, показывающий ему путь назад в его собственное тело. Всё дрожало и крутилось перед глазами - он сам не знал, открытыми или нет. Во рту было сухо и кисло, Сэм попытался вдохнуть и понял, что не может.

- ...всё хорошо... в порядке... всё хорошо...

Вот оно: теперь он разбирал наконец слова, и рванулся к ним так отчаянно, что его тело наконец вышло и оцепенения и вздрогнуло.

- ...хорошо... всё в порядке... в порядке, Сэм... дыши...

Он вдохнул, так, как велел этот далёкий, успокаивающий голос. В горло толкнулась струйка обжигающего воздуха. Сэм дёрнулся снова, всем телом, на сей раз уже почти сознательно - слава Богу, он вернулся, и кто-то очень знакомый продолжал говорить ему мягко и успокаивающе, что всё хорошо, всё в порядке, Сэмми, вот так, дыши глубже, вдохни... Он почувствовал тепло чужой кожи на своей шее, и пальцы, нежно поглаживающие его дёргающийся кадык.

- Всё хорошо, Сэмми. Дыши глубже. Спокойнее, ты в безопасности. Всё хорошо.

На секунду он в самом деле поверил.

Этого голос - чёрт, он и вправду казался таким знакомым, - и слова, которые Сэм так часто слышал когда-то давно, прикосновение твёрдой и нежной руки - всё это заставило его поверить, будто, что бы с ним ни случилось, всё уже кончено. Всё позади, он в безопасности, в тепле и покое, и всё, что ему нужно теперь делать - это дышать...

Но он не мог, потому что рот у него по-прежнему был заклеен скотчем.

Осознание этого пинком вышвырнуло его из дымки, в которой он всё ещё блуждал до этого мгновения. В глазах прояснилось, так резко, что они заслезились от слишком яркого света, хотя уже через секунду Сэм понял, что на самом деле горит всего одна лампа. Он лежал на спине, на кровати, мягкой и - это почему-то отозвалось в нём глубинным уколом панического страха - очень широкой; ноги по-прежнему были связаны, и руки тоже, но теперь не за спиной, а над головой, и притянуты за запястья к спинке кровати. И кто-то сидел с ним рядом. Кто-то, тихо и успокаивающе шептавший ему ласковые слова, кто-то, кто поглаживал его шею широкой тёплой ладонью, легко водя большим пальцем по его челюсти.

- Всё хорошо, Сэм, - сказал человек, которого дома ждала жена Молли и вишнёвый пирог. - Успокойся. Дыши глубже, вот так. Дыши через нос. Умница. Ещё разок. Вот, так ведь намного лучше, правда?

Сэм судорожно втянул воздух трепещущими ноздрями. Хотелось ртом, чёрт, хотелось вдохнуть полной грудью, но губы под двойным слоем клейкой ленты были сжаты так плотно, что попытка вздоха превратилась в глухой хрип. Сэм рванулся всем телом. Верёвка на запястьях впилась в кожу, и рука на его шее сжалась чуть крепче.

- Тихо, тихо. Я же сказал, всё в порядке. Не надо так волноваться.

Он выглядел по-другому. Седина исчезла (Сэм запоздало понял, что это был парик), и тёмные усы с проседью - тоже. Теперь лицо перед ним было гладко выбритым и гораздо более молодым - мужчине не было ещё и сорока. У него были рыжие волосы, зачёсанные к вискам, и светло-карие глаза в тёмную крапинку, почему-то ассоциировавшуюся со ржавчиной. Гипса на ноге мужчины теперь, разумеется, не было. Его лицо казалось Сэму смутно знакомым, но сейчас он не мог понять, почему - сейчас он, по правде, не понимал вообще нихрена, и это было очень, очень поганым ощущением.

Мужчина ослабил хватку, но не убрал руку и молча продолжал поглаживать его горло, по которому прокатывались короткие волны дрожи. И то, какими терпеливыми и нежными были эти прикосновения - словно он баюкал ребёнка, - было так дико, что затмило всё остальное. Сэм не мог думать ни о чём, кроме этой руки на своей шее, и ничего на свете не хотел так, как того, чтобы она убралась.

Прошло ещё несколько минут, и его дыхание постепенно выровнялось. Сознание вернулось окончательно, а вместе с ним - память и тошнота. Этот ублюдок усыпил его хлороформом и... стоп... где он? Что, чёрт возьми, вообще происходит?

- Успокоился? - мужчина слегка улыбнулся, когда грудь Сэма перестала судорожно вздыматься. - Теперь послушай меня. Я уберу скотч, но ты не будешь кричать. И сквернословить не будешь тоже. Мы под землёй, здесь тебя никто не услышит. Кроме меня, разумеется, а я не люблю криков и сквернословия, и будет лучше, если ты сразу же это уяснишь. Ты меня понимаешь?

Сэм смотрел на него, совершенно спокойного, так довольно, почти добродушно говорившего все эти дикие вещи. Ему нестерпимо хотелось облизнуть пересохшие губы.

Мужчина всё ещё ждал ответа, и Сэм слабо кивнул.

- Хорошо. - Длинный палец прижался к его губам поверх клейкой ленты. - Никакого крика, запомнил?

Сэм кивнул снова, и мужчина, поддев край ленты, аккуратно отклеил её от его лица. Сэму пришлось приподнять голову, он сморщился, когда скотч, отходя от затылка, выдернул из кожи несколько волосков. Когда рот оказался свободен, Сэм судорожно вдохнул и выдохнул, глядя, как мужчина откладывает в сторону скомканную ленту. Потом он опять посмотрел на Сэма и улыбнулся.

- Вот теперь - привет, Сэмми Винчестер.

- Откуда вы меня знаете? - хрипло спросил Сэм, сжимая и разжимая кулаки связанных рук.

- Оттуда, - беспечно ответил мужчина. - Я наблюдал за тобой. Но позволь мне тоже представиться: меня зовут Уитни Бэгмен. Ты можешь, и, я надеюсь, будешь звать меня Уитни, потому что мне это нравится. Тебе лучше делать то, что мне нравится, Сэм, так будет проще для нас обоих.

- Что вам от меня нужно? - с трудом выговорил Сэм. Говорить было больно - горло драло, слюна не скапливалась во рту, всё ещё наполненном кислотой.

Человек, велевший называть его идиотским девчачьим именем, склонился над Сэмом, так низко, что тот невольно вжался в подушку. Левая рука Бэгмена упёрлась в его связанные запястья, сжала, подцепив туго затянутые верёвки, указательный палец легонько погладил Сэма по ладони. А правая тем временем скользнула ему на лицо, стиснула подбородок, когда он попытался отдёрнуть голову, и развернула так, что теперь ему не оставалось ничего другого, кроме как смотреть в склонившееся над ним лицо, в узкие глаза с пятнами ржавчины, медленно, упоённо обшарившие его голодным взглядом.

- Ты не только красивый и добрый мальчик, Сэм. Ты ещё и чертовски умный. Так догадайся.

Сэм рванулся, пытаясь одновременно стряхнуть одну его руку с запястий, а другую - с лица. Бэгмен негромко засмеялся и выпрямился, выпуская его. Сэм нервно перебрал ногами; щиколотки были стянуты вместе, так что он мог только согнуть ноги в коленях. Этого было достаточно, чтобы попытаться спихнуть мужчину с кровати, но тот среагировал мгновенно, надавив локтем на дёрнувшиеся голени своей жертвы.

- Ты злишься, - понимающе сказал он, спокойно встретив пылающий от ярости взгляд Сэма. - Ничего. Это естественно. Я бы тоже злился на твоём месте. - Его рука легла Сэму на живот и неторопливо погладила. - Это пройдёт.

Сэм снова дёрнулся, инстинктивно втягивая живот, пытаясь сбросить с себя эту руку. Сердце гулко колотилось о рёбра; ему казалось, что он начинает понимать, что происходит, но в то же время он отдал бы всё на свете, лишь бы ошибиться. То, как этот человек смотрел на него, как к нему прикасался, даже его голос, когда он говорил с ним - отвратительно, тошнотворно мягкий и вкрадчивый - всё это слишком явно и чётко складывалось в общую картину. Уж что-то, а складывать части целого в общую картину Сэм Винчестер умел отменно - его отец и брат позаботились об этом до того, как он от них сбежал.

И сейчас Сэм безотчётно и отчаянно проклял их за то, что они научили его слишком многому.

Он перестал вырываться и лежал, обмякнув, тяжело и шумно дыша, глядя с бессильной яростью на Бэгмена, который, выждав, пока его пленник угомонится, положил ладонь ему на ногу и медленно провёл ею по бедру поверх джинсов. Сэм снова дёрнулся - Боже, это было просто нестерпимо!

- Ты сраный больной урод, - прошипел он, и Бэгмен, нахмурившись, легонько пристукнул пальцами по его губам.

- Ш-ш! Кому было сказано - не сквернословить. Я ведь всегда могу вставить тебе кляп, Сэмми, а тебе, как я понимаю, это не очень нравится.

- Не называй меня Сэмми, - огрызнулся тот, и Бэгмен сказал, улыбаясь:

- Я буду называть тебя так, как захочу. Ты - Сэмми, и ты очень славный, хотя сейчас и глядишь на меня волком. Но это ничего, это пройдёт.

Он встал; кровать прогнулась и заскрипела, и Сэм ощутил вспышку мимолетного облегчения, когда Бэгмен поднялся и отошёл от него. Теперь Сэм смог осмотреться. Комната была маленькой, но с высоким потолком, на котором болталась одинокая лампочка; ни одного окна, дверь - железная, без ручки и скважины с внутренней стороны. Серые оштукатуренные стены, на полу, похоже, ковровое покрытие - судя по мягкому звуку шагов, раздавшемуся, когда Бэгмен шагнул от кровати к столу. Кроме этого стола, стула и широкой, пугающе широкой кровати, к которой был привязан Сэм, в комнате не было больше ничего. Здесь было сыро, душно и стыло, от пола, несмотря на ковёр, тянуло могильным холодом. Бэгмен сказал, что они под землёй. Теперь Сэм в это верил.

Мужчина вернулся и небрежно бросил на кровать две пары наручников. Они упали Сэму к ногам, и он рефлекторно дёрнулся, но Бэгмен уже снова сидел с ним рядом, успокаивающе шикнув и положил ладонь ему на живот. Крепкие пальцы схватили и потянули из джинсов край рубашки. Сэм выгнулся, выдохнул:

- Ублюдок, не прикасайся ко мне!

Бэгмен остановился на миг. Оставил его рубашку в покое, нагнулся вперёд и, несмотря на отчаянные попытки Сэма отдёрнуть голову, крепко взял его лицо в ладони и с силой провёл большими пальцами по губам, растягивая ему рот.

- Последнее предупреждение, Сэм.

Сэм видел краем глаза моток скотча, валяющийся на столе. Он сглотнул, и мог лишь жечь Бэгмена полным ненависти взглядом, когда тот снова опустил руки и продолжил высвобождать из джинсов его рубашку.

- На самом деле, Сэмми, - заговорил Бэгмен, обнажая его судорожно втянутый живот, - ты умница. Хорошие девочки никогда не позволяют слишком много на первом свидании. - Мягкие ладони погладили его обнажившуюся кожу, обведя тёплый полукруг вокруг пупка. - А ты ведь у нас хорошая девочка, верно? - Длинные узловатые пальцы погладили его рёбра. - Ты такой худенький... Небось, питаешься в кампусе через раз, как придётся. Я положу этому конец.

- Убери. Руки, - с трудом выговорил Сэм - от прикосновения сильных, настойчивых пальцев к коже горло ему захлёстывало отвращением, он с трудом заставлял себя говорить ровно, сглатывая рвущиеся проклятия.

- Я мог бы прямо сейчас взять то, что мне нужно. Ты ведь знаешь, что мне нужно, не правда ли?

- Да. Хороший психиатр.

Громкий, звенящий смех заполнил комнату. Бэгмен схватил Сэма за бока и с силой провел по ним руками от тазовых косточек до подмышек, а потом скользнул обратно и остановился у Сэма на талии.

- Я мог бы взять то, что мне нужно, силой. Прямо сейчас. - Он говорил по-прежнему очень спокойно, но от того, как это прозвучало, Сэм внезапно застыл, оцепенев. - Но, видишь ли, тогда оно потеряет всю свою прелесть. Я хочу тебя, Сэм, - жарко сказал Уитни Бэгмен, и это была первая явная, неприкрытая эмоция, которую он проявил, выпустив из-под маски невозмутимой ласковой обходительности. И то, что блеснуло в его светло-карих глазах при этом, Сэм хотел бы никогда в жизни не видеть. - Я хочу, чтобы ты отдался мне сам, добровольно. И ты отдашься.

- Да скорей твоя мамаша вылезет из могилы и попросит тебя её трахнуть, - прохрипел Сэм.

Он ждал ярости, вопля, удара - но вместо этого Бэгмен, не дрогнув, не изменившись в лице, потянулся от кровати к столу и взял со столешницы моток скотча. Сэм отшатнулся, зашипел, задёргал головой, но Бэгмену всё равно удалось поймать его подбородок и недрогнувшей рукой наглухо заклеить ему рот. Потом он бросил скотч туда, где валялась пара наручников, и, положив одну ладонь Сэму на тяжело вздымающуюся грудь, другой рукой нежно погладил его губы поверх тёмной полоски клейкой ленты.

А потом поцеловал во вздрагивающий подбородок и сказал:

- Ничего. Ничего, Сэмми. Я подожду.



Теперь он начинал вспоминать.

Он слышал эти слухи, когда ещё только приехал в Стэнфорд - так, краем уха, потому что рассказы носили характер университетских страшилок, и, отчасти, именно поэтому привлекли его внимание. Суть была в том, что за последние два года из кампуса бесследно исчезли трое молодых парней. Все - студенты начальных курсов, все - высокие, стройные, темноволосые. Все трое как-то вышли вечером прогуляться и не вернулись. С тех пор о них никто ничего не слышал, и тел не нашли. Кое-кто думал, они просто бросили университет и смотались; другие считали, это дело рук местных скинхэдов или другой шантрапы. Люди вообще пропадают время от времени, просто в студенческом городке Стэнфорда все друг друга более-менее знают, и подобные вещи сильнее бросаются в глаза. Что-то ёкнуло у Сэма внутри, когда он услышал эти рассказы; он подумал было, не порыться ли в сети и не поискать ли сведения об этих парнях, что-нибудь, объединяющее их всех. Он даже потянулся тогда к ноутбуку, но тут же отдёрнул руку. Чёртовы рефлексы, которые отец вколотил в него слишком глубоко - чересчур глубоко, а ведь Сэм для того и ушёл, чтобы вся эта дрянь осталась наконец позади. Он не был больше охотником; он не собирался брать след, хотя первым же его рефлексом было именно это. Что-то ему тогда не понравилось в этой истории, хотя, с другой стороны, в ней не было ни тени чего-либо сверхъестественного, а значит, Сэм в любом случае не должен был во всё это лезть. Тем более не был должен. Даже если эти парни и впрямь пропали не просто так - скорее всего, это были обычные похищения.

Да уж. Обычные похищения.

Теперь он думал об этом, царапая пальцами верёвку на своих запястьях и стараясь дышать как можно ровнее и тише - он должен, обязан был успокоиться. Страх, гнев и отвращение туманили его разум, а разум - это то, что всегда должно оставаться ясным, не важно, охотник ты или жертва. Так его учил папа, и Сэм, несмотря на все их разногласия, знал, что по меньшей мере часть этой науки он теперь может и должен использовать, чтобы выбраться из этой передряги.

Но, к сожалению, это было проще сказать, чем сделать. Он никак не мог сосредоточиться - его всё время отвлекали ощущения: тянущее жжение в онемевших запястьях, тупая, пока ещё далёкая боль в плечах, вязкая влажность во рту, сменившая сухость - ему теперь всё время приходилось сглатывать слюну, и вкус у неё был, как у собачьего дерьма. Похоже, его тело всё ещё страдало от остаточного действия хлороформа - доза была не слишком большой, но Сэма всё равно тошнило, дурнота подступала к горлу короткими тёплыми волнами, и он стискивал зубы и крепко закрывал глаза, пытаясь дышать через нос и унять дико колотящееся сердце.

Думать о побеге в таких условиях было, что и сказать, затруднительно.

Он не знал, сколько времени пролежал там, бессильно корчась на смятой постели. Когда дверь заскрипела и открылась, Сэм подобрался, пытаясь сесть и глядя на Бэгмена, со спокойной улыбкой остановившегося на пороге. Он внимательно посмотрел на Сэма, словно пытаясь прикинуть, пошла ли ему на пользу пара часов раздумий со связанными руками и кляпом во рту. Потом, видимо, удовлетворённый осмотром, подошёл ближе и содрал скотч с его губ.

- Запомни, Сэм: я всегда найду на тебя управу, - сказал он прежним мягким и дружелюбным тоном. - Это будет больно, и ты совершенно точно останешься в проигрыше. Так что давай ты не будешь вынуждать меня делать то, что мне не нравится так же, как и тебе, хорошо?

У Сэма голова шла кругом от того, как это звучало. Как будто Бэгмен в самом деле искренне беспокоился о его комфорте; как будто ему было не всё равно, и он действительно не хотел применять силу там, где без этого можно было обойтись. Это было странно для человека, явно считавшего насилие простейшим выходом из всех своих проблем. Сэм решил, что надо попытаться запомнить это и обдумать позже, когда он всё-таки сможет думать снова.

Удостоверившись, что Сэм не собирается снова оскорблять его и драться, Бэгмен взял наручники, которые раньше бросил на кровать, и защёлкнул их у Сэма на запястьях. После чего развязал верёвку, и Сэм с коротким стоном опустил онемевшие руки. Наручники оказались просторными, запястьям в них не было тесно, но вытащить руку не было никакого шанса. Пока Сэм неуклюже пытался сесть, Бэгмен распутал верёвку у него на ногах, тут же заменив её второй парой наручников - эти были ещё свободнее первых, но щиколотку обхватывали надёжно. Цепь между стальными захватами была довольно длинной - около фута, так что Сэм, пожалуй, смог бы ходить небольшими шажками.

Он бы с удовольствием это проверил прямо сейчас, потому что ему до невозможности хотелось в туалет.

Бэгмен просунул палец между захватом наручника и лодыжкой Сэма, проверяя, не трёт ли, удовлетворённо кивнул и выпрямился.

- Ты не проголодался? - спросил он. Сэм молча посмотрел на него снизу вверх, и он усмехнулся. - Но пить-то ты точно хочешь. Сейчас я всё принесу.

И ушёл, чуть ли не насвистывая, очень довольный собой.

Едва дверь за ним успела закрыться, Сэм встал. Его шатало, рот закис, и Сэм утёр его мелко дрожащей ладонью, удивлённо посмотрев на левую руку, которая дёрнулась вверх вместе с правой. Потом ещё раз окинул комнату взглядом. Перед кроватью стояло ведро, прикрытое пластиковой крышкой - когда Сэм лежал на постели, его загораживала спинка кровати. Сэм осторожно шагнул вперед - как он и думал, ходить получалось крохотными шажками, - и, кое-как доковыляв до ведра, наклонился над ним и отодвинул крышку. Ведро было наполнено шариками пенопласта, пахнущими хвоей. Это был туалетный наполнитель, который можно купить в любом зоомагазине.

Как для кота.

Сэм засмеялся. Смех прозвучал хрипло, слегка истерично, и тут же стих. Оглядываясь на дверь, Сэм торопливо помочился в ведро, потом вытер пальцы о простыню на кровати и сунул их в рот, так глубоко, как сумел. Его вывернуло так, что он упал перед ведром на колени; жижа, плеснувшая на пахнущий хвоей пенопласт, воняла хлороформом, и Сэм сразу почувствовал себя лучше. Теперь, когда отрава покинула его тело, может быть, он сможет наконец-то собраться с мыслями.

Впрочем, сделать это ему не хватило времени. Дверь за его спиной открылась снова, и он даже не успел встать на ноги - попытался, но совсем забыл, что они скованы, и неуклюже завалился на бок. Бэгмен, вошедший с пластиковым подносом в руках, посмотрел на него с лёгкой обеспокоенностью.

- В чём дело? Тебе плохо?

Сэм вскинул на него взгляд, в котором плясали безумные весёлые искры. Потом утёр рот тыльной стороной ладони и прохрипел:

- Нет. С чего бы? Мне, блядь, охренительно хорошо, никогда не бывало лучше.

- Будешь ругаться - заклею рот, - коротко сказал Бэгмен, проходя мимо него и ставя поднос на стол.

Сэм метнулся взглядом к нему, лихорадочно и отчаянно думая, не это ли первый и единственный шанс напасть. Пока Бгмен стоит спиной - толкнуть его на стол, схватить стул и шарахнуть... Сэм задохнулся, внезапно заметив, что Бэгмен не отодвинул стул, стоящий у него на пути, а обошёл его. Сэм посмотрел вниз и понял, что ножки стула привинчены к полу. И ножки стола тоже. И ножки кровати.

Господи Боже, да что же это такое? Что происходит?

- Садись, - Бэгмен приглашающе кивнул ему на привинченный к полу стул. - Не знаю, захочешь ли ты поесть, хлороформ иногда даёт побочным эффектом тошноту. Но попить тебе надо, я сделал тебе зелёного чаю, он хорошо выводит токсины из организма.

- А калории в сэндвиче ты случайно не подсчитал? - хрипло спросил Сэм, с трудом поднимаясь на ноги.

- Никаких сэндвичей. В них слишком много холестерина, - отрезал Бэгмен и протянул ему стакан, полный чистой, прозрачной воды. - Прополощи рот и давай к столу.

Сэм посмотрел на воду и сглотнул. Он внезапно понял, до чего же ему хочется пить, до чего хочется убрать этот гадостный привкус изо рта, оставшийся, даже когда его тело избавилось от хлороформа. Он посмотрел на поднос - жёлтый, пластмассовый, с красными бабочками в углах, - на котором стояла тарелка с омлетом, посыпанным листиками салата, блюдце с каким-то соусом и заварник, полный, если верить Бэгмену, зелёного чая, истекавшего через носик чайника ароматным дымком. Бэгмен проследил за его взглядом и слегка улыбнулся, протягивая ему стакан и ещё раз приглашающе указав на стул...

Заварник. Чай. Кипяток.

Не двигаясь с места, Сэм резко ударил Бэгмена по руке. Стакан вылетел, брызнув Сэму на грудь холодной водой, ударился о спинку кровати и разлетелся на куски. Воспользовавшись секундным замешательством своего похитителя, Сэм ринулся вперёд, схватил поднос обеими руками и швырнул его вперёд, Бэгмену в лицо, отчаянно надеясь, что струя кипятка из перевернувшегося чайника попадёт ему прямо в глаза.

Было бы странно, на самом деле, если бы ему сходу так повезло.

Бэгмен успел отшатнуться в самый последний миг. Он споткнулся., напоровшись на край кровати - развернуться в комнатке было особенно негде, - завалился назад, и поднос, вместо того, чтобы ударить его в лицо, опрокинулся на смятую постель. Сэм яростно закричал и кинулся вперёд, надеясь, что успеет сомкнуть руки у Бэгмена на глотке, но тот уже вставал, и от короткого удара поддых Сэм согнулся пополам, а следующим пинком его отшвырнуло к стене. Бэгмен бил несильно, только чтобы остановить его, и, хотя дышал тяжело, но ни в его взгляде, ни в движениях не было бешенства, к которым Сэм внутренне себя готовил. Отшвырнув Сэма к стене, Бэгмен шагнул вперёд и, схватив его за плечи, тут же вздёрнул на ноги, нетерпеливо рванув цепь наручников у него на запястьях.

Сэм поднялся, вскидывая помутневший взгляд. Бэгмен смотрел на него, качая головой с кротким и скорбным видом матери, опечаленной капризами своего ребёнка.

- Сэмми, Сэмми, - сказал Бэгмен и вздохнул. - Ну смотри, что ты натворил. Испачкал кровать, теперь придётся менять бельё. И оставил себя без обеда. - Его взгляд смягчился, упрёк сменился снисходительным пониманием. - Я приберу. Но если сделаешь так снова, - добавил он, касаясь пальцем напрягшейся скулы Сэма, - я рассержусь.

Бэгмен держал руку на его лице несколько мгновений, и Сэм не шевелился - он боялся, что подошёл к черте слишком близко, и нутром чуял, до чего обманчива и опасна эта видимая снисходительность. Бэгмен смотрел на него ещё какое-то время, потом отпустил и принялся с ворчанием убирать разбросанную по полу и кровати еду. Сэм следил за ним, стоя возле стены, стискивая в кулаки скованные руки.

- Меня будут искать, - сказал он наконец, когда Бэгмен выпрямился.

Тот обернулся и подарил ему безмятежный, совершенно непроницаемый взгляд.

- Конечно, будут. Но не найдут. Поверь мне, - это прозвучало почти успокаивающе, будто Сэм меньше всего на свете хотел, чтобы его нашли, и Бэгмен спешил уверить его, что всё будет в порядке.

Потом он ушёл, и тогда Сэм снова подумал, до чего же ему хочется пить.



Сутки. Грёбаные сутки - вот сколько прошло, прежде чем дверь открылась во второй раз. Сэм знал это, потому что не спал; не мог уснуть, мог только метаться по своей камере, в ярости хватая и встряхивая неподвижные спинки стула и кровати, и считать время.

Он думал, прошло около двадцати четырёх часов. Вряд ли больше, потому что тогда у него началось бы обезвоживание. И уж точно не меньше, потому что к концу своего одиночного заключения Сэм уже почти обезумел от жажды, страха и отчаяния.

Как только Бэгмен ушёл, Сэм тут же сел на кровать и обследовал свои оковы. Наручники были сделаны на совесть, видимо, психопат одолжил их у какого-нибудь копа, которого втихую пристукнул в тёмном переулке. Замок, правда, был несложный. Дин как-то научил Сэма раскрывать такие замки при помощи простой скрепки. Сэму вообще легко давалось всё, что касалось замков, и Дин посмеивался над ним, говоря, что из него получился бы здоровский медвежатник. Но даже самый простой замок не вскроешь голыми руками - нужно что-то длинное и тонкое, что можно использовать как рычаг. Сэм обшарил карманы джинсов - передние, до задних он не мог дотянуться, но это и не важно - кое-кто уже пошарил там до него. Студенческий билет, деньги, всякая мелочь, которую он вечно распихивал по карманам, никогда не зная, что и когда может пригодиться - всё это исчезло, и, кстати, его наручные часы тоже. Что ж, хорошо хоть сами джинсы остались - Сэм и теперь вздрагивал, вспоминая, как наглая скользкая рука потянула из джинсов его рубашку. А вот ремень пропал - иначе можно было бы использовать штырёк в пряжке. Но этот ублюдок явно был достаточно предусмотрителен. Это часто бывает с маньяками, похищающими людей.

Отчаявшись взломать замок, Сэм снова и снова осматривался, пытаясь найти хоть что-то, что можно использовать как оружие, хоть что-то, что натолкнёт его на мысль о том, как выбраться отсюда. Но не было ничего - или, более вероятно, Сэм просто ничего не видел, и ненавидел себя за это. Думай, ну думай же! В такой ситуации самое главное - это думать, ни на миг не переставать, не сдаваться, не опускать руки. Он подозревал, что его уже хватились - он никогда не пропускал занятий без серьёзной причины, и кто-то наверняка уже начал задавать вопросы... вот только найдут ли они ответы на эти вопросы, или он канет туда же, куда и трое парней, исчезнувшие в Стэнфорде в последние годы - об этом Сэм предпочитал не задумываться.

От усталости, страха, жажды и продолжавшей временами накатывать дурноты ему было трудно дышать. В конце концов он просто повалился на постель, поджав под себя скованные ноги, и лежал так, стискивая кулаки и скрипя зубами, неотрывно глядя на железную дверь без ручки и скважины, чертовски крепко - это он успел проверить - державшуюся на петлях. К тому времени, когда она открылась, язык Сэма превратился в комок сухой ваты, а горло - в жерло вулкана, и единственное, о чём он думал - это о том, каким же он был дураком, напав на Бэгмена без малейшего плана, под влиянием отчаяния и порыва.

Отец вечно твердил, что свои действия надо просчитывать на два шага вперёд. А лучше - на три.

Сэм ненавидел, когда он так говорил.

Бэгмен вошёл, держа в руке бутылку воды. Сэм с трудом приподнялся, опираясь на локоть, и молча сглотнул, не отрывая от неё взгляда. Он ещё не дошёл до того, чтобы пить собственную мочу, но был к этому довольно близок, и вид запотевшего от холода голубоватого пластика в приветливо вытянутой руке начисто вымел все прочие мысли из его головы.

Он снова сглотнул, нерешительно потянулся вперёд - и вздрогнул, когда Бэгмен отступил на шаг, отвёл руку с бутылкой и улыбнулся.

- Сперва поговорим, Сэмми. Всего пару слов.

Сэм молча смотрел на него. Он сомневался, что смог бы сказать что-то, даже если б ему было, что, и Бэгмен, будто прочтя его мысли, сделал успокаивающий жест ладонью.

- О, не волнуйся, говорить за нас обоих буду я. Я ведь знаю всё, что ты мог бы сказать мне. Что никогда, ни за что, что ты скорее умрёшь, что я даром теряю время, что лучше мне убить тебя сразу - я угадал? - Сэм продолжал смотреть на воду, хотя делал всё возможное, чтобы отвести взгляд, но тот будто прилип к чёртовой бутылке, был привязан к ней так же, как сам Сэм - к кровати вчера. - Знаю, что угадал. Но понимаешь, Сэм, на самом деле ты ведь не хочешь умереть. На самом деле ты хотел бы прожить как можно дольше. Это естественное желание для человека. И я - послушай меня внимательно, Сэмми - я тоже хочу, чтобы ты прожил как можно дольше. Я не хочу причинять тебе боль, не хочу причинять тебе вред. Но если мне придётся, я причиню, и думаю, что ты это знаешь. - Он сделал паузу и добавил мягко и ласково: - Ты ведь умница.

Сэм молча смотрел на него, тихо и хрипло дыша. Дыхание вырывалось из сухих губ, царапая их. Бэгмен ещё какое-то время разглядывал его лицо, потом посмотрел на руки, бессильно поникшие в наручниках. А потом подошёл к Сэму вплотную, поднял бутылку, нарочито неторопливо открутил крышку и приставил горлышко Сэму к губам.

Сэм вцепился в бутылку, дёрнув её так резко, что вода хлынула на подбородок. Он пил жадно, большими, исступлёнными глотками, и выдохнул, когда Бэгмен отнял бутылку от его губ, строго сказал, что Сэм должен придержать лошадей, не то захлебнётся. И только когда Сэм, дрожа, нетерпеливо кивнул, снова прижал бутылку к его губам. Его ладонь скользнула Сэму под затылок, слегка поглаживая, перебирая его мокрые от пота волосы, пока он судорожно утолял почти что смертельную жажду, и чем меньше она становилась, тем яснее он осознавал, что проиграл этот бой.

Эта мысль потрясла его так, что почти затмила собой облегчение от прекратившейся пытки. Сэм облизнул губы подрагивающим языком, впервые за последние полутора суток не чувствуя во рту кисло-сладкий привкус хлороформа и рвоты. У него вдруг защипало глаза. Он тряхнул головой, злясь на себя за слабость, предательски обхватившую всё тело. Чья-то ладонь успокаивающе провела по его спине, потом снова и снова. Бэгмен говорил что-то, что-то очень мягкое, успокаивающее, что-то о том, что теперь всё будет хорошо, всё у них двоих будет хорошо.

Сэм поднял на него прояснившийся взгляд, внезапно чётко осознав, что должен, обязан смотреть этому человеку в глаза без дрожи. Дрожь - это слабость. Если он сдастся, то погибнет. А в этом Бэгмен был прав - Сэм не хотел умирать.

И никто ведь не хочет, правда?

- Могу спорить, теперь-то ты голоден, как волк, - хитро блеснув глазами, промурлыкал Бэгмен, продолжая поглаживать спину Сэма. Рубашка у Сэма взмокла от пота, липла к спине, от нежного поглаживания по лопатке вдоль позвоночника пробегал мороз; но он лишь кивнул, потому что да, это была правда, он хотел есть, он должен был сохранять силы, а ещё - он понял, что не должен делать этого человека своим врагом. По крайней мере до тех пор, пока не получится сжать руки на его глотке.

Этот скупой кивок неожиданно обрадовал Бэгмена так, как рождественский подарок радует нетерпеливого мальчишку. Он просиял и помог Сэму подняться на ноги, а потом, к его недоверчивому удивлению, повёл к выходу, к железной двери.

- Я так и знал! - радостно сообщил он, поддерживая Сэма под локоть и толкая дверь вперёд. - И всё приготовил заранее. Сюрприз, сюрприз!

За дверью оказалась ещё одна комната, чуть побольше первой. Сэм инстинктивно окинул взглядом углы: ещё один рефлекс из числа тех, которые, он надеялся, больше никогда ему не пригодятся - входя в незнакомое место, первым делом осмотреть те места, где могла затаиться опасность. Наибольшая опасность, таившаяся в этой комнате, стояла сейчас рядом с Сэмом, придерживая его за предплечье; он знал это, и всё равно обвёл комнату по периметру пытливым взглядом, прежде чем взглянул прямо перед собой.

И оторопел.

В комнате не было ничего, за исключением стола, накрытого в самом её центре. Сэму сперва показалось, что горят несколько ламп, но через миг он понял, что это не лампы, а свечи - не меньше дюжины, расставленные в затейливых блестящих подсвечниках между тарелками. Огоньки свеч были неподвижны - здесь не было ни малейшего сквозняка, ни легчайшего дуновения воздуха извне. Сэм посмотрел на узкую лестницу, ведущую из дальнего правого угла вверх, к двери, теряющейся в полумраке неосвещённого угла.

Бэгмен не солгал ему. Это был подвал. Они под землёй.

Сэм стоял, в ошеломлении разглядывая изысканно сервированный стол, и Бэгмен, довольно хихикнув, легонько подтолкнул его в спину.

- Прошу к столу.

Едва переступая обмякшими ногами, Сэм подошёл, всё ещё с трудом веря своим глазам. Бэгмен опередил его на шаг, услужливо отодвинул стул, так, словно Сэм был его дамой и у них было свидание. Сэм сел, и пламя свечей рядом с ним поколебалось, чтобы тут же выровняться снова.

"Свечи. На столе скатерть. Можно устроить пожар..."

Сэм закусил губу. Один необдуманный поступок он уже совершил, и ничем хорошим это не кончилось. Он снова бросил быстрый взгляд вверх, на угадывающуюся в верху лестницы дверь. Она, очевидно, была заперта, и он заметил рядом с дверным косяком небольшую квадратную панель, мутно мерцавшую десятком клавиш.

Кодовый замок.

Он может устроить пожар, и тогда сгорит в этом подвале заживо вместе с Бэгменом. Может раскроить ему череп, и тогда медленно умрёт здесь от голода и жажды. И никто, никогда не узнает, что с ним случилось.

Он вздрогнул, почувствовав на себе внимательный взгляд, и понял, что слишком долго смотрел на дверь. Сэм инстинктивно вскинул руки, упираясь кулаками в столешницу, и метнулся взглядом к Бэгмену, усевшемуся напротив него. Бэгмен смотрел на него с лёгкой, заинтересованной полуулыбкой, хитро прищурив крапчатые глаза, едва различимые через разделявший их стол.

Проклятье. Он всё понял. Он нарочно привёл Сэма сюда, нарочно усадил к двери лицом. Он хотел, чтобы Сэм увидел.

Чёрт бы его побрал.

- С чего начнём, с индейки или тунца? - невинно поинтересовался Бэгмен, поднимая крышку с ближайшего к нему блюда. В комнате всколыхнулся дивный, сочный аромат горячего мяса. Рот Сэма помимо воли заполнился слюной. Ладно. Как ни крути, он не сможет разработать и реализовать хороший план, если желудок и дальше будет липнуть к позвоночнику.

- Всё равно, - хрипло ответил он, и Бэгмен рассмеялся.

- Достойный выбор. Сиди, я сам тебе положу.

Он был чертовски радушным и внимательным хозяином, этот Уитни Бэгмен, чтоб ему сдохнуть. И хорошим кулинаром, если, конечно, не заказал всё это в ближайшем магазине готовой пищи. Стол ломился от еды, качеством не походившей ни на что, что Сэму приходилось есть раньше - Дин считал гамбургеры и растворимый суп венцом современной технологической мысли, а у отца никогда не было времени следить за тем, что они едят; да и студенческие будни не давали Сэму возможности заделаться гурманом. А тут - как на подбор: голубой швейцарский сыр, салат из телячьего языка, нарезанный дольками ананас... и шампанское, мать его, как будто они отмечали невесть какой долбанный праздник. Сэм подозревал, что для Бэгмена оно так и было, и молча, быстро и угрюмо сметал с тарелки (она была, как и приборы, пластиковой) всё, что Бэгмен на неё то и дело подкладывал, пользуясь тем, что Сэму было трудно справиться с этим со скованными руками. Бэгмен смеялся, хвалил его волчий аппетит, и всё время поблескивал прищуренными глазами из-за свечей. Сэм, как ни старался, не мог отогнать от себя мысль, что сейчас, в тот самый миг, они ведут второй по счёту бой, который он заведомо проиграл ещё до его начала. И когда он думал об этом, его желудок сводило судорогой, так что тунец и ананасы грозили оказаться на кружевной скатерти.

Когда первый острый голод был утолён, Сэм откинулся на спинку стула, не убирая скованных рук со стола. Он бросил взгляд на тарелку Бэгмена и увидел, что она почти пуста, да и из бокала он едва отпил. Он сидел, сцепив длинные пальцы и положив на них подбородок, и смотрел на Сэма таким взглядом, будто с куда большим удовольствием увидел бы у себя на тарелке его, чем любой самый изысканный десерт. Сэма замутило, он сжал и тут же разжал кулаки. Спокойно, Сэм. Ты ведь уже понял, что с этим человеком надо соблюдать осторожность.

- Я знаю тебя, - после длинной, глухой паузы сказал Сэм.

Бэгмен, не меняя позы, вопросительно изогнул бровь.

- Правда?

- Правда. - Теперь Сэм действительно был уверен. - Ты работаешь мусорщиком в студенческом городке. Я видел тебя... несколько раз, - с запинкой добавил он, внезапно вспомнив, что эти "несколько раз" особенно часто случались в последние три-четыре недели.

Бэгмен довольно причмокнул бледными губами.

- Я же говорил, что ты умница. Так и есть, я работаю там. Удобно, когда хочешь быть в центре событий - вы, студентики, так и норовите бросить банку из-под пепси на газон, так что всегда есть повод подойти поближе и посмотреть, послушать. - Он слегка склонил голову набок. - Но ты, Сэмми, никогда не бросаешь банки на газон. К тебе не так-то легко подобраться.

Это прозвучало довольно, словно Бэгмен был очень горд тем, что, вопреки всему, решил столь непростую задачку. У Сэма затвердели скулы, когда он сказал:

- Так ты следил за мной. И давно?

- Достаточно давно. Я никогда не принимаю скоропалительных решений, тем более - настолько важных. Я долго присматривался к тебе. И я всё о тебе знаю, Сэм.

- Ты ничего обо мне не знаешь.

- Правда? Тебе двадцать один год, ты из Лоуренса, штат Канзас, и я думаю, что семьи у тебя нет, потому что ты никогда не звонишь никому за пределы студенческого городка. Ты учишься на отделении римского права, и лучшая успеваемость у тебя - по классической латыни, а вот криминальный кодекс даётся не так легко. Ты не играешь ни в футбол, ни в бейсбол, хотя мог бы, ты хорошо дерёшься и хорошо стреляешь, но не любишь хвастаться этим. Два месяца назад ты записался на факультатив средневековой европейской литературы - я думаю, из-за этой блондинки, Джессики Мур... Она тебе нравится, верно, Сэмми? И ты ей тоже нравишься, хотя это и неудивительно. У вас там вроде бы намечается что-то, да?

Сэм слушал, не сглатывая и почти не дыша. Чёрт, этот парень и впрямь наблюдал за ним. Проклятье, как мог Сэм этого не заметить? У него ведь всегда было отлично развито чувство опасности, на охоте он нутром чуял приближение любого монстра и призрака, так почему же...

"Потому что ты никогда не мог сам о себе позаботиться, Сэмми, и именно потому это моя работа".

- Надо же, - сказал Сэм нарочито спокойно, убирая руки со стола и судорожно сжимая их под скатертью в кулаки, так, что ногти впились в ладони. - Почти всё верно.

- Я всё время был рядом, Сэмми, - мягко сказал Бэгмен, улыбаясь ему поверх неподвижного пламени свечей. - Я давно был рядом, я присматривал за тобой, просто на всякий случай. У меня было время убедиться, что ты именно такой, каким кажешься.

- Смотри, не ошибись.

- Не думаю. Я редко ошибаюсь в людях.

- Я не... я не гей, - выдохнул Сэм - и оторопел, сам потрясённый собственными словам. Но, Боже, Бэгмен так на него смотрел, и голос его был таким... таким... Всё это просто какое-то безумие!

В ответ на его отчаянные слова Бэгмен тихо и мелодично засмеялся. А потом протянул руку, как будто хотел дотронуться до него через разделявшее их пространство.

- Я знаю, Сэмми. Знаю.

Сэм сглотнул. Это была опасная тема, очень опасная, и он уже пожалел, что коснулся её. Он снова сжал кулаки, до предела натянув цепь наручников. А потом сказал почти небрежно:

- Ладно, что мы всё обо мне да обо мне. Я бы не прочь про тебя послушать, Уитни. Про твою племянницу Пэгги и жену Молли - кстати, что-то не вижу тут её прославленного вишнёвого пирога, ты ведь вроде бы меня именно на него приглашал?

Он говорил с вызовом, нарочито нагло, надеясь спровоцировать Бэгмена - он не совсем понимал сам, зачем ему это нужно, но не было никаких сил смотреть на это мягкое, расслабленное до какой-то гадостной рыхлости лицо, на эти обвислые щеки, безвольный рот. Всё это казалось таким безобидным - таким же безобидным, как старый седой человек с костылём, жалобно просящий помочь затащить в машину коробки.

- Любишь вишнёвый пирог? - не моргнув глазом, спросил Бэгмен; Сэм внезапно понял, какое огромное удовольствие доставило ему то, что его назвали по имени. - Я тебе испеку. С карамельной корочкой, просто пальчики оближешь.

- Почему гипс? - спросил Сэм. - Зачем этот маскарад с седым париком, с сервизом и... - Он замолчал. - Там ведь не было никакого сервиза?

- Так, кое-какая старая рухлядь, - ослепительно улыбнулся Бэгмен.

Сэм стиснул зубы.

- Окей, - сухо сказал он. - Я дурак. Сам знаю.

- Ты не дурак, Сэмми. Просто ты очень хороший и добрый мальчик. Ты никогда не оставишь в беде человека, который зовёт на помощь. Ты всегда помогаешь тем, кто нуждается в помощи. Я наблюдал за тобой. Ты же не думаешь, что я делал это просто потому, что мне нравилось смотреть на тебя? Хотя и поэтому, разумеется, тоже.

Нежность в его голосе была такой больной, такой противоестественной, что у Сэма закружилась голова. Он стиснул руками колени под столом. В горле стоял ком, и сглотнуть его на сей раз получилось не сразу.

- И ты... - Боже, не надо говорить этого, Сэм, не нужно сейчас... - Ты всегда так делаешь? Всегда этот парик, костыль, коробка с рухлядью? Тех... тех троих ты так же поймал?

Не надо было, ох чёрт, не надо, Сэм.

Ледяная волна прокатилась у него по спине ещё до того, как он умолк. Лицо Бэгмена не изменилась, взгляд тоже, но на долю секунды Сэм вдруг увидел - как будто чёрные глаза демона показались в глазницах телесной оболочки, чтоб тут же снова превратиться в обычные, крапчато-карие человеческие глаза. Он мог не спрашивать, что случилось с теми тремя, где они теперь. Он уже это знал.

И ещё он знал, что, если будет так продолжать, то очень скоро присоединится к ним.

- Нет, - сказал Бэгмен, и удушающая тишина разлетелась на куски. - К разным людям нужен разный подход, Сэм. У каждого из нас свои слабые места, так же, как и свои достоинства. Иногда это одно и то же. Ты хороший, поэтому я тебя выбрал, и поэтому тебя было так легко заполучить. И скажи, Сэмми - ведь если бы ты снова шёл по улице и увидел старого человека со сломанной ногой, просящего помощи, ты бы остановился и помог ему снова, правда?

Теперь он смеялся, и Сэм, беззвучно переведя дух, понял, что опасность миновала. Он хотел сказать что-нибудь, чтобы окончательно сгладить вибрировавшее в воздухе напряжение - и вдруг снова ощутил головокружение, ещё сильней, чем минуту назад. Сэм задохнулся, рефлекторно хватаясь за край стола, набрал полную грудь воздуха, надеясь, что минутная дурнота уйдёт - слишком душно здесь, вот и всё, и ещё его мутит не переставая с той минуты, как он здесь оказался - и услышал хруст и скрежет посуды, поползшей по столу, когда он стал валиться набок и его рука, всё ещё держащая скатерть, потащила её вниз.

- Тебе нехорошо, Сэмми? - не двигаясь, спросил Бэгмен. Его непроницаемые глаза блестели в мерцании свечей, шампанское, золотящееся в прозрачном бокале, бросало янтарный отблеск на его радужки, от чего глаза его становились жёлтыми, как у кота, глядящего на мышь.

- Ты... - прохрипел Сэм, с трудом пытаясь выпрямиться и судорожно всматриваясь в него мутнеющим взглядом. - Ты... подсыпал что-то... мне в...

- Намазал тарелку, - улыбаясь, уточнил Бэгмен. - И приборы. И бокал. Не волнуйся, Сэмми, - сказал он, вставая, когда Сэм захрипел и стал валиться со стула. - Ничего страшного. С тобой всё будет в порядке.

Сэм услышал грохот и понял, что часть блюд со стола всё же рухнула на пол. Нанести ещё больше разрушений Бэгмен ему не позволил - он уже был рядом, наступив в перевёрнутый салат, и заботливо подхватил Сэма за миг до того, как тот окончательно рухнул со стула. Сэм не понимал, что с ним происходит - в голове стремительно мутнело, взгляд подёрнулся дымчатой пеленой, так что он с трудом различал склонившееся над ним лицо; кровь гудела у него в голове, заглушая слова, которые он смутно слышал, и он разбирал только их тон, неизменно мягкий, ровный, успокаивающий.

- ...хорошо... так... будет... немного... вот и всё...

Он думал, что теряет сознание - он едва ощущал своё тело, руки и ноги налились тяжестью, даже шевельнуть челюстью было трудно, и Сэм застонал, когда почувствовал, как сильные руки рывком поднимают его, ставя прямо. Он не мог стоять, тело обмякло и отяжелело, и тогда Бэгмен просто подхватил его на руки, так, словно Сэм почти ничего не весил. Сэм чувствовал его пальцы на своём предплечье и бедре, и его изумило, как сильно и крепко держал его этот человек, неся обратно в комнату с кроватью. В голове всё ещё шумело, но мысли странным образом сохраняли связность, и Сэм поразился тому, каким, оказывается, сильным был этот мужчина. "Я с ним не справлюсь", - подумал Сэм, и его захлестнуло волной отчаяния. Сейчас, одурманенный, с непослушными конечностями, скованными к тому же, он не справился бы даже с пятилетним ребёнком.

Он боялся даже думать о том, зачем Бэгмену понадобилось доводить его до такого состояния.

Бэгмен внёс его в комнату и бережно положил на кровать. Сэм опять застонал, пытаясь сесть, но даже не смог перевернуться на бок. Зрение немного прояснилось, он видел потрескавшийся потолок, лампу в дешёвом пластмассовом абажуре, высокую спинку кровати - и, через секунду, Бэгмена, который сел с ним рядом и, строго шикнув, накрыл ладонями его плечи.

- Тише, тише, Сэм. Я же сказал, не надо волноваться. Ничего плохого с тобой не случилось, это всего лишь немного снотворного, чтобы ты расслабился. Ты так напряжён. - Руки на плечах сжались и разжались, потом сжались снова, несильно массируя его одеревеневшие мышцы. - Ну, что это такое? Весь как натянутый нерв. Так не должно быть. Будем потихоньку учить тебя расслабляться. Ш-ш, всё хорошо.

Сэм попытался рвануться, стряхнуть с себя его руки, но всё, что вышло из этой попытки - слабое, бессильное движение пальцами. Он был как будто парализован, и в то же время ощущал прикосновения Бэгмена, чувствовал, как его руки переместились с плеч на шею, поглаживая горло и впадинки над ключицами. Сэм выдохнул, хотел выкрикнуть: "Нет!", но из онемевших губ вырвалось только слабое хныканье.

И тогда его охватила паника.

- Всё хорошо. Всё хорошо, - успокаивающе твердил Бэгмен, растирая большими тёплыми ладонями его шею, онемевшую челюсть, косточки черепа за ушами. Сэм чувствовал, как под этими пальцами кровь в его жилах начинает бежать быстрее, приливает к поверхности кожи так близко, будто хочет прорваться наружу. Он задыхался, пытаясь отстраниться или хотя бы отвернуть голову, но ничего не получалось. Господи, у него ничего, ничего не получалось.

Руки Бэгмена легли ему на лицо - подушечки пальцев на висках, большие пальцы крепко охватывают подбородок - зажав его в стальном капкане. И Сэм смотрел ему в глаза, с яростью и отчаянием, когда Бэгмен наклонил голову и поцеловал его в сухие подрагивающие губы.

Это было мерзко. Это было гадко, отвратительно, и Сэм замычал, дёрнувшись с внезапной силой, так, что его зубы стукнулись о зубы мужчины, пытавшегося просунуть свой язык ему в рот. Бэгмен тут же отстранился, глядя на него так, будто Сэм сделал или сказал что-то неимоверно забавное.

Внезапно он отодвинулся, но Сэм даже не успел ощутить облегчения: руки Бэгмена провели по его груди, а потом принялись расстёгивать его рубашку. Сэм лежал, тяжело дыша, глядя в бешено вертящийся потолок, судорожно вжимая руки в кровать, так, что цепь наручников врезалась ему в живот. Он разлепил губы и выдавил, сипло и прерывисто:

- Не... надо...

Но Бэгмен снова шикнул на него и, закончив расстёгивать ему рубашку, провёл раскрытой пятернёй по его животу снизу вверх. Сэм вздрогнул, когда его мизинец и большой палец задели соски, и застонал. Пальцы Бэгмена чуть заметно подрагивали, обводя контуры мускул на его тяжело вздымающейся груди.

- Не бойся так сильно, - прошептал он, не сводя глаз с собственной руки, поглаживающей грудную клетку Сэма. - Обещаю, я не сделаю тебе больно. С тобой ничего плохого не случится, Сэм, пожалуйста, верь мне.

Он ещё какое-то время водил ладонью у Сэма по груди, по животу, по вздрагивающим плечам. Потом отодвинулся и исчез из поля его зрения. Сэм напрягся, не зная, чего ждать в следующий миг, но через несколько секунд почувствовал, как Бэгмен берёт его за запястье.

- Ну-ка, давай сюда лапки... вот так.

Он услышал короткий сухой щелчок, и его руки, ничем больше не сдерживаемые, бессильно упали на кровать. Потом Бэгмен освободил ему ноги, отложил наручники на стол рядом и вернулся как раз тогда, когда Сэм с усилием сумел перевернуться на бок и попытался сесть. Одного толчка оказалось довольно, чтобы он тут же повалился обратно на спину. Бэгмен забрался на кровать с ногами и оседлал его, стиснув его бока коленями, перехватил пытающееся вскинуться руки и, вытянув вдоль его тела, крепко прижал к кровати, снова и снова повторяя, что всё хорошо, всё будет в порядке, что нужно просто успокоиться и лежать тихонько, пока он, Уитни, позаботится обо всём. Этот шепот в помутившейся голове Сэма то сливался в шипящий свист, то становился болезненно, мучительно громким и чётким, и тогда каждое слово было как гвоздь, который ему вбивали в голову молотком. Он задыхался, пытался сбросить с себя придавившее его тело, но у него не было ни единого шанса.

Когда он перестал корчиться и вздрагивать, Бэгмен ослабил хватку и погладил большими пальцами его запястья. Сэм был почти уверен, что на них останутся следы от его пальцев.

- Вот так. Умница, - прошептал Бэгмен и стащил с Сэма рубашку, а потом носки и джинсы, так, что Сэм остался в одних трусах.

Он не помогал, когда Бэгмен раздевал его, но и помешать тоже не мог. Он чувствовал себя большой, неуклюжей куклой, которую таскает и треплет злой ребёнок, и от этого ощущения тошнота поднималась в горле ещё сильнее. Сэм отчаянно мечтал потерять сознание, но дурнота, хоть и затуманила его разум и лишила власти над собственным телом, не была столь милосердна. Он всё чувствовал и сознавал, когда Бэгмен, аккуратно сложив его одежду на спинке стула, вернулся и перевернул Сэма на живот, вытянув его руки вдоль торса ладонями вверх. Бёдра ему снова сжало, что-то невыносимо тяжёлое надавило на поясницу. Господи, нет.

Наверно, он проговорил это вслух, захлёбываясь от ужаса и отчаяния, потому что большая рука тут же нырнула ему в волосы, успокаивающе погладив затылок.

- Сэмми, я же сказал: тебе не о чем волноваться. Сегодня я не буду делать тебе больно. Наоборот. Я просто хочу, чтобы ты немножко расслабился и почувствовал себя хорошо.

Ладонь потрепала его волосы, потом скользнула с затылка на шею, разминая её сильными и равномерными движениями. Сэм лежал, вмявшись щекой в подушку, и едва сумел повернуть голову, чтобы глотнуть воздуха, когда рука оставила его шею и опустилась ниже. К ней присоединилась другая, и теперь Бэгмен принялся неторопливо, старательно, умело массировать его одеревеневшие плечи и спину на лопатках. Его руки были сильными, тёплыми, от них невозможно было увернуться и скрыться, они то сжимали и вымешивали его мышцы, то прихватывали и пощипывали кожу, то просто похлопывали и разглаживали нежными, едва ощутимыми прикосновениями. Сэм не знал, сколько времени прошло, прежде чем чувство перестало быть омерзительным и стало почти приятным; чёрт, он всегда любил хороший массаж, а Бэгмен явно знал толк в этом деле, он был неутомимым, и, что особенно важно, его руки оставались у Сэма на плечах и спине не двигаясь больше ни ниже, ни выше. Постепенно чувство одеревенелости в мышцах сменилось жжением, а потом - усталой расслабленностью; Сэм вздрагивал, сжимая зубы, изо всех сил пытаясь не закрывать глаза, потому что теперь дурнота, кажется, отступила, сменившись вялой сонливостью, подогреваемой тёплым ощущением в плечах и спине. В какой-то момент он понял, что уже не вздрагивает и не пытается сбросить с себя Бэгмена - и не потому, что у него не было на это сил, хотя поэтому тоже, просто... просто он не смел думать о том, что отвращение стало меньше, да оно и не стало меньше, но только...

- Вот так, - мягкие губы ткнулись ему в ухо, он вздрогнул - и тут же невольно расслабился снова, потому что тёплые ладони, разглаживавшие пылающую кожу на его спине, не остановились. - Видишь, правда же, это хорошо? Я ведь говорил, ничего страшного. Это приятно.

Крепкие пальцы оставили его спину и переместились на руки - сперва на левую, потом на правую, и размяли их тоже, каждый мускул, каждый дюйм кожи. Сэм чувствовал, что проваливается в вязкую полудрёму, и из неё почти равнодушно ощущал, как Бэгмен неспеша растирает ему каждый палец, сгибая и разгибая фаланги. Сэм чувствовал, как там, где проходят руки Бэгмена, кровь начинает струиться энергичнее и приливает к коже; чувствовал жжение, смешанное с негой, и тупо, отстранённо слушал непрерывное, монотонное "всё хорошо, Сэмми, всё хорошо". Он понял, что засыпает - от наркотика ли, от усталости или, может, от того, что непостижимым образом сумел расслабиться полностью, абсолютно, хотя ему казалось, что он всё ещё продолжает вздрагивать, ведь он помнил, чьи руки дарили его телу этот странный противоестественный покой. Но вздрагивал он теперь только внутренне - его тело была распластано на постели совершенно неподвижно, он лежал на животе, раскинув руки и ноги, чуть слышно вдыхая и выдыхая, и засыпал.

Последним, что он ощутил, была ладонь, легко пробежавшая по спине сверху вниз и накрывшая напоследок его крестец поверх ткани трусов.

И услышал краем угасающего осознания тихое, неизменно нежное:

- Всё хорошо, Сэмми, всё...



- ...хорошо, Сэмми, я здесь. Всё будет в порядке.

Он только застонал в ответ, или думал, что застонал. Глаза горели так, что он не мог открыть их, боясь, что они тут же вспыхнут и превратятся в пепел. Под веки, под кожу словно набили песка, губы обметало сухой коркой, которая растрескалась и болела. Дышать было больно, лежать было больно, быть было больно, и Сэм, наверное, плакал бы, если бы горячка не высушила его досуха, не оставив ни капли влаги в пылающем теле.

Поэтому он мог только задыхаться, чувствуя упоительно холодную и мокрую тряпку на лбу и слушая спокойное, уверенное:

- Всё хорошо, мелкий. Я здесь.

Дин.

Он, видимо, попытался что-то сказать, потому что голос Дина оборвал его негромким "ш-ш", и тряпка со лба исчезла, чтобы вернуться почти сразу, ещё более мокрой и блаженно холодной. Сэм открыл рот и часто задышал, чувствуя, как ладонь Дина - он знал, что тёплая, но ему она казалась ледяной - накрывает его шею, потом щеку, слегка дрогнув, как будто жар, которым горело лицо Сэма, обжёг её.

- Чёрт, - тихонько пробормотал Дин, явно думая, что Сэм не слышит. Рука скользнула ему под затылок, приподнимая его голову от подушки, к губам прижалось что-то твёрдое и влажное. - На, попей. Ну давай, я же знаю, пить-то ты точно хочешь.

Сэм приоткрыл губы, судорожно сглатывая покатившуюся в горло влагу. Потом без сил откинул голову. Ему очень хотелось спросить Дина, умирает ли он, и если да, то сколько ему осталось, но он не мог выдавить из сухого горла ни единого внятного слова. Но Дин как будто услышал его незаданный вопрос, и Сэм почувствовал его руку на своём лбу, тяжёлую и такую надёжную.

- Всё будет в порядке, Сэмми. Ты выкарабкаешься, просто надо немного потерпеть. Если поправишься, я тебе отдам свой обрез, ну, тот, на который ты давно глаз положил. А нет, так и будешь таскаться со своим девчачьим маузером всем монстрам на смех, понял?

Это было смешно, но Сэм не засмеялся - для этого нужно было много воздуха, больше, чем умещалось в его съёжившихся лёгких. Но он хотел, и ещё он хотел, чтобы Дин не переставал говорить с ним, не переставал повторять, что всё будет в порядке, потому что пока он так говорил, Сэм ему верил. Всю ту бесконечно длинную ночь он ему верил.

А потом жар усилился, и он слышал - или думал, что слышит, то, чего не могло быть на самом деле.

- Если бы он не пошёл в школу, то не подхватил бы там эту чёртову корь.

- Да уж, вот это верно. Он вообще был бы здоровёхонек, если бы ты его запер в погребе и не давал оттуда нос высунуть - там он был бы в полной безопасности, это уж точно!

- Не повышай на меня голос.

- Прости. Но если бы у нас была страховка...

- Дин.

- ...если бы у тебя была нормальная работа и ты сделал ему вовремя все прививки, он бы не умирал теперь у меня на руках!

- Дин!

- Папа, чёрт, да что с тобой?! Ты что, не знаешь, что такое корь в семнадцать лет? Он может умереть!

- Он не умрёт, если ты будешь лучше за ним смотреть!

Тишина, прерываемая только сухим, жёстким дыханием - отца, Дина, Сэма, который слушает то, о чём они не могут говорить, стоя над его головой, разделённые его пропахшей потом постелью.

- Папа. Ему надо в больницу. Мы...

- Я еду на охоту, Дин. Семья из пяти человек умрёт сегодня, если я не буду там. Здесь я ничем не могу ему помочь. Ты оставайся с ним. Если всё станет совсем плохо...

- Совсем плохо? Папа, у Сэма...

- ...бери его и вези в больницу в Рикфилд. Возьми документы на него и себя, те, что на фамилию Уильямс. Не в местную больницу, ты понял, Дин?

Дин ответил, и Сэм вдруг окончательно осознал, что бредит. Их нет здесь - это просто его сон, его бред, его мечта о том, как Дин мог бы хоть раз ответить отцу, когда он в очередной раз поставит эту проклятую охоту выше всего на свете. Он всхлипнул - сухо, потому что слёз по-прежнему не было, - и выдохнул, снова почувствовав на своей щеке подрагивающую ладонь, большую, сильную, обещавшую облегчение, обещавшую, что...

- Всё будет в порядке. Ш-ш... я здесь, я никуда не уйду. Я помогу тебе. Всё будет в порядке...

Его веки дрогнули, и он открыл глаза, всё ещё слыша этот - или не этот? - голос, шелестевший в его голове, так ровно, так успокаивающе, что он верил. Сэм лежал несколько мгновений, полуприкрыв глаза, позволяя голосу Дина заполнить его голову целиком. А потом вдруг голос изменился. Верней, не то чтобы изменился - слова остались те же, и они точно так же клялись ему, что всё будет в порядке, и уговаривали успокоиться, и спрашивали, не хочет ли он попить, но...

Но что-то было не так, и Сэм, вздрогнув, проснулся окончательно.

Он лежал на животе, и ему было холодно, несмотря на тяжесть одеяла, которую он чувствовал на своей спине и ногах. Сэм дёрнулся, пытаясь повернутся, услышал металлический лязг и замер, когда стальные захваты на руках и ногах не дали ему сделать то движение, которое он хотел. Он с трудом перекатился на бок, потом на спину и, подняв к лицу руки, тупо посмотрел на них всё ещё слегка мутным со сна взглядом.

Запястья опять были скованы. И, он чувствовал, ноги тоже.

Вот только теперь из одежды на Сэме остались только его плавки.

Он вдруг вспомнил, и по его телу волной прокатился озноб. В подвале было довольно холодно, он и раньше это чувствовал, но особенно остро - теперь, когда оказался почти что голым. Несмотря на это, он откинул одеяло и сел на кровати, судорожно стиснув колени и вцепившись с них обеими руками.

Он вспомнил, с болезненной чёткостью, как лежал, безвольно размякнув, под этим ублюдком, пока тот делал, что хотел, с его чёртовым неподвижным телом, воркуя ему на ухо, как...

"Всё хорошо, Сэмми, ш-ш..."

Сэм вздрогнул. Это было глупо, нелепо, но... почему-то, когда этот голос шептал, он напоминал Сэму голос Дина. Он подумал про полусон, полувоспоминание, пришедшее к нему за минуту до пробуждения, и, вздрогнув, крепче стиснул руки вокруг колен и ткнулся в них лбом, пытаясь унять дрожь, охватившую его голые, покрывающиеся мурашками плечи.

Дин. Папа. Он ни разу не думал о них толком за эти... сколько уже... два или три дня, что он провёл в этом проклятом подвале. Не хотел думать, гнал от себя эти мысли, гнал от себя их голоса, обвиняюще звучавшие в его голове. Господи, он представлял, какой ор они бы подняли, если бы узнали, в какой он очутился передряге. Сэм почти слышал их, почти видел: застывшее от холодного бешенства лицо отца, сердитое лицо Дина со сведёнными бровями. "Видишь, Сэм, - сказали бы они, - тебя совсем нельзя оставлять одного. Ты не можешь сам позаботиться о себе. Вот именно поэтому мы тебя держали на коротком поводке, а ты сорвался с него и сбежал, и видишь, чем это обернулось?!"

- Неправда, - пробормотал Сэм, сам не зная, чему возражает, и крепче вжался горящим лбом в колени. Странно, голова как будто горела в огне, хотя он мёрз, он страшно мёрз и понятия не имел, как согреться. Один вид одеяла на кровати вызывал у него отвращение, когда он подумал, чьи руки заботливо укрыли его этим одеялом, пока он спал. Проклятье, он должен выбираться отсюда. Сейчас же, пока не стало ещё слишком поздно. Пока ему есть что терять и... пока он может справиться сам.

А он может. Он был абсолютно уверен. Ну, почти.

Сэм вскинул голову и окинул комнату взглядом. В ней ничего не изменилось - разве что ведро, служившее ему сортиром, перестало вонять - похоже, его почистили. И было всё так же душно. Сэм поискал глазами вентиляционное отверстие, но не нашёл. Господи, от этой вечной духоты у него в голове становилось ватно, было так трудно собраться с мыслями. Но он должен, чёрт, должен, он же может, он...

Шаги за дверью раздались прежде, чем скрежет отодвигаемого засова. Сэм вдруг подумал, что раньше не слышал этих шагов - его слух, похоже, привыкал к обстоятельствам и учился распознавать мельчайшие изменения в обстановке. Боже, здесь было так тихо, так чудовищно тихо, будто в могиле. Но не сейчас - заскрипела дверь, и на порог шагнул тот, кого Сэм одновременно отчаянно не хотел и страстно желал увидеть.

Потому что если он попал сюда по воле этого человека, то только этот человек сможет выпустить его отсюда.

- Доброе утро, - с неизменной беспечностью приветствовал его Уитни Бэгмен, входя и неся в руках поднос с завтраком. Сэм проследил за ним взглядом, не меняя позы. У него было теперь буквально несколько секунд, чтобы решить, как вести себя дальше. После того, что было вчера, он слишком хорошо представлял себе дальнейшее развитие событий.

Бэгмен приглашающе кивнул ему на поднос, и Сэм ответил:

- Спасибо. Думаю, снотворного я наелся на месяц вперёд.

Бэгмен мелодично засмеялся, примирительно подняв руку.

- Поймал, поймал. Знаю, я виноват. Но посуди сам: ты ведь не дался бы мне вчера, предложи я тебе немного расслабиться, а? Так что у меня просто не было выбора, - добавил он, когда Сэм промолчал. - Но с сегодняшнего дня всё будет по-честному, обещаю. Я просто хотел дать тебе почувствовать, что всё это вовсе не так ужасно, как ты сейчас думаешь. Ведь было не так уж ужасно, да, Сэмми?

Он молчал, наверное, дольше, чем следовало. Потому что именно в эти секунды ему предстояло решить, что делать дальше. И в конце концов неохотно ответил:

- Да. Не так уж.

Что-то кольнуло его внутри, когда лицо Бэгмена озарилось по-детски счастливой улыбкой - такой же, как когда Сэм впервые назвал его по имени. Чёрт, а из этого и правда может что-то выйти... Ну же, Сэм. Ты почти не соврал, это было не так уж неприятно, если закрыть глаза и представить, что тебе растирает плечи прелестная блондинка, да вот хотя бы Джессика Мур, или...

- Ну так что, поешь? - спросил Бэгмен, и Сэм с готовностью сбросил скованные ноги с кровати.

Бэгмен на сей раз не присоединился к нему и деликатно отвернулся, пока Сэм энергично уминал приготовленный им завтрак - тут был даже обещанный вишнёвый пирог, и впрямь чертовски хороший. Поднося к губам пластиковый стаканчик с апельсиновым соком и поглядывая краем глаза на Бэгмена, заправлявшего кровать, Сэм думал, что с довольно большой долей вероятности всё повторится. Бэгмен опять подпоит его, затащит в постель и станет лапать, приговаривая, как всё хорошо и замечательно. И хотя его тошнило от этой мысли, Сэм понимал, что пока что ему придётся играть по этим правилам. Он должен был завоевать доверие этого сумасшедшего. Не факт, что это удастся после того, как упорно он сопротивлялся в начале, но... он должен был попытаться. А то с этими кандалами на руках и ногах он далеко не убежит. Да и дверь наверху...

Он отодвинул опустевший поднос и повернулся лицом к комнате, напряженно прислушиваясь к своим ощущениям. Но нет, хотя его и слегка покачивало, однако знакомого головокружения и дурноты он вроде не чувствовал. Бэгмен поймал его напряжённый, обращённый в себя взгляд, и опять рассмеялся.

- Я же сказал - никакого снотворного сегодня! Ты мне не веришь, Сэм? - смеясь, спросил он, и Сэм в замешательстве покачал головой.

- Не знаю.

- Могу понять, - легко согласился Бэгмен. - Ведь я уже один раз тебя обманул... точнее, два, если считать сервиз, - извиняющимся тоном добавил он и, сев на кровать, похлопал ладонью по заправленному покрывалу. - Иди сюда.

Сэм застыл. Он уже почти уговорил себя, что, так и быть, стерпит прикосновения этого ублюдка, выжидая момент, пока тот утратит бдительность. Но подойти к нему самому, вот так... добровольно... "Эй, Сэм, ты решил подружиться с этим психопатом, а в настоящей дружбе кто-то должен делать первый шаг", - с горьким сарказмом подумал он и, неуклюже встав, шагнул к кровати. Хорошо хоть недалеко было ковылять - на большее, чем этот шаг, он вряд ли смог бы себя принудить.

Но Бэгмену хватило и этого. Он потянулся, схватил Сэма за предплечье и резко дёрнул на себя. Сэм запутался в цепи, стягивающей щиколотки, споткнулся и упал на кровать, вскрикнув от досады.

Бэгмен смеялся, обхватив его за плечи и нависнув над ним, так, что между их лицами едва можно было бы просунуть ладонь.

- Ты такой неловкий, - весело сказал он и, подмигнув Сэм, провёл ладонями по его задрожавшим плечам. - Тебе холодно?

Вопрос казался совершенно издевательским, учитывая температуру в подвале. Сам Бэгмен был в хлопковых брюках и байковой рубашке поверх тонкого шерстяного свитера, но руки у него всё равно были холодные. Сэм подумал, что это и к лучшему - теперь он сможет списать на холод дрожь, снова прошедшую по его телу, когда он ощутил на себе эти руки, обнимавшие его так по-хозяйски, будто Бэгмен знал, что никуда Сэм от него не денется. И надо сказать, на данный момент у него были все основания для подобной самоуверенности.

- Да, - пробормотал Сэм, невольно отводя взгляд - как он ни старался, он не мог заставить себя прямо смотреть в эти чуть прищуренные ржаво-карие глаза, его немедленно начинало корёжить ненавистью и отвращением, а этого он себе больше позволить не мог. Он отвернулся, но Бэгмен перехватил его за подбородок и развернул его лицо снова к себе. Другая его рука погладила голое плечо Сэма.

- Не страшно, - прошептал он. - Я тебя согрею.

Ты стерпишь это, Сэм. Он ничего тебе не собирается сделать, просто опять облапит. Закрой глаза и думай о Джессике Мур, как ты делаешь это всё время в последние два месяца. Это проще, чем кажется, вот увидишь.

Он не знал, почему ему мерещилась невозможная фальшь в его собственном отстранённом, рассудительном голосе, внятно проговаривавшем в его голове эти разумные вещи. Он знал, что, если начнёт сейчас сопротивляться, Бэгмен просто усыпит его или оглушит, или привяжет к кровати, но так или иначе сделает беспомощным и неподвижным и всё равно возьмёт своё. Сэм знал, что была разница между тем, что Бэгмен делал с ним против воли, и тем, чтобы разрешить всё это, хотя физически есть возможность сопротивляться, И всё же этот голос в его голове, спокойный, разумный (голос отца, понял внезапно Сэм) говорил ему, что он должен потерпеть, он должен уметь приспосабливаться, он должен наступить на горло своей гордости и своему эгоизму, если это нужно для большого дела, и ему придётся считаться с тем, что...

- Всё в порядке, Сэмми, - прошептал тихий низкий голос возле уха, Сухая ладонь принялась осторожно рисовать круги по его вздымающейся груди. - Всё будет замечательно, вот увидишь. Ещё лучше, чем вчера.

Сэм зажмурился. Он пытался дышать ровнее; пытался представить, что он расслаблен, что ему всё равно, что он не ощущает ни злости, ни страха, стягивающихся холодным узлом у него в животе, ровнёхонько там, куда спустились ловкие пальцы Бэгмена. Он вытянул Сэма на постели и сам лёг рядом. Сэм чувствовал, как колючая ткань свитера трётся о его незащищённую кожу, как жёсткая мятая ткань брюк вжимается ему в голое бедро. Он стиснул зубы, задышал чаще, и круги, которые ладонь Бэгмена выводила по его груди, стали шире.

- Тш-ш... всё хорошо, дыши спокойнее. Ты умница, славный мой мальчик, ты же знаешь, что Уитни тебя не обидит, - прошептал Бэгмен ему на ухо и вдруг, ткнувшись лицом в его мокрую от пота шею, прихватил губами мочку его уха. По телу Сэма прошла дрожь, озноб бил его теперь с такой силой, что ему казалось, будто кровать подрагивает под ним. Глаза были зажмурены так крепко, что на внутренней стороне век вспыхивали красные пятна.

- Не зажимайся так, - он ощутил, как крепкая рука нежно, но твёрдо разжимает его пальцы, стиснутые в кулаки. Он даже не заметил, как сжал их. - Я хочу, чтобы ты потихоньку учился расслабляться сам, Сэмми. В конце концов ты должен будешь сделать это, и я не хочу приучать тебя к наркотикам.

Это прозвучало так спокойно, так обыденно, что у Сэма кровь застыла в жилах. Он судорожно выдохнул сквозь стиснутые зубы и разжал кулаки. Бэгмен снова прошептал, какой он молодец, и его губы скользнули от уха Сэма по шее вниз, легонько прихватывая и посасывая кожу. Палец Бэгмена нащупал его левый сосок и принялся лениво поигрывать с ним, водя вокруг него то подушечкой, то ногтем. От холода, а может, от этих прикосновений соски у Сэма быстро затвердели. Он шумно сглотнул, по-прежнему не открывая глаз, когда ощутил на одном из сосков влажный кончик языка, в то время как другим продолжали мягко поигрывать пальцы. Господи, как же трудно было лежать неподвижно, не вздрагивая, когда каждый мускул звенел в напряжённом желании отшвырнуть от себя эти мерзкие липкие руки, врезать кулаком в эту округлую челюсть, вцепиться в глотку и... и он не мог сделать ничего этого. Он помнил про панель кодового замка возле двери в соседней комнате.

"Боже, помоги мне", - взмолился он, хотя не особенно верил в Бога. Он думал, что сможет выдержать это, но прикосновение этих пальцев, этих губ, этого языка к его коже было невыносимым, нестерпимым. Бэгмен распластался теперь на нём сверху, сжав вытянутыми руками его лицо и покрывая мелкими влажными поцелуями его грудь и живот, время от времени - Сэм это чувствовал, хотя и не видел, - поглядывая наверх, на его лицо, ловя на нём мельчайшее выражение, читая его, пытая этим взглядом... а Сэм едва сдерживался, чтобы не застонать от отвращения и не скривиться, и, Боже, если он не удержится, всё пойдёт насмарку, всё...

- Всё хорошо, Сэмми, я здесь, - тихий шепот где-то возле его пупка - и успокаивающе мягкое растирающее движение на висках. Ощущение от последнего внезапно оказалось знакомым. Сэм вдруг вспомнил, как однажды ночью, во время подготовки к школьным экзаменам, сидел, привалившись к стене и мучаясь адской головной болью, тихонько постанывая от муки, потому что ему ещё нужно было прочесть двести страниц учебника. И вдруг чьи-то крепкие пальцы, пахнущие машинным маслом, легко легли ему на висок и потёрли его, в точности вот этим же мягким, глубоким движением... И Сэм тогда вскинулся и увидел перед собой знакомую беззлобную усмешку, и услышал: "Хватит, не мучайся, ложись уже спать, зубрила".

Он неожиданно понял, что это воспоминание подействовало на него успокаивающе. Усмешка Дина, голос Дина, пальцы Дина на его виске - всё то, что так раздражало его (помнится, в тот вечер Сэм огрызнулся ему и сказал, чтобы сам валил спать, а то раскомандовался тут), но сейчас оказалось вдруг таким отчаянно желанным. Низкий голос снова зашептал ему - на этот раз в шею - что всё хорошо, всё в порядке, и Сэм прерывисто выдохнул, вдруг поняв, до чего же этот голос похож на голос Дина. Он ведь десятки раз слышал, как Дин говорит ему это, раз за разом, и...

И он вдруг понял, что руки на его плечах - это руки Дина. И губы, скользящие вдоль его шеи к мочке уха - это губы Дина. И пальцы, поглаживающие его бока, пробирающиеся к подмышкам, слегка пощипывающие и тут же разглаживающие розовеющую кожу - это пальцы Дина. И язык, обводящий ухо, и колено, вжимающееся в его бедро, и этот ласковый шепот, который он слышал столько раз и который никогда ему не лгал - это всё был Дин, Дин, Дин...

У него не было времени задуматься о том, до чего же это неправильно - куда неправильнее, чем смирно лежать на кровати и терпеть ласки маньяка, который похитил его и использовал для утоления своей извращённой похоти. Если бы Сэм задумался об этом, он бы уже не смог вернуться к ощущению, внезапно захлестнувшему его с головой - к ощущению, что эти руки, пальцы, губы, колени, вздохи, поцелуи и прикосновения ему не противны... что он их хочет. Он никогда не думал об этом раньше, никогда не думал ТАК - прямо, открыто, бесстыже: Дин прикусывает мочку его уха, Дин ласкает пальцами его челюсть, руки Дина мнут его мышцы, гладят его кожу, и он выгибается им навстречу, Jн знает, что так нельзя, но ничего не может с собой поделать, потому что он этого так долго, Господи, так давно и так сильно хотел...

- Откуда это? - лёгкое движение губ, пробегающих по одному из шрамов, украшавших его живот. Он водит губами по шрамам и спрашивает о них в то же самое время, и Сэм чувствует, как старые рубцы начинают зудеть, и вздрагивает: почему Дин спрашивает об этом, ведь он же сам знает... Сэм не успевает довести мысль до конца, не даёт себе такой возможности, задыхается, вцепляясь рукой в простыню, только не открывай глаза, только не открывай глаза...

- Если бы я был с тобой, - чуть подрагивающие пальцы гладят рубец так, словно нет в мире ничего более хрупкого, - если бы я был рядом, я бы не позволил им появиться. Я бы тебя защитил. Я бы сумел за тобой присмотреть, я... я о тебе позабочусь, Сэмми.

"Я о тебе позабочусь, Сэмми" - так тихо, хрипло, задушенно, что голоса не разобрать, слышны только слова, и только один человек всегда говорит их так, что он готов поверить. И Сэм выгибает спину дугой, подбрасывая бёдра, его губы разжимаются, и он стонет, коротко, отчаянно - да, я знаю, ты здесь, я верю тебе... Теперь ему не было холодно, волны тепла толчками разливались от солнечного сплетения вверх и вниз, окатывали пах, и к тому моменту, когда широкая ладонь накрыла его промежность поверх ткани плавок, Сэм осознал, что у него стоит.

Он не ждал этого. Он хотел просто вытерпеть это, хоть как-то облегчив для себя - и был совершенно потрясён тем, как далеко всё зашло. Забыв о том, каким спасительным убежищем была темнота, он распахнул глаза и с изумлённым вздохом вскинул голову. Бэгмен сидел верхом у него на ногах, сжав его эрегированный член сквозь трусы, и держался за него так, будто это была соломинка, удерживавшая его на краю пропасти. И его взгляд, обращённый на Сэма, никакими словами невозможно было описать.

- Я люблю тебя, - сказал он, и Сэм со стоном откинул затылок на мокрую от пота подушку. Нет, нет, всё должно было быть совсем не так! Он не хотел... не хотел этих рук, проклятье, почему сейчас они ТАМ, Бэгмен же обещал, что... Сэм отчаянно дёрнул бёдрами, то ли инстинктивно пытаясь скинуть с себя тело придавившего его мужчины, то ли в тщетной надежде, что эрекция ослабнет. Но самым диким было то, что он всё ещё чувствовал руки - не Бэгмена, нет, руки Дина - там, где их уже не было, где их вообще никогда не было: на шее, на сгибах локтей, на запястьях, на бёдрах и ягодицах, на солнечном сплетении, на рёбрах, и ТАМ... Образы, которые он вызвал к жизни почти невольно, теперь накатывали на него вал за валом, их невозможно было остановить, как во время неистовой, исступлённой мастурбации, когда уже плевать, кто может войти в комнату, уже всё равно, и не думаешь о стыде и вине, думаешь только о том, что распирает голову и промежность, и так хочется кончить, кончить, о Боже, кончить с этим именем на губах...


Он не сознавал, что Бэгмен дрочит его, пока не стало слишком поздно. Даже почувствовав резинку стянутых трусов, впившуюся ему в бёдра, и руку на своём члене, Сэм не сознавал, чья это была рука. Он видел Дина, то близко, рядом, то будто издалека, его яркие, лукавые глаза, его чуть грустную насмешливую улыбку, его руки, твёрдо сжимающие руль Импалы, меняющие влажную тряпку у Сэма на лбу, поглаживающие его висок... Видел то, что видел и раньше - множество раз, но никогда не позволил бы себе, никогда, ни за что бы не позволил... до тех пор, пока это не стало меньшим из зол. До тех пор, пока это не стало единственным, что, быть может, прямо в этот миг спасало ему жизнь.

- Мой хороший, мой хороший, да, вот так, вот так, ну же, - твердил, задыхаясь, голос, которого Сэм не слышал и не хотел знать, он не думал о том, кому принадлежит этот голос, он думал о Дине и видел Дина, сжимающего коленями его бёдра, обхватившего его мошонку и неистово дёргающего кожицу его члена другой рукой. И он уже ощущал то мучительно-сладкое сдавливание в основании члена, которое было вестником близкого оргазма, когда вдруг нечто резкое, звенящее, разламывающее его голову на куски вторглось в душный мрак вокруг него и разорвало клейкую паутину безумия, облепившую его рассудок.

Сэм задохнулся и распахнул глаза. Что это?.. Звук повторился, а потом, после краткой паузы, снова. Бэгмен всё ещё сидел на Сэме, застыв, стискивая в кулаке его подрагивающий, налитый кровью член. Звук повторился снова.

Это был телефон. Господи Боже, это был мобильный телефон, и он дребезжал, вибрируя у Бэгмена в заднем кармане брюк.

У этого ублюдка был мобильный телефон.

Сэм смотрел на него затуманенным взглядом, смутно сознавая, что в глазах колышется влага, и молчал. Бэгмен выругался с такой дьявольской изобретательностью, которая особенно поразительно звучала в устах ненавистника сквернословий, и, разжав руку и убрав ногу, резко откатился от Сэма. Сэм тут же машинально потянулся ладонями к своему паху и прикрыл руками член, дрожащий от предвкушения, подошедший так близко к черте. Адское возбуждение, всю болезненную дикость которого он стал наконец сознавать, сменилось тупой болью. Сэму безумно хотелось закрыть глаза, но он заставил себя оставить их открытыми и смотрел, как Бэгмен, чертыхаясь, отходит к стене и достаёт из кармана мобильник. Щёлкнула, отодвигаясь, крышка.

- Да! Что! - рявкнул он. Сэм видел, как трясутся его плечи, и видел здоровенный бугор, вздувшийся на его промежности под штанами. Внезапно он представил себе, какого размера член прячется под ними - и ощутил волну тошноты, накатившую на него одновременно с новой волной боли в неразрядившемся члене. Бэгмен бросил на него потемневший, блуждающий взгляд, слушая голос в трубке. Можно закричать, подумал Сэм. Закричать сейчас и... Он со свистом втянул воздух в грудь. Нет. Он не должен поддаваться порыву, он не для того прошёл через... всё это, чтобы сейчас кинуться головой в омут. Он ведь даже не знал, с кем Бэгмен говорит...

- Да. Я слышу. Да, я понимаю, сэр. Прошу прощения, я... я болел, и я думал, что вам передали... Да. Нет, телефон не работал. Конечно, сэр. Непременно. Немедленно. Всего вам хорошего.

Это снова был тот смущённый, застенчивый, безобидный человечек, которого Сэм встретил три дня назад по дороге на почту. Сэм вдруг как наяву увидел проседь в его волосах, гипс на ноге, картонную коробку, выскальзывающую из дрожащих рук. Ещё пять секунд назад Бэгмена, как и Сэма, распирало от болезненной похоти - а сейчас он говорил ровно и спокойно, как ни в чём не бывало, пудря мозги идиоту на том конце телефонной линии.

Он опасен. Он умеет добиваться того, чего хочет, и он опасен, подумал Сэм, глядя, как Бэгмен захлопывает телефон.

- Чёртов ублюдок, - пробормотал он, и его взгляд метнулся к Сэму, тяжело дышавшему на кровати. - Мне сейчас придётся уехать. Ох, Сэмми, мне так жаль, - искренне выдохнул он, глядя на Сэма почти умоляюще, и тому пришлось приложить все силы, чтобы сдержать истеричный смешок, рвущийся из груди. Бэгмен торопливо подошёл к нему и сел на постели. Сэм инстинктивно сжал руки, прикрывающие промежность, но Бэгмен отвёл их в сторону, придерживая за цепь наручников, и сжал его член.

И Сэм, внезапно вынырнув из чудовищного пурпурного облака, заволокшего его мозг, с мучительной ясностью осознал, что нет, это не та рука, и он не хочет её, нет, не хочет, не хочет!

- Я вернусь, - проговорил Бэгмен, сжигая взглядом его промежность так, будто хотел наброситься и вгрызться в неё зубами. Сэма затрясло, и рука на его члене стиснулась с неистовой силой, так, что он задохнулся от боли. - Я скоро вернусь, Сэмми, через пару часов. Мы продолжим, клянусь. И на сей раз обойдёмся без афродизиака, о, Сэмми, я даже не смел надеяться, что это выйдет так скоро.

Он всё же, видимо, владел собой в тот миг не так хорошо, как ему хотелось. Сэм оцепенел, так, что его даже перестала бить дрожь, и лишь оторопело смотрел, как Бэгмен ещё раз сжимает его член, с сожалением погладив его на прощанье, а потом его рука перемещается Сэму на лицо и гладит его по щеке, зарываясь пальцами в спутанные волосы у виска.

- Ты даже представить не можешь, какой ты красивый, - горячо прошептал Бэгмен, а потом резко встал и торопливо вышел из комнаты, на ходу поправляя рубашку и не забыв запереть за собой дверь.

И Сэм лежал на кровати с мучительно опадающей эрекцией, чувствуя тошноту при одной только мысли о том, чтобы довести себя до конца самостоятельно, слушал глухие удаляющиеся шаги и думал о том, что между этим человеком и Дином неодолимая, невообразимая разница.

Дин никогда не лгал ему.

Этот человек лгал всегда.



- Иди сюда, - сказал Дин. - Сэм. Не делай вид, что ты внезапно оглох на правое ухо.

Он даже не повернул головы. Его рука упрямо строчила в тетради, выводя строку за строкой.

- Сэм.

- Я занят, - буркнул он. - Мне надо доделать английский.

И напрягся всем телом, услышав, как Дин встаёт и подходит к нему. Вскинулся, выбрасывая вперёд руку и упирая предплечье Дину в локоть прежде, чем его рука успела опуститься Сэму на плечо.

- Я сказал отвали! - яростно закричал он, вскакивая и инстинктивно принимая боевую стойку, ту самую, которой сам Дин его и научил.

Дин не принял вызов. Только опустил руки и посмотрел на него внимательным, тяжёлым взглядом исподлобья. Каждый раз, когда он так смотрел, Сэму хотелось кричать, всё равно что - просто материться и вопить изо всех сил.

- Тогда сам это сделай, - тихо сказал Дин. - Сними рубашку и покажи спину. И всё.

- Пошёл ты, - огрызнулся Сэм, делая шаг назад. Но было уже поздно - чёрт, он двигался слишком резко, и спину опять пронзило острой болью. Чёрт... но нет, всё в порядке, Сэм был уверен, что всё в порядке, а что болит - ну, так рваные раны от когтей призраков обычно имеют такое свойство, даже когда начинают заживать.

Дин покачал головой, пробормотал что-то вроде "ну вот же несносная сучка" и отвернулся, как будто сдавшись. Но Сэм слишком хорошо его знал, и не отрывал глаз от него до тех пор, пока не увидел его затылок. Тогда он беззвучно выдохнул и взялся за спинку стула, сморщившись от новой вспышки боли...

И через секунду его крутануло на месте, разворачивая и сжимая, и он очутился в тесном кольце мускулистых рук, прижимающих его локти к бокам.

- Не дёргайся, будет хуже, - ровно сказал Дин ему в макушку. В те времена он был ещё выше Сэма и пользовался этим; Сэм отчаянно забился, чувствуя, как грудь Дина вжимается в его грудь, как его собственное сердце гулко колотится о рёбра его брата, и как его промежность тесно вжимается в промежность Дина.

- Сэм, угомонись. Если не угомонишься, я тебя свяжу, ты понял? Будешь учить свой английский мордой в диван.

Он, конечно, шутил, но, как известно, в каждой шутке только доля шутки. Сэм сделал ещё один отчаянный рывок - и вздрогнул, когда спину пронзило новой вспышкой боли, и что-то горячее побежало из-под повязки. Он скорчился, и Дин тут же отпустил его. Борьба прекратилась в одно мгновение; через секунду Дин уже вёл его, сгорбившегося и постанывающего, к кровати, уже снимал с него рубашку, укладывал на кровать лицом вниз и осторожно разматывал бинты. Сэм слышал, как он выдохнул сквозь зубы, увидев на повязке пятнышки крови.

- Так я и знал. Швы разошлись. Сэм, Господи, ну почему ты такой безмозглый придурок? И долго ты собирался шляться с открытой раной на спине? За что мне всё это, а?

- Вот сдохну, и перестанешь мучиться, - огрызнулся Сэм, сердито сглатывая выступившие на глазах слёзы - и вскрикнул, когда ладонь Дина звонко опустилась на его ягодицу.

- Поговори у меня ещё! Дурында малолетняя, - рявкнул он и продолжил разматывать бинты.

А потом промыл и присыпал антибиотиком рану, наложил новую крепкую повязку и взъерошил Сэму волосы, после чего принёс из кухни стакан воды и горсть обезболивающего, помог сесть и придерживал его шею, пока Сэм глотал таблетки вместе со слезами. Ему было четырнадцать, он в самом деле был малолетней дурындой, он полгода как начал ходить на охоту, и полгода как начал видеть Дина в снах, после которых просыпался дрожащий и мокрый на испачканных простынях. Полгода, как он избегал прикосновений Дина всеми возможными способами, даже если у него открывалась свежая рана и Дин хотел просто помочь ему.

Полгода, как Сэм ненавидел его, и ещё сильней ненавидел себя.

Сейчас это чувство вернулось, окрепло, и Сэм лежал почти голый на смятой постели, с трусами, приспущенными на бёдра, с прижатым к животу членом, и стискивал зубы, ненавидя себя с той самой неистовой, огненной силой, что и семь лет назад, в тот день, когда почувствовал это впервые. Возбуждение, вызванное очередным наркотиком, подмешенным ему в пищу, было болезненно сильным, острым, оно никак не проходило, ему было больно, и всё же он не мог стиснуть налитый кровью член в ладони и довести себя до оргазма. Господи, тут не было даже холодной воды, которую он мог бы вылить себе на голову. Наверное, это - наказание ему за то, что он позволил себе, пока его ласкали руки Бэгмена. Сэм не должен был думать о Дине. Не должен был представлять себе Дина. Ему снова стало холодно, его бил озноб, он так хотел сесть и обхватить плечи руками, но не мог, потому что цепь наручников была слишком короткой, и он просто скрестил запястья на груди, судорожно прижимая их к тяжело вздымающимся рёбрам.

Ему было хорошо. На какой-то момент ему стало так дьявольски хорошо, когда он...

Не думай об этом сейчас. Подумай о том, что важно. Подумай о мобильном.

Да. Мобильный. Точно.

Что это меняло? Всё, если задуматься. Сэм теперь мог без особого риска попытаться справиться с Бэгменом. Наброситься на него, когда он в очередной раз полезет на Сэма - кажется, этот ублюдок уже достаточно размяк и не всё время следит за его глазами, - оглушить, найти ключ от наручников, снять их с себя и надеть на него. А потом позвонить и вызвать помощь. Dот только...

Вот только он не знал, где находится. Он не знал, как долго ехал Бэгмен после того, как запихнул его в багажное отделение своего фургона. Возможно, они в городе, а может, где-то за его пределами, в Бог знает какой глуши. И они под землёй. Не очень глубоко, иначе бы мобильный тут не ловил. Значит, где-то недалеко есть точка покрытия мобильного оператора, которым пользуется Бэгмен... так, это уже какой-то ориентир. Но всё равно недостаточно. Кроме того - что, если мобильный окажется разряжен? Или Бэгмен вообще оставит его наверху? Они окажутся заперты здесь вдвоём - только и всего. Конечно, это омерзительное, больное обжимание прекратится, и Бэгмен больше не коснётся его своими мерзкими мягкими руками - что тоже немаловажно, вот только вряд ли Сэм успеет порадоваться этому как следует, если ему всё равно придётся здесь умереть.

Он был совершенно уверен, что, даже если ему удастся одолеть Бэгмена, тот не скажет ему код замка. Даже под пыткой не скажет, впрочем, Сэм очень сомневался, что сможет пытать его. Бэгмен был всё-таки человеком, хоть и безумным маньяком, и Сэм... Сэм просто не мог.

Добрый мальчик, мать его так.

Так что всё, на что он мог рассчитывать - это что он одолеет Бэгмена, что телефон окажется при нём и заряжен, что Сэму удастся дозвониться и объяснить, где он, и что его найдут и сумеют взломать дверь до того, как у него кончится еда и воздух. Не слишком ли много "если", и не слишком ли мало шансов, что все они сработают? Действовать только наверняка - так учил его отец. Что в этой грёбаной ситуации могло бы подействовать наверняка?..

Ответ на вопрос пришёл сам собой. Сэм зажмурился, так крепко, что из глаз потекли слёзы. Нет. Только не это. Он не станет звать Дина на помощь. Не после того, как он... Просто не станет, и всё. Он должен выбраться из этого дерьма сам. Иначе всё было зря.

Сэм вытянулся на кровати, прерывисто вздохнув. Ладно. Это будет план Б. Отец всегда говорил ему, что должен быть план Б - ну вот, у него уже есть. Осталось только придумать грёбаный план А.

Что-то кольнуло, как бывало, когда он рылся в интернете в поисках информации по новому делу и набредал на зацепку. Ну-ка... а ведь и правда... это может сработать, и он почти не рискует. Если не выйдет, ему, конечно, придётся туго. Но это лучше, чем нападать на Бэгмена сейчас - тогда у него уже точно не останется пути назад.

Сэм снова вздохнул, забрался под одеяло, неуклюже путаясь в нём скованными руками и ногами, свернулся калачиком и закрыл глаза.

Теперь он мог только ждать.



Бэгмен отсутствовал дольше пары часов. У Сэма не было возможности следить за временем, и он мог ориентироваться только по своему желудку. В нём уже громко и возмущенно урчало к тому времени, когда за дверью послышался шорох. Сэм тут же кинулся на кровать лицом вниз, раскинул, насколько получалось, ноги, сгрёб подушку обеими руками и ткнулся в неё лицом.

И как раз успел выровнять дыхание, когда услышал ненавистно знакомый скрип и весёлое:

- Привет, Сэмми, а вот и...

Голос оборвался. Сэм лежал неподвижно, вдыхая и выдыхая, стараясь не жмуриться, а просто спокойно лежать с закрытыми глазами. Он услышал нерешительные, медленные шаги и какой-то странный мягкий шелест. Кровать справа от него прогнулась, шелест раздался ближе, а за ним - ласковый, тёплый шепот:

- Сэмми...

Что-то холодное, шелковистое и очень мягкое коснулось его шеи и двинулось ниже по позвоночнику. Сэм вздрогнул и открыл глаза, моргая сонно и - тут ему даже не пришлось играть - удивлённо. От странного ощущения на спине его продрал мороз, но это не было неприятно. Он шевельнулся, неловко оглядываясь через плечо

- Уитни... я заснул, - пробормотал он, пытаясь перевернуться на бок, но мягкая ладонь тут же легла на его плечо и слегка надавила.

- Ш-ш... лежи. Я знаю, меня не было долго. Уже поздно. Извини. Но я кое-что тебе привёз. Нет, не смотри... угадай, что это.

Он явно был в отличном настроении. Сэм покорно опустил щеку на подушку, по-прежнему чувствуя шелковистую прохладу, ласкающую его позвоночник. Он ощутил лёгким сладковатый запах, дразнящий ноздри.

- Цветы, - пробормотал он, не открывая глаз. - Ты что, принёс мне цветы?..

Шелковистая прохлада скользнула со спины на шею, а оттуда к щеке. Сэм открыл глаза и увидел розовый бутон, прижимающийся к его подбородку. Кроваво-красный, раскрытый и рыхлый, похожий на кровоточащую рану.

Сэм выдавил улыбку. Неловко передвинул руку и погладил шелковистые лепестки пальцем.

- Спасибо, - прошептал он - и чуть заметно вздрогнул, когда крепкие руки взяли его за плечи и перевернули на спину.

Бэгмен был в своей оранжевой форме мусорщика. Видимо, он так торопился скорее вернуться к Сэму, что даже не стал переодеваться после работы. По простыням справа от Сэма были разбросаны цветы - не меньше дюжины кроваво-красных роз. Сэм шевельнулся, и шипастые стебли впились ему в бедро. Бэгмен провёл по его подбородку головкой цветка, который держал в руке.

- Они не так прекрасны, как ты, - выдохнул он, и Сэм с трудом удержал стон, опасно походивший на смех - о, Боже, выслушивать от этого больного ублюдка комплименты, протухшие ещё во времена Петрарки, было определённо новой гранью безумия.

Но он не стал смеяться, а только улыбнулся сонливо и, как он надеялся, застенчиво. Щенячьи глазки, Сэм - вот твой запасной охотничий нож в сапоге, говаривал отец, и Сэм улыбнулся чуть шире.

- Мне так хочется спать, - пробормотал он, моргая. - Целый день сплю. Не знаю, что со мной...

- Может быть, побочный эффект от лекарства, - сказал Уитни чуть-чуть обеспокоенно, проводя ладонью по его лбу - мокрому, как после долгого бега. Потом слегка улыбнулся. - Ничего, сейчас проснёшься.

Он аккуратно собрал цветы; Сэм лежал, закинув руки за голову, и смотрел сквозь приопущенные ресницы, как Бэгмен заново собирает букет и аккуратно кладёт в изголовье кровати. На постели остались отдельные лепестки и мелкие листья, вмявшиеся в простыню, когда Бэгмен забрался на кровать.

Сэм не сдвинулся с места и не отстранился, когда его бёдра оседлали уже знакомым - тошнотворно знакомым - движением, и умелые пальцы заскользили по его рукам, разминая и разглаживая плечи. Розы в нескольких дюймах от его лица пахли теперь сильно, крепко и приторно, обволакивая сладкой духотой. Сэм стал задыхаться и невольно отвернул лицо от букета - выглядело это, должно быть, так, словно он уже начинает возбуждаться. И на сей раз - безо всяких афродизиаков.

Придётся на этот раз постараться как следует, Сэмми.

Да. Придётся.

И он уже знал, как.

Дин сидит на нём сверху, твёрдо сжимая коленями его бёдра. "Будешь дергаться, Сэмми - привяжу к кровати". И ухмыляется ему, задиристо и лукаво, и Сэм напрягает и подкидывает бёдра только для того, чтобы лишний раз убедиться: сдвинуться с места он не может. Он у Дина в плену, и Дин будет делать с ним всё, что захочет... всё, что захочет Сэм.

Дин шепчет ему: "Ш-ш, всё хорошо", - разглаживая его плечи, лаская шею кончиками пальцев, мозолистыми, но от их шершавого прикосновения внутри у Сэма поднимается волна дрожи. Пальцы Дина скользят по его подбородку, поглаживая родинку, приникают к губам. И Сэм раскрывает губы, впуская эти пальцы в себя, с тихим, измученным стоном, и чуть-чуть прижимает зубами, нерешительно проводя по ним языком. Бэгмен...

...не Бэгмен, Сэм, это Дин, ты сейчас с Дином...

...ох да, это Дин, Дин протяжно стонет, как будто от боли, и его пальцы ныряют в рот Сэма ещё глубже, и Сэм вскидывает скованные руки и вцепляется ими в его запястье, жмурясь изо всех сил, посасывая эти длинные...

...кислые, пахнущие жжёным мусором...

...пахнущие машинным маслом пальцы, пока большой водит по его челюсти, а колени Дина всё крепче вжимаются в его бёдра.

Запах цветов становится удушающим, Сэм со стоном открывает рот шире, и пальцы выскальзывают из него, оставив на подбородке влажный след от его собственной слюны. Он слышит резкое движение над собой, возню ("Он раздевается, о Господи, нет, ещё не сейчас!" ), и рывком подаётся вперёд, приподнимаясь. Ему приходится открыть глаза, и он видит перед собой подрагивающее лицо с помутневшими крапчатыми глазами, редкие рыжие волосы, прилизанные к вискам, и это не отзывается в нём ничем, потому что вот как раз это - сон, а настоящее - это Дин, и Дин сейчас смотрит на него так, словно хочет выпить этим взглядом его душу и впитать в себя целиком.

"Я хочу обнять тебя, Уитни, сними это, пожалуйста", - уже почти слетает с его губ, и в самый последний миг он понимает, что чуть было не совершил страшную, непоправимую ошибку.

Потому что он не должен просить. По этому безумному, волчьему взгляду - взгляду, которого никогда не могло быть у Дина - Сэм понимает, что ни о чём не может просить. Он может только стонать, выгибаться, откидывать голову и раскрывать губы, и, возможно, тогда... возможно, тогда...

Это Дин, ты помнишь? Заколдованный Дин под мерзкой маской уродливого извращенца. Дёрни ногами, разведи нетерпеливо колени - ты же хочешь открыться для Дина. Подайся вперёд, чтобы эти руки - это же руки Дина, ты помнишь? - сильнее вжались в твои бока. А потом... Потом подними руки, забрось их ему на шею, вдавив цепь наручников ему в затылок, сожми ладонями его лицо, подайся вперёд и поцелуй его в сухие приоткрытые губы, поцелуй так глубоко, так страстно и нежно, как ты целовал бы Дина, если бы мог, если бы смел, если бы только ты мог...

Это было, на самом деле, дивным, волшебным чувством - действовать самому. Не вздрагивая и не выгибаясь под чужими руками - но чувствовать, как выгибаются и вздрагивают под ним, чувствовать пот, скользящий вдоль висков под его пальцами, слышать мучительный стон, выдыхаемый в его рот. Сэм целовал его, целовал Дина, настойчиво, жадно и нежно, обшаривая языком его рот, втягивая в себя его губы, и голова у него шла кругом от сладкого запаха красных цветов, выдавивших из душной подвальной комнаты остатки свежего воздуха, которым можно было не задыхаться, а просто дышать.

Он не мог сказать Бэгмену: "Сними с меня наручники, я хочу тебя обнять". Но он мог сказать это своим телом. Только своим телом. Больше никак.

И Бэгмен его услышал.

В какой-то момент он будто очнулся и задвигался тоже. Его руки вцепились Сэму в волосы, запрокидывая его голову, но не разрывая поцелуя. Бэгмен вытолкнул язык Сэма из своего рта и рванулся вперёд, как торнадо, уничтожающий всё на своём пути. Мимолётное удовольствие тут же сменилось болью и ощущением грязи, мерзости, от которой рот наполнился кислотой, и Сэм задохнулся снова. Это больше не был Дин. Это никогда не был Дин, но теперь Сэм уже не мог отступить, не мог отвернуться. Он стиснул руки у Бэгмена на шее в замок, пытаясь выпустить напряжение в этом захвате, и задыхался, пока тот не целовал его - скорее, вгрызался в его рот, похотливо и почти что злобно. Теряя контроль над собой, этот человек ронял аску лживой обходительности и становился тем, кем он и был - больным и жестоким уродом, стремившимся лишь подчинять и ломать.

Как только эта мысль - опасно приближавшая его к границе осознания реальности - мелькнула у Сэма в голове, Бэгмен резко отстранился от него, оборвав поцелуй, и несколько секунд просто смотрел ему в лицо, крепко стискивая пальцами его волосы. Сэм чувствовал на своей коже его обжигающе сухое дыхание, и облизнул губы. Его руки всё ещё лежали у Бэгмена на шее, Сэм фактически висел на нём, врезаясь цепью наручников ему в затылок.

А потом - о да, наконец-то, спасибо, Боже! - Бэгмен наклонил голову, стряхнув с себя руки Сэма, обшарил карманы штанов, вытянул из них ключ и снял с Сэма наручники.

Ощущение свободы было просто фантастическим. Оно одуряло, опьяняло, словно экстази, один раз на пробу принятое Сэмом в первые месяцы студенческой жизни. Ему не понравилось тогда, показалось, что это чувство насквозь фальшиво - и эта свобода тоже была фальшивой, он понимал это, но сейчас это не имело никакого значения. С коротким стоном Сэм обвил руками плечи Бэгмена и притянул его к себе, откидывая шею, просяще подставляя себя его губам. Бэгмен издал звук, похожий на низкий рык, и сгрёб его обеими руками, разом позабыв о своей неестественной мягкости. Сэм обмяк, безотчётно водя ладонями по его плечам, предплечьям, внутренне поразившись тому, насколько они оказались крепкими - будто под кожей у Бэгмена были набиты камни, и Сэм вспомнил, как легко этот человек подхватил его на руки, когда он в полуобмороке сползал со стула в комнате рядом... Нет, не думай об этом, не думай про то, как он трогал тебя, он и сейчас не трогает тебя, это Дин, Дин должен чувствовать твою страсть, твоё желание, твой твёрдый член - безо всяких афродизиаков теперь - упирающийся ему в живот. Ну же, Сэмми, прижмись к нему, всем телом, вот так, позволь его рукам скользнуть по твоей спине, сжать твои ягодицы, чувствуй, как его небритая щека трётся о твой подбородок, его губы на твоей шее, его пальцы на твоём члене, его зубы, оттягивающие твою кожу - ох, Дин... это... больно и хорошо, и это Дин, сожми руками его бёдра и притяни к себе ближе, дай ему почувствовать, что это правда, что ты его хочешь, что ты всегда его хотел, что ты никогда в жизни ничего не хотел так сильно, как это, и вот теперь вы...

Всё кончилось - так внезапно, что на миг Сэм почувствовал себя оглушённым, как будто он спал и его пинком швырнули с кровати на пол. Он вдруг понял, что лежит на спине, совершенно голый - трусы оказались спущены на щиколотки, по-прежнему скованные. Его руки застыли на бёдрах мужчины, вдавливавшего его всем весом в кровать, и живот Сэма - Господи Боже - его живот был забрызган спермой, его собственной спермой, ещё продолжавшей вырываться из подрагивающего пениса.

Но дело было не в этом. Всё кончилось не поэтому. Почему - он не знал, и лишь медленно расширяющимися глазами смотрел в лицо Бэгмена, которое...

Сэм никогда раньше не видел у него такого лица. А увидев, понял, что умрёт здесь, в этом душном, тесном подвале, где запах роз мешался с запахом спермы и его собственной мочи - Бэгмен не вынес ведро, прежде чем залезть на Сэма, и теперь от этой приторно-смрадной вони у него раскалывалась голова. "Я умру здесь, и, быть может, прямо сейчас", - подумал Сэм, когда пепельно-серые губы Бэгмена шевельнулись на побагровевшем лице, и он сказал, со свистом выдыхая воздух сквозь зубы:

- Кто такой Дин?

Сердце Сэма подскочило к горлу - и оборвалось.

Господи. Нет.

- Кто такой Дин? - трясясь, повторил Бэгмен. Смотреть на него было одновременно и страшно, и почти жалко: кровь то приливала, то отливала от его лица, оставляя уродливые красные пятна на лбу и щеках, блестевших от пота, глаза потемнели так, что ржавых пятнышек на карей радужке было почти не разглядеть. Его трясло. Его трясло от ярости, от бешенства - и от отчаяния. Он закричал в третий раз:

- Кто такой Дин?! - и, когда Сэм не ответил, ударил его кулаком по губам, с такой силой, что Сэм услышал хруст. Его голова дёрнулась набок и ткнулась в разбросанные по кровати цветы.

Чёрт, эти грёбаные цветы...

Он едва успел повернуть голову, когда Бэгмен сгрёб розы в охапку и наотмашь хлестнул ими Сэма по лицу. Лепестки брызнули, словно капли крови, забиваясь ему в рот и в ноздри, душа его ещё сильней обострившимся запахом. Бэгмен хлестнул снова, будто плетью, и Сэм ощутил, как шипы рвут ему кожу на челюсти и щеке. Он зажмурился, молясь, чтобы они не задели глаза, и вздрогнул, когда его ударили снова, и снова; он чувствовал кровь, льющуюся по лицу, и лепестки роз прилипали к ней, оседая на ранках.

- Кто такой Дин? Кто такой Дин? Какой, блядь, срань твою в жопу, ёбаный Дин? О ком ты думал? Ты, лживая потаскуха, о ком ты думал?!

Бэгмен вопил, лупя его истрёпанным букетом по лицу до тех пор, пока от цветов не остались только окровавленные ошметки. Потом отшвырнул их и сгрёб лицо Сэма ладонями, встряхнув его так, что голова у Сэма мотнулась.

- Ты должен думать обо мне, - прошипел Бэгмен. - Об Уитни. Ты понял? Не о каком-то там сраном Дине! Понятно тебе? Понятно?!

Он снова встряхнул Сэма, так, что содрогнулась кровать, и Сэм всхлипнул, закрывая глаза. Лицо у него горело от ударов и царапин, во рту было мокро и солоно от крови - первым ударом Бэгмен, похоже, выбил ему зуб, - и всё тело было таким холодным, ему снова было так холодно, и так страшно, Господи, пожалуйста, пожалуйста, Господи... Он не знал, о чём просит, он только думал: пожалуйста, Господи, пожалуйста.

Руки разжались, и Сэм со стоном уронил голову на подушку. Он пытался сглотнуть, но не мог, рот был забит розовыми лепестками, они липли к горлу, и он закашлялся.

Голос, который он услышал, был острее шипов, иссёкших его лицо.

- Ты должен думать обо мне. Пока не научишься, ничего не выйдет.

Хлестнув его этими словами на прощанье, Бэгмен ушёл, с грохотом захлопнув дверь.

И Сэм остался лежать на окровавленной смятой постели, не открывая глаза, вздрагивая всем телом и судорожно сжимая вмятой в одеяло рукой телефон, который он вытащил у Бэгмена из заднего кармана штанов.



Он выстрелил, и отдачей его швырнуло через всё крыльцо, так, что он ударился спиной о столбик под кровлей. Ему было десять лет, он был маленький и слабый, обрез Дина был слишком велик для него, и Сэм ни разу из него не стрелял, только из отцовского магнуса, и то у него всегда от отдачи болела рука. Но сейчас магнуса не было, и отца не было, и Дина не было, был только он, маленький Сэм. И тварь, которая шла на него, упала, когда он выстрелил, схватив то, что оказалось под рукой, - а потом стала подниматься снова. Он задохнулся от боли в спине и от яркого, впервые в жизни пронзившего его чувства собственной смертности, глядя на приближающийся к нему силуэт. А потом вдруг кто-то резко вырвал обрез из его ослабевших рук, ствол вскинулся, щёлкнул курок, и три размеренных выстрела разорвали тишину. Здесь был лес, и было так странно тихо, а потом кто-то сгрёб его в охапку и зашептал: "Всё в порядке, чувак, чёрт, папа же велел тебе не совать носа за дверь..."

Папа же велел тебе не соваться в большой мир без присмотра старших, а ты не послушал, и вот, видишь, как обернулось.

Это воспоминание было очень коротким, мимолётным, Сэм не думал о нём - оно просто обожгло его рассудок, пока он лежал, слушая отрывистые удаляющиеся шаги. Думать не было времени. Он не знал, сколько у него есть - может быть, час, а может, Бэгмен уже через секунду обнаружит пропажу, ворвётся сюда и убьёт его. Тёмная тварь, не страшащаяся обреза, надвинется на него, вжатого болящей спиной в крыльцо, и разорвёт на клочки. И никто уже не выдернет бесполезный обрез из его ослабевших рук.

Сэм почувствовал, что задыхается, и с трудом перекатился на бок, выплёвывая забившиеся в рот цветочные лепестки. Он провёл ладонью по лицу, отлепляя от него ошмётки листьев и лепестков, и когда снова смог дышать, переложил мобильник в правую руку и сдвинул крышку окровавленными трясущимися пальцами. Экран оставался тёмным ещё несколько мгновений, и сердце Сэма подпрыгнуло к горлу, но потом монитор вспыхнул голубым, и Сэм увидел логотип мобильной сети MTI.

А под ним - определитель сети: "Логсток, Калифорния". Сэм мучительно ярко представил карту: миль тридцать к северу от Стэнфорда. Он принялся набирать номер, пальцы всё ещё тряслись, с трудом попадая по клавишам. Сэм нажал мигавшую зелёным кнопку вызова - и только тогда внезапно понял, кому звонит.

По экрану побежала стрелка, сообщавшая, что соединение установлено. Сэм тупо смотрел на трубку, издающую глухие длинные гудки. Один. Другой. На третьем Сэм хрипло застонал и захлопнул телефон.

Ему не десять лет больше. Нет. На этот раз он должен удержать обрез сам. Должен, иначе так до конца своих дней и будет падать на крыльцо, расшибая спину, пока кто-то, кто знает лучше, будет делать всю работу за него.

Он никому не мог позволить этого. Даже Дину.

Ему почудился какой-то шорох за дверью. Он вздрогнул так, что чуть не свалился с кровати, и вскинулся, безумным взглядом уставившись на дверь. Что-то хрустнуло у него в кулаке, и он задохнулся от ужаса, решив, что в порыве отчаянного страха раздавил мобильник. Но нет, слава Богу - только корпус слегка треснул, экран горел по-прежнему. Сэм не думал, как объяснит это Бэгмену, даже если сумеет незаметно вернуть телефон на место. Он облизнул губы и торопливо стёр номер Дина из списка исходящих звонков, а потом набрал 911.

На этот раз три гудка показались ему тремястами, и каждый словно проворачивал нож в его груди. Израненное лицо горело, когда Сэм судорожно прижимал трубку к щеке.

- Служба экстренной помощи, Эмми, слушаю вас.

- Эмми, - выдохнул Сэм. - Меня зовут Сэм Винчестер, я нахожусь в...

Ему не послышалось. Господи, вот и всё: Бэгмен вернулся. Сэм услышал скрежет засова, дверь распахнулась, и он успел отчаянно выкрикнуть:

- ...в Логстоке, Калифорния, меня похитили!

И в следующий миг чудовищным ударом его сбросило с кровати на пол.

Сэм закричал, и нога в тяжёлом ботинке наступила ему на пальцы, телефон вырвали из его разжавшейся руки, и новый удар, на сей раз подошвой по горлу, оборвал его крик. Сэм выдохнул и перевернулся набок, скорчившись и подтянув под себя скованные ноги, когда ещё один удар впечатался ему в живот. Бэгмен бил его раньше, но, как понимал теперь Сэм, совсем несильно, не вполовину, даже не в четверть силы. Теперь он бил от души. Сэм видел сквозь мутную плёнку на глазах, как Бэгмен швыряет телефон на пол и с силой вдавливает в него каблук. Чёрт, вот и всё. Никакой надежды теперь, что его отследят по GPS. Но он успел назвать своё имя. Успел сказать, где он. Успел...

Колено Бэгмена вдавилось в пол рядом с его лицом. Сэм почувствовал, как жёсткая пятерня хватает его за волосы и запрокидывает ему голову. Он успел увидеть несущийся на него кулак и зажмурился, но это не облегчило боль от удара, от которого его голова снова мотнулась набок.

Бэгмен ударил его снова, на этот раз по скуле. Сэм со свистом втянул воздух, сжал руки в кулаки. Если уж ему придётся сдохнуть - что ж, просто так он не дастся...

Внезапно телефон, валяющийся на полу в футе от него, задребезжал.

Бэгмен резко повернул голову, ослабив хватку. Сэм тоже, и смотрел, задыхаясь, не веря своим глазам, на разбитый мобильник, неуклюже подпрыгивавший на полу от виброзвонка. Словно не веря, Бэгмен нерешительно потянулся к телефону. Экран был разбит, и понять, кто звонит, было невозможно.

Бэгмен сгрёб пальцами надрывающийся телефон. Потом выпустил волосы Сэма, зажал ему рот ладонью и надавил коленом ему на горло.

И смотрел на него, не сводил с него глаз, когда откинул большим пальцем левой руки треснувшую крышку и сказал:

- Слушаю.

Сэм задыхался, пытаясь вывернуться, но колено вдавилось крепче, и в глазах у него потемнело. Бэгмен навалился на него всем телом, Сэм извивался, но не мог поднять руки и оторвать его ладонь от своего лица. Бэгмен склонился над ним, крепко прижимая разбитую трубку к уху, Сэм видел, как кусочки покорёженного пластика вминаются в его кожу на виске.

Его лицо было мягким, удивлённым и, Господи, таким безобидным.

- Нет, простите. Это ошибка. Я только что набирал номер и ошибся на одну цифру. - Он умолк. Потом добавил: - Да, заметил ошибку и сбросил звонок. Простите за беспокойство. А... с кем я говорю? - Сэм выгнулся и закричал, вернее, захрипел сквозь руку, крепче вжавшуюся в его губы, одновременно с коленом, которое, казалось, пыталось проломить ему гортань. - Понятно. Извините. Да, простите ещё раз.

Его отпустили, внезапно и резко - колено убралось вместе с рукой, но Сэм не испытал облегчения, потому что знал, что это означает. Он перекатился на бок и застонал, судорожно пытаясь приподняться. У него всё болело, но он должен был подняться, должен был...

"Господи, Дин, прости меня", - успел подумать он за миг до того, как тяжёлым ударом по затылку его швырнуло в гулкую темноту.



Он очнулся привязанным к кровати. Плечи болели так, словно их выкручивало из суставов. Ноги, как и руки, были широко разведены в стороны и привязаны к столбикам грубой верёвкой, от которой саднило щиколотки и запястья. Когда Сэм попытался пошевелиться, плечи, шею, спину и пах пронзило болью. Он был словно распят на дыбе, и не мог сделать ничего, чтобы хоть как-то уменьшить дискомфорт. Подушка исчезла, остатки одежды тоже. Рот снова был заклеен. И было темно.

Господи, как же здесь было темно.

Бэгмен ни разу не оставлял его в полной темноте. Лампа на потолке горела всегда, окончательно лишая его ориентации во времени. Но теперь мучительно длинный день окончился, и на смену ему пришла столь же длинная ночь. И столь же, нет, ещё более мучительная.

Сэм застонал, повёл головой. Он не знал, как долго был без сознания, но чувствовал, что царапины на лице успели покрыться коркой, и их щипало там, где кожу стягивал пластырь. Он приподнял голову и отчаянно всмотрелся в темноту, пытаясь разглядеть хоть что-то. Он не мог отделаться от ощущения, что на него смотрят. Первое ошеломление прошло окончательно, и теперь его начала бить дрожь.

Он понимал, что его наказывают. И понимал, за что - ещё бы не понимать. Но от того, что не было никакой возможности двинуться с места, и от того, что он не знал, сколько продлится это наказание и как далеко оно может зайти, его начинало трясти ещё сильнее. Мысли путались, перед мечущимся в полной тьме взглядом мелькали обрывки образов - разбитый мобильник, искажённое бешенством лицо, ошмётки вымазанных в крови, в его крови, тёмно-зелёных стеблей... И рык, хриплый, гортанный, почти совсем лишённый человеческих интонаций: "Кто такой Дин? Кто такой Дин?"

Чёрт... Дин...

Сэм откинул затылок на матрац и зажмурился, пытаясь сдержать прилившую к глазам влагу. Дин. Боже, ну почему он такой дурак? Если бы он не сбросил звонок, Дин бы ответил, и Сэм успел бы сказать ему, где он и что с ним произошло. И Дин уже теперь был бы на пути сюда, он бы нашёл способ пробраться, он одолел бы Бэгмена, вошёл бы, вышибив дверь ударом ноги и сказал бы... сказал...

Дурак. Ты такой дурак, Сэмми. Это бы он сказал? Да, наверное... и разве он не был бы прав?

Сэм шумно сглотнул заклокотавшие в горле слёзы и стиснул руки в кулаки. Он упустил свой единственный шанс. Теперь ему придётся расплачиваться за это, но, Боже, ему было так страшно, и он так хотел бы всё исправить. Дин, я бы так хотел всё исправить, сказать тебе, что дело было вовсе не в том, что ты... или папа... что дело было не в вас, просто я дурак, я такой неисправимый дурак...

Сэм лежал на кровати голый, связанный, в непроглядной тьме, и плакал, беззвучно и горько, крепко сжимая веки. А когда слёзы иссякли, глубоко, очень глубоко вздохнул и разжал кулаки.



Примерно часов через пять это стало пыткой.

Не шевельнуться. Не изменить позы. Дышать - и то с трудом, цедя каждый вздох. Ничего не видеть, не слышать, и чувствовать только боль, ноющую, далёкую, если он лежал спокойно, но тут же превращающуюся в электрические разряды, стоило ему дёрнуться слишком сильно. Пах и подмышки, где мышцы были натянуты, как струна, теперь непрерывно жгло огнём. Царапины на лице и шее, оставленные шипами роз, и синяки от кулаков Бэгмена на челюсти, плечах и животе болели тоже. Сэм чувствовал лепесток, или, возможно, лист, присохший к царапине на скуле, и время от времени морщился, отчаянно надеясь, что он отвалится. Царапина чесалась, и этот зуд сводил его с ума.

Он замёрз. Он хотел пить. Он хотел есть. Он хотел вымыться, поменять положение тела и, Боже, сильнее всего этого вместе взятого он хотел в туалет.

Сколько времени прошло? Было бесполезно гадать. Иногда он проваливался в какое-то вязкое забытье, недостаточно глубокое, чтобы принести хотя бы временное облегчение, но ещё больше дезориентировавшее его во времени. Он не знал, то ли две минуты валялся в этом забытье, то ли часы. Его глаза привыкли к темноте, и он различал смутные очертания предметов: спинки кровати, стула, стол - но они были размытыми, а иногда принимались плясать и плыть, наваливаясь на него вместе со стенами. Сэм боялся, что у него начинаются галлюцинации. Это значило бы, что он лежит так уже намного дольше, чем ему кажется, и от самой этой мысли ему хотелось кричать, но он и этого не мог.

Время от времени ему казалось, что кто-то смотрит на него из угла. Он отчаянно вскидывал голову, вытягивал шею, вглядываясь во тьму, искажавшуюся перед его невидящими глазами миллионом безумных способов, но не мог рассмотреть ничего, и, задыхаясь, обессиленно ронял голову, не в состоянии избавиться от этого навязчивого ощущения. Он уговаривал себя, что ему мерещится, что Бэгмена нет здесь, Сэм бы услышал, как он вошёл - и всё равно чувствовал взгляд, ползущий по его телу, по рукам и ногам, по беззащитно раскрытой промежности, словно полчище голодных чёрных муравьёв. Сэм вздрагивал, стонал, бессильно натягивая верёвки, не ослабшие ни на дюйм. Он был растянут, как муха в паутине, и слышал паука, шуршавшего мохнатыми лапами где-то во мраке, так близко от него, и так далеко, что он ещё надеялся спастись. Хотя и знал, что не выйдет, что он попался, и паук уже здесь.

В какой-то момент Сэм вдруг подумал, что это не наказание - это конец. Что Бэгмен убьёт его - что он уже убивает его, вот таким чудовищным, медленным способом, похоронив заживо в этом душном, тёмном, холодном склепе. Через несколько дней Бэгмен спокойно спустится вниз, перережет верёвки, вынесет окоченевшее скорчившееся тело и закопает на заднем дворе. И станет одним пропавшим первокурсником в Стэнфорде больше. А потом Бэгмен сменит простыни на кровати, натянет гипс и парик с проседью и отправится ловить нового глупого мальчишку, сбежавшего подальше из дома и решившего, что справится без труда со всем, чем может грозить ему огромный и тёмный мир...

"Там твари во тьме, - бессвязно подумал Сэм, не открывая глаза. - Я знаю, давно знаю, Дин мне сказал, когда мне было восемь... я же знал это... я знал..." Он снова услышал какой-то шорох в углу и вздрогнул, но потом расслабился. Он всё время слышал шорохи, а иногда и другие звуки: стук, скрип, стоны - он был вполне уверен, что не его собственные - и даже уже перестал их пугаться. Теперь он, кажется, понимал, что они означают.

Он старался думать о Дине. Не вспоминать - было невозможно вспомнить, ни плохое, ни хорошее, здесь ни для чего не было места, словно вместе с воздухом, светом и звуком из его тюрьмы (из твоей могилы, Сэмми) выдавили все краски и весь свет, которые были когда-то там, снаружи. Нет, Сэм не мог вспоминать. Ему казалось, что толком и нечего вспоминать. Поэтому он просто думал о Дине.

Просто думал, когда мог думать хоть о чём-то.

Когда вспыхнул свет, Сэм зажмурился, не уверенный, что это не очередная, особенно яркая галлюцинация. Таких ярких у него ещё не было, и она могла означать, что теперь он действительно близок к смерти или коме. Странно, но эта мысль совсем его не испугала. В смерти и коме ничего не болит. И мыслей там тоже нет. Он надеялся на это.

Но уже через несколько секунд Сэм понял, что поторопился. Свет был настоящий. Звук шагов был настоящим, и что-то настоящее вдавилось в матрац рядом с его вытянутой ногой. Сэм открыл глаза, но ничего не увидел - белый свет, лившийся сверху, слепил его, бил по голове, будто огромная сверкающая кувалда, резал глаза, тут же заполнившиеся влагой. Сэм опустил веки и сипло вдохнул через нос. Господи, он бы всю жизнь целовал ноги тому, кто убрал бы эту грёбаную клейкую ленту с его рта.

Он услышал движение над собой, и попытался сжать кулаки. Но его онемевшие пальцы даже не шевельнулись.

Рука, накрывшая его холодный вялый член, не была ни нежной, ни мягкой, ни тёплой.

- Кому ты звонил?

Голос был тихим и ровным. Сэм снова вдохнул и выдохнул, не открывая глаз. Пальцы в его паху медленно перебрали пенис, спустились ниже и обвили мошонку.

- Кому ты звонил, Сэм?

Господи, убери руки, развяжи меня, отпусти, оставь меня наконец в покое! - хотел закричать он, но вместо этого только снова вздохнул, едва осознав, что вздох был подозрительно похож на сдавленное рыдание.

И через миг его пронзило такой болью, по сравнению с которой всё остальное ничего не стоило. Жёсткие пальцы схватили его мошонку и выкрутили её. Сэм выгнулся и закричал, а потом рухнул обратно, всхлипывая и задыхаясь, отчаянно дёргая одеревеневшими руками и ногами, мотая головой, по-прежнему крепко жмуря глаза.

- Кому ты звонил, Сэм?

- Никому! - закричал он сквозь кляп и взвыл, когда Бэгмен выкрутил ему яйца снова. Господи, да он же их мне сейчас просто оторвёт, подумал Сэм сквозь багровую пелену ужаса, заволокшую мозг.

Следующее движение этих безжалостных пальцев только сильнее укрепило его в этой мысли.

- Кому ты звонил, Сэм?

Он не мог больше терпеть. Ему было больно, Господи, и страшно, он не хотел умирать так.

- Ему. Дину, - всхлипнул он.

Рука, мучившая его так же умело, как прежде ласкала, выпустила распухающую мошонку и потянулась к его лицу. Бэгмен сорвал скотч, вместе с клеем отодрав корочку с царапины у Сэма возле рта. Сэм почувствовал, как по подбородку бежит кровь.

- Ещё раз, пожалуйста. Я не расслышал.

- Дину, - всхлипнул Сэм. - Я... з-звонил... ему...

- Кто такой Дин?

- М-мой б-брат...

Он едва мог говорить; горло распухло, язык еле ворочался, в висках стучало, пах разрывало болью. Сэм почувствовал, как тот, кто сидит на кровати, придвигается ближе. Он хотел отстраниться и не мог, он ничего больше не мог, но, Господи, он так не хотел умирать.

- Дин твой брат? - в голосе Бэгмена зазвучало удивление. - Ты... ты кончил, думая о своём брате?

- Пожалуйста... - простонал Сэм. - П-пожалуйста...

- Что ты успел ему сказать? Он знает моё имя? Знает, что ты здесь?

- Ничего... Господи... я н-ничего не сказал... я... сбросил звонок... и... п-позвонил в девять один... один... п-пожалуйста, я...

- Так ты не говорил с ним? Ничего ему не сказал? Ты лжёшь, Сэм.

- Нет!

- Ты уже лгал мне раньше. Я полагаю, достаточно. Я полагаю, теперь мы должны будем строить наши отношения на принципах взаимной искренности и доверия. Я думаю, мы начнём прямо сейчас. Что скажешь?

- П-пожалуйста... Уитни... я...

- Что ты сказал своему брату?

- Ничего... Не надо! - закричал он, распахивая глаза, когда пальцы Бэгмена снова сжали его мошонку, и без того болевшую так, словно к ней привязали ведро кирпичей. Сэм вскинул взгляд, полный паники, ужаса и отчаянной мольбы, и вперил его в бледное лицо, мучительно всматриваясь в совершенно пустые рыбьи глаза с каплями ржавчины. - Не надо! Я ничего ему не сказал, клянусь, это правда! Я позвонил в 911, там была Эмми, я сказал своё имя и что это Логсток, и всё, я клянусь, это всё!

- Да, - проговорил Бэгмен, глядя на него немигающими глазами. - Это я слышал.

Сэм задыхался, всё ещё чувствуя его пальцы на своей мошонке. Десять секунд, которые они провели там, обхватив его яйца, неподвижные, будто раздумывая, были самыми длинными десятью секундами в его жизни.

А потом Бэгмен перебрал пальцами, мягко и нежно, погладив его мошонку и чуть-чуть оттянув росшие на ней курчавые волоски.

Сэм выдохнул, слёзы брызнули из его глаз и неудержимо заструились по лицу, мешаясь с кровью из заново открывшихся царапин. Он быстро зажмурился, торопливо глотая их и чувствуя такой жгучий, такой мучительный стыд, какого не знал никогда, ни до, ни после. Он вздрогнул, когда длинные пальцы провели по его щеке под глазом, утирая солёную влагу.

- Не плачь, Сэмми. Наказание кончилось. Я прощаю тебя. - Голос звучал спокойно, мягко, доброжелательно - как прежде. - Но ты исчерпал весь свой кредит доверия. Следующая такая выходка будет стоить тебе жизни. Ты меня понимаешь?

- Да, - всхлипнул он.

- Хорошо понимаешь?

- Да... да...

Пальцы пробежались вдоль его скулы к дрожащим губам. Погладили уголок рта. И ладонь - теперь снова мягкая и такая тёплая - легла на его щеку и повернула его лицо, а сухие губы ткнулись ему в ухо и прошептали:

- Я люблю тебя, Сэмми. Пожалуйста, будь послушным.



- Ты хочешь, чтобы он был послушным. Но ему ведь больше не десять лет. Чёрт, да и в десять лет он уже был упрямый, как осёл!

- Вот именно, Дин, ему не десять. Ему шестнадцать, он давно не ребёнок, и я не стану потакать его капризам.

- Дело не в капризах, папа, он просто... он просто не может так.

- Не может как? Дин, это война. Я готовлю тебя и его к войне. На войне отдают приказы и выполняют приказы. Ты говоришь о нём так, будто он просто трудный подросток в переходном возрасте, но ты сам знаешь, что дело не в этом. Сэм всегда был самовольным и самонадеянным. Я думал, это пройдёт с возрастом, когда он вырастет достаточно, чтобы ему можно было объяснить, как я когда-то объяснил тебе. И ты с тех пор не задавал мне вопросов. Почему я должен делать для него ту скидку, которой не понадобилось для тебя?


Он стоял возле двери, привалившись спиной к стене, откинув голову и закрыв глаза, прижимая к груди учебник латыни, и слушал. Дверь в трёх дюймах от его плеча была открыта, но они не знали, что он здесь, и продолжали говорить - продолжали ссориться, ссориться из-за него. Сэм редко слышал, чтобы Дин возражал отцу, и ещё реже пытался что-то ему объяснить. Сэм пытался понять, зачем он это делает. Зачем, если сам он точно такой же, как отец, и делает то же самое, что Джон, только немного иначе.

- Папа, Сэм... не солдат. То есть, конечно, солдат, мы все солдаты, но... он не может думать о себе как о солдате. Ты для него отец, а не командир. И...

- Что ж, очень жаль. Значит, ему придётся менять своё представление обо мне.

- Чёрт, ну зачем? - Сэм услышал, как Дин поднялся и нервно прошёлся по комнате, и почти увидел, как он растерянно ерошит свои короткие волосы на затылке. - Зачем с ним обязательно... так? Он же не отказывается вести эту войну вместе с нами, рядом с нами! Он ведь старается. Зубрит эту чёртову латынь...

- Ты, кстати, выучил тот экзорцизм, который я вам показывал вчера?

- Н-нет, - смущённо ответил Дин и, кажется, остановился. - А Сэмми, я уверен, выучил. Он без труда взламывает сервера полицейских архивов, он отлично работает под прикрытием, он хорошо дерётся, пап. - Сэм вздрогнул и вспыхнул - Дин только вчера выкрутил ему руки во время учебной драки и сказал, что он дерётся как девчонка. - Я знаю, ему надо многому ещё научиться, как и мне, но он... он... ему нужно знать, что он это делает не потому, что ему отдают приказы, а потому что это нужно нам. Нашей семье.

- Дин, - голос отца звучал теперь не холодно, а очень устало, - неужели ты думаешь, что я всего этого не понимаю?

Сэм оторвал затылок от стены и резко повернулся. Его руки крепче сжали учебник, и он едва удержался от того, чтобы дёрнуться к двери. Понимаешь? Понимаешь?! Тогда почему же ты...

- Тогда почему же ты просто не скажешь ему об этом?!

- Потому, - Сэм услышал, как отец шагает к Дину и кладёт свою тяжёлую ладонь ему на плечо, - что он слишком самонадеян. И ты тоже. Не спорь, - добавил он, когда Дин попытался возразить. - Вы оба действительно кое-что умеете. Но этого мало. Это намного меньше, чем необходимо, чтобы выжить в одиночку там. - Наверное, он кивнул за окно, где уже разливалась ночь. Сэм снова прислонился к стене. - Дин, на самом деле быть охотником-одиночкой - это чистое самоубийство. Может, медленное, а может, быстрое - это уж как повезёт. Работать должна команда. А в команде всегда есть старший. И ему не задают вопросов. Я не всегда буду рядом с вами, с тобой и Сэмом. И когда вы останетесь вдвоём, - продолжал он, хотя Сэм почти видел негодующее выражение на лице своего брата, - старшим будешь ты. И он уже сейчас должен привыкать к тому, что приказы старших просто выполняют беспрекословно, чтобы потом ты не имел с ним всех тех проблем, которые имею я. Дин, Сэм - это бомба замедленного действия.

- Как ты можешь... - начал Дин, и Джон отрывисто продолжал:

- Он постоянно на грани того, чтобы выйти из-под контроля. Я чувствую это, ты чувствуешь это, и рано или поздно эта бомба рванёт. Мы не можем этого допустить. Потому что если однажды этот день наступит, если однажды он сорвётся и сделает глупость, он сам пострадает от этого. Первый. А мы должны его защищать.

Дин молчал. Вот в этом всё дело, с горечью думал Сэм, вжимаясь затылком в стену и кусая губы. В конце концов он всегда умолкает. Он может возразить раз, два, но на третий раз он всё равно отвечает: "Да, папа. Конечно. Ты прав". Сэм не знал, что было бы, если бы он хоть раз дошёл до конца, хоть раз настоял на своём. Он подозревал, что Дин попросту не может этого сделать - физически не может сопротивляться их отцу, его суровой, непреклонной воле, которая казалась Сэму эгоистичным и узколобым деспотизмом. Дин не мог ей противостоять.

Что ж, значит, придётся Сэму.

- Я не всегда смогу присматривать за ним, - голос отца звучал теперь так тихо, что Сэм едва разбирал слова. - И даже если... он просто не позволит мне. И поэтому должен ты. Понимаешь? Ты должен всегда присматривать за ним, если я... не смогу.

- Да, папа, - Сэм услышал, как Дин сглотнул, и зажмурился. - Конечно. Ты прав. Я... ты прав.

"Как обычно", - подумал Сэм. Крепче стиснул немеющими пальцами учебник латыни, беззвучно оттолкнулся от стены и, так и не замеченный ими, ушёл к себе.

Прошло ещё два с половиной года, прежде чем бомба, о которой говорил Джон, рванула, и Сэм уехал в Стэнфорд.

И никто не смог защитить его от брызнувших во все стороны осколков.



- Расскажи мне о нём.

Бэгмен лежал поперёк кровати на животе, скрестив ноги и подперев голову рукой. Его грудь упиралась Сэму в колено, и Бэгмен небрежно-рассеянным жестом водил большим пальцем по его бедру - вверх-вниз. Это не было прелюдией к чему-то большему, в движении не было намёка на приставание; Сэм подумал, что, возможно, Бэгмен даже сам не осознаёт этого движения.

Сэм сидел, откинувшись на подушку, прислонённую к спинке кровати. Скованные наручниками руки неподвижно лежали перед ним. Он больше не пытался драться. Сказав, что любит его, Бэгмен отвязал его от кровати и помог ему согнуть совершенно онемевшие, застывшие руки и ноги, размял их своими чуткими пальцами, заставив кровь вновь заструиться по жилам. Потом помог ему сесть, а затем и встать. Сэму скрутило ногу жестокой судорогой, Бэгмен нежно размял окаменевшие мышцы и помог ему доковылять до отхожего ведра, и, пока Сэм, коротко всхлипывая, справлял нужду, успокаивающе поглаживал его по спине и приговаривал, что всё теперь будет хорошо.

Потом он принёс воды, Сэм попил, а потом умылся - вернее, Бэгмен сам умыл его, потому что Сэм едва мог двигать руками, и Бэгмен осторожно очистил царапины и ссадины от прилипших листьев и вымыл ему лицо и шею. Сэм как будто вернулся в детство, в то время, когда он болел и Дин таскал его в ванную чуть ли не волоком, запихивал в душ и задёргивал клеёнчатую шторку, а потом садился на крышку унитаза на случай, если Сэм грохнется в обморок и его надо будет вовремя подхватить. Сейчас Сэм без колебаний отдал бы одну свою почку за душ. Но об этом не могло быть и речи, ведь душ был наверху. Дин был наверху. Всё, о чём так отчаянно мечтал сейчас Сэм, было там, наверху.

Бэгмен принёс ему оладьи с малиновым джемом, и пока он ел, сменил простыни на кровати, а потом оставил его в покое на какое-то время. Должно быть, в еду снова было подмешано снотворное, потому что, как только Бэгмен ушёл, Сэм провалился в тяжёлый, тревожный сон, полный мучительных сновидений, которых он, проснувшись, не мог вспомнить. Пробуждение принесло облегчение его телу - оно больше не ныло, судороги в мышцах прекратились, и даже мошонка почти не болела, даже если он к ней прикасался - вот только он всё равно не чувствовал себя лучше. Он смутно подсчитал, что, даже при самом оптимистичном раскладе, находится здесь уже около пяти дней. Он не знал, выдержит ли ещё столько же. Он больше не был уверен.

Бэгмен принёс ему завтрак и мило болтал о всякой ерунде, пока Сэм молча и вяло поел. Бэгмен нахмурился, увидев, как много он оставил, коротко сказал, что он не должен капризничать, он уже не ребёнок; и Сэм так же молча и равнодушно доел остальное. На самом деле ему кусок не лез в горло, но... нет, теперь дело было не в том, что ему нужны были силы. Дело в том, что он боялся. Он больше не хотел злить этого человека. Он не хотел опять оказаться похороненным в темноте, теперь уже навсегда.

Поэтому когда Бэгмен завалился поперёк кровати и ткнулся подбородком ему в колени, Сэм только молча шевельнул ногами, пытаясь немного сместить тяжесть - в Бэгмене, несмотря на не очень высокий рост, было не меньше ста семидесяти - ста восьмидесяти фунтов живого веса, и, когда он наваливался на Сэма, ему казалось, что на него взобрался австралийский гиппопотам. Но он не стал жаловаться. Он не мог просить. Ни о чём. Ни раньше, ни тем более теперь.

Так что он просто тупо и равнодушно смотрел на валявшегося рядом с ним мужчину, пока тот вдруг не сказал:

- Расскажи мне о нём.

Сэм знал, кого он имеет в виду. Был только один "он", которого они, к несчастью, упоминали в разговоре раньше. И если и было на свете что-то, о чём Сэм хотел бы говорить меньше, то он затруднялся вот так сходу назвать подобную тему.

Он прочистил горло, всё ещё немного першившее от долгого молчания и слишком громкого крика, и сказал:

- Нечего рассказывать.

- Глупости, - заявил Бэгмен, удобнее умащивая челюсть на ладони и поворачивая голову к Сэму. - Он твой брат, ты знаешь его всю жизнь. Ты очень многое можешь о нём рассказать. Он старше или младше тебя?

Сэм ответил не сразу. Большой палец с широким плоским ногтем продолжал рассеянно поглаживать его бедро. Это было неприятно, но, уж точно, не настолько неприятно, как ощущение заклеенного рта, когда задыхаешься и кричишь от боли... или как пальцы, выкручивающие мошонку. Он всё ещё не отвечал, и тогда палец скользнул чуть выше, поворачиваясь, цепляя кожу на его бедре краем ногтя. Ногти у Бэгмена были обстрижены очень коротко, но на них всё равно оставались крохотные зазубринки, способные весьма ощутимо царапнуть. Сэм слегка вздрогнул. Бэгмен смотрел на него, улыбаясь.

- Так старше или младше, Сэм?

Он сглотнул. Отвёл взгляд.

- Старше. На четыре года.

- Вы хорошо ладите?

Ладите? Сэм едва не засмеялся. Трудно было подыскать определение, менее подходящее для отношений в чокнутой семейке Винчестеров. Он ладит с Дином. Он не ладит с Дином. И то, и другое было ложью и нисколько не отображало истинного положения вещей.

- Сэм?

- Не знаю, - неохотно сказал он. - Мы давно не виделись. И не... разговаривали.

- Как давно?

- Больше года.

Бэгмен развернулся к нему ещё больше, убрал ладонь из-под подбородка. Теперь в его глазах читалось неприкрытое любопытство.

- Вы не виделись год? Не созванивались? Не общались?

Именно так всё и было. Ну... почти.

Когда Сэм уехал, Дин позвонил ему, через несколько дней. Сэм смотрел на лежащий перед ним телефон, глядя на имя Дина на экране, и ждал. Когда - довольно нескоро - гудки прекратились, он сунул мобильник в карман и пошёл на лекции. Больше Дин не звонил. Сэм выждал ещё пару недель, а потом отправил ему открытку с видом на главный административный корпус Стэнфордского университета. На обратной стороне написал: "Я в порядке. Сэм". И, бросив открытку в щель почтового ящика, провёл по джинсам слегка взмокшей ладонью.

Через неделю он получил открытку с лыбящейся рожей Рональда МакДональда и штемпелем Айкенори, Оклахома. Когда Сэм уезжал, они были в Кентукки. На обратной стороне корявым почерком Дина было нацарапано: "У нас всё окей. Я".

С тех пор это стало ритуалом. Первого числа каждого месяца Сэм шёл на почту и кидал в ящик открытку (адрес от надписывал тот, с которого открытка от Дина приходила в последний раз), всегда одну и ту же, всегда с одним и тем же текстом на обороте, и через неделю, самое большее - через две получал ответную, с самыми идиотскими картинками во Вселенной, всегда с разными почтовыми штемпелями, и с единственно неизменным "У нас всё окей. Я". Если это можно называть общением - то они общались. Если нет... Весь этот год Сэм думал, что этот лаконичный обмен штампованными фразами - заурядная дань холодного уважения Семье, Великой И Первозданной: дать знать, что ты жив, и где ты находишься - это тот минимум, которого должен придерживаться любой человек, если только он не полная и абсолютная сволочь. Сэм не был уверен, что он не сволочь, и шёл на почту каждое первое число исключительно для самоуспокоения, для очистки совести. Так он думал до этого дня, и только теперь, лёжа на кровати рядом с человеком, который с большой вероятностью собирался его убить, Сэм подумал, что на самом деле эти открытки были его неосознанной попыткой сохранить связь. Хоть какую-то связь - с папой, с Дином, хоть так, глядя на неуклюжий почерк своего брата и представляя, как он карябает эти несколько слов, грызя колпачок ручки и покачивая зажатый между коленей дробовик. Он отмахивался от нетерпения, с которым ждал эти письма, и в день, когда надо было идти на почту, вечно находил миллион неотложных дел, будто бы у него была куча куда более важных занятий, и отправлялся на почту только под самый вечер, когда уже начинало темнеть и улицы пустели...

Было первое июня, когда он шёл на почту и встретил по дороге Уитни Бэгмена. Он знал, что этот день будет особенным, потому что на открытке, полученной им три недели назад, помимо обычного "У нас всё окей. Я." было нацарапано также небрежное: "PS. Привет от папы". Все эти три недели Сэм обдумывал текст ответного письма. Он страшно мучался, не зная, приписать ли теперь "Папе от меня тоже привет", или ограничиться тем же текстом, что и всегда. Вопрос был тяжелее, чем все экзамены, которые он сдал за этот год в Стэнфорде, и Сэм всё ещё думал над ним, шагая по сумеречной улице, когда услышал за спиной жалобное: "Мальчик, эй, мальчик! Молодой человек!"

Надо было написать. Чёрт. Надо было написать.

Сэм вдруг понял, что уже очень долго молчит, глядя Бэгмену в лицо и не видя его. Бэгмен больше не одёргивал его и не торопил. Он его изучал. Сэм вздрогнул и сказал, поспешнее и резче, чем следовало:

- Он и мой отец не хотели, чтобы я ехал учиться. Я ушёл из дома. С тех пор мы не разговариваем.

Бэгмен медленно кивнул, чуть-чуть заёрзав на его коленях.

- Теперь ясно, почему ты никогда им не звонил.

- А откуда ты знаешь, кому я звонил? - не выдержал Сэм.

- О, у меня свои отработанные методы, - Бэгмен хитро прищурился. - Скажем так: работа мусорщика удобна ещё и тем, что в мусорных баках можно найти множество всего интересного. Например, случайно выброшенные телефонные счета.

- Чёрт, - выдохнул Сэм. - А я всю свою комнату перерыл, пытаясь их найти! Пришлось звонить в телефонную компанию и просить выписать новые...

- Ну вот видишь, а надо было всего лишь спросить меня, - рассмеялся Бэгмен и нежно погладил его бедро раскрытой ладонью.

Сэм смотрел на него, пытаясь не думать, что ещё он выкидывал в мусор в последнее время и как мог использовать это извращенец вроде Бэгмена.

- Но мы отклонились от темы, - мягко сказал тот, придвигаясь к Сэму поближе. - Мы говорили о твоём брате. Где он сейчас?

- Не знаю. Мы... они с отцом часто переезжают.

- Ты когда-нибудь спал с ним?

Кровь отхлынула у Сэма от лица, а потом прилила с такой силой, что он физически ощутил, как вспыхнули щёки. Бэгмен смотрел на него с ласковой, доброй улыбкой. Потом успокаивающе похлопал по колену.

- Не бойся, Сэмми. Мне ты можешь сказать. Я не осужу.

- Нет! - выдохнул Сэм, когда к нему наконец вернулся дар речи.

- Поня-ятно, - протянул Бэгмен, и его рука неторопливо скользнула с бедра Сэма ему на живот, легко обогнув гениталии. Сэм вздрогнул - от одного только воспоминания о том, как эти пальцы выкручивали ему мошонку, спина заново покрывалась холодным потом. Ему было холодно, ему всё время было холодно, но когда эта настойчивая рука извилисто ползла по его телу, он просто-таки коченел, словно под кожу ему набили льда. Бэгмен круговым движением обвёл старый бледный шрам на его животе, похожий на шрам от аппендицита, но только тремя дюймами выше.

- У тебя слишком много шрамов как для двадцатилетнего мальчика из престижного колледжа, - проговорил он, поглаживая сморщенную плоть на рубце. - Скажи, это твой брат тебя бил?

Сэм был настолько потрясён самим этим предположением, что несколько мгновений молчал, глядя на Бэгмена широко раскрытыми глазами. Бэгмен же не смотрел на него, продолжая задумчиво водить пальцами по рубцу. Потом снова передвинулся, опираясь на локоть, вытянул другую руку и провёл по другому шраму, у Сэма на груди.

- Он тебя бил, Сэмми. Да? Поэтому ты убежал из дому. Поэтому никогда ни с кем не говоришь о своей семье.

- НЕТ! - Сэм дёрнулся, инстинктивно пытаясь сбросить эти вертлявые пальцы, как будто пытавшиеся ввинтиться ему под кожу. - Ничего подобного!

- Тогда откуда у тебя столько шрамов? Вот это - очень похоже, что рассечено чем-то металлическим... может быть, пряжкой от ремня...

- Напоролся на спицу, когда навернулся с велосипеда, - огрызнулся Сэм.

- А это...

- Школьная драка. Пырнули ножом.

- А здесь?

- Немного экстремального спорта, и мозгов тоже немного. Мне было шестнадцать. Слушай, хватит уже! - он не выдержал и, вскинув руки, перехватил Бэгмена за предплечье и оттолкнул от себя его назойливую ладонь. - Я же сказал - это неправда! Дин никогда меня не трогал! Он никогда не касался меня даже пальцем!

- А тебе бы этого хотелось, - сказал Бэгмен, поднимая на него непроницаемые глаза. - Не правда ли?

Сэм задохнулся. Перед мысленным взглядом мелькнуло лицо Дина, такое, каким оно было и каким не было - лукавая улыбка и взгляд, обещающий выполнить все его желания, а потом руки, трясущие его, бьющие по лицу, и рыхлые красные бутоны, хлещущие по глазам. Кто такой Дин? Кто такой Дин?!

Сэм сглотнул. Бэгмен смотрел на него, прямо на него, не давая отвести взгляд, и, казалось, каждую его мысль читал по глазам, включая и те, о которых Сэм не догадывался сам. Он вдруг сел на постели и придвинулся к Сэму совсем близко, вжимаясь бедром в его бедро, протянул руку и оправил растрёпанные волосы Сэма, прилипшие к вискам, а потом коснулся родинки у него на щеке.

- Ложись на живот.

Приказ прозвучал коротко и отрывисто, без злобы, но и без малейшей возможности пререканий. Сэм напрягся ("Он больше не ребёнок, Дин, он солдат, а солдаты выполняют приказы") и сцепил зубы. Бэгмен тотчас заметил это и провёл пальцем по линии его подбородка, так что Сэм невольно выдохнул, разжимая челюсти.

- Будем заново учить тебя расслабляться, детка, - улыбаясь, шепнул Бэгмен и, придвинувшись к нему ещё ближе, медленно лизнул его влажным языком в ухо. Сэм задрожал, и большая ладонь успокаивающе накрыла его щеку. - Не бойся. Сегодня только массаж. Обещаю.


Но Сэм уже знал цену его обещаниям.

Бэгмен опустил руку ему на плечо и потянул, подтверждая свой приказ движением. Сэм неохотно подчинился. Руки, скованные спереди, пришлось подгрести под грудь, но Бэгмен тут же взял его за локти и заставил поднять руки выше, на уровень головы.

- Сцепи пальцы. Положи на них голову. Вот так, подбородком... молодец.

Сэм почувствовал, как его укладывают, поправляя сбитую простыню вокруг его тела. Он закусил губу. Чёрт, ну вот, снова начинается... и как знать, насколько далеко Бэгмен на самом деле намерен зайти. Господи, что ему делать? Что теперь делать, ведь если он будет сопротивляться, Бэгмен его убьёт. А если не будет... может быть, и в самом деле лучше б убил? Сэм задрожал, прикрывая глаза, когда почувствовал на своей пояснице тяжесть оседлавшего его тела. Руки Бэгмена легли ему на плечи.

- Как кирпичами набито, - пробормотал Бэгмен, начиная разминать его напряжённые мышцы, сперва неторопливо, потом всё глубже и сильнее. - Ох, Сэмми...

Сэм старался дышать ровно и как можно тише. Гладкий металл наручника на левом запястье холодил ему щеку. Ничего. Ничего. Он уже выдержал это раз... даже два раза... выдержит и опять. Это ведь даже не больно, если настроить себя как следует. И на этот раз он будет умнее, он будет держать язык за зубами. Он должен выдержать это. Должен выбраться отсюда. Он просто ещё не придумал, как, но он придумает, обязательно. Просто... не прямо сейчас...

Бэгмен был всё же, как ни крути, чертовски хорошим массажистом. Он мог бы не идти в мусорщики и сделать охрененную карьеру мануального терапевта, и Сэм бы даже сказал ему это, если бы мог говорить - но он не мог, потому что сильными, размеренными, глубокими движениями вдоль спины ему обрывало дыхание, и он не мог набрать достаточно воздуху в прижатую к кровати грудь, чтобы говорить связано. Но он не задыхался, это не было неприятно, он чувствовал, как кровь бежит по всех направлениях от центра его позвоночника по телу, к рукам, ногам, к голове, к паху. Он закрыл глаза, опустив лицо на расслабившиеся пальцы, и только коротко, шумно вдыхал и выдыхал всякий раз, когда очередным сильным движением рук по спине его подталкивало вперёд, и он тонул в вязком пушистом тепле.

Он погрузился в это тепло настолько глубоко, что даже не сразу почувствовал, как ладони на его спине опустились ниже. Теперь они мяли и разглаживали его поясницу, бережно тронули ещё один старый шрам, а оттуда... оттуда они двинулись ещё ниже, туда, где до этого не бывали ни разу. И накрыли его ягодицы.

Сэм вздрогнул и тут же напрягся всем телом, задохнувшись и вскинул голову. Он хотел выпрямиться, обернуться, но не успел - Бэгмен приник к нему сзади всем телом, вдавливая в кровать. Его губы ткнулись Сэму в волосы на затылке.

- Тише. Тише, маленький. Ты можешь думать о нём. Можешь думать о своём Дине, если тебе так легче. Ты слышишь? Я разрешаю.

Сэм задохнулся, когда одна рука скользнула ему в волосы, пока другая нежно поглаживала ягодицу. Он ткнулся лицом в подушку, чувствуя осторожные пальцы у себя на затылке и заднице. Губы скользнули ему с волос на ухо.

- Я разрешаю, - прошептал Бэгмен, не переставая его поглаживать. - Но только каждый раз, когда ты захочешь сказать "Дин", говори "Уитни". Понимаешь? Не "Дин", а "Уитни". Можешь думать о нём... начнём с этого... но только называй его моим именем, а не меня - его. Попробуй. Это просто.

О да, часть этого действительно была почти простой. Руки Дина в его волосах. Ладонь Дина на его заднице. Сэм мечтал об этом, когда они дрались, когда Дин заваливал его на пол лицом вниз, заломив руку ему за спину, надавливая ладонью ему на затылок, вжимая в пол лицом так, что он начинал задыхаться. И Сэм, неистово вжимаясь в ковёр твердеющим членом, отчаянно мечтал, чтобы рука Дина выскользнула из его волос, метнулась вниз и стиснула его ягодицу поверх джинсов, крепко, жёстко, по-хозяйски, сжала и погладила, и чтобы член Дина, такой же твёрдый, как его собственный, вжался в его зад... Но Дин не делал этого, одна его рука была у Сэма на затылке, другая выкручивала ему руку. Сэм слышал приглушённое: "Сдаёшься?" и стонал, колотя ладонью свободной руки об пол: да, сдаюсь. И когда Дин отпускал его и поднимался, он лежал на полу ещё с минуту, будто бы восстанавливая дыхание, а на самом деле - мучительно ожидая, пока хоть немного спадёт стояк.

Все твои мечты как на ладони, Сэмми. Вот она, рука Дина на твоей заднице, такая же наглая и требовательная, как и в твоих мокрых снах. И твёрдый член Дина, вжимающийся в тебя сзади. Эта рука тебя гладит, сжимает, сминая и прихватывая бледную, незагорелую кожу (помнишь, вы были во Флориде, Дин на диком пляже загорал голышом и валялся на песке задницей вверх, насмехаясь на тобой, потому что ты стеснялся раздеться, и обзывал тебя бледной поганкой?), она дразнит тебя, и ты невольно приподнимаешься, отрывая таз от кровати, подаёшься ему навстречу, это Дин, это Дин, это Дин...

- Д...

- Ш-ш, - предостерегающий шепот у самого уха, пальцы в волосах сжимаются крепче, натягивая кожу почти что до боли. - Уитни. Скажи это. Уитни.

Не Дин. Уитни. Это не Дин.

Зарождающееся возбуждение немедленно сменяется холодным отвращением. Бёдра вздрагивают, он падает, сгребая пальцами скованных рук наволочку под щекой. Он не может это сказать. Господи, он не может, если он скажет, всё пойдёт насмарку...

- Ну давай... давай же, Сэмми... это просто... просто скажи, как меня зовут... ну?.. Как меня зовут?..

Не Дин. Не Дин. Никогда не было Дина там, так, не было и не будет, не может быть. Ты больной извращенец, Сэм Винчестер. Такой же больной, как это ублюдок, оседлавший тебя и похотливо мнущий твою раскрасневшуюся задницу. Вы с ним, если задуматься, отличная пара.

- Уитни, - хрипло говорит Сэм и вжимается лицом в подушку, когда Бэгмен захлёбывается шепотом в непрерывном потоке "вот-так-ах-какой-молодец-умница-моя-сладкий-мой-сладкий-мальчик..." Его рука выпускает затылок Сэма, давление на спину ослабевает, и теперь уже две руки мнут его ягодицы, жёстко, неистово, впиваясь в плоть сильными пальцами с обскубанными ногтями, пахнущими жжёным мусором. Сэм дёргается, но не может сдвинуться с места - Бэгмен крепко удерживает его стиснутыми коленями, и его руки не становятся ни мягче, ни милосерднее. Они не становятся руками Дина.

Больше здесь нету Дина. И не было никогда.

Бэгмен вдруг выпрямился и подался назад, и на секунду Сэм ощутил, что его ноги свободны - но уже через миг его подхватили под живот и рывком поставили на колени. Он выдохнул, пытаясь опереться на ладони и приподняться, но Бэгмен надавил на его спину, заставляя снова упасть в подушку лицом. Хриплое: "Нет!" потонуло в ней, заглушенное тканью; Сэм содрогнулся, когда ощутил, как две сильные руки разводят в стороны его ягодицы, и что-то влажное и вертлявое врывается в его задний проход.

"Господи, нет! Только не это!" Его захлестнуло паникой, но уже через секунду он понял, что это не то, о чём он сперва подумал. Если бы Бэгмен решил пойти до конца и трахнуть его, было бы больно - Сэм весьма смутно представлял себе, насколько больно, но сейчас боли не было совсем. Было странно, было стыдно, противно и страшно, но не больно, нет. Это язык, внезапно понял он, когда то влажное и вертлявое жадно обвело его изнутри, пробираясь глубже. Чёрт, он засунул мне в задницу свой язык! И ему плевать, что я неделю не мылся... Сэма затошнило, он крепче вжался лицом в подушку, пытаясь отдёрнуть бёдра, но крепкие руки держали его за ляжки, не давая отстраниться. Сэм сухо всхлипнул, снова попытался отодвинуться, но не смог - язык не выскальзывал из него, продолжая вылизывать его сжавшееся, напряжённое отверстие, и он извивался и глухо стонал, чувствуя, как между ногами снова медленно и неизбежно твердеет. Ты такой же как он, Сэм. Ты точно такой же, ты больной извращенец, ты урод, и кончай уже, в самом деле, ломаться и делать вид, будто тебе не нравится всё это. Потому что тебе нравится. Ты этого всегда хотел. Ну на вот - получай, что хотел.

Он не знал, чей голос шепчет ему все эти ужасные слова, которым он не мог, не смел возразить - Бэгмена, отца, Дина, его собственный... Он не мог больше представлять себе Дина, он вдруг ощутил себя таким грязным, таким омерзительным, словно с головой окунулся в дерьмо, и он не имел права впутывать Дина в это. Дин его брат. Дин хороший брат. Дин любит его, но не так, ТАК между ними никогда не может быть, и Сэм знал это, о, Боже, он всегда это знал, и именно поэтому он ушёл. Дело было не в отце, и не в Дине, не в том, чего они требовали от него. Они были правы в каждом свом требовании, в каждом приказе, в каждом упрёке. Они не были ненормальными, как ни старался Сэм убедить себя в этом. Он не для себя искал нормальной жизни, когда ушёл - не для себя, для них. Он мешал им. Он был не таким, каким должен быть. Он всё портил. Это он был виноват; изъян был в нём.

И ему было так жаль, Боже, так жаль, так жаль, так жаль.

- Всё хорошо, Сэмми, - шептал ему на ухо тот единственный голос, который он имел право слушать теперь, тот голос, которого он заслуживал. Рука Бэгмена гладила его по голове, по щеке, заботливо утирала слёзы, покатившиеся по вискам. На смену языку пришли пальцы. Они были очень холодные, скользкие, липкие, обильно вымазанные в какой-то мази - Сэм знать не хотел, что это такое, да и не важно это было, важно было то, что, когда эти пальцы почти без труда проникли в его задницу, он вздрогнул, вскрикнул, а потом сгрёб подушку обеими руками и зарылся в неё лицом так, будто пытался задушить сам себя. Он бы всё на свете отдал, чтобы потерять сейчас сознание, нет, вовсе умереть, и не чувствовать, как в него ввинчивается что-то холодное и склизкое, не чувствовать собственной пульсирующей горячей плоти, рефлекторно сжимающей это склизкое, не чувствовать боль, растянувшую мышцы, и, самое главное, не чувствовать глухое далёкое наслаждение, бившееся где-то очень глубоко в животе. Он не знал больше, где он, с кем он, он не мог больше обманывать себя, он слишком устал от всего этого, у него не осталось сил, совсем не осталось сил. И он так хотел, чтобы Дин был здесь - нет, теперь уже не позади него, не вжимаясь в него, не просовывая пальцы в его оттопыренную задницу - нет, он хотел, чтобы Дин был здесь и остановил всё это, сделал так, чтобы этот кошмар прекратился, прежде чем Сэм не прекратит это сам... не прекратит единственным способом, который ему теперь остался.

- Д-дин...

- Тише. Не Дин. - Рука на его спине, холодная, проводит по позвоночнику снизу вверх, пока другая продолжает извиваться в его заднем проходе. - Здесь нет Дина, Сэм. Нам не нужен Дин. Он плохо заботился о тебе. Он не дал тебе то, что тебе было нужно. А я смогу... Я позабочусь о тебе, Сэмми, позабочусь как следует. Обещаю, всё будет хорошо, сладкий мой, хороший мой мальчик, всё у нас будет просто замечательно.

Умом Сэм понимал, что он лжёт. Он знал, что этот человек лжёт всегда, лжёт, как дышит, что каждое его слово, каждое прикосновение, каждый взгляд - это ложь. Но он запутался в этой лжи, как муха в паутине, и ждал паука. Он скорчился, дёрнул руками и ногами, инстинктивно проверяя, не связаны ли они, но так и не смог этого понять. Дин, прости, думал Сэм. Я бы так хотел ещё хоть раз увидеть тебя и сказать это: Дин, прости, прости, прости меня, и папе скажи, что мне правда так дьявольски жаль...

Он почувствовал, как его переворачивают на спину, услышал шепот: "Я хочу видеть твоё лицо, посмотри на меня", потом почувствовал, как исчезает цепь, стягивавшая лодыжки. А потом его подхватили под бёдра, задирая ему колени к голове, и он почувствовал что-то большое, жарко пульсирующее, прикасающееся к его растянутому заднему проходу. Лицо перед ним было незнакомо ему. Этих глаз он не знал. Но ничего другого он не заслуживал.

- Ты совершенство, Сэмми, - прошептал незнакомый голос, руки на его ногах сжались крепче и...

От грохота, с которым железная дверь ударилась о стену, голова Сэма наполнилась гулом. И одновременно с этим звуком он вдруг как будто очнулся, и вся безжалостная правда того, что с ним происходит, разом ослепила его и вышибла из лёгких весь воздух - так, что он даже не смог закричать. Вместо него закричал Бэгмен - не закричал, зашипел, загудел, словно разъярённый осиный улей, в который ткнули палкой. Сэм выгнулся и задёргался, пытаясь сбросить его с себя, и на секунду подумал, что удалось, потому что его бёдра выпустили и тяжесть внезапно исчезла. Но потом он понял, что дело вовсе не в нём. Он завалился набок и приподнялся, тяжело опираясь на локоть, и сквозь прилипшие к глазам волосы смутно увидел, как кто-то, ворвавшийся в подвал мгновенье назад, стаскивает Бэгмена с кровати и швыряет об стену могучим ударом, на который Сэму уже никогда не хватило бы сил. Задыхаясь, он подался вперёд, попытался встать, и не мог отвести глаз от Бэгмена, корчившегося на полу под градом сыпавшихся на него ударов и проклятий. Чёрт, не ругайся... он не любит, когда ругаются... осторожнее с ним, он...

- Осторожно! - хрипло закричал Сэм, успев заметить, как Бэгмен, извернувшись, вдруг выхватил что-то из заднего кармана приспущенных штанов. Раздался смачный звук удара, потом звон лезвия на бетонном полу и короткий вопль - вопль не зверя, человека, которому очень ощутимо и болезненно заехали между ног.

Сэм сумел наконец встать, хватаясь за край кровати скованными руками, вскинул голову - и оказался лицом к лицу... с ним.

Тёплые руки легли ему на шею, встряхнули, вскидывая его голову. Другие тёплые руки. Не лгавшие. Никогда.

- Сэмми? Эй, ты в порядке? Ты цел?

Цел? Он не мог ответить на этот вопрос. Снаружи он был цел, наверное... да... а внутри...

- Дверь, - прошептал Сэм, вскидывая глаза и не пытаясь стряхнуть ладони, стискивающие его лицо. Будто издалека, он слышал жалобные скулящие стоны Бэгмена, корчившегося на полу. - Как ты прошёл через дверь... наверху?

- Что? Не знаю... там было открыто. Я обыскивал дом, потом услышал шум внизу из подвала и...

Открыта?

Она была открыта?

Дверь была открыта. Она была открыта. Нужно было просто подняться по лестнице и толкнуть её, а он не сделал этого, потому что он трус. И потому что ему проще верить в ложь, чем посмотреть в лицо правде. Всегда так было.

- Сэмми, чёрт! Сэм, это я, успокойся... Да что с тобой... сядь... вот так... А ты не дёргайся, сучий потрох! Где тут у тебя ключ от наручников?

Бэгмен стонал, а Сэм отвернулся и потянул на бёдра простыню, прикрывая ею обнажённую промежность. Потом устало привалился плечом к спинке кровати и сидел так, закрыв глаза, пока не услышал щелчок ключа в замке и не почувствовал, что его руки свободны.

И тогда он обхватил ими плечи и закусил губу, не открывая глаз.

Ему было шестнадцать, и в одну из ночей он долго лежал без сна, слушая тихое дыхание спящего брата на соседней кровати. Потом, не в силах больше терпеть, он сунул руку в трусы и, обхватив пальцами налитый кровью член, принялся двигать рукой вверх-вниз. Сперва медленно, стыдливо, потом всё сильнее, всё резче, дыша всё чаще и поверхностнее. И потом он кончил, оторвав поясницу от кровати и выгнув спину дугой, и простонал, не зная, на каком свете находится:

- Дин...

И негромкий, хрипловатый спросонья голос ответил из темноты:

- Что, Сэмми?





- Как ты меня нашёл?

Они сидели в машине - в отцовской Импале, - в паре сотен ярдов от въезда в университетский городок. Сэм смотрел на улицу, по которой неслись стайки студентов - был разгар учебного дня, - и со смутным страхом высматривал в толпе знакомые лица. К счастью, их не было. Стэнфорд большой, а он с самого начала держался особняком ото всех и успел завести не так-то много знакомых.

Его локоть, обтянутый клетчатой тканью рубашки, опирался на опущенное стекло дверцы. Сэм не знал, куда смотрит Дин. Он ни разу не посмотрел на Дина с той минуты, как тот снял с него наручники в подвале дома Уитни Бэгмена. Потом Дин приковал ублюдка к кровати этими самыми наручниками, попутно ещё пару раз врезав ему по яйцам, после чего вывел Сэма наверх, накинув свою куртку ему на плечи. Наверху в гостиной Сэм увидел свою одежду - она была выстирана, отутюжена и аккуратно разложена на диване. Он не знал, что это значит, что Бэгмен собирался сделать, получив наконец Сэма - хотя, кажется, Сэм догадывался, что именно это было. Пока он молча натягивал одежду, Дин позвонил в полицию и сказал, что по адресу Брендон-стрит, дом 18, они найдут кое-что весьма интересное. Потом они вышли из дома, сели в Импалу, припаркованную на другой стороне улицы, и смотрели, как к дому Бэгмена подъезжают полицейские машины с мигалками.

Подвал, обустроенный под камеру, и ворох окровавленных простыней в стиральной машине оказались достаточной уликой для задержания человека, вопившего и извивавшегося на кровати. Позже на заднем дворе дома были обнаружены тела трёх студентов, пропавших в округе в течение последних нескольких лет. Все они были задушены, а затем похоронены в пластиковых мусорных контейнерах. На них была та самая одежда, в которой они были, когда их похитили.

Сэм прочитал обо всём этом в газетах несколько недель спустя, а в ту минуту просто сидел, отвернувшись от Дина, и смотрел на людей, беспечно бежавших по своим делам в ярких лучах летнего калифорнийского дня.

Вопрос "как ты меня нашёл" был первым, что сказал Сэм Дину с той минуты, как они вышли из логстокского мотеля и Дин предложил: "Если хочешь, я тебя подвезу".

Сэм не смотрел на него, но всё равно заметил, как Дин едва заметно пожал плечами.

- Врождённый нюх и чутьё охотника, чувак. Только и всего.

Сэм повернул голову и посмотрел на него.

Дин совсем не переменился за тот год, что они не виделись. Он улыбался, немного грустно, немного насмешливо, и не отвёл взгляд, когда Сэм посмотрел ему в глаза.

- Всё началось с того звонка, - помедлив, начал он. - Номер был незнакомый, и звонок сбросили, прежде чем я успел ответить. Но ведь этот мой номер никто не знает, кроме тебя и папы. Папа дал бы его кому-то только в крайнем случае, а ты... словом, я решил перезвонить. И ответил...

- Он, - закончил Сэм, снова отворачиваясь, когда Дин неловко умолк.

- Да. Сказал, что ошибся номером, и извинился. Вежливо. И спросил, с кем говорит. Мне всё это показалось подозрительным, тем более, что... - он коротко вздохнул. - От тебя не было открытки в этом месяце.

Сэм резко повернул к нему голову. Потом опять отвернулся и стиснул зубы.

- Ну, вот, - немного смущённо продолжал Дин, барабаня пальцами по рулю и рассеяно глядя перед собой. - Я решил перезвонить на твой номер. Ты не ответил, но ты ведь и так никогда не отвечаешь. Номер, с которого поступил тот звонок, не пробивался по GPS - в телефонной компании мне сказали, что он больше не обслуживается. Я был тут как раз неподалёку, так что решил на всякий случай заехать в твой кампус...

- Неподалёку? Ты был в Калифорнии?

- Ага.

- И что ты здесь делал?

Вопрос прозвучал почти обвиняюще. Дин, не дрогнув, ответил на испепеляющий взгляд Сэма совершенно безмятежной улыбкой.

- Охотился, конечно. Что ж ещё?

Сэм сверлил его взглядом ещё несколько секунд. Потом беззвучно выдохнул. Чёрт, правды ему всё равно не узнать.

- В кампусе я выяснил, что ты пропал неделю назад, и никто не знает, куда. Твой декан сказал, что уже поставил вопрос о твоём исключении за прогулы. Я сказал ему, что он мудила и...

- Ты ЧТО ему сказал? - задохнулся Сэм, и Дин негодующе пожал плечами.

- Что он мудила и идиот, потому что мой брат скорее станцует на столе в балетной пачке, чем пропустит свои грёбаные занятия. Не знаю, был ли я достаточно убедителен, но он вроде задумался. - Сэм стал хватать ртом воздух, и Дин, ухмыльнувшись, подмигнул ему: - Шутка.

- Придурок, - выпалил Сэм. Ухмылка Дина стала шире, а потом пропала.

- Я покрутился тут немного, поспрашивал. Один парень сказал, что видел тебя, когда ты собирался сходить на почту - это было первого числа, с тех пор тебя не видел никто. Я поспрашивал в окрестностях почтового отделения, показал твоё фото, и одна старая леди вспомнила, что вроде видела, как ты разговаривал с каким-то типом возле фургона. Она запомнила пару цифр из номерного знака, так что тут было за что уцепиться. Параллельно я покопался в базе данных калифорнийского отделения 911.

- Почему? - не выдержал Сэм - он невольно затаил дыхание, слушая всё это.

Дин скосил на него глаза и пожал плечами.

- Не знаю. Интуиция. Я подумал - если ты звонил мне, и тебе помешали, может, ты потом смог прорваться куда-то ещё. И точно, в базе данных был короткий звонок из Логстока... и это звонил ты.

Сэм почувствовал, что у него начинают подрагивать губы, и сжал их крепче. Потом опять отвернулся, поскорее, пока Дин не заметил.

- Я залез на сервер окружной дорожной полиции и проверил, нет ли в Логстоке зарегистрированных машин с номером вроде того, что запомнила та леди. Оказалось, что есть, минивэн, зарегистрированный на имя Уитни Бэгмена. Там же был его адрес. - Дин умолк, потом коротко хмыкнул и добавил: - А вообще не за что, чувак, фигня, не стоит благодарности.

- Я бы справился и сам, - огрызнулся Сэм, избегая смотреть на него.

- Угу.

- У меня был план!

- Угу.

...и ты как раз прорабатывал его, лёжа под этим извращенцем с задранными ногами.

Нет, Дин такого, конечно, не сказал. Дин такое даже вряд ли подумал, но просто... ох, просто они вообще не обсуждали то, что случилось там, в том подвале. Дин не задал ему ни одного вопроса, только очень быстро, прежде, чем Сэм успел среагировать, осмотрел его, проверяя, не ранен ли он. Возможно, он заметил смазку, стекавшую у Сэма по ноге, но, слава Богу, не сказал об этом ни слова. И Сэм тоже ничего не сказал, но, вероятно, Дин понял по его поведению, что успел вовремя, и самого худшего с Сэмом не произошло. Иногда его подмывало сказать это, сказать: эй, Дин, ты же не думаешь, что этот ублюдок меня... что он меня... Но он не мог сказать это вслух, он даже думать про такое не мог. Он задыхался от одной только мысли, что было бы, опоздай Дин всего на несколько минут.

Но Дин не опоздал. Дин никогда не опаздывал. Дин всегда слышал, когда Сэм звал его в ночи, и всегда откликался, и всегда приходил вовремя.

- Кстати, - сказал вдруг Дин, и Сэм вздрогнул. - Ты, между прочим, мне должен. Я из-за всего этого дела сорвался прямо посреди свидания с одной офигенной красоткой. Она была даже готова поехать со мной, но когда я ей сказал, что еду в Логсток, она скривила свой прелестный носик и сказала: фу, какой-то занюханный городишко, вали туда сам.

- Как-нибудь рассчитаемся при случае, - мрачно ответил Сэм. - Надо будет - съезжу за тобой в Картахену.

- Это где?

- Хрен знает. Далеко.

- Я бы умер за тебя, Сэмми.

Он сказал это спокойно и небрежно, тем же тоном, каким только что зубоскальничал. Сэм в изумлении поднял на него глаза.

- Что?

- А ты при случае отправишься за мной хоть в самый ад, - сказал Дин и улыбнулся. - Это называется семья, сечёшь?

Да. Семья. Дин, если бы ты знал. Если бы ты только знал, что я... о чём я... Сэм сильнее впился зубами в нижнюю губу и на миг крепко закрыл глаза.

- Не говори папе, - прошептал он.

- Не скажу, Сэмми. Конечно.

- И не называй меня Сэмми, - распахнув глаза, раздражённо добавил он, и Дин покорно ответил:

- Ладно. Я буду звать тебя Даной. А ты зови меня Фокс. И вообще, нам давно пора перейти на "ты", что скажешь, детка?

- Придурок, - пробормотал Сэм и, убрав локоть с дверцы, нажал на ручку. Дверца пассажирского сидения со скрипом открылась, и Сэм выбрался из машины.

Дин смотрел на него, не убирая рук с руля. Сэм шагнул на тротуар и остановился, оглянулся было через плечо, открыл рот, чтобы сказать... он не знал, что, поэтому опять стиснул зубы, бросил отрывистое и сухое: "Ладно. Пока" и, сунув руки в карманы, быстро зашагал к воротам кампуса, мешаясь с толпой суетящихся студентов и растворяясь в ней.

Уходя, он не чувствовал на себе взгляд Дина, провожавший его до тех пор, пока он не скрылся из виду. И, конечно, не мог слышать, как Дин, поворачивая ключ в зажигании, улыбнулся спокойно и грустно и сказал ему в спину:

- Ничего, Сэмми. Ничего. Я подожду.


23-28 мая 2008 г.


 
© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.