Побочный эффект

Автор: marina_rif

Бета: vishles

Пейринг: Дженсен/Джаред

Рейтинг: NC-17

Жанр: ангст, романс, АУ

Дисклеймер: Все права на сериал "Сверхъестественное" принадлежат Эрику Крипке

Краткое содержание: Джаред - наркоман, Дженсен – его врач. Этот фик мне приснился, так что все претензии – моему подсознанию. Если оно отзовется – крикните мне, у меня к нему тоже есть ряд вопросов.

Предупреждения: есть мат.


Глава 1

- Скажите мне, Джаред… я могу вас так называть?
- Как хочешь.
- Да. Хорошо. Джаред, вы в силах вспомнить, где и когда первый раз попробовали наркотики?
- Шестой класс, травка за школой.
- Так, понятно. А что-то более сильное? Что-то…
- Что-то вроде героина?
- Да.
- Не помню.
- Вы кого-то покрываете, Джаред?
- Кого это?
- Я не знаю. Друзей, дилера. Меня это не интересует, я не полицейский, я просто…
- Ты, чувак, просто хочешь мне помочь, да, я слышал. Могу я называть тебя «чувак»?
- Мне бы не хотелось. Можно «мистер Эклз», можно «Дженсен», если так удобнее.
- О’кей, давай выпьем на брудершафт и закончим с этим дерьмом.
- Джаред, тебя сюда поместили родственники. Хочешь ты или нет, нам придется общаться.

У него худые жилистые руки, спрятанные под клетчатыми рукавами свободной рубашки. Темные круги под глазами, искусанные сухие губы, заострившийся нос, резкие скулы, больничный запах изо рта – последствие детоксикации. Он хорохорится, но глаза бегают, пальцы дергаются, он весь… дергается. Сколько Дженсен уже таких перевидал? Много.

Этот не особенный, не интересный – он ведет себя по шаблону. Наверняка он начал колоться, потому что…

Эти «потому что» – всегда разные, но всегда одинаковые. Бросила девушка, выгнали с работы, проблемы с родителями, бросила девушка… Эклз не психолог, с психологом Джаред будет общаться в другие дни четыре раза в неделю, но основы Дженсен знает. Он должен расположить к себе пациента, так будет проще – и ему, и родственникам. Ну, пациенту тоже, наверное.

Наркология – странная штука. Дженсен не очень понимает, почему выбрал эту специализацию. Почему не хирург? У него хорошие пальцы, как говорили преподаватели.
Джаред разглядывает вещи на столе своего доктора. Не потому, что ему интересно, а потому что его трясет, и надо за что-то зацепиться взглядом, но фиг – фокусироваться сложно. Джаред дергает себя за слипшуюся прядь надо лбом.

Сегодня четвертый день. Самый сложный, и то, что организм очищен от дряни, не очень помогает. Следующий день тоже будет самый сложный.

- Джаред, ты хочешь поправиться?
- Я не болен.
- Ты так думаешь?

Он смотрит волком. Он устал и хочет в палату, но в палате он будет в одиночестве, и это плохо – один на один с собой.

- Что вам надо? Чтоб я осознал? Запишите там: осознал. Или чтоб я хотел завязать? Ну, я тут, так что считайте - я не против. Вести разговоры с красавчиком-доктором мне, безусловно, интересно, но еще интереснее мне отсюда выйти. Давайте, расскажите, как мне выйти.

Дженсен замирает. Вот эта часть про красавчика… она странная.

- Ты начал колоться, когда понял, что тебе не нравятся женщины?

Джаред вздрагивает так сильно, что стул проезжается по полу железными ножками. Звук такой гадкий, что у Дженсена начинают ныть зубы. Зря он, не стоило. Вот и в учебнике наверняка написано: не надо. Дженсен нихера не помнит.

- Мне нравятся женщины, – сквозь зубы давит Джаред.
- В таком случае – извини, попал пальцем в небо. Ты же не хочешь мне помочь.
- Сеанс окончен? – резче, чем раньше, спрашивает Джаред. Он сейчас вырвет себе клок волос, если не прекратит дергать прядку.

- Да. Мы встретимся завтра в то же время.

Дженсен нажимает кнопку вызова санитара. Кнопка на изнанке стола, она крупная, так что промазать трудно.

- Мистер Таккер, отведите Джареда в его палату.

Мистер Таккер кивает. Он ниже Джареда на голову, но шире раза в два точно. Когда пациент Падалеки почти оказывается за дверью, Дженсен говорит, несколько неожиданно для себя:

- Простите, Джаред. Это было непрофессионально.

Джаред удивленно хлопает склеившимися ресницами. Таккер толкает его в спину, вышвыривая из кабинета.

Подонок. Почему санитарами в такие заведения идут работать ублюдки? Им нравится власть, но они слишком глупы, чтоб получить ее другим способом? Дженсен успел поработать в трех таких клиниках – везде санитары примерно одинаковые.

На самом деле, Дженсену нравится шокировать людей. Вот такими неожиданными, вроде бы искренними признаниями. Это удивляет и располагает – фальшивая, ничего не стоящая искренность.

Доктор Эклз делает запись в карте Падалеки и забывает о нем до следующего дня.


***
Джаред лежит на кровати и считает. Капельница не дает встать или хотя бы сменить позу, а Джареду ужасно хочется перевернуться на бок или на живот, на спине неудобно.

Кажется, он чувствует, как лекарство ползет по грязным венам, – они грязные, это точно.
Пять тысяч сто тридцать два, пять тысяч сто тридцать три…

За стеной слышится крик. Здесь не часто что-либо слышно, стены довольно толстые. Да и наркоманы – не психи, не буянят, как правило.

Джаред сбивается, и это так злит, что он готов выдернуть из вены иглу и расхерачить стойку с капельницей об стену. Но тогда неизбежно успокоительное, а успокаиваться Падалеки не хочет. Он хочет думать о смазливом докторе.

Почему этот мудак в белом воротничке не пошел работать моделью или… в порно-бизнес, скажем? С такими-то минетными губами ему не пристало сидеть в кресле нарколога, он должен зарабатывать иначе.

Кажется, там было пять тысяч сто сорок один. Или два? Это важно вспомнить, очень важно, важнее, чем понять мотивы выбора профессии зеленоглазого, блядь, доктора. Джаред позволяет себе треснуть кулаком по матрасу. Матрас слишком мягкий, спина болит.

И вены болят. И башка. И тошнит. Тошнит так, что Джаред…

- Эй! Кто-нибудь, я сейчас…

Он успевает нагнуться, игла рвет кожу, выдираясь из вены. Джареда выворачивает горькой желчью на кафельный пол – конечно, если не кормить человека, то чем еще тошнить? Впрочем, за четыре дня, проведенные здесь, Джареду ни разу не захотелось есть, он уже забыл, как ощущается голод.

Дверь открывается, и санитар вкатывает в палату двухэтажную тележку.

На нижнем этаже – пластиковый таз с водой и тряпки. Санитар терпеливо ждет, пока Джареда перестанет трясти сухими спазмами, а потом дает ему попить. Сгиб локтя саднит, там запеклась кровь. Вода с трудом проталкивается сквозь ободранное горло. Санитар моет пол, на роже – равнодушная маска.

Джареду хочется орать.

И еще ему хочется забыться. Хочется этого ставшего привычным тепла, этой тяжести, когда тело обмякает, мясо еле держится на костях; хочется ничего не хотеть, не чувствовать, только пить эту теплоту, дышать ею, думать ею. Хочется не жить, а сидеть, прислонившись к стене спиной, не ощущая ног, растечься, плыть.

Когда-то Джаред мечтал поступить на актерский. Он провалился, но до сих пор помнит это нервное взвинченное состояние, этот сумасшедший стук сердца в ожидании результатов, эту муть в башке, метроном: «ПостуПИТЬ-постуПИТЬ-постуПИТЬ», и ничто не может сбить этого стука.

Впрочем, кое-что может. Тогда Джаред не знал, а теперь знает, и он очень соскучился. Сладенький задумчивый доктор не прав. Дело не в женщинах, не в мужчинах и не в родителях. Дело в самом Джареде, который просто прекратил быть буйным, шумным, тупо-радостным приколистом, и стал, наконец, свободным.

Санитар увозит тележку, закрывает дверь. Пол чистый и пахнет хлором. Блевать уже нечем.


***
Дженсен слушает запись разговора с родителями Падалеки. Ничего особенного, у него таких записей – полный шкаф.

Джареда любили, отношения в семье хорошие, нормальный умный мальчик, нет, мы не знаем, что случилось. Изнасилования? Как это? А! Вы серьезно?! Нет-нет, о Боже, нет… ну… мы не знаем. Девушка? Наверное… кажется, нет. Хотя… вероятно. Он же взрослый мальчик, красивый. Он такой красивый, наш мальчик. Он высокий. Да, мистер Эклз, воды… спасибо… я не знаю… а ты, дорогой? Все было нормально. Друзья? Мы не знаем. Ах, мы не знаем… Ну что вам от нас нужно, ну что? Мы не знаем, мы его любили… он оступился. Вы поможете? Поможете? Да? Сколько?!

Скучно и неинформативно. Эклз некстати вспоминает, как Падалеки теребил прядку. Верно, он красивый мальчик. В смысле, если бы не пустота в глазах – был бы почти красивым. Дженсен не любит такие тупые взгляды, а других в его окружении не наблюдается.

Когда он выбирал эту чертову наркологию, он думал, что поможет брату. А ведь брат не кололся, вовсе нет. Просто курил травку, просто связался с кришнаитами. Теперь он просто живет в какой-то индийской общине, и все зашибись. Тогда Дженсен думал, что любой наркотик – это зло и смерть.

А теперь что?

Он тоже любил брата. И сейчас любит. И все вышло не так плохо, Дженсен всегда сначала думал о плохом. Теперь он особо не думает, просто работает. Он хочет стать лет через десять заведующим отделением или даже замом главного врача больницы, и тогда можно будет расслабиться. Такими темпами – десять лет пройдут быстро.

Дженсен потягивается и заходит в сортир, прилегающий к кабинету. Если день не задался, можно подрочить – и время быстрее пройдет, и день пережить легче.

Он не часто себе это позволяет, но все же… Все же. Красивый забавный мальчик Джаред Падалеки, наверное, завелся бы. Там точно что-то не так. Точно. Дженсен не хочет признаваться себе, но он надеется – это было бы… приятно.

Пока Эклз водит кулаком, сильно стискивая член, думает о своем последнем партнере – они трахались в задней комнате клуба, и, пожалуй, Дженсен, вопреки правилу, готов переспать с ним еще раз. Отличный инструмент у парня. Просто отличный. И узкая задница. Да, детка, вот так.

Слышно, как в кабинете звонит телефон, но Дженсен занят. Они перезвонят, не страшно. Все всегда перезванивают, хоть бы кто забил.


Глава 2

Когда Джаред заходит в кабинет, Дженсену кажется, что в воздухе стоит запах спермы. Но вряд ли нарик это учует – у них атрофируется обоняние, да и вообще сенсорика. Ну, мозги тоже.

- Добрый день, Джаред!
- Привет.
- Как общение с мисс Гэмбл?
- Она слишком старается.
- Она прекрасный психолог.
- Психиатр.
- Ты знаешь разницу?
- Нет, у нее просто на бейдже написано.
- Понятно. Как ты себя чувствуешь?
- А можно пропустить эту часть?
- И перейти к какой?
- Это тебе виднее, док.
- Я еще раз напоминаю, что можно «Дженсен»…
- Или чувак. А, чувак, «чувак» тебе не нравится.
- И все же. Как самочувствие?
- Меня… меня все время тянет блевать.
- Это нормально, скоро пройдет.
- Чего тогда спрашиваешь, Дженсен?

Эклз вздыхает, а потом вдруг говорит весело:

- Ну, типа, мне так положено. Я же твой врач, или ты не заметил?
- Заметил, – бурчит Джаред и потирает руку.
- Покажи.
- Чего?
- Руку. Закатай.
- Это обязательно?
- Ну, мы разрешили тебе пользоваться своей одеждой, не стали наряжать в больничные шмотки, но в них намного удобнее осматривать пациентов.
- Угу. Я понял, можешь больше не намекать.

Джаред закатывает рукав.

Красавец. Да, он крепко так сидел, качественно – вся внутренняя сторона правой руки – в синяках и кровоподтеках. Со второй, Дженсен уверен, всё то же самое. Если завернуть край джинсов, то на щиколотках будет идентичная картинка. Когда вены на руках уже не могут принимать иглу, ребятки переходят на ноги. Тяжело пришлось санитару, пока он нащупал у Падалеки синий жгут исколотой вены.

- Капельницу содрал? – Дженсен проводит пальцем по сгибу локтя – там неглубокая рваная ранка.
- Случайно, – морщится Джаред.
- Честно?
- Нет, бля, прикалываюсь!
- Тише-тише. Не дергайся. Я выпишу мазь, заживет.

Дженсен достает из ящика стола пластырь. Джаред демонстративно не смотрит, пока Эклз заклеивает царапину.

- Ну что, Джаред?

Джаред вопросительно приподнимает брови. Такое живое лицо… могло бы быть. И сильный, несмотря ни на что, словно когда-то давно качался, да мышцы высохли после подсадки.

- Мы станем компаньонами? Нам обоим будет легче, если ты бросишь воспринимать меня, как врага.
- Хочешь стать… партнерами? – вот ведь сучка!
- Хочу, чтоб ты выписался и больше не торчал.
- Правда хочешь? – притворно изумляется Джаред. Ему определенно лучше.
- Стопудово, – кивает Дженсен. К черту докторский сленг, скучно. И так оно работает лучше.
- А что ты хочешь узнать обо мне? – Джаред наклоняется вперед, смотрит в глаза. Но проигрывает, взгляд сначала мечется по лицу Дженсена, по кабинету, за окно – тоскливо.

Да, дорогой. Я понимаю, парень. Там весна, и хочется отсюда.

- Я хотел бы знать, как ты так опустился, – жестко произносит Дженсен. – Да, я не Сара, я не стану с тобой возиться и беречь твои нежные чувства. Ты наркоман, и моя задача снять тебя. Хочешь ты этого или нет. Но ты, я так думаю, не хочешь.

Джаред мотает головой, сует в рот большой палец, отчаянно грызет ноготь. Дженсен не садист, у него просто такой стиль. Что самое забавное – он работает не хуже другой терапии. Эклз не против – пусть его ненавидят пациенты, пусть слезают ему назло. Чем не метод?

- А тебе не нравятся женщины? – вдруг спрашивает Падалеки, вскидывая взгляд на своего врача.

Дженсен улыбается и щелкает языком.

- Ты все перепутал. Мы тут говорим о Джареде Падалеки. Но если тебе так интересно, я отвечу: женщины мне нравятся тоже. Ну как? Устраивает ответ?

Сколько там уже? Сто–ноль в пользу Дженсена?

- Когда мы закончим?

Прямо зудит ответить: «Когда я разрешу!», но это было бы уже совсем. Да, Дженсен не садист, но он шесть лет учился всей этой хрени.

- Ты вправе уйти, как только захочешь. Твои анализы попадают ко мне на стол утром, так что я могу не общаться с тобой лично. Просто это ускоряет процесс.
- Л-ладно. Если ускоряет, давай общаться, но сейчас я не хочу больше видеть твою рожу.
- У тебя проблемы с агрессией.
- У меня проблемы с тобой и с этим местом!
- Мне выписать тебе седативное? Не надо? По глазам вижу, что не надо. До завтра, Джаред.

Сегодня дежурит Троттер. У этих санитаров даже фамилии идентичные. Когда Джаред оказывается одной ногой за порогом кабинета, Дженсен спрашивает, не поднимая глаз от бумаг:

- Когда тебя выпишут, через сколько ты сядешь снова?

Ему не нужен ответ, ему нужен вопрос.

Джаред сжимает кулаки.


***
Еда настолько отвратительна, что лучше бы Джареда и дальше не кормили. Он ковыряет ложкой протертые овощи и думает, что его врач – вот кто больной. Вообще непонятно, что ему надо, Джаред тридцать минут после посещения его кабинета пытался вспомнить, о чем они говорили, и не смог.

Только последнюю фразу.

Героин расслабляет. Под кайфом плевать на все, ну вообще на все. Впрочем, в начале – Джаред помнит – белый раскрепощал. Становилось классно жить, классно общаться, легко любить. Хотелось секса, хотелось трепаться с друзьями, была любовь. Она, как и тепло потом, пронизывала все тело, весь мир.

Если бы не ломки, если бы не ужасно болезненные запоры, если бы не вечная тошнота и мигрени…. Если бы можно было не сидеть, а принимать тогда, когда хочется! Если бы….
Джареду нравилась вата, в которой он жил. Теплая, безопасная белая вата. Просто кончились деньги, и его выперли с работы за прогулы.

Просто у него была ломка, и скрыть не вышло.

Просто надо понравиться доктору и свалить из наркушника.

Джаред сидит в общей комнате. Кто-то играет в шахматы, кто-то читает. Все зеленые, мрачные и беспокойные. Джаред полчаса копит во рту слюну, чтоб спросить санитара, можно ли ему в душ.

Санитар кивает с равнодушным лицом. Может, Джаред зря спросил? Может, и так было можно? Блядь!

От горячей воды становится немного легче. Теплее. Равнодушнее. Джаред не знает, сколько он так стоит – он не думает, не соображает. Пластырь, который наклеил док, отлепляется и теперь подрагивает у водостока – бесполезная полоска телесного цвета. У доктора очень горячие руки, вдруг вспоминает Джаред.

У Дженсена. У Дженсена горячие руки, надо понравиться мистеру Эклзу.

- И что тогда? – вслух спрашивает Джаред самого себя.
- Вы что-то сказали? – занавеска в душевой отъезжает, и…

Перед голым мокрым Джаредом стоит мистер, мать его, Эклз.

- О, – говорит он. – Падалеки? Помочь?
- Что вы тут делаете? – спрашивает Джаред. Он потерял последние мозги, их смыло в водосток. Эклз, мразь, тут работает, он может находиться где угодно, а задвижек на дверях не имеется даже в сортире. Он работает – а ты тут сидишь. Лечишься, ебтыть.

- У меня в кабинете засорилась раковина, мне надо было вымыть чашку, – нейтрально отвечает Дженсен. Джаред все еще стоит под горячими струями, но ему холодно, и он голый, и врач смотрит на него спокойно и фальшиво-участливо.
- Хорошо, что ты решил принять душ, Джаред.
- Закрой, пожалуйста, занавеску, – ровно произносит Джаред. Ну, он надеется, что истерики не слышно в его голосе.

Дженсен задергивает занавеску, скрипит дверь. Джаред сползает на скользкий пол, съеживается и обнимает колени. Его ломает. Правда в том, что их хваленые лекарства не работают, и его ломает.

И хочется вмазаться так, что… что угодно – лишь бы почувствовать укол в вену. Это называется «веревки чешутся». Джаред раньше такого не испытывал, это были байки для подготовительной группы. Врачи говорят: «сухая абстиненция».

В голове снова заводится метроном, Джареду кажется, что кровь сейчас хлынет из ушей. Санитар вытаскивает его из душа и заставляет вытереться. По плану – капельница. Джаред ждет ее, как родную.

Хорошо, что Дженсен быстро свалил. Не хочется при нем… не хочется.


Глава 3

А жалко. Жалко его. Он, конечно, совсем некрасивый – вот теперь Дженсен это увидел. Его не привлекают кости, исколотые руки и ноги, впалые животы… ему нравится, чтоб парень был сильным и раскрепощенным, чтоб был уверен в себе, чтоб мышцы, и понеслась душа в рай!

А тут чмо какое-то.

Но жалко. Болтается между ног бесполезное, съежившееся, мокрое, даже не смешно. Интересно…. Ну, когда ломка – понятно, что им не хочется нихера. А потом?

Восстанавливаются? Дженсен старается никогда не брать пациентов повторно, он не знает, что с ними происходит за пределами клиники. И не хочет знать.

Он признается самому себе, что просто боится – боится увидеть, что не справился, боится, что эти укурки-уебки снова начинают колоться, и он как врач – не состоялся.

Он ненавидит наркологию, и боится провалов. Забавно.

Дженсен снова достает карту Падалеки. Почему же этот сел?

Оно скрашивает будни, немного примиряет Дженсена с профессией, с необходимостью общаться с медперсоналом и опустившимися людьми, с отчаявшимися родственниками, требовательными, наглыми, шумными…

Загадка. Причина. Мотив.

Как правило – все банально. Но каждый раз – это квест. Разгадать. Да, большинство «бросила девушка», но правда в том, что им скучно. Они слабые и им скучно.
И Дженсену Эклзу ужасно интересно, что они скажут на седьмой-восьмой день, что объявят отмазкой?

Дженсен отлично понимает, как недалеко он ушел от своего брата. От своих пациентов. От Джареда Падалеки.

Санитар стучит в дверь. Время. Поехали.

- Почему ты подсел?
- Так получилось?
- Не бывает. Всегда есть причина. Найди ее.
- Тебе надо – ты и ищи.
- Правда? Мне надо?
- Чего ты добиваешься?
- Я работаю, а ты?
- А я…. Когда мы закончим?
- Мы только начали. Как ты?
- Плохо!
- Не злись, будет хуже.
- Иди ты нахуй!
- Ты забавный. Не хочешь отвечать? Не хочешь думать?
- Я не… какая разница, чего я хочу?
- Ну, хотя бы такая, что лично я для тебя ничего особо не хочу.

Джаред тяжело дышит, стискивает подлокотники белыми длинными пальцами. На лбу испарина, губы обметаны серым, а щеки лихорадочно горят. Надо ему давление померить.

- Двигайся ближе.
- Зачем?
- Как зачем? Я тебя сейчас разложу на столе и трахну.

Как смешно! Мать его, как же смешно! У него становятся такие громадные глаза, что Дженсен еле удерживает смех между ребер – щекотно. Чё-то его несет с этим Джаредом.
Эклз демонстрирует аппарат, и Джаред откидывается на спинку кресла. Облегченно.
Дурак.

Дженсену становится неприятно. Это так страшно - то, что он предложил? О чем пошутил, в смысле.

Давление низкое, слишком. Не надо его мучить, правда.

- Дженсен, а ты…
- Что?
- Нет, ничего. У меня голова болит. Постоянно. Тебе же надо об этом сообщать?
- Да. Хорошо, умница.

Джаред вздрагивает. Не хочет быть умницей. А кто хочет?

- И еще… вены.
- Прям болят?
- Да, – неохотно мямлит Джаред.
- Это не по настоящему, это пройдет. Я увеличу дозу успокоительного.
- А обезболивающее?
- Нет, ни в коем случае. Тебе не нужно.
- Но болит…
- Я знаю. Что с туалетом?
- В смысле?
- А какой может быть смысл?

Джаред бледнеет, смотрит в пол. На скулах ходят желваки.

Блядь, это же так просто! Почему Дженсен никак не может понять – привлекательный Падалеки или нет? И зачем вообще надо это понимать?

- Джаред, я врач. Я вообще-то не брезглив, если ты бережешь мои нервы.
- Ничего я не берегу! – взвивается Падалеки. – Запор, ясно? Я не могу просраться! Даже вашей жрачкой для беззубых престарелых!
- Тшшш. У меня аллергия на страстные вопли. Мы это исправим, надо было тебе раньше сказать.

Самому сказать, а не чтоб доносили санитары.

- Так и быть, клизму я тебе не стану назначать.
- Вот спасибо! – голос у Джареда дрожит.
- Но если хочешь…
- Нет!
- Славно. Расскажи, пока я заполняю карту.
- О чем?
- О первом разе.
- Э… а!

Интересно, а он о чем подумал? О лишении девственности? Дженсен крутит в пальцах паркер и смотрит на Джареда. Жаль, что нельзя спросить об этом.


***
Сколько ему? Ну, постарше Джареда, это точно. Года на два-три минимум. Как долго надо учиться в этом их медицинском? Полжизни, точно.

Почему ему попался врач – такая скотина? Почему он не хочет понять, насколько херово?
Джаред долго трет глаза – смотреть больно, за веками словно песок. Если он расскажет – от него отстанут?

- У меня был сосед. У того кузен или что-то такое... родственник.
- Дилер? – деловито интересуется Эклз, не прекращая строчить в карте.
- Да.
- Удобно, – кивает доктор. Доктор, блядь!
- Да! – соглашается Джаред, начиная закипать. Ему что, сложно? Обезболивающее. Одну таблетку. Лучше укол.
- У меня был неудачный день.
- Что случилось?
- Все случилось! Почему ты такая зараза, доктор?

Дженсен поднимает удивленный взгляд. Холодный, как свет в кабинете. Как белый халат.

- Не думаю, что ты на самом деле хочешь поговорить обо мне.
- Да? А я думаю! Всяко лучше, чем пытаться на ходу придумать тебе историю.
- То есть, ты не знаешь, почему?
- Нет, я не знаю. Было скучно, я пошел к… этому другу, он предложил, я не отказался. Все.
- Глупо.
- Да, глупо. Я идиот. Мне казалось – я с этим своим буйным энтузиазмом по поводу всего на свете никуда не вписываюсь. Лезу ко всем… с дружбой, с сексом, с любовью… а у всех свое, и я… или… просто… Дженс… мне херово. Правда. Сердце…

Оно колотится, как сумасшедшее, то останавливая кросс, то возобновляя, каждый раз в другом ритме. Джаред задыхается, оттягивает ворот футболки, и Дженсен пугается. Честно пугается, как нормальный человек, не как красивый манекен или актер из медицинского сериала. В центре груди стучит молоточек, выстукивает мелодию, не попадая в такт сердцу, и Дженсен дергает на себя руку Джареда. Укол, и в вену брызжет холодное. Хорошо…

Горячие пальцы Эклза сжимают запястье, он смотрит на часы, считая пульс.

- Что это?
- Аритмия, бывает. Раньше случалось?
- Не помню.

По спине течет липкий пот, холодно, словно в кабинете окна нараспашку. Хочется обхватить себя за плечи, согреться, но Дженсен не дает, держит руку.

- Как сейчас?
- Нормально.

Эклз отходит к столу, садится в кресло и нажимает кнопку.

- Тебе надо отдохнуть. Если будет хуже – говори санитарам, позови меня.
- И ты придешь и спасешь? – Джаред кривит губы, он не чувствует рта почему-то и надеется, что оскал не очень страшный.
- Прилечу. Как Бэтмен, – Дженсен улыбается, и в комнате становится теплее. Он первый раз нормально улыбнулся Джареду.

Санитар конвоирует Джареда в палату, и Дженсен ничего не говорит ему в спину.

Отвратная привычка!

Но в итоге Джаред вообще не помнит, о чем они разговаривали.


Глава 4

Дженсен уходит раньше на пятнадцать минут. Он направляется в бар, если задержаться – не будет свободных мест; и так не протолкнуться – пятница.

Скорее всего, Падалеки случайно назвал его «Дженс», просто не договорил имя, начал задыхаться.

Но это как…. Словно они типа дружат. Или спят. Дженсен так и не понял, что там у Падалеки с….

Неважно. Сегодня можно в клуб, поискать парня, с которым на той неделе было так зашибенно.

Телефон звонит долго, а Дженсен не слышит, пока бармен, выставляя перед ним виски, не обращает внимания на звенящий карман.

- Данниль? Что?

Бывшая девушка. У нее всегда проблемы – хорошо хоть не с наркотиками, а с деньгами и идиотами-бойфрендами. Она была последней из девчонок, с кем спал Дженсен.

Собственно… собственно, последний раз он трахался с ней на прошлой неделе, за пару дней до того перца из клуба.

Как-то вечно она его разводит, ей плевать, что он вроде перешел в другую команду. Хотя, видимо, это не считается.

Как ни странно, не надо к ней ехать, она заруливает в бар сама.

- Я соскучилась! – заявляет она, как только ей приносят любимую Пино-Коладу.
- Куда свалил Кид?
- Понятия не имею, – фыркает Харрис. Что она с ними делает? Почему они вечно куда-то деваются?
- Пошли в клуб? Я хочу танцевать.

Блин. Ну, конечно…

- Ты в мои клубы не ходишь.
- Да ладно тебе! Что, новый пациент?
- С чего ты взяла?
- А ты каждый раз такой отмороженный становишься! – фыркает Данниль. Над верхней губой остается белая полоса, Данниль слизывает ее показательно-порнушно.
- Не дразнись.
- Почему?
- Скучно.
- Ты гавнюк, Дженсен Эклз!

Она не обиделась. Ее почти невозможно обидеть – сама кого хочешь съест. Дженсену это очень нравилось, пока он первый раз не засунул член в задницу красивому парню. Тогда стало ясно… что дело вовсе не в задницах. Ну, он долго думал, бывает.

Он и с медицинским долго думал, и выходит – не угадал.

- Да, новый в клинике.
- Все плохо?
- Получше, чем у многих, знаешь.
- Симпатичный? – Дженсен ненавидит, когда она… мурлычет.
- Нет, страшный, как моя жизнь.
- Сноб. У тебя отличная жизнь. Значит, он ничего.

Дженсену скучно, и больше не хочется ни в какие клубы. Он словно забыл что-то на работе. Кабинет запер, пейджер для экстренной связи при нем. Все нормально.

- Они все одинаковые, Дани. Это так… скучно. И бессмысленно.
- Ты говорил. Когда ты тоскуешь – ты такой секси, Дженс!
- Отвали!

Дженсен слишком резко отшвыривает руку Харрис от своих волос. Знает же, что он ненавидит, когда трогают голову!

Внезапно начинает болеть затылок. Боль дергает, не отпускает, переходит в шею. От курева тошнит, и Дженсен кидает на стойку деньги.

- Эй! Ты чего?
- Я домой, устал.
- Да, бабушка, ты знаешь толк в веселье!*
- Ты сбила мне планы.
- Ну, прости.
- Ну, о’кей
- К тебе можно?
- Дани, я не…. Слушай, а ты никогда не хотела уехать в Индию?

Они вываливаются из бара. Как-то слишком холодно для весны.

- Индия? Я?! Ты в своем уме, Эклз?
- Нет, в твоем. Классный шарф.
- С тобой невозможно.
- Потому ты меня и любишь.
- М… а если я трахну тебя пальцем – можно к тебе?
- Прости, золотце, не сегодня! – Дженсен ржет слишком громко над репликой, в которой не было шутки.
- Ну и ладно. Такси!

Дженсен сует водителю сотку. Он чувствует укол вины – Данниль был нужен друг сегодня, даже не любовник. Но он не годится на эту роль, никогда не годился.
Может, он просто боится расширения сознания? Боится себя самого? Он же никогда… даже шмаль…

Он понятия не имеет, от чего лечит.

Дженсен покупает бутылку виски в ночном магазине и пешком идет домой через шесть кварталов. Надо проветриться.


***
Джаред лежит на спине. Капельницу давно укатили, можно перевернуться, но он почему-то не поворачивается, хотя затылок ноет и подушка неудобная.

Отлично. Просто отлично – он думает над вопросом дока. Этого самодовольного обложечно-журнального врача.

Через сколько он снова сядет?

Ночь скоро кончится, Джаред видит, как за окном светлеет. Он не может спать, впрочем, в туалет сходить удалось, и больше нет режущей боли в кишках, которая преследовала четыре дня.

Он вспоминает ребят, с которыми ширялся. Где они, что с ними? Джаред не знает. Сандра вроде слезла и уехала во Францию с родителями. Стив в психушке. Том погиб.

Джаред читал – это депрессия. Стыдно, и хочется самоубиться, и больше всего на свете хочется гера. Окунуться в вату, заснуть в ней, проснуться. Там ничего не болит, там все неважно. Джареду хочется наплевать на все. На себя, на доктора, на это место.

Вот было бы здорово, если б он сейчас был под кайфом.

Джаред улыбается.

Он боится спать, потому что ему снится шприц, он мутит и колется там, во сне, но прихода нет. Неужели это будет мучить всю жизнь? Тяга. Память. Как было, как хочется.
Джаред думает, что соскочить невозможно. Он будет ходить, работать, функционировать, но внутреннего стержня не стало, и Джареда размажет по земле без «большого».

Чем это заменить? Кем?

Джаред запутался. Он и правда не понимает, хочет ли соскочить.

У Дженсена на носу веснушки. Можно во время «сеансов» отвлекаться и считать их – тогда голова будет занята. Может, удастся его смутить, козла эдакого.

Впрочем, былой злости на доктора Эклза нет.

Мысли путаются, прозрачная трубка, на которой держится пакет с лекарством, похожа на жгут. Иглы похожи на иглы. Только наркотик не похож на наркотик, от него не лучше-не лучше-не лучше!

Джаред корчился в первые три дня, как эпилептик. Его швыряло по койке, болело все тело, горело огнем. Родителей не пускали – единственная радость. И сейчас не пускают.

Джаред в очередной раз думает, что Эклз – его шанс. Если он хочет выйти отсюда здоровым, или если он хочет просто переждать, пока можно будет снова забодяжить и вколоть – при любом раскладе он зависит от Дженсена.

Так какого хера он так бесит? Рьяно, нечеловечески, красивый и здоровый, с дипломами по стенам! Бэтмен, блядь!

Натуральная веснушчатая блядь!

Джаред трогает щеку. Вроде не мокрая. Вот только бессильных злых слез не хватает.
Надо заснуть.

Джаред пробует вспомнить лицо своего врача и посчитать веснушки на его ровном носу.


______________________
* Фраза была в серии «Сверхъестественного».


Глава 5

Они все через это проходят. Через надежду.

Надежду, что Дженсен – пропуск в рай или в жизнь – кто что надумал. Дженсен ни капли не верит, что Джаред свято решил выздороветь, проникся к своему врачу теплыми чувствами и стал паинькой.

Ершистым, поломанным и наглым Падалеки нравился Дженсену намного больше, чем то учтивое послушное нечто, которое приходит третий день к своему доктору.

Джаред без стеснения рассказывает про все: про стул, про прошлое, про боли. Любой каприз! За наши деньги! Пожалуйста.

Дженсен пользуется. Выстреливает вопросами, как в викторине, а потом наслаждается картинкой: Джаред пытается угадать правильный ответ. Правильных нету, дружочек, это жизнь, а не приход.

- Ты так и не понял, почему подставился первый раз?
- Я же вроде говорил, Дженсен. Было скучно, и я не нравился сам себе.

Джаред выглядит немного лучше. Он уже не желто-зеленый, а вполне нормальный.

Синяки на руках заживают, вены почти не прячутся. Еще накатывает аритмия, и давление ниже плинтуса, да и головные боли не отпускают, но в целом он вполне ничего.
Если все будет так же оптимистично, через две недели Падалеки отправится домой.

Колоться.

Дженсен выучил дело этого парня наизусть. Он не дрочил в кабинете уже неделю. Он не хочет, чтоб все пошло прахом, он хочет, чтоб этот дурак прекратил гробить себя.


- Он тебе нравится, – говорит Данниль, задумчиво жуя трубочку от коктейля. Они в ее любимом клубе, Дженсен думает, что должен ей. Не чувствует, просто думает.

- Он совершенно обычный, он предсказуемый, как твои романы. Ай! Не распускай руки, это правда. Он не может мне нравиться.
- Да почему? Я вот ревную. Ты о нем не рассказываешь.
- И где логика?
- Ты мужлан, даром, что иногда трахаешь мальчиков. Остальных своих пациентов ты хоть временами упоминаешь, а его – никогда.
- Он скучен.
- Какого он роста?
- М-м-м-м…
- Не надо стонов. Иначе я заведусь.

Дженсен не хочет трахаться с Данниль, не сегодня, не вчера и не завтра. Он перестает мычать. Она не права. У Джареда нос уточкой, и дурацкие губы, и глупая стрижка, он тощий, и…. Нельзя, Дженсен – его врач, в конце-то концов. И он все еще не узнал у Джареда про секс.

- Когда я был в отпуске последний раз?
- Почему ты спрашиваешь меня?!
- Потому что я не помню.
- А… Два года назад? Нет, полтора. Мы с тобой на Бали летали.
- Точно. Они меня заебали, мне надо отдохнуть.
- Бедненький Дженни влюби-и-и-ился….

В такие минуты Дженсен не понимает, как вообще мог с ней встречаться.

Харрис не унимается:

- Холодный мальчик с холодным сердцем втрескался в наркомана – боже, это Диснеевский мультик!
- Я не… Так, пошла ты!
- Ты только что доказал, что да. Где твое чувство юмора, Дженсен? Эй! Вернись, придурок, я пошутила, не втрескался, просто хочешь его!..

Голос Данниль остается позади, грохот музыки заглушает даже мысли.

Нет, ну какая ж стерва!

Вовсе и не холодное у него сердце, что за фантазия?

Сегодня суббота, но Дженсен все равно идет в клуб. Если ему сильно понравится кто-то, он даже подставится.


***
Все идет замечательно, и Эклз даже начинает улыбаться перед уходом Джареда в палату. Ну, Падалеки легче считать, что вздергивание правого уголка губ – это улыбка.

Здесь странная система. Помимо психолога и санитаров с пациентом зачем-то общается его лечащий врач. Непонятно, ведь есть же психолог. Может, док пишет какую-нибудь статью по психологии? Но Джаред никогда ни о чем не спрашивает Дженсена, он так выглядит послушнее. Наверное. И уж точно здоровее.

Становится легче, правда. Физически. Морально – все хуже и хуже, Джареду трудно притворяться, трудно улыбаться, он хочет врезать этому гладко выбритому уроду, который, как ни крути, держит его за жопу.

Интересно, сколько папа отвалил за лечение. Надо вернуть… как-нибудь.

- Что ты планируешь дальше? – сегодня Эклз зол. Джаред чувствует, насколько раздражает врача, и не понимает, что натворил. Может, у него плохая кровь? Или моча? Или что там у него берут каждое утро?

- Я пока не думал.
- Ты не думал, – Дженсен откидывается на спинку огромного кожаного кресла. У кресла цвет топленого молока, и русые волосы доктора кажутся темнее на его фоне. Почему Джаред думает о волосах Эклза? Ну, потому что веснушки сосчитать нереально. И если честно – Джаред не может себя заставить смотреть в упор на Дженсена.

- Я подумаю! – обещает Джаред с фальшивым пылом.
- Неа.
- П-почему?
- Потому что, Падалеки. Потому что. Ты думаешь, я не знаю, что будет дальше? О, считай меня Кассандрой.

Дженсен щурится опасно, и Джаред уже готов смириться – фиг у него вышло расположить врача. Сколько его тут продержат теперь – неизвестно.

- Ты выйдешь отсюда, Джаред, поедешь домой вместе с родителями. Пару дней тебя будут демонстрировать, вы начнете принимать гостей – тех, кто в курсе семейного позора, ведь ах, Джаред! Ах, наш мальчик подавал такие надежды, а теперь оступился! Ах! Тетушки, дядюшки, кузины и кузены. Или никого? Никто не знает?
- Заткнись…
- Не думаю, что ты можешь мне приказывать, совсем не думаю. Так вот. Дня через три поток родственников закончится, и начнутся друзья, Джаред. И среди них… ты слушаешь меня? Среди них обязательно будет тот, с кем ты ширялся. Или тот, кто знает того, с кем ты торчал. Или к тебе в гости заявится дилер собственной персоной. Как же так? Ты ведь соскочил! Он скажет: «Круто, чувак!» Чувак, да? Правильное слово? «Круто, чувак, ты сильный! Ты смог! Мы тобой гордимся! Хочешь бахнуться напоследок?» И вот тут ты скажешь «да». Потому что ты очень крутой чувак, как яйца, Джаред! Только про яйца можно будет забыть, потому что ты станешь импотентом, ты станешь конченым уебком, Джаред, ты заставишь рыдать своих родителей, ты опустишься ниже последнего бомжа, и ради дозы станешь продавать семейные безделушки. Ты сдохнешь, потому что все, о чем ты думаешь, это доза!!! В твоей голове нет места другим мыслям, ты жалок, ты противен и слаб, и ты подохнешь, как вшивый пес…


Джаред не смог бы потом сказать, когда перестал слышать Дженсена. Он просто смотрел, как двигаются пухлые блестящие губы Эклза, как они выплевывают ядовитые слова, как сужаются и сужаются яркие зеленые глаза, с каким презрением смотрит на него врач, от которого Джаред зависел полностью, со всеми потрохами. Который должен был помогать и лечить. Который бил в открытую, и попадал, потому что… попадал.

Перегнуться через стол, смять белый халат, дернуть на себя, чтоб животом врезался в край полированной столешницы, и засадить кулаком в холеное лицо, пахнущее гелем после бритья и свободой.


Глава 6

Дженсен старается не опускать глаза – Крипке этого не любит. Но и смотреть в лицо главврачу не получается, Дженсену хочется спрятаться и скрыть красно-фиолетовый фингал. Хоть бы и за темными очками. Но нельзя.

- Расскажите еще раз, доктор Эклз.
- Я уже говорил. Он был взбудоражен, разозлился, я не успел вызвать охрану.
- Вы понимаете, что у нас два пути? Или мы обвиняем его и включаем сумму вашей страховки в конечный счет. Либо он обвиняет нас в некомпетентности, и тогда больница судится с его семьей. Какой вариант вам больше нравится?
- Первый, – под нос говорит Дженсен.
- Я не слышу, простите.
- Первый, – громко повторяет Эклз и трет шею. Сейчас бы массаж…
- В таком случае, я жду от вас результатов…
- Можно? – лохматая голова Падалеки просовывается в дверь. Он тут один, что ли? Как?!
- Извините, доктор Крипке, сэр! – гудит из-за двери голос санитара Таккера, и Джареда за шкирку вытаскивают из кабинета. Эрик смотрит на Дженсена с выражением глубокой скорби, а потом приглашает Падалеки в кабинет.

Дженсен и забыл, какой его пациент… длинный. Он не просто высокий, у него длинные конечности, которые ужасно ему мешают. Ага, потому он их и исколол в мясо.

- Э… м… я хотел извиниться. Я вспылил, и…

Эрик вдруг шкодливо подмигивает Дженсену, пользуясь тем, что Падалеки уткнулся в пол. Дженсен никогда не поймет главврача, ни в жизнь! Не дано.

- … и мой доктор не виноват. Вот.

Очень красноречиво. Очень.

- Тогда подпишите! – дружелюбно предлагает Крипке, подсовывая Джареду отказ от претензий. Хоть прочти его, кретин! Нет. Куда там. Джаред ставит размашистую подпись и только в этот момент смотрит на Дженсена, подняв брови: «Я все правильно сделал?».

Эклзу становится дурно.

- Можно нам идти? – Дженсен ощущает себя, как в младшей школе. Он ненавидит школу.
- Ага, – кивает Эрик и, как ни в чем не бывало, начинает по селектору переговоры с секретаршей. Что-то про кофе, Дженсен не слышит – он выталкивает Падалеки из кабинета.

Они молчат до самого отделения, и потом еще, в кабинете, когда Дженсен заворачивает в платок пакет со льдом и прикладывает к глазу. Джаред сидит на своем обычном месте и колупает обивку на подлокотнике.

- Извини!
- Прости!

Они выпаливают одновременно, и одновременно замолкают. Внутри, где-то в грудине у Дженсена булькает истерический смех, но его нельзя выпускать наружу. А Джаред словно ждет сигнала, не сводит глаз со своего врача…

Ржать они начинают тоже одновременно.


***
Джареду кажется, что он впервые смеется с тех пор, как слез, если, конечно, он слез. Нет, тогда смеяться не хотелось, хотелось улыбаться блаженно, а смех, дурацкий, громкий, облегчающий, такой характерный для Джареда, смех, по которому его всегда узнавали – он был будто заперт.

Чушь. «Джаред Падалеки и проданный смех». Джаред смеется еще громче, колотит по коленке.

Дженсен согнулся пополам, он сверкает белоснежными зубами, утирает слезы, фыркает и давится. Он такой заразительный, он такой нелепый с этим чертовым фингалом, что Джаред тоже фыркает, и сгибается в новом приступе смеха.

Успокаиваются они плавно. Сначала Дженсен выравнивает дыхание и отходит к столу, прижимается к нему задницей, потом Джаред прекращает икать и тоже замолкает.

- Правда, Дженс, прости. Ты меня так выбесил! Скажи честно: ты очень старался?

Дженсен вздрагивает едва заметно, и он больше не смеется, отсвет улыбки пропал совсем, и глаза серьезные. На вопрос он не отвечает.

- Эй! Все нормально? Я не напортачил еще больше?

Рука бессознательно тянется к чуть завивающейся прядке. Джаред крутит ее отчаянно, дергает, и Дженсен вдруг подходит вплотную, смотрит сверху вниз на сидящего Падалеки и останавливает его пальцы:

- Не надо. Волос не останется.

У него такие горячие руки, и Джареду странно, что к нему прикасаются. Он отпускает несчастную прядку волос, кладет ладони на колени, как примерный школьник, и непонимающе смотрит на Эклза, который… наклоняется и касается губ Джареда горячими, как руки, губами.

Ведь Джаред знал, знал уже давно, Эклз сам сказал ему прямым текстом, но Падалеки так поражен, так сбит с толку, что не отталкивает Дженсена, позволяет его языку погладить нижнюю губу, коснуться верхней, забраться между зубов, лизнуть уголок рта изнутри…

Дженсен отстраняется, и только тогда до Джареда доходит, что случилось.

- Слушай… я же не… не из этих. Почему ты…

И Дженсен улыбается. Безжизненной механической улыбкой, вежливой улыбкой врача-нарколога. У него словно даже губы становятся... меньше, уже.

- Я прошу прощения, – официальным тоном произносит он, обходит стол и садится в свое кресло цвета топленого молока. – Это было недопустимо. Я думаю, Джаред, у нас есть основания полагать, что твоя выписка не за горами. Еще два дня мы поколем тебе витамины, и в принципе – ты свободен.

- Дженс, – зовет Джаред, потому что ему вдруг кажется, что Эклз куда-то спрятался. Это как глюки наяву.

- «Дженсен», с твоего позволения. Или «мистер Эклз». Я подготовлю необходимые бумаги, наши встречи закончены, и я надеюсь…

- Не надо, – беспомощно просит Падалеки.
- И я надеюсь, – с нажимом повторяет Дженсен… то есть, мистер Эклз, – …что наше лечение пошло на пользу и больше мы не встретимся – это лучший подарок для врача моей специализации. Ты свободен.

У доктора даже пальцы не дрожат, когда он обхватывает паркер и начинает заполнять свободную страницу в карте Падалеки.

- Я не…

Дженсен давит на кнопку вызова санитаров, и Джареда выводят из кабинета под инструктаж Эклза: «Три кубика внутривенно, один внутримышечно, одну таблетку перед сном и завтра утром».

Джаред не запоминает названия лекарств. Он никогда не мог это запомнить.


Глава 7

- Ты еще хочешь, лапа, чтоб я тебя трахнул?
- Все так плохо, Эклз?
- Раньше ты не задавала вопросов, когда я предлагал перепихон.
- Ну… Раньше ты не предлагал его… так. Нет, прости. Я еще не совсем опустилась.
- Ну, как знаешь, лапа.
- Мне приехать?
- Ха-ха-ха!
- Мне приехать, Дженсен?
- Да.


***
Когда во дворе дома появляется Стерлинг Браун, звеня цепями и сверкая улыбкой, Джаред вспоминает, что сказал тогда Эклз. Он придет и поздравит тебя, и ты не устоишь.
Джаред опережает Брауна, он выходит во двор и говорит:

- У тебя есть?

И Стерлинг улыбается так, как могут улыбаться только черные – в тридцать два белых зуба. «Братан! Никаких проблем!».


***
Волосы Данниль пахнут чем-то вкусным и сладким. Дженсен обнимает ее за талию и притягивает к себе ее задницу, к своему потному паху. Данниль шипит и напрягается вся:

- Аккуратней! Ты меня чуть не порвал, Дженс. Я так и знала, что анал – это отстой.

Надо извиниться, но Дженсен не может, у него последнее время большие проблемы со словом «прости».


***
Чернявая девчонка – новенькая. Она испуганно озирается, и у нее не выходит, совсем не выходит образ опытной и крутой. Она с ужасом пялится на ложку, и Джаред наблюдает, как пламя отражается в ее влажных глазах.

- Как тебя зовут?
- А тебе-то что?
- Не переигрывай. Я просто спросил имя.
- Женевьев.
- Иди отсюда, Женевьев. Пожалеешь.
- Но… но ведь ты…
- Ты любишь себя?

Она мотает головой и всхлипывает. У нее красивые волосы, в отблеске зажигалки они кажутся не слишком черными.

- Неправда. Ты себя любишь. Уйди. Сделай себе такой подарок.

Она решительно задирает подбородок. Стерлинг перехватывает нагревшуюся ложку.

- А ради меня? – спрашивает Джаред, и она смотрит на его губы.


***
- Ты его…
- Нет. Как это вообще возможно? Я его не знаю.
- Ты же с ним беседовал неделями, ваша программа…
- Я беседовал… я говорил с ним о чем угодно, но не о нем. Они не интересуют нас, пойми. Нас интересуют анализы и отчеты, чек, который выписывает семья. И знаешь, я хорошо делаю свою работу.
- Но?
- Но. Неважно. Не жди меня, я сегодня поздно.
- Погоди… ты прости. Мне позвонил Кид.
- Он вернулся?
- Похоже на то.
- Катись.
- Дженс…
- Катись!!!


***
Кайф длится слишком мало, слишком быстро все заканчивается и хочется еще. Несколько минут счастья, а потом сердце замедляет свою работу, тело наливается тяжестью, голова становится пустой и мутной.

Джаред никому не рассказал про Дженсена, про приставание… хотя какое нахер приставание? Ну… перепутал парень. Он такой красивый. Горячий. Решил, что Джаред… а потом все выяснилось.

Падалеки тянет зубами жгут.

После клиники он казался себе тенью, но он мог дышать, есть, пить, срать и трахаться – то, чего он очень давно не мог.

Теперь, наверное, все опять изменится. Так быстро, что тошнит. Джареду кажется, что кончик иглы подрагивает в неверном свете гаража Брауна.

Собаки – клевые животные. Если Джаред сдохнет, как собака, это будет хорошо.

Он словно робот, которого собрали, и забыли деталь. Не очень важную, но без нее у робота… заморочки. Он забывает выживать. Бракованный.


***
- Мистер Эклз! Мистер Эклз! Он пропал. Мы не знаем, что делать, это ужасно. Вы же гарантировали…. Доктор Крипке обещал!
- Погодите… кто вы?
- Наш сын…
- Кто вы?!
- Джаред…
- Блядь.
- Сэр?
- У него есть какой-то сосед, который знает дилера…. Я не могу, у меня прием…. К черту. Я сейчас приеду.

Глава 8

Пожалуйста. Пожалуйста, хватит. Это невозможно терпеть, кости же сейчас растрескаются. Ведь это очень просто – один укол, и будет нормально. Темно и тепло, не больно.

- Что ты творишь?!

С каких это пор врач сам вешает капельницу? Джаред не видит Эклза, но слышит его голос. Слишком громко, звук потом долго мечется в пустой черепушке.

- Укол, – шепчет Джаред очень тихо, чтоб его собственный голос не гудел в голове колоколом.

Дженсен наклоняется вплотную. Джаред видит его аккуратное ухо и шепчет снова:

- Укол.
- Гадина! – так же тихо отвечает Дженсен. – Ты не получишь дозу.
- Больно… Дженс…
- Ненавижу тебя! – рычит Эклз, и фиг с ним, пусть звук прыгает и бьется о стенки черепа, Джареду почему-то приятно.

- Ты… – Джареда выгибает на клеенке. Вот это правда гадость – не простынь, а скользкая поверхность. – Ты… ты суперски целуешься.

Дженсен уходит, громко топая по кафелю. Лекарство по капле вливается в кровь, и что бы там Дженс ни прописал – становится легче, клонит в сон, и Джаред с облегчением вырубается.


***
Когда Падалеки просыпается в очередной раз, настенный календарь показывает, что прошло двое суток. Первая его мысль о Дженсене, как и вторая.

- Прикольно! – говорит он вслух, чтоб проверить голос. Голос есть. Сиплый, но так даже мужественнее.

- Дженсен!!! – орет Джаред. – Доктор Эклз!
- Тебя снова вырубить? – интересуется санитар.
- Ой, – говорит Джаред и садится в кровати. Он не подключен ни к каким агрегатам, под ним теплая простынь. На этот раз на Джареде больничная рубашка – такая идиотская, с открытой жопой, как детская распашонка. Тьфу. Санитар выходит в коридор.

Немного кружится голова, и Джаред съезжает по подушке, сворачивается клубком, подтянув колени к груди.

Он же не совсем идиот. Он все это читал.

Сначала детоксикация, потом какая-то херь под именем «патогенетическая терапия» – таблетки, гормоны. Потом заместительная терапия – ему будут колоть что-то, похожее на наркотик, но наркотиком не являющееся. До этого этапа Джаред в прошлый раз не дошел. И уж точно он не дошел до… как там говорила Сара? «Устранение психологической зависимости». Ага. Как-то так.

Собственно, у Джареда есть несколько вопросов, и для этого ему нужен Дженсен. Как он сюда попал?

Он помнит гараж, помнит… маму… или это был бред? И помнит Дженсена. Вот это – стопудово глюк, откуда в гараже Стерлинга доктор Эклз? Забавные вывихи сознания.
Дженсен смотрел. Так, словно вляпался своими крутыми кожаными ботинками в дерьмо, словно к нему на прием пришел вонючий бродяга, словно ничего мерзопакостнее в своей жизни он не видел.

Глюк или нет, но Джаред понимает, что не выдержит еще одного такого взгляда Дженсена. Либо изобьет его до потери пульса, либо вкатит себе на один кубик больше. Всего один кубик, и никто так не посмотрит на Джареда. Никто! Никогда!

Блядь… да что же это такое? Это тоже просчитано врачами – то, что с ним сейчас творится? Изучено, доложено, издано в популярных брошюрах и отложено на полку? Его жизнь, Джареда Падалеки – задокументирована и проанализирована.

Доктор, выпишите мне таблетку от жизни. Доктор, найдите панацею от идиотизма.
Доктор, объясните на пальцах – зачем меня опять сюда притащили?!

- Доброе утро, – говорит Дженсен Эклз с непроницаемым лицом. Он подходит к окну, открывает жалюзи, и болезненный свет льется в палату, режет глаза.
- Закрой, – сипит Джаред.
- Вот еще, – ровно отвечает Дженсен.


***
Дженсена не возбуждает беспомощность. Его совершенно не заводит глупость и слабость. Он не реагирует на несчастный вид.

Поэтому, когда он врывается вслед за полицией в притон и видит Падалеки в луже блевотины, ему так противно, что к горлу подкатывает, чего не было со времен института и анатомички.

На дворе двадцать первый век, но каждый чертов раз находятся такие, как Джаред, которые, зная всё – они не могут не знать – все равно садятся на иглу. Дженсену хочется взорвать этот херов гараж вместе с Джаредом, который валяется на полу и проявляет все признаки клинического психоза и некоронарогенного отека легких.

Как же быстро действует эта штука! Несколько дней, и весь эффект от лечения – к чертям.
Дженсену кажется, что Джаред это сделал ему назло. Или чтоб снова попасть в клинику. Но это, конечно, совсем нереально. Даже придурок Джаред не мог такого сотворить, да и не стал бы. Зачем ему? Надо было сразу спросить про его ориентацию, на первом сеансе.

Почему Дженсен не спросил? Подсознательно боялся услышать неприятную правду? Или сознательно?

Какая банальность: врач – излечись сам. Какая навязшая в зубах банальность!

Если бы не эта сука Данниль! Дженсену и в голову бы не пришло, что он… Он… До сих пор невозможно поверить.

Он смотрел, как бригада забирает Джареда, и страстно мечтал поверить, что это шанс.
Он омерзителен.

У него этих Джаредов в год по сто человек! Этих опустившихся животных, чьи тела разлажены, чьи головы затуманены. Почему же он? Почему обычный, неинтересный нарик Падалеки? Который, к тому, что импотент – они все такие – еще и традиционен! Хоть в чем-то норма. Ура.

И когда он в разгар детоксикации говорит что-то про поцелуи – это просто нечестно. К тому же это неправда – Дженсен и не успел… его… поцеловать нормально. Да блядь, он вообще не любит целоваться!

А Джаред, наверное, любит. Долго, занудно, мучительно сжимая партнера… партнершу своими тонкими длинными руками, на которых нет живого места…

Дженсена трясет от злости на себя, а от Эрика ему еще влетит.


***
Джаред просит закрыть жалюзи, но Дженсен мстительно оголяет второе окно тоже. Пусть знает, как выглядит свет!
Падалеки натягивает одеяло до подбородка и часто-часто моргает, не отрывая взгляда от Дженсена.

Ладно. Поехали.

Давление, температура, сердце, легкие. Ну, так. Сносно.

- Почему этим занимаешься ты? – Падалеки - спец по неудобным вопросам.

Дженсен тоже спец. По той самой фальшивой честности.

- Потому что я перед тобой виноват, пришел извиниться. Снова.

Джаред перестает моргать и пялится на Дженсена тупым взглядом. Дженсен невозмутимо осматривает правую руку. Вроде сюда больше не колол. А куда, интересно? Щиколотки? Дженсен откидывает одеяло.

Джаред кашляет и наконец-то спрашивает:

- В чем ты виноват?
- Я тебя отпустил, а не должен был. Ты оказался не готов. Впрочем… – Дженсен смотрит в каре-зеленые ошарашенные глаза Падалеки, – впрочем, такие слабаки, как ты, никогда не будут готовы. Но выписывать тебя было совсем нельзя. Выговор мне.

Дженсен улыбается одними губами и проверяет ноги. Там тоже нет новых язв. У Джареда тонкие щиколотки с трогательно торчащими косточками. Очень узкие стопы и длинные пальцы. Смешно.

- Куда колол-то? – интересуется Дженсен. Сердце сладко екает, когда он последний раз касается ноги Джареда, натягивая одеяло. З-з-зараза!

- Вот, ты другую не проверил.

Поздравляем, Дженсен Эклз. Вы выиграли приз за непрофессионализм. Джаред доверчиво вытягивает левую руку, повернутую тыльной стороной. Уколы – высоко, у плеча. Тупой, ну какой же тупой! Чем ближе к башке – тем хуже.

- Дженсен, ты, случайно, не писал по мне какую-нибудь научную хрень?
- Нет, с чего такие фантазии?
- Ну, просто я тебе, наверное, испортил всю статистику, – робко улыбается Падалеки.
- О. Как мило. Тебя беспокоит моя статистика? А больше тебя ничего не беспокоит?
- Я тебе нравлюсь? – это… это… Это что, вообще?!
- Ты мой пациент.
- Я нравлюсь тебе! – теперь это не вопрос.
- Нет. Ты мне не нравишься. Мне не нравятся парни, лежащие в луже своей блевотины в гараже драгдилера, мне не нравятся парни, на которых нет живого места от уколов, мне вообще не нравятся люди, которые не ставят свою жизнь ни во что, я ненавижу тупых, опустившихся наркоманов вроде тебя! Я терпеть вас не могу, понимаешь? Я лечу вас, содрогаясь от отвращения, и ты можешь прямо сейчас подавать на меня в суд, я выплачу неустойку, но я не собираюсь играть с тобой в доброго доктора, потому что ты этого не стоишь, Падалеки! Ты ненавидишь себя, так почему же ты должен нравиться мне, скажи? А? Скажи мне, Джаред!

Он уже давно отвел взгляд, съежился в кровати, словно даже стал меньше ростом. Зверек, напуганный зверек, не рассчитавший свои силы. Он хотел поиграть с доктором, но это плохая идея, очень плохая.

Дженсен выходит, аккуратно прикрыв за собой дверь. Он будет игнорировать тот факт, что Джаред знает, потому что не может не знать – Дженсен же прокололся с этим поцелуем, как малолетка.

Поэтому-то все и произошло.

Потому-то он и выписал Джареда раньше времени. Потому Падалеки и лежит сейчас снова, проходит заново все этапы. Потому что наркомания – это болезнь, а не просто слабость волевой сферы. А Дженсен уже давно, но очень упорно стремится к званию худшего нарколога всех времен и народов.

Он не желает лечить болезнь.


Глава 9

Джаред думает о манипулировании. Он думает о сексуальности. Думает о гомосексуализме. Джаред думает о героине, и думает о Дженсене. Он думает о медицине и снова о манипулировании. Но на самом деле – о героине.

Эклз сказал это все, чтоб Джаред назло, назло выздоровел. Назло ему слез и пришел, ткнул носом: «Видишь? Видишь? Мне не плевать на себя. Ты можешь меня уважать».
Правда в том, что все не так. Дженсен не манипулировал, его просто все достало, его достал Джаред, перед которым он вынужден чувствовать вину.

Теперь они не встречаются с доктором Эклзом. Только Сара Гэмбл, психиатр.
- Расслабьтесь, Джаред, и расскажите, о чем вы думаете.

«Я не думаю. Не думал и не хочу думать. Я хочу, чтоб у меня был другой лечащий врач, которому на меня не плевать».

- Вы можете задавать мне любые вопросы, Джаред.
- У меня не стоит.
- Я... Я правильно вас поняла?
- Да. В смысле… наверное.

У нее густые кудрявые волосы. Джаред представляет, насильно представляет, как она опускается на колени, расстегивает ему ширинку и обхватывает член пухлыми губами. Фантазия вызывает неловкость и скуку.

- Это нормальный процесс, связи в вашем мозгу были повреждены, очень сильная выработка эндорфинов приводит к…
- Можно по-человечески?
- Все наладится, Джаред! – она улыбается. – Нужно время и, конечно, ваше желание поправиться.
- А у меня нет… ничего… ну… я не заражен?
- А вы кололись с кем-нибудь одним шприцем?
- Раньше нет, а в последний раз… да, было.
- У вас все в порядке, Джаред, не волнуйтесь. Вы везунчик, вы это понимаете?
- Можно мне встретиться с доктором Эклзом?
- Зачем?
- Вы имеете право задавать такие вопросы?
- Я не хочу вас задеть, Джаред. Но да, имею. Я же ваш психолог.
«Психиатр».
- Я хочу с ним поговорить.
- О вашем состоянии?
- Да, о моем… состоянии. Или он дал вам указание?
- Какое указание?
- Я не знаю какое, это вы мне скажите! Например, не пускать меня к нему, или что-то такое!
- О чем вы говорите? Вы можете попасть к нему в любой момент, когда он в клинике, это же ваш врач.

Джаред глубоко дышит. Носом. Надо успокоиться.


К своему лечащему врачу Джаред не может попасть всю следующую неделю. Эклз то занят, то на совещании, то у него прием, то у него запой… Наверное. Джаред посмотрел бы на него пьяного.

Мысли скачут с одного на другое, но в конце дежурно толпятся на теме герыча. Интересно, как бы выглядел обколотый доктор Эклз?

Не получается представить, и Джареду стыдно за то, что он вообще об этом подумал. Он не знает, зачем так рвется к Эклзу, он просто привык, что они разговаривают между капельницами, таблетками, рвотой и, для разнообразия, поносом.

Но вообще-то сейчас чуть легче, чем было в первый раз.

В конце недели Дженсен заходит сам.


***
Джаред так рад, словно наступил день рождения. Кстати, когда у него? Дженсен помнит наизусть его карту, каждый день перечитывает, дописывая назначения. А вот когда он родился – не помнит.

Потому что это неважно.

- Мне сказали, ты хотел со мной поговорить.

Дженсен дежурно измеряет пульс, давление и все такое. Он с утра знает все параметры, но надо же что-то делать, здесь нет письменного стола, за которым можно спрятаться. А в свой кабинет Дженсен Джареда пускать не собирается.

- Ты что, бегал от меня?
- Джаред, я был занят!

Тем, что бегал от тебя. Да.

- Ясно.

Он вроде отъелся немного, теперь видно, что на щеках ямочки. Ямочки у долбаного торчка должны заботить Дженсена меньше всего.

- Ну?
- Что?

Хорошо, что он в старых джинсах и рубашке, а не в больничной робе.

- Зачем ты так жаждал со мной увидеться?
- Я думал… думал о том, что ты сказал.
- Ты думал. Офигеть. Я рад, что у нас такие феноменальные изменения.

Дженсен понять не может - откуда, ну откуда в нем находится столько яда для Джареда? Падалеки зависает, словно не может решить: обидеться и замолчать, или обратить все в шутку. Он выбирает третий вариант. Просто продолжает говорить.

- Ты не прав. Может, я колюсь… кололся, потому что очень себя люблю? Потому что мне нравилось делать себе хорошо?
- Не сходится.
- Почему?
- Потому что не мне тебе рассказывать, что кайф уже с третьего-четвертого раза становится кратковременным, а дальше – ломка. Кто может себе такого желать?
- Но… Ладно, я не могу объяснить. У меня не стоит.

Джаред неподвижно держит руки на коленях, как тогда. Чистые волосы падают на глаза, но можно взять за подбородок, запрокинуть голову, открыть лицо. Дженсен на секунду опускает веки и представляет, как он вламывается в это тощее больное тело. Его мутит от себя.

- У тебя не стоит уже давно.
- Нет, были моменты. И после лечения стало… нормально. Сара говорит – это пройдет. Какие-то там связи в мозгу…

Дженсен бесстрастно отмечает, как у него самого учащается дыхание и сердцебиение, на висках выступает пот. Он отмечает эрекцию. Отмечает тяжесть. Сегодня четверг, не пятница, но можно снять кого-то на сайте.

Вслух Дженсен говорит:

- Я не сексопатолог, но могу сказать то же, что и мисс Гэмбл: все наладится, если ты больше не притронешься к отраве, если ты…
- «Захочешь вылечиться», да, – подхватывает Джаред слегка раздраженно. А потом спрашивает, пытаясь перехватить взгляд Дженсена:

- Ты и дальше собираешься меня игнорировать? А? Чувак, скажи! Никаких разговоров, ничего такого?

Дженсен усмехается и на секунду перестает следить за собой:

- Нет, Джей, я не буду больше тебя игнорировать.

Он только что признался, что Джаред был прав. И что-то еще он сделал не так, но Дженсен устал и не может понять – что.

И Джаред улыбается. Так, как Дженсен никогда не видел, он вообще не видел, чтоб люди умели так улыбаться: во весь рот, счастливо, широко. Джаред улыбается… всем телом. Всем собой. У него, оказывается, ровные зубы, и эти ямочки, и ему очень идет его забавный рот и узкая нижняя губа. Он улыбается так, словно Дженсен никогда не оскорблял его неуместным поцелуем.

А потом он видит, что Дженсен серьезен, и улыбка гаснет, увядает, и от этого… неприятно.

- Ради чего ты можешь забыть про героин, Джаред?

Падалеки пожимает плечами.

- Подумай. Завтра в пять в моем кабинете обсудим.
- Я подумаю до завтра!
- Хорошо.
- Хорошо.
- Эй!
- Что, Джаред?
- Почему наркология?
- В смысле?
- Ты не понял, что я спросил?
- Нет, я… я понял. Я не понял – почему. Почему тебя это интересует?
- Потому что ты интересный, – так бесхитростно и по-детски, так честно и нагло. Это Падалеки. Это то, на что Дженсен попался.

- Завтра расскажу.

Дженсен уходит, пока еще может контролировать разговор.


***
Джареду поздно учиться, но он все равно просчитывает этот вариант. Он будет ломаться на зубрежке и думать о белом.

Работа? Ну, она мало помогала, если честно.

Друзья? Каждый будет напоминать о гараже, каждый. Так получилось, да.

Может, жениться? Джаред оттягивает резинку трусов и смотрит на член. Потом касается его пальцами, и это даже неприятно. Джаред накрывается одеялом, переворачивается на живот.

Нет ничего, что могло бы перебить тягу. Сейчас таблетки, а все равно – снова по кругу. Болят вены, и хочется укол. Как хочется!

Но теперь Джаред знает, что надо завязать. Непонятно - что поменялось, но он не хочет так больше.

Дженсен пробил его, все-таки. Перед ним стыдно, перед лощеным, красивым, образованным доктором.

Интересно, он… ему нужно? Джареда? Или все прошло, и тогда это было… просто так?

У Джареда едет крыша от одиночества. Он уже готов попросить прийти родителей, отвлечься не на что. От книг еще больше болит голова, телевизора здесь не предусмотрено.

Джаред с мычанием вжимается в подушку. Скорее бы завтра, пять – можно будет хоть поговорить с живым человеком.

Джаред плохо спит, ему паршиво. Он думает о Дженсене, потому что больше думать не о ком. Вообще.


Глава 10

Сегодня Дженсен без халата – вон белая тряпка, висит на вешалке возле двери.

- Привет!
- Привет. Садись. Рассказывай.
- А можно, мы не будем говорить о моем стуле?
- Почему?
- Я не хочу с тобой об этом.
- Ты помнишь, что я все еще твой врач?
- Тогда надень халат!
- Я не могу, – смеется Дженсен. – Он мокрый, на меня вылили стакан воды.
- Кого ты достал на этот раз?
- Одну мамашку. Она требовала, чтоб мы прописывали ее дочери то, что она скажет.
- Вот ведь!
- Да.

На Дженсене черная рубашка и джинсы. Ничего особенного, но он очень странно смотрится в своем любимом кресле.

- На самом деле, Джаред…
- Что?
- Нет, я передумал.
- Блин! Ну… как это?
- Я хотел сказать кое-что, а потом передумал.
- Нормально! Я тут сижу, минуты считаю до встречи, а он передумывает! Ты баба, Дженсен!

Они опять сказали что-то не то. Оба. Джаред захлопывает рот и поджимает губы, вытягивает в нитку. Так можно их покусывать мелко. Черт, он нервничает. Почему?

- Ладно, – покорно произносит он, когда понимает, что Дженсен не собирается ему помогать. – Ладно, давай поговорим о стуле, если ты так хочешь.
- Что с ним?
- Не знаю, а раз так – все нормально, да?
- Вероятно. У тебя неплохие анализы. Ты мало успел, пока тебя тут не было, да?
- Да.
- Расскажи, почему ты начал.
- Он пришел.
- И все?
- Да. Я увидел его в окно и понял, что если не ширнусь немедленно – просто сдохну.
- Ясно.
- Я не хочу больше так, Дженс. Сними меня с этого… или скажи как – я сделаю. Я… постараюсь.
- И никаких страшных историй в прошлом? Ты не задавил ребенка, у тебя не погиб друг, тебя не бросала девушка?
- Н-нет… вроде бы.
- Все банально? Как ты и сказал? Стало скучно и что-то там про комплексы?
- Я не говорил про комплексы, я сказал по-другому… Ну, неважно. Да.
- Черт. Я все искал… Думал, хоть какой-то смысл! Трагедия, чувство вины. Но нет. Как я и предполагал. Вы просто это делаете. Вы просто садитесь на иглу. Вот ведь… уебство!
Джареду нестерпимо хочется извиниться. Он не знает, за что, но Дженсен похож сейчас на ребенка, у которого отняли игрушку, или начали показывать мультик и выключили телевизор. Джаред не в кассу ощущает себя старше и мудрее, типа он видел дно. О, бля, как величественно и смешно.

Дженсен мечется по кабинету, материт Джареда и каких-то неизвестных людей. Рубашка выбилась из-под ремня, и он больше не похож ни на порно-звезду, ни на манекен. Он похож на человека, который во что-то не врубается.

- Дженсен… Эй! Ну, чего ты? Брось… Типа люди такие, да. Слабые. Ну чего ты так близко к сер… Слушай! А у тебя?

Дженсен прекращает пинать стулья и замирает посреди кабинета.

- Чего у меня? – говорит он сумрачно.
- Трагедия? Кто-то умер?
- Нет. Он жив и отлично себя чувствует, шлет открытки и зовет к себе.
- Кто? Б… бойфренд? Парень?
- Ой, да ну тебя! Брат. В Индии. У меня не бывает бойфрендов.

Дженсен поднимает лежащий на боку стул и садится напротив Джареда. Он взъерошенный, короткие волосы торчат в разные стороны, две верхних пуговицы на рубашке расстегнуты.

- Дженс, как мне не думать?
- О героине? – жестко спрашивает Дженсен и трет шею. – Никто не знает, Джей. Я могу только пересказать, что написано в буклетах, но на самом деле ты просто должен захотеть. Будет плохо, ты будешь срываться, но можно устоять, я точно знаю. Это даже не сила воли, а… Кто-то сильно пугается. Кто-то ради жены или ребенка вылезает. У всех по-разному. Я помог бы, но тут никто не поможет. Я могу только накачать тебя таблетками и проверять твое физическое состояние раз в месяц, а потом раз в полгода. Почему ты так на меня смотришь?

- Ты мне нравишься. Не… не там… – Джаред машет рукой куда-то вниз, между своих раздвинутых коленей. – Не там, а тут.

Джаред стучит по виску костяшками пальцев.

- Я хочу, чтоб тебе было не насрать. Чтоб ты никогда не смотрел на меня, как тогда, в гараже.
- Ты помнишь, как тебя забирали?
- Смутно. Я знаю, что не достоин, и все такое… Я сегодня ночью понял. Вместо… этого… вспоминал, как мы разговаривали.
- Ну, – говорит Дженсен и отходит к окну, встает спиной к Джареду, – мне не насрать. Так что можешь не мучиться. Если тебе требуется приятель, то это обычно не в моих правилах. Но я потратил на тебя слишком много сил и времени, так что…
- Приятель? – Джаред запускает пятерню в волосы. Эклз, наверное, не понял. – Дженс, я же не о том.

Прямая спина доктора Эклза слишком… прямая.

- Да понял я, о чем ты. Все нормально. Завтра можем обсудить, как мы пойдем вместе пить пиво и на бейсбол. Когда ты очухаешься.

Он издевается, что ли? Джаред встает, подходит к столу доктора Эклза и нажимает кнопку вызова.

- Я не хожу на бейсбол, – говорит он Дженсену, когда в кабинет заглядывает санитар. – Можно меня в палату, громила?

Громила тычет Джареда кулаком в плечо и выводит его в коридор.


Глава 11

- Что ты здесь делаешь, Дани?
- Твои варианты, гений? Пришла кодироваться, как тебе такое?
- Харрис!
- Ой, какой ты скучный! Увидеть тебя захотелось.
- Где Кид?
- Дома! Получил?
- Получил.
- Пошли гулять.
- Мы вроде поссорились…
- Это ты со мной поссорился, мне-то чего? О. Любимая рубашка? Ты говорил, что ходишь на работу работать.
- Данниль, был паршивый день, давай без всякого дерьма, ладно?
- Ладно. Хочешь, схожу с тобой в твой «Остров»? Только, чур, не отдавай меня лесбиянкам!
- Тебе ничего не грозит. И я не хочу никуда идти. Может, просто кофе?
- Офигенно. Давай кофе.

Дженсен переходит дорогу, и Данниль берет его под руку – она боится машин и всегда так делает. Но сегодня Дженсен нервничает и оглядывается через плечо. Палата Джареда на пятом этаже, окнами во двор. Он никак не может стоять у окна и наблюдать за Дженсеном с подругой, тем более, у него капельница. Физраствор.

Но Дженсен почему-то все равно торопится и тащит Харрис за собой в кофейню.
Ему очень хочется рассказать Данниль, как Джаред предложил… себя. Только так и можно это расценить.

Но он не расскажет, конечно.

Данниль, как назло, молчалива, и не получается думать о своем под ее щебетание. Она почти без макияжа, только губы накрашены ярко. Но помада стирается, стоит ей глотнуть каппучино.

- Все будет нормально, Дженс, – говорит она, оставляя остатки помады на салфетке. – Чтоб у тебя, да плохо? Пфф!
- Я не нуждаюсь… – начинает Дженсен, но видит ее хитрую рожу, и решает не договаривать, а ухмыльнуться.

Вот и вся встреча.

Дженсен завозит Данниль домой и направляется в «Остров». На пороге клуба он разворачивается и возвращается к машине – голова начинает болеть, как кнопку нажали. Мысли Дженсена перетекают к кнопке под столом в его кабинете, а затем, предсказуемо, к Джареду.

У него так постоянно болит голова? Кошмар.

Дженсену хочется вернуться в клинику и поговорить с Падалеки. Сказать, что это чуть ни Стокгольмский синдром. Сказать, что он просто ни с кем нормальным не общался в последнее время, а Дженсен был единственным, кто проявлял интерес… разного рода. В общем, хотеть в голове – это еще не хотеть.

Дженсен знает, что завел бы его.

Парковка забита, и Дженсен раздраженно крутится на стоянке. Интересно, каким был Джаред до иглы? Он рассказывал, а Дженсен не смог тогда представить. Впрочем, теперь это проще, когда он видел улыбку Падалеки.

Здоровый, жизнерадостный, улыбчивый. Душа компании? У какой компании оказалась такая гнилая душа?

Дженсен знает, что заставил бы его кончить.

Свободным оказывается только самое крайнее место, от которого пилить до лифта чёрти сколько, Дженсен паркуется криво… В общем, дурацкий день.

Лифт ползет, как черепаха. Дженсену кажется, что он болтается между небом и землей в полном одиночестве. Он разговаривает с голосами в своей голове, нет никакой Данниль, а есть шизофрения, позволившая ему… Джареда. Которого, в сущности, тоже нет.

Дженсен смотрит на себя в маленькое зеркало, висящее на стене, и раскрытой ладонью давит на «стоп». Лифт останавливается с мягким покачиванием, застывает, словно не висит в воздухе, а стоит на твердой земле.

Дженсен разглядывает в отражении свои глазные яблоки, красные прожилки, тонкие морщинки. Да-да, веснушки – это его тайное оружие, но сейчас они смотрятся грязными брызгами на слишком светлом лице. В солярий походить, что ли?

Дженсен расстегивает брюки. Он будет дрочить, пока кто-нибудь не начнет колотить в двери лифта. Или пока не вызовут ремонтников.

Вопреки решению, Дженсен кончает позорно быстро, и головная боль отходит на второй план. Надо запатентовать метод.

Дженсен брезгливо морщится, вытирая испачканную руку платком, а потом выбрасывает его в шахту, прямо в щель между полом лестничной площадки и надежной коробкой лифта.

То, что он сделал, мог бы сделать только наркуша-Падалеки, которому море по колено было, пока перло.

Эклз оглядывает черно-белый дизайн своей кухни и думает, что надо бы все тут, к херам, раздолбать. От шахматной смены цветов голова снова наливается тяжестью.


***
Джареда швыряет между жалостью к себе и злостью на Эклза.

Как он мог? Он же сам, первый! Сам… Ну да, конечно, Джаред – тот еще красавец с этими руками и тотальным измождением, еще хватило ума признаться в нестояке. Но ведь он сам, сам!

Джаред крутится, сминает простынь, наматывает на себя одеяло, а потом барахтается в нем, пытаясь вырваться.

- Эй! – орет он в потолок, надрывая связки. – Эй, громила!

Санитар сегодня другой, не тот, что утром… или тот? Джаред их не различает. Да он день с ночью едва различает, какие там санитары?!

- Чего? – в палату просовывается лысая голова. Не, точно другой какой-то.
- Мне надо позвонить.
- Ага, разбежался мордой об забор.
- Мне врачу! Честно! Мне плохо…
- Щас позову дежурного.
- Не надо дежурного, мужик! Ну что тебе, сложно?
- Не положено.
- Ну что ты как мудак…
- Поговори еще!
- Блин. Ну… я мать попрошу – принесет мне денег, я тебе заплачу.
- Вот когда принесет – тогда и поговорим.

От такой наглости у Джареда перехватывает дыхание. Скрутить бы урода! Но Джаред теперь – как новорожденный котенок.

- Эклз, доктор Дженсен Эклз. Скажи, что я собрался вскрываться.
- Чем? Ножкой от табуретки?
- Да, гуманность тут на высшем уровне, ребята. Ладно. Иди ты. Спокойной ночи, лысый.

Дверь беззвучно закрывается. Джаред остервенело чешет руки – под кожей зудит, вены словно живые – изгибаются болезненно. Джаред так сильно царапает сгиб локтя, что на руке остаются красные полосы. Падалеки мычит и хнычет, он хочет прекратить это немедленно, он хочет забыться, он не помнит уже, что просил у санитара, кому хотел звонить. Но телефон Стерлинга он железно знает наизусть, наверное, он пытался позвонить ему. Чтоб пришел навестить и принес бесплатно, у него же есть кредит, Джаред точно знает, есть!

- Эй, ты! Припадочный! Как там твоего доктора фамилия?

Джаред непонимающе смотрит на санитара, который помахивает трубкой у его носа.

- Не трогай руки; если доктор разрешит, я ща поставлю капельницу – полегчает. Так чего?
- Э… м-м-м… Дженс. Дженсен, то есть… Эклз. Доктор Эклз.
- Так он сам позвонил, так что у тебя счастливая ночь, пацан!

Джаред, почти не соображая, берет трубку.

- Тоффер сказал, ты просил мне позвонить.
- Да. Да, я… А ты чего?
- Я иногда звоню в клинику перед сном, если у меня тяжелые.
- У тебя сейчас кто-то тяжелый?
- У меня ты, ты очень тяжелый, – Джареду нравится, как звучит по телефону голос Эклза, как передается смешок. – Так чего ты хотел?
- Да ничего. Ну… может, просто поговорить.
- О чем?
- Не знаю, как обычно. Спроси меня о чем-нибудь. Ты всегда спрашиваешь.
- А сейчас не буду.

Джаред ложится и устраивает трубку между ухом и плечом.

- Джей, расскажи мне, что сам захочешь.
- А можно я буду задавать вопросы?
- Да, – через паузу.
- Что на тебе надето?
- Падалеки, ты перепутал меня со старой шлюхой из секса по телефону?
- Нет, ну просто здесь вообще непонятно, на что смотреть. Все белое или цифрами мигает.
- Ты спал с парнями?

Джаред зависает, и трубка чуть не скатывается по подушке на кафель. Почему-то сосет под ложечкой и хочется какого-нибудь кислого соку.

- Нет.
- Ты представляешь процесс?
- Да, теоретически… вполне.
- Тебе же не нужен секс. Так зачем ты сегодня…
- Заткнись! Кстати о сегодня! Ты… какого… я же…
- Тшшш…

Джаред плывет от этого «тшшш». Как по волнам – по звукам. Он сразу успокаивается и только в эту секунду понимает, как был взвинчен.

- Нам этого не нужно на самом деле, Джей. Ни тебе, ни мне. У меня карьера под угрозой, тебе это просто ни к чему.

- И еще – это проблема, да? Спать с наркоманом? – по телефону намного проще, в глаза Джаред не осмелился бы спросить.

- Да. Это проблема.
- Что на тебе надето? – повторяет Джаред, устраиваясь поудобнее на подушке.
- Черные брюки и белая футболка.
- Тебе классно в черном. Ты куда-то собрался?
- Нет, я так дома хожу.
- Хорошо. Где ты находишься?
- В спальне. Лежу на покрывале. Я собирался спать, вот и…
- Ага. Какого цвета постельное белье?
- Э… кажется, это персиковый.
- О, Дженсен, это так по-гейски!
- Придурок! Белье моя бывшая девушка покупала.
- Дальше.
- Зачем тебе?
- Я не знаю. Правда. Расскажи про занавески. И шкаф. У тебя там есть шкаф?

Джаред слушает голос Эклза и представляет его комнату. Дженсен рассказывает подробно и даже увлекательно.


***
Дженсен уже рассказал про кровать, и про шкаф, и про то, что в шкафу, он рассказал про занавески и балкон, и как раз переходит к паркету, когда в трубке раздается мерное шумное дыхание.

Дженсен нажимает «отбой» и засыпает тут же, как его голова касается подушки. Он давно так не спал. Да еще, чтоб без снотворного?
Очень давно.


Глава 12

Нагревшаяся ручка железной ложки оставляет на подушечке большого пальца неприметный ожог. Это ничего, скоро будет не больно.

Белесая жидкость в ложке как будто меняет цвет: становится радужно-веселой, яркой, переливчатой. Это только кажется, но иллюзорность происходящего вовсе не мешает наблюдать за сменой красок.

Зажигалка работает плохо, нужно постоянно щелкать, чтоб был огонь, и еще нужно следить, чтоб не тряслась ложка – недопустимо пролить хоть каплю. Но у Джареда сильные руки, он справляется.

Справляется, пока в темное помещение не заходит доктор Эклз. Он просто заходит, садится рядом на корточки и смотрит, как Джаред мучается с зажигалкой.

- Давай помогу. Подержать? – спрашивает доктор Эклз, и Джаред вздрагивает, проливает содержимое ложки на грязный пол. Во всем виноват врач, и Джаред кидается на него с кулаками, валит на пол и… просыпается.

- Сука! – стонет Джаред. Сон еще держит, крепко-крепко, так что чувствуется запах от ложки, холод помещения, видится тусклый блеск слишком большого шприца…
Джаред со стоном садится в кровати и замечает, что не один.

Дженсен, почти такой же, как во сне, сидит на стуле и листает карту.

- Проснулся? – спрашивает он.

Джаред очень зол: разве это не очевидно?

- Я не стал тебя будить, но надо было, да? Что снилось?

Джаред не хочет его видеть, не хочет с ним разговаривать. Он помешал мутить. Дженсен встает, подходит вплотную и держит голову Джареда за подбородок, а потом начинает светить фонариком прямо в глаза.

- Не надо… пусти… да всё нормально… пусти…
- Рефлексы не ахти, – пожимает плечами Дженсен. Джаред вспоминает, как они разговаривали вчера по телефону.
- Персиковое?
- Что? – Дженсен отмечает что-то в карте.
- Персиковое, чувак? – лыбится Джаред. Надо бы зубы почистить. И вообще в душ.

Дженсен сдержанно улыбается в ответ.

- Одевайся, приводи себя в порядок, потом ко мне в кабинет.

Отлично. Что еще такое?


***
Когда санитар уходит, Джаред разрешает себе осмотреться. Хозяина кабинета не видно, но зато на низком журнальном столике стоит кофейник, под медицинской впитывающей салфеткой обнаруживаются булочки, джем и тарелка с фруктами.

Это что еще за черт?

От кофейника пахнет очень вкусно. Джаред уже забыл… запахи. Точно. Он чувствует запах свежей сдобы и запах бананов.

Дженсен врывается в кабинет, но тормозит на пороге и, придерживая дверь, орет кому-то в коридор:

- Три кубика и четыре – это огромная разница, Троттер! Ее аллергия на вашей совести!

Ой. Ты уже здесь? Какого черта тебя оставили тут без меня? Троттер! Вот гавнюк бесполезный…

Дженсен соизволяет войти. Он кивает Джареду на низкий диванчик у столика, сам плюхается на стул – напротив. На лацкане халата – что-то желтое.

- У тебя…
- Что? Что еще? – Дженсен сильно раздражен. Или… смущен?
- Халат грязный.
- А, зараза! – Эклз стягивает с плеч халат и кидает его на спинку стула. – Так. Ну, у нас тут завтрак. Ешь.
- У нас?
- У нас, да. Я еще не завтракал, проспал, блин… Крипке занят спонсорами, так что не сунется. А тебе пора переходить на нормальную еду. Давай.

Дженсен наливает кофе в две разномастных чашки. Джаред не очень любит кофе, ему бы соку яблочного, но отказаться как-то неудобно.

Джаред отламывает от булки кусочек.

- Не кроши! – строго говорит Дженсен, в три глотка осушая свою чашку.
- А ты не командуй! – возмущается Джаред. – Я не напрашивался на завтрак, я вообще раньше девяти вечера не хожу на свидания!

Повисшая тишина уже становится привычной для них.

- Свидание? – в голосе Дженсена такой лед, что у Джареда подмораживает яйца.
- Я пошутил, – бурчит он и сует в рот почти всю булку. Вот, теперь у него занят рот, он не может отвечать на вопросы. Дженсен закатывает глаза.

Тишина неожиданно оказывается вполне переносимой, а булка не похожа по вкусу на картон… Правда, Джаред до сих пор боится много есть – привычка избегать лишней боли.

- Слушай… – Дженсен трет шею, потом барабанит пальцами по низкому столику. – Слушай, на самом деле разговор должен быть неприятным.
- Поэтому ты решил напоить меня кофе?
- Нет, кофе я тебя решил напоить просто так, – отмахивается Дженсен, словно это нормально! – Хочу разобраться с твоей эрекцией.
- Э… Дженс… ты понимаешь, как это звучит?
- Ты вообще не воспринимаешь меня, как врача? – Дженсен бесится. У него светлеют глаза, это завораживает.
- Просто странно. Тебя, как врача, это в последнюю очередь должно волновать, вот Саре плевать!

Кофе попадает не в то горло, и Джаред долго и мучительно кашляет. Дженсен снова закатывает глаза, обходит стол и бьет Джареда по спине. Сильно, между прочим!

- Хватит, Дженс, убьешь! – Дженсен садится на место. Какой-то театр абсурда!
- Когда в последний раз? – спрашивает Дженсен и наливает себе еще кофе. Предлагает жестом Джареду, но нет уж, хватит.
- В ломке.
- Серьезно?
- Да.

Дженсен прав – это ужасный разговор. Джаред никому об этом не рассказывал и не собирался, но Дженсен его целовал, и... вроде как ему можно. Потому что если не ему – то кому?

Это было недавно, уже после клиники. После того первого раза у Стерлинга, когда Джаред решил, что дальше так нельзя и попытался слезть сам. Чтоб уесть доктора Эклза.
Ломало. Последняя доза была трое суток назад, деньги родители не давали. Дозвониться до Брауна не получалось.

Все бесило, Джаред наорал на родителей, ударил сестру и ушел на пустырь, где стояли краны и бытовки – там была стройка, но ее заморозили. Он пробрался в кабину крана и лег на сиденье, подтянув к груди колени. Колотило так, что, казалось, качался кран.

В какой-то момент Джаред перестал что-либо видеть – не слепота, но почти. Все серое, предметы расплываются. Рвало, сердце грозило разорвать грудную клетку. Он дрожал и задыхался, и единственное, что мог – это набирать номер Стерлинга снова и снова, едва попадая по клавишам.

Невыносимая боль выкручивала суставы, мышцы сокращались и горели огнем. Джаред молился об обмороке, но никакого облегчения не наступало.

Тогда-то и случилась… эрекция, не принесшая возбуждения. А потом он кончил, не почувствовав ничего, только в штанах стало липко и мокро.


- И что потом? – Дженсен не смотрит на Джареда, за весь рассказ – ни разу, словно ему противно.
- Потом мне стало немного лучше, и я потащился к Брауну в гараж. Оттуда ты меня забрал. Дженсен…. Эй, Дженс…

Джаред понятия не имеет, что скажет, если Эклз посмотрит на него, но когда дурацкие пушистые ресницы подрагивают и Дженсен поднимает свой зеленющий взгляд, Джаред говорит:

- Прости. Прости, что разочаровал тебя. Я не… я не хотел, Дженс.
И тут Дженсен валит его на диван.



***
Дженсен отлично знает, как это происходит.

Это нифига не настоящая боль, это фантом. Болевые галлюцинации мозга, не желающего самостоятельно производить вещества-регуляторы боли. Но наркоману не легче от того, что никакой угрозы его жалкой жизни нет.

Джареду не легче.

Он рассказывает это все, стараясь поймать взгляд Дженсена, стараясь увидеть оправдание, но Дженсен просто не может. Не в его силах перестать содрогаться от отвращения, он не может сказать Падалеки: все нормально, я тебя понимаю.

Потому что Джаред старательно загонял себя в ловушку, чтоб теперь сидеть тут и плакаться! Сидеть, кусать свои глупые губы, смотреть глазами побитого щенка, дрожать своим мягким голосом и ждать сочувствия!

Уроды! Господи, какие же уроды! Вырожденцы.

И когда Джаред заканчивает говорить, Дженсен кидается к нему, чтоб вытрясти душу из этого дебила, чтоб вколотить в его большую тупую башку, что это все его выбор, он виноват, виноват, и никакие «прости» не смогут нихера изменить, потому что он гнилой, и…

И Дженсен просто лежит сверху, распластав Джареда по своему рабочему дивану, и кусает его губы, и ерзает на нем, как подросток в свой первый раз с одноклассницей, и прижимается бедрами, горячим стояком. Он трахает Джареда, не раздевшись, не раздев его, не… проникнув, он вколачивается пахом, и Джаред целует в ответ, кладет свои широкие ладони на задницу Дженсена, прижимает его к себе, тяжело дышит, и он не против!

Блядь, он правда не против, он ведет одну ладонь выше, к шее, забирается под рубашку, касается голой кожи, и у него ледяные руки, Дженсен вздрагивает, но Джаред еще сильнее сжимает пальцы на заднице, почти щипая, почти больно, а потом…

Потом…

Приподнимает бедра, сталкиваясь с пахом Дженсена, ловит его ритм, хотя какой там ритм… и притискивает Эклза к себе так сильно, что трудно вдохнуть, в груди болит. Джаред дает себя трахнуть, подмахивает, и кусается в ответ. У него закрыты глаза, и когда он тихонечко стонет, Дженсен срывается в оргазм, как на лыжах с горы в Швейцарии, когда перед глазами мелькает белое, и темные пятна деревьев, и внизу… внизу под ним Джаред открывает глаза и смотрит, как Дженсен кончает…. в трусы…

Его уволят.

Его точно уволят. Он сам уйдет. Если бы кто-то зашел?!

Они даже не заперлись, то есть – какие «они»?

Если Джаред сейчас скажет хоть слово, Дженсен его убьет.

Джаред наблюдает, как его врач без сил сползает с дивана, покачиваясь и морщась от холодного в трусах, и говорит, камикадзе:

- Нихуя себе! – а потом прибавляет, тяжело сглотнув:
- А у тебя нет яблочного соку?



Глава 13

Джаред выпивает литровый пакет сока залпом. Жаль, что Дженсен не принес его сам, а передал с Троттером.

Но Эклз, насколько Джаред успел его узнать, занят самобичеванием или чем-нибудь таким. Он же профи. Он врач. А тут такое.

Джаред улыбается, вспоминая лицо Дженсена после просьбы о соке. Джаред надеется, что у доктора есть смена одежды, потому что кончил он ух, как сильно! Кажется, это чувствовалось через четыре слоя ткани – как Дженсен изливался… Чувствовалось мягким расслабленным членом.

Провались оно все!

Падалеки набрасывает на себя одеяло и спускает джинсы. Дженс оказался круче, чем все, что пробовал Джаред. Кроме… ну да, как не подумать об этом! Джаред злится и насильно пускает мысли по другому следу. По следу, пахнущему дорогим одеколоном, лекарствами, кофе и спермой.

Как он кончал, блядь! Джаред тоже хочет. Теперь – хочет. Что говорила Гэмбл? Важно иметь цели, важно чего-то хотеть.

Это подойдет? Хотеть хотеть своего доктора?

Это не было противно, как раньше думал Джаред. Вот даже такое, неполноценное – оно было круче, чем с любой девицей, искреннее. Дженсен не думал, как он выглядит, не думал, как его воспринимают, он просто брал свое, и это было так…

Джаред гладит себя по животу. Да, совсем он глиста, как это может понравиться Эклзу?
Член противно-мягкий, и Джаред забирает его в кулак, сжимает легонько. Ничего. Когда Дженсен потеет, волосы начинают пахнуть резче – каким-то хвойным шампунем. Забавно, что с Эклзом Джаред вспомнил столько запахов.

Под кайфом запахи интереснее.

Нет, не надо. Вот так, погладить самый кончик, закрытый кожей, провести по вене…

Вене… Нет. Это другое. Это…

Кто-то кололся в пах, когда руки уже не работали. Там, ниже живота, можно прощупать тугую крупную вену: и колоть удобно, и приход моментальный.

Джаред бессильно бьет затылком подушку и переворачивается на живот, придавливает свой кулак и член в нем… Потом засовывает под себя вторую руку и легонько царапает мошонку, пощипывает, сжимает. Вроде, в низу позвоночника тяжелеет.

Джаред ерзает, пытается сымитировать трах, и он как будто сверху, но это слишком слабо, это не приносит никакого кайфа, только пустоту и неудобство.

Если Джаред так нравится доктору, может, Эклз даст денег? А Джаред раздвинет ноги.

Блядь! Нет! Ну что же это, ну что?! Почему, стоит ему остаться одному, и все это дерьмо лезет из всех щелей, выкручивает руки, вывихивает сознание, подкидывает варианты?

Ведь все, уже все! Ломки нет, просто забудь, просто… никак.

Это слишком ярко. Слишком необходимо. Это под кожей, в крови – насовсем.

Джаред вскакивает, и даже не заправляясь, колотит в дверь.

- Громила! Можно мне к психологу на внеочередной сеанс, а? Мы тут вроде как платим!

Санитар обещает узнать, примет ли Джареда мисс Гэмбл.


***
Что это было? Блин, что это было?! Почему? Как?

Пора к Крипке, увольнительную на стол?

У Дженсена до сих пор покалывает спина, там, где прикасались ладони Падалеки. Джаред даже не завелся, совсем, он просто дал то, чего хотел Дженсен.

Они хитрые, нарики. О, какие они хитрые! Если вместо удара в морду Дженсен получает оргазм, это вовсе не значит, что Джаред просто так мил и вежлив. И терпим.

Дженсен выходит из душа и натягивает смену белья – всегда в багажнике, на всякий. Пациенты – они такие, вечно… выделения.

Угу, только на этот раз выделения собственные.

Дженсен сушит голову полотенцем и решает не думать. Раз в жизни не пытаться разложить все по полочкам, просчитать действия других и свои реакции.

Он идет в чат и назначает встречу с брутальным брюнетом на одиннадцать вечера.


***
- Данниль, я хочу привести его домой и трахнуть! Таких домой не приводят.
- Дженни-бой? О, Эклз, ты надрался? Але!
- Да. Имею право.
- Согласна. Кого пригласить? Ты кого-то снял?
- Да, он только что ушел. Нет, не только что. Бутылку назад.
- А что ты пьешь? Ты дома? Мне составить компанию?
- Мне повторить?
- Э… да, желательно. Я ничего не поняла. Ты его не трахнул, того, кто ушел?
- Ты дура, Данниль.
- Бля-а-а-а. Значит, ты про этого своего?
- Он не мой. Ты знаешь, я думаю, что стоит сменить профессию. Хотя нет.
- Нет? Объясни дуре.
- Меня посадят за домогательство и научат клеить коробки или сколачивать тару для овощей.
- Я сейчас приеду. Ты бредишь. Стоп. Дженс? Дже-е-енс? За домогательство?! Але! Ты там заснул, что ли? Ох ты ж блин… Дженсен! Ты будешь в силах открыть мне дверь? Видимо, нет. Дженсен, тебе пора в отпуск. Спокойной ночи, придурок!


***
- Сара, я не справлюсь.
- Ты сможешь, Джаред.
- Нет. Я уже не могу.
- Слишком мало времени прошло. Слишком!
- Но я думаю только об игле. Это невозможно.
- Я знаю.
- Вы врач, вы знаете все только по книжкам!!!
- Не кричи. Вряд ли ты хочешь, чтоб тебя лечил врач-наркоман.
- Вы вообще не врач. Психология – это не наука.
- Какая прелесть, Джаред. С чего ты взял?
- Не знаю. Не важно, извините.
- Я понимаю… теоретически понимаю, что с тобой творится. У нас есть группа людей, которые смогли.
- «Привет, я Джаред, и я наркоман»?
- Именно. Ты будешь не один. Возможно, тебе кажется, что такого ни с кем не случалось, но люди вылезали, правда.
- Вы много таких знаете?
- Да. Довольно-таки.
- А кого больше? Тех, кто подох, или тех, кто вылез?
- Многие находятся между.
- Ненавижу психологов! Вы вообще нормально не умеете разговаривать. Когда группа?
- Если ты согласен, то можешь начать после второго этапа лечения. Где-то через две недели. Есть группы на четверг и вторник. Есть одна в субботу. Ты можешь ходить во все дни, можешь – только один раз в неделю.
- Давайте закончим, я хочу обратно в палату.


***
Дженсен звонит в клинику рано утром.

Голова похожа на бейсбольный мяч – формой и тяжестью. Тошнит, и перед глазами плавают разноцветные круги. Кажется, Дженсен до сих пор пьян.

Он проснулся на смятой кровати, в одежде, сжимая телефонную трубку. Последний номер – Данниль. Пожалуй, пора завести личного психолога, только не Сару, ее тонкая душевная организация не выдержит такого пациента, как Дженсен Эклз. Интересно, что он наговорил Харрис?

Секретарша слишком бодра для такого поганого утра. Дженсен сглатывает кислую густую слюну и хрипит о том, что заболел и хочет взять отгул. У Эрика снова встреча со спонсорами – он с ними спит, что ли?

При слове «спит» Дженсен глупо хихикает в подушку. Какая чушь! Какая бредовейшая картина!

Телефон заливается дурацкой трелью. Откуда такой звук, и где любимый звонок

Дженсена? Все настройки слетели к чертям. Везде.

- Доктор Эклз, ваш пациент… Падалеки… Он очень просил позвонить вам, вот я и подумала…

Зачем на такую работу берут баб? Не, не так. Зачем в наркологическую клинику берут идиоток?

- И что? Вы подумали – я буду рад поговорить с ним в девять утра, находясь дома на больничном?
- Простите… Простите…
- Давайте уже, не тарахтите. Голова раскалывается.

Вот это он зря. Теперь вся клиника будет ржать, что непогрешимый доктор Эклз мается дома похмельем. Непогрешимый, точно.

Голос Джареда в трубке слишком тихий и неуверенный.

- Ты вчера нажрался и сегодня отходняк?

Очаровательно!

- Это у нариков отходняк, а я просто сплю. Чего надо?
- Тебя.
- А?
- Плохо слышишь? Мне сказали – я теперь могу выйти отсюда, когда захочу. Давай встретимся в городе.

И какая сука, интересно, разболтала об этом пациенту?! Сара?

- Я сегодня не собирался выходить из дома.
- Ладно, давай я приеду. Привезу чего-нибудь.
- Джаред… Это… это плохая идея.
- Почему?
- Потому что ты на лечении, и выходить сейчас… не рекомендуется. Ты можешь сорваться… чувак.
- Я не сорвусь. Или… Боишься, что я узнаю, где ты живешь, а потом обкраду твой дом? Загоню твой музыкальный центр и куплю белого?

У него очень ровный голос, и Дженсен против воли представляет, как Падалеки прижимает трубку к уху и обиженно хмурит брови, контролируя каждую интонацию. Возможно, он привычно дергает себя за волосы. Дженсен смотрит на свой музыкальный центр. Ну, не такой он и дорогой…

- Центр я тебе не советую, а вот за плазму можешь срубить прилично.

Джаред хмыкает в трубку и невинно добавляет:

- Только нужно твое разрешение, док, без этого меня не отпустят.

Гадина. Мерзавец. Ублюдок.

Дженсен плетется в кабинет и включает факс. Какая там форма разрешения?

Запоздало накатывает страх, но похмельному Дженсену, как правило, наплевать на весь мир.

Очень пить хочется.


Глава 14

Дженсен понимает, что натворил, только ближе к вечеру, когда Падалеки не появляется. Из клиники он уехал часа в два, Дженсену позвонили с отчетом. Сейчас восемь – где он?
То есть, понятно где.

Дженсен, возможно, уже поехал бы к Брауну в гараж – мудака выпустили, наверняка. Такие ребята не садятся, садятся другие. Но вдруг Джаред все же приедет?

Так думать – верх наивности, Эклз осознает это прекрасно. Но не двигается с места.

Он торчал дома весь день, только доставку продуктов заказал. Он никак не мог пропустить Джареда.

Дженсен крутит в пальцах заныканную с Рождества пачку сигарет; он не курит, но иногда бывает, нервы сдают. Впрочем, он не станет сейчас курить – не хватало расклеиться из-за дурачка-наркомана.

Кто тут еще дурачок?

Дженсен столько лет работает с ними, он назубок знает все уловки, как можно было повестись? Тем более – сейчас, когда Джаред только-только прошел первый этап терапии, не гарантирующий ничерта, только очистку крови.

Интересно, что скажет Эрик, увидев Падалеки в прежнем состоянии и факс от Дженсена с разрешением? Джаред в клинике в первичном состоянии – это оптимистичный прогноз.

Дженсен думает, что нарывается нарочно. Такой вот подсознательный способ сбежать от профессии. Пожалуй – это повод закурить.

Звонок в дверь застает Эклза врасплох – он только-только сделал первую затяжку.
Дженсен поспешно тушит сигарету и идет открывать.

Джаред стоит на пороге, засунув руки в рукава толстовки, капюшон надвинут на самый лоб. Он хмуро кивает Дженсену, проходя в квартиру.

- Ты чего на меня так смотришь? – Джаред стаскивает капюшон, волосы встают дыбом, взлохмаченные.
- Как смотрю?
- Как будто не ждал.
- Я не ждал уже, – почему-то признается Дженсен, наблюдая, как Джаред стаскивает не развязанные кроссовки, наступая на пятки.

- Думал, я у Стерлинга? – Джаред очень не в духе. Очень. Дженсен пожимает плечами и идет в кухню, слушая, как Падалеки шлепает за ним по паркету. Надо спросить, где он был, надо проветрить – Дженсен не выносит, когда дома пахнет дымом. Но Падалеки нагло зажигает его сигарету и жадно затягивается. Дженсен подпирает спиной холодильник.

- А у тебя круто, док! – Джаред, прищурившись, оглядывает кухню. Он очень нелепо смотрится с сигаретой. Ему бы не курить, да… ладно. Это не навредит. Джаред отгоняет дым от лица и говорит:

- Я был у Стерлинга.

Дженсен тянет руку и включает дополнительную подсветку у кухонных шкафов – так светлее и, возможно, удастся разглядеть зрачки Падалеки. Джаред морщится.

- Я не вмазал, Дженс.
- Брауна не было дома?
- С чего бы?
- Его забрали.
- Да? Не знал. Нет, он был. Я не подошел к гаражу.

У Дженсена почему-то слабеют колени, и хочется опуститься на стул. Да, мощно он вчера нажрался.

- Ты не думай… я ничего такого не планировал, я к тебе собирался. Мне выдали одежду, вещи. Там было немного денег в джинсах, на проезд. И мобильник. Я даже пошел на остановку, чтоб к тебе ехать. Автобуса не было. Я сам не понял, как оказался в метро.

Дженсен открывает холодильник и достает сок. Яблочный. Другого нет, а в горле сухо.

- Ой! – загорается Джаред. – Мой любимый!

Дженсену одновременно хочется вышвырнуть пакет сока в окно и сходить купить еще с десяток упаковок.

- Что было дальше? – Эклз наливает в два высоких стакана желто-зеленую прозрачную жижу. Он терпеть не может яблочный сок.
- Ничего не было, – удивленно отвечает Падалеки и залпом хлещет свой сок. – Я постоял, посмотрел на его дом, подумал… а потом развернулся и поехал к тебе.
- Постоял и посмотрел?
- Ну да.
- Пять часов?
- Э-э-э… серьезно? А сколько сейчас?
- Девять, и там темно, Джаред. Сложно было не заметить.
- Да, точно. Ну, наверное, не пять, но долго. Хм. Я не просек.
- Повезло, что Браун тебя не просек.

Джаред опускает голову и соглашается:

- Да. Повезло.

Дженсен разрешает себе табуретку. Жестко, и от сока во рту противно.

- Голодный?
- Не.

Джаред все так же рассматривает свои колени. Такие, как он, никогда не голодные.

- Джей, а о чем ты думал?
- Когда?
- У дома дилера.

У него широкие плечи. Он худой, и непонятно, но они широкие, видно, когда Джаред их приподнимает.

- Я не… блин, а я не помню. Вообще, все как в тумане. Наверное, хотел ширнуться. О чем я мог еще думать? – злость в голосе Падалеки наводит Дженсена на очевидную мысль, что он злится на себя. Гений, ты просто гений, Дженсен Эклз.

- Ты молодец, Джей.

Джаред удивленно вскидывается и недоверчиво наклоняет голову к плечу.

- Чего? Правда. Это действительно прорыв, я не умею говорить такие вещи, это у нас Сара мастер, но – правда. Что бы тебя ни заставило уйти, сдержаться, это очень круто. Так держать, и… все такое.

Дженсен неуклюже изображает пальцами знак победы.

Но Джаред не выглядит довольным или гордым. Он массирует пальцами сгиб локтя, и опять прячет глаза, а потом говорит непривычно сипло, так что в горле булькает хрип:

- Ты… ты можешь меня… отвлечь?


Глава 15

Это действительно крутая квартира, и Джаред действительно чувствует себя здесь неуместно.

Его начинает колбасить еще сильнее, пока он рассказывает Дженсену о том, как стоял у гаража, как моргал на пробивающийся свет и истекал на желание вмазать.

В злые глаза Дженсена смотреть стыдно: он так выглядит в этих своих домашних брюках и белой тенниске, словно снимается для девчачьего журнала, и на него предположительно должны дрочить все особы женского пола от пятнадцати и до семидесяти.

Чего там, мужского тоже.

В клинике он другой, резче. И волосы не настолько мягкие. Джареду хочется, чтоб Эклз вспотел – понюхать его макушку.

Нет, это самовнушение. По правде, Джаред хочет только одного: вежливо откланяться и вернуться в гараж.

И когда он, отчаявшись, просит Дженсена… не стоит уже даже в башке. Джаред очень устал.

Но Эклз не торопится помогать и отвлекать. Он оглядывает Джареда тягучим внимательным взглядом, от которого хочется спрятаться или хотя бы переодеться. Он высовывает кончик языка, как будто собирается облизать губы, но так и оставляет его там, в уголке рта. Нижняя губа матово влажно блестит.

Все. Все. Джаред уже уничтожен, он догадался, как низок и неприятен, он сейчас уйдет…

- Давай сам, а? – говорит Дженсен и делает шаг в центр понтовой дизайнерской кухни, разводит руки. – Дай мне понять, что тебе нужно, кроме…
- Дать тебе? – подхватывает Джаред игру. А то, что Дженсен играет – можно не сомневаться.

Он отвечает на вопрос тихим вздохом, выдыхая через рот, через приоткрытые губы.

Джаред расстегивает толстовку, молния слишком громко жужжит в тишине кафельно-пластикового пространства.

Дженсен кивает, то ли отвечая на вопрос, то ли поощряя стриптиз. Джаред думает, что надо было побриться перед уходом из клиники, но он очень торопился.

Футболку с длинными рукавами – других уже год как не держим – снимать не хочется, не сейчас. Джаред вообще не хочет раздеваться.

Дженсену надоедает ждать.

В поцелуе, где-то между их ртов – вкус яблочного сока, Джареду нравится, он лижет блядские губы Дженсена, глотает его слюну. Дженсен целуется, как бог, Джаред даже сейчас может оценить. Он любил раньше целоваться, мог достать лизанием любую девчонку. Сам, словно девчонка.

Дженсен непривычно высокий, он держит руку на затылке у Джареда, не дает отстраниться, толкает его к стене, направляя другой рукой, сжимая в горсти футболку, и если бы не его рот – Джаред бы решил, что будет сейчас отпизжен.

Он впечатывается в косяк, между лопаток остается ощущение вмятины. Дженсен остервенело дергает вверх футболку Падалеки, словно хочет порвать ее нахрен, животу холодно, а Дженсен тащит за собой, вытирая стену Джаредом.

В коридоре под ноги Джареду бросаются его собственные кроссовки, и он спотыкается – они сейчас рухнут на пол! Джаред больше, чем обычно, кажется себе беспомощным – его так тягали только в драках.

Это не секс, а черт знает что!

Эклз, наверное, понимает, что слишком жмет, и дает Джареду свободу – как раз где-то в гостиной, Джаред видит на стене пресловутый панельный телевизор, а справа – распахнутую дверь в спальню.

Они даже прекращают целоваться, просто рвано дышат друг напротив друга, и Дженсен продолжает стискивать его футболку. Джаред неуверенно берется за края белой
дженсеновской тенниски, и Эклз тут же отстраняется, тянет тряпку через спину, и он…

Джаред думает о том, сколько стоит абонемент в спортклуб, который посещает Дженсен. Стопудово: тридцать минут на дорожке, чтоб подсушиться, потом штанга, комплекс на ноги – чередовать с комплексом на руки, обаятельный тренер, которого доктор наверняка уже трахнул... По субботам – йога, чтоб потянуться. Ах, да. После каждой тренировки – сауна и бассейн.

Дженсен снова кажется невозможным, порнушным, манекенным, он, собственно, и не спускался со своей высоты, но теперь Джаред просто не разденется. Ни за что.

- Ну? – вибрирует Дженсен. Джаред видит его стояк сквозь брюки и не чувствует своего. Он теперь… кастрат. Точно. Вот только петь не умеет.

А как хочется – хотеть его, такого! Такого рельефного, скользкого, похотливого! Как хочется завести его самому, а не чтоб он, как всегда, делал всю работу!

А, плевать. Плевать!

Джаред даже удивляется, откуда в его теле такие звуки. Он с рычанием толкает Дженсена в грудь, и тот падает на кожаный черный диван, взмахнув от неожиданности накачанными – но не перекачанными – руками.

Джаред устраивается между его ног, стаскивает мягкие штаны вместе с белыми трусами, заставляя Дженсена смешно задрать пятки. Трикотажный комок летит прямо в плазму. У него и ноги… и такой живот…
И тяжелый, даже на вид, потемневший член.

И теперь он ни-че-го не контролирует. Это заводит, о, черт, как это заводит!

Джаред смотрит в затянутые мутью нетерпения глаза; не прекращая играть в гляделки, на ощупь обхватывает член, по одному прижимая пальцы к гладкому стволу, а потом нагибается.

Дженсен подкидывает бедра, и Джаред ведет кулаком вниз, ударяясь в пах, а затем вверх, к влажной головке. Он дышит на самый конец, затем лижет по кругу, не решаясь взять в рот. Это… интересно. Это дает такое важное ощущение… Когда можно довести другого до края…

- Не делай, Джей, если не уверен, – выстанывает Дженсен, снова толкаясь в сжатый кулак Джареда, и вот зараза! Он даже тут командует!

Впрочем, Джаред и правда не уверен. Но хрена он теперь остановится!

Это как… как лизнуть просто потную кожу – солоно. Может, оно и не так, у Джареда проблемы с вкусовыми рецепторами, а с чем у него нет проблем, елки? Но сосать член – не сложно, а может дело в том, что это идеальный Дженсен – он идеально помещается за губами – если прикрыть зубы. Идеально скользит по небу, идеально ложится на язык, и под язык, и по кругу, вот так…

Дженсен хвалит низкими вибрирующими стонами, подгоняет, подстегивает, и даже…

- Еще! – громко и четко, требовательно, так по-дженсеновски, и Джаред делает еще – пропускает член глубже, так что он бьется в заднюю стенку глотки.

Джаред столько блевал, что корень языка опускается легко и автоматически.

У Дженсена очень… круглые… яйца. Подтянутые, крепкие, их приятно держать в ладони, приятно сжимать и чуть покачивать.

- Ты хочешь? – спрашивает Дженсен, и Джаред прерывается. У Эклза волосы прилипли к потному лбу, и глаза чумные – чуть косят забавно, и он ждет ответа, а что Джаред может сказать? Что ему жарко и тяжело внизу, но ничего такого, на что стоило бы обратить внимание?

- Я хочу, чтоб ты кончил, Дженс, – хрипит Джаред распухшим горлом. И Дженсен разочарован, но старается не показывать этого.

Когда ты лежишь голый на кожаном диване и капля твоей смазки размазана по губам твоего пациента – сложно чего-то там не показать. Дженсену досадно, и он готов к бою, но он же сказал: «Давай сам».

- В рот? – деловито интересуется Эклз, и Джаред моргает непроизвольно. Он как-то… не подумал.

- Не дергайся, я успею, – усмехается Дженсен и перегибается назад, за диван. Теперь в его руке – белая тенниска.

Он планирует ее обкончать?! О.
А Джаред планирует думать об этом? Блин!

Член Дженсена таранит горло, Джаред гордится, что берет так глубоко, ему нравится, как рот заткнут Дженсеном, нравятся звуки, обволакивающие гостиную, громкие, подгоняющие, надрывные, хрипатые.

Он дрочит, и руку уже сводит – какой он слабый, как быстро – но останавливаться Джаред не собирается, не сейчас. Челюсть ноет, и даже язык – и тот устал, но Дженсен…
Дженсен… Дженс…

Джаред не дает ему отстраниться, притягивает к себе обратно, и Эклз мотает головой обреченно:

- Эй, я сейчас… эй… ну же… я кончаю… Джей!

Не то чтоб он спустил с именем Джареда на губах, это просто была последняя попытка заставить Падалеки отстраниться. Но получилось, как получилось, и Джаред гладит вздрагивающий живот, крепкие ноги, подтянувшуюся мошонку, и глотает. Много, вязко-терпко, звук получается гулкий и неприличный. Все сглотнуть не выходит, по подбородку течет.

И Дженсен, совсем косой и одурелый, тащит Джареда на диван и тянет целоваться, но Джареду не хочется – он весь сперме. Бррр.

Но Дженсен все равно целует, легко прикасаясь губами. Потом оглядывает полностью одетого Падалеки и говорит:

- Знаешь… теперь это просто дело принципа!

И Джаред не может понять, о чем он. Просто… ему прикольно, что вышло нормально. Прикольно, и хочется спать, в клинике в это время был уже отбой.

Джаред наклоняет голову Дженсена, утыкается носом в макушку и шумно втягивает запах его волос.


Глава 16

Сложно поверить, что этот парень никогда не сосал член. Может, врет?

Хотя, с чего бы?

Дженсен лениво переваривает клубок ощущений, в котором перемешался стыд с острым удовольствием, сочувствие с искренней благодарностью и профессиональный интерес с интересом… сексуальным.

Ладно, это не вызов. Просто… очень хочется, чтоб Падалеки было так же хорошо. Или лучше. Ладно, немного от вызова тут есть.

Только вот сидеть голым задом на кожаной обивке – неприятно и холодно. Джаред… а что он делает, собственно? Нюхает волосы Дженсена? Так, ладно, чем бы ни тешилось…
Но где-то в сердце екает, пониже правого желудочка.

За спиной на тумбочке начинает звонить телефон, но Дженсен не собирается поднимать трубку. Щелкает запись, и голос Данниль произносит радостно:

- Ага-ага, тебя нет дома, а кроме меня тебе никто не звонит, отшельник, так что можешь уже научить свой автоответчик приветствовать меня по имени! Итак, Дженс, ты его привел домой? Я знаю, эта глупость вполне в духе твоего теперешнего «будь-что-будет-и-гори-оно-огнем»! Поделись потом, что ли, зануда! Целую!

Дженсен сползает по скользкой обивке. Почему он… почему он как-то не избежал этого? И про кого говорит Харрис? В чем он успел ей вчера признаться?

Дженсен, упиваясь своими ошибками, не сразу замечает, что рядом холодно и пусто – Джаред стоит возле дивана и лихорадочно поправляет одежду.

Блядь!

- И куда это ты?

Джаред пожимает плечами и оглядывается. Дурак, твоя ужасная толстовка осталась на кухне.

- Что не так, а? Тебя чем-то напугала моя давняя подруга? Или то, что она сказала?
- Дженсен, давай честно! – решительно произносит Джаред, и Дженсену это категорически не нравится. И вообще – он тут голый сидит, между прочим.

- Ну, давай честно, Джаред.
- Это… знаешь… ты тут такой принц, а я вообще из другого… из другой истории, доктор Эклз!

Джаред рад, что придумал подходящий образ. Он тут же принимается его эксплуатировать:

- Это разные книжки, Дженс, разные сказки. Ты и я. Мы не пересекаемся ни в одной точке, мне тут делать нечего. О ком она говорила? Обо мне? Ты обсуждал меня с кем-то? Вечером за стаканчиком виски в крутом клубе: «О, у меня тут новичок – мало того, что клоун, так еще и без яиц!»

- Ты не…
- Заткнись, Дженсен! А если она говорила о ком-то другом, о ком-то, кого ты трахаешь тут по выходным или после работы, то я вообще… не…
- Не такой?
- Да, мать твою! Не такой.
- Так тебя беспокоит то, что я обсуждал тебя с кем-то посторонним, то, что я сплю с другими парнями или то, что я хотел привести тебя сюда?

Джаред подвисает, и Дженсен снова ставит высший бал своей беспроигрышной искренности.

Но ему стыдно, когда он видит, как Джаред отчаянно хочет поверить… в какой-то хороший вариант.

В конце концов, им уже вообще нечего терять. Вроде бы.

- А это что, правда про… про меня?
- Я не помню, Джей. Блядь, холодно. Давай в спальню?
- Нет! Я ухожу.

Кто тут еще принц? Принцесса. Принцесса-наркоманка, точно Диснеевский мультик, Данниль нельзя отказать в чувстве юмора.

- Ладно. Мы не перейдем в спальню, и я отморожу себе жопу. Короче, я не помню. Я вчера нажрался и звонил ей, мог наболтать все, что угодно. Но, честно говоря… да, я хотел, чтоб ты сюда приехал. Но не считал это возможным. Еще претензии?
- Н-нет… это не претензия, я просто…
- Джаред, я понимаю, что я самый паршивый врач из всех, кого ты встречал, но я все же в курсе понятия «врачебная этика». Я ни с кем не обсуждал твои проблемы. Ты нервничаешь?
- Да. Я не хотел орать. Просто швыряет… то ничего, а то вдруг накатывает, и хочется взорвать весь этот гребаный мир.
- Это отходняк, Джей.
- Да… я понимаю. Ой! Ты замерзнешь, правда. Давай в спальню.

Джаред еще молодец, один пациент чуть не сжег клинику в таком состоянии. Дженсену вдруг становится неудобно, но прикрываться мятой тенниской глупо, и чего там Джаред не видел….

Как выясняется – задницу. Когда Падалеки направляется позади Дженсена в спальню, его взгляд ползет по спине, оглаживает ягодицы и стыдливо мечется вверх, к шее. Дженсен чувствует такие мажущие взгляды.

- О, а где персиковое? – притворно изумляется Джаред, и Дженсену требуется какое-то время, чтоб понять, о чем он.
- Белье? В прачечной. Ты же не думаешь, что я всегда сплю на персиковом?
- Я не знаю, отмазка про бывшую девушку была неубедительна, – хлопает ресницами этот гад, и Дженсену… смешно. Эта шутка очень в стиле той самой бывшей девушки.

Дженсен скидывает на пол покрывало и забирается в постель.

- Давай.

Джаред мнется, а затем снимает носки, перебирает в густом ковре длинными пальцами и… лезет в джинсах под одеяло.

- Не-а. Даже не думай. Все долой.
- Тогда я пойду, – тут же сообщает Падалеки. Ну… ебаный в рот! Что за торговля? Он что, целку домой привел?

Хм-м-м…

- Джаред, я тебя видел.
- Но не... не так. А у тебя пододеяльник, как кресло.
- Чего-о?!
- Цвет.
- А. Не заговаривай мне зубы.
- Дженс, не надо. Ты не…
- Падалеки, ты кретин.

Дженсен широко расставляет колени и за ремень дергает на себя Джареда. Тот бормочет что-то невнятное, и он такой… Такой… Дженсен задирает футболку и целует впалый живот. Джаред затыкается, только вздрагивает.

Вот так, по линии штанов, легко касаясь языком, целуя тонкую кожу. Дженсен обводит пупок губами, дышит в ямочку. Джаред вздрагивает и робко улыбается.

Дженсен резко расстегивает ремень и тянет вниз молнию. У Падалеки смешные трусы с Губкой Бобом. Дженсен, собственно, так и думал.

Не то чтоб он думал о трусах Падалеки, просто это очень… подходит Джареду. Который теперь смирился, и послушно вышагивает из джинсов, переступает длинными ногами.

- Уже можно под одеяло? – интересуется Джаред, и… ему можно. Да. Конечно.

Дженсен двигается, и Джаред быстро ныряет в постель – ложится как можно ближе к краю, как можно дальше от Эклза.

Какой мутный трах! То есть, это и не трах вовсе.

Дженсен сам пододвигается к Джареду и вздрагивает – Падалеки холодный, как рыба. В голове сами собой всплывают строчки из учебника: про плохое кровообращение и тромбы, и даже… Дженсен трясет головой.

Он кладет ладонь Джареду между ног и привыкает к ощущению мягкости под пальцами. Джаред ерзает и норовит отвернуться.

- Все нормально, Джей.
- Где?
- У тебя.
- Ты так думаешь?
- Слушай, если не хочешь расслабиться – просто не мешай мне!

Джаред сопит обиженно, но затыкается, только морщится раздраженно. Дженсен стягивает с него Губку Боба. А потом нашаривает на тумбочке пульт и вырубает свет, оставляя только ночник.

- А встать и нажать выключатель – это слишком сложно? – хмыкает Джаред.
- Я просил тебя заткнуться! – Дженсен закипает. Это… это… блин! У Падалеки и правда не стоит – совсем, и данный факт, черт побери, задевает, несмотря на все шесть лет обучения в медицинском и еще полжизни во всяких ординатурах!

Джаред вытягивается во весь рост и закрывает глаза. Какой же он длинный!

Дженсен начинает его вылизывать.

Это похоже… как будто Джаред – такой громадный леденец. Дженсен сползает к ногам и начинает от исколотых синюшных щиколоток подниматься вверх. Он доходит до колен, но Джаред только вздрагивает тихонько и молчит.

Внутренняя сторона бедер, пах, между ног, лобок, анус, палец внутри… Дженсен заводится снова, он еле сдерживается, чтоб не натянуть на член узкую задницу Падалеки, но тогда все теряет смысл, и вместо Джареда в постели сегодня может быть кто угодно.

- Я довольно глупо себя чувствую, так что не мог бы ты как-то дать мне знать, – начинает Дженсен, давя на корню раздражение, но Джей, умница, понимает сразу:

- Да, я скажу! Пока просто… приятно. Очень. Тепло… я бы раньше давно уже спустил. И там… не больно.
- Это всего один палец в моей слюне.
- Ну… все равно.
- Ладно, – Дженсен подтягивается вверх и целует Джареда в покрасневшие губы. Надо отвлечься, потому что мягкий член во рту – это противоестественно!
- Мне жаль, – говорит Джаред с таким несчастным видом, что Дженсену стыдно. – Твои ожидания не оправдались…

Джаред безотчетно трет сгиб локтя, и Дженсен перехватывает его руку.

- Покажи.
- Не надо.
- Я тебя не осматривал сегодня.
- Я отказываюсь играть в медсестру и пациента, меня это не заводит.

Дженсен обреченно вздыхает. Джаред правда боится, у него в темноте расширены зрачки, так что радужки почти не видно. Дженсен сжимает его запястье и подносит к губам.

Здесь тоже все синее и в язвах, Джаред выработал привычку натягивать рукава до самых кончиков пальцев. Дженсен не дает ему выдернуть руку и быстро целует запястье, лижет языком поперек. Джаред замирает, зажмурившись.

Тут даже вкус кожи какой-то другой. Больной. Дженсен потихоньку задирает рукав, оголяя все новые и новые следы от инъекций. Вот это – от капельниц. Это – от шприца. Тут подкожная, здесь внутримышечная. Вот тут долго тыкали и не могли попасть в вену.

Дженсен закатывает рукав почти до локтя, где основное сборище следов.

Джареда можно показывать студентам – он выглядит как классический героинщик.

Дженсен очень старается не поделиться с Падалеки этим наблюдением.

- Я видел почти всю руку, может, разденешься?

Джаред был прав, эрекции – как не бывало. Дженсен прикусывает губу. Это его работа. Это то, от чего он лечит и что ненавидит.

Джаред садится и виновато смотрит на Дженсена. С очередным невнятным «мне жаль», он снимает футболку.


Глава 17

Джаред замечает, как Эклз непроизвольно морщится.

Накатывает злость: сам виноват, нарвался, доктор! Джаред отшвыривает бесполезную футболку в угол спальни. Все, давай. Любуйся!

- Нравлюсь? – спрашивает он, и втягивает живот, чтоб быть совсем уродом. Белому плевать, как ты выглядишь, сколько весишь и чем питаешься, он прощает все.

Да, именно. Он терпим и добр, этому обществу надо учиться у него толерантности.
Что за хрень в голове, блин!

Джаред падает на мягкую подушку и смотрит в потолок. Дженсен вытягивается рядом кверху задницей. Бесстыжий, бессовестный.

Лишний.

Джаред бы поспал сейчас, можно попросить у дока снотворного.

Дженсен поднимает руку Джареда, держит пальцы кольцом вокруг запястья. И разглядывает ладонь, и в темноте не разобрать, о чем он думает.

А потом Дженсен снова лижет запястье, но не останавливается, а поднимается вверх по внутренней стороне руки, прямо вдоль по венам. Он лижет широким горячим языком, и Джареда пробивает до самого паха… и вены словно расслабляются и приподнимаются, чтоб прижаться там, под кожей, к этому нереальному языку.

И когда Дженсен долизывает длинным движением до сгиба локтя и кружит там невесомо-мокро, а затем поднимается к плечу, Джаред говорит ровно-ровно:

- Господи.

А потом его прижимает к матрасу возбуждением, приплющивает, давит забытой тяжестью, и он повторяет:

- Еще так. Господи…

И Дженсен прищелкивает языком, и повторяет весь путь вниз от плеча к ладони, задерживаясь посередине на черных от давности синяках.

Падалеки таращится в потолок, не в силах зажмуриться, он трясется, но это другая дрожь, это не ломка и не приход, это не колотун. Это секс, и это так… так классно, что Джаред, наверное, может выстрелить без подготовки, если Дженсен сделает еще.


- Еще. Пожалуйста.

Дженсен приподнимается на локте и смотрит на налитой член Падалеки, который покачивается в завитках волос, доставая почти до пупка – было время, и Джаред гордился, что большой… но он давным-давно маленький, вот и забыл…

- Сейчас, сейчас… – шало и горячо произносит Дженсен, но вопреки обещанию сползает ниже, к паху, и там делает языком то же самое – о, боже. О, боже. По члену. От самых яиц и до уздечки – и Джаред кончает, не успев ничего: ни насладиться, ни предупредить Дженсена.

Но Эклз не ругается, не сердится. Он стискивает кулак, и только быстро-быстро облизывает самую головку, выдаивает Джареда, вытягивает из него все. Все, что в нем есть хорошего и поганого, разного.

А потом Дженсен возникает где-то рядом вконец сорванным голосом, и говорит:

- Слушай, Джей, ты нарвался.

А Джаред не может отдышаться, и все его вены и даже артерии помнят прикосновение языка Дженсена.

И в задницу тычется скользким и теплым, но Джаред готов терпеть. Он бездумно раздвигает колени и наслаждается отголоском подросткового оргазма и горячими, умелыми пальцами Дженсена.

- Дженс… Дженс… – Джаред хочет поблагодарить, но не может сформулировать – за что, это почти так же хорошо, как кайф.

Кайф.
Кайф.
Кайф.

Джаред сжимает голову, давит на виски изо всех сил, боль раскалывает кости черепа, если кости умеют болеть, а они умеют, спросите Джареда, он все знает об этом. Он давит и давит, пытаясь выжать из себя то дерьмо, которое давно включено в состав его крови, в обмен его веществ.

Тяга.

- Джаред, эй… ты совсем слетел с катушек? Прекрати, прекрати сейчас же! Какого же хрена я так влип… Падалеки!

Боль прекращается внезапно, Джаред видит тяжело дышащего Дженсена, который распял его по кровати, не дает вырваться…

- Дженс, трахни меня.
- Ну да, конечно…. Нет уж, обойдусь.
- Трахни. Сейчас.
- Ты думаешь, у меня встанет опять? – ворчит Дженсен, и камуфлирует раздражением беспокойство.

Джаред вырывается, валит его на спину и начинает целовать неумело: губы, скулы, шею, плечи, впадину между ребер, линию волос…

Дженсен сопротивляется, но только в начале, он мгновенно растекается под губами Джареда, только мотает башкой, то ли подгоняя, то ли отговаривая.

Он врет, он готов, вон как готов, и Джаред уже привычно берет в рот.

Эклз тянет на себя руку Джареда, так неудобно, нет точки опоры. Но когда Дженсен облизывает пальцы Джареда и сосет их ритмично, оно снова… происходит.

И Джаред обхватывает себя свободной рукой.

- Все, – заявляет Дженсен, выгибая спину. – Не могу.

И комната Эклза опять вертится, когда Джареда переворачивают на спину. Шуршит упаковка, и этот звук невозможно ни с чем спутать.

Джаред не хочет смотреть, как Дженсен надевает гондон.

- Вообще-то, я в порядке, – произносит Джаред, закрыв глаза и наблюдая, как на внутренней стороне век пляшут красные нитки и пятна света.
- Вообще-то, ты ничего не знаешь обо мне! – рубит Дженсен и закатывает глаза – Джаред не видит, но точно знает, это даже слышно.
- Никогда не трахайся без резинки!
- Я вообще-то не собираюсь… мммм…

Там, в заднице, теперь много смазки, это неприятно. Джаред готовится к боли, но ничего такого, ничего плохого. Когда Дженсен продвигается внутрь – зад распирает, но это вполне терпимо.

Терпимо, пока Дженсен, оцепенев, тяжело дышит, и Джаред видит, как пот катится по его вискам. Хочется собрать его губами.

Эклз смотрит на член Джареда, тяжело торчащий вверх, а потом проезжается по головке раскрытой ладонью, полируя. Это классно, и все внутри поджимается, и даже анус… И Дженс матерится, стискивая себя у основания.

- Не делай так, Джей.
- Сам не делай! – Джаред пытается нарочно сжать задницу, и когда это получается, Дженсен ахает растерянно, зажмуривается, и блядь! Вот таким он и должен быть – потным, на самой грани.
- Подрочи себе, – просит Дженсен, и Джаред смотрит, как ходит его кадык: вверх-вниз. – Я могу сам, но тебе так будет… понятнее… приятнее…
- Когда у нас закончится терапия? – ехидно интересуется Джаред, но послушно сжимает себя.

Дженсен возмущенно фыркает, слегка качается в нем, в Джареде, а потом наклоняется низко, так что расплывается перед глазами, и можно сфокусироваться только на его белых зубах.

- Сейчас! – обещает он, и дальше…

Это больно, черт, но это такая мягкая боль, от которой можно отвлечься, в которой можно плавать и плавиться, которая и не боль вовсе, особенно если двигать кулаком по члену и смотреть, как жмурится Дженсен, как он двигается, как ему хорошо…
Эклз кончает с тихим хныканьем, и это внезапно становится катастрофой – Джареду мало, он хочет еще.

Ему нужно-то совсем немного, только чтоб Дженсен и дальше разламывал его надвое, заполнял и трахал…

- Ну! – орет Джаред, кулак ходит по члену быстро-быстро, или член ходит в кулаке, Джаред чувствует, как обмякающий Дженсен толкается вперед еще раз и гладит Джареда по груди, выкручивает сосок…

Кажется, Джаред успевает на мгновение вырубиться, пока заливает спермой свой живот и всего Дженсена. Разрядка сильная и яркая, она опустошает и насыщает, и у Джареда не остается сил даже на слова.

Дженсен сползает по нему и ложится рядом, и Джаред может только гладить его кончиками пальцев по плечу, млея от гладкости кожи.

- Порядок? – шепотом интересуется Дженсен, и Джаред слабо улыбается.

Он проваливается в обволакивающий сон.

Глава 18

Джаред спит беспокойно. Дженсен вообще ненавидит спать с кем-то в одной кровати, а с Падалеки в принципе невозможно: он вертится, накручивает на себя одеяло, разбрасывает конечности, скулит, всхлипывает и сжимается в позу зародыша, придавливая локоть Дженсена, а потом снова крутится.

В клинике ему помогали заснуть, а тут он столько часов без лекарств – хреново. Утром надо будет вернуть его.

Ага, приедут вместе на машине Дженсена.

А, похер. Кому какое дело? Скажет, что подобрал Джареда недалеко от больницы.

Нет, это просто невозможно.

Дженсен встает и идет в кабинет – там в баре были остатки виски.

Но какой же Падалеки оказался… жадный. Больной, нифига не знающий, но такой чувственный.

Когда у него встал, Дженсен был готов орать от восторга, это уже вообще…

Черт, сколько времени? На работу через несколько часов. Дженсен смотрит в окно и делает глоток янтарного виски.

А пить-то и не хочется.

- Нажираешься в одиночку и ненавидишь себя?
- Блин! Джаред… ты чего подкрадываешься? Нет, просто с тобой невозможно заснуть.

А вот алкоголя ему не надо. Дженсен убирает бутылку в бар, чтоб глаза не мозолила.

- Хочешь, я лягу в гостиной?

Дженсен с полминуты обдумывает это предложение, но почему-то отказывается. Джаред подходит к нему вплотную, заглядывает в глаза, а потом обвивает Дженсена, как лиана, обтекает вокруг него всем своим вытянутым телом, и Дженсен кладет одну руку ему на шею, а другую – на холодную задницу.

- Вот ты ледышка, Джей… иди в кровать, я сейчас тоже…

Джаред упирается острым подбородком в плечо.

Дженсен хочет так стоять. Держать ладонь на заднице Падалеки, терпеть несильную боль от его забавного подбородка, гладить его по шее под волосами.

Блин!

Джаред прижимается пахом, а потом отстраняется и удивленно смотрит вниз. У него стояк.

- Э… извини. Что-то замкнуло.

Еще секунду назад Дженсен совершенно не хотел секса, даже наоборот – он хотел лечь и заснуть уже, в конце-то концов!

Но Джаред так сконфужен и так смущенно улыбается, что… как будто Дженсен и не трахался.

Дженсен снова проделывает фокус с облизыванием руки Джареда. В этом есть что-то извращенное и болезненное, но Падалеки откидывает голову, и жмурится сильно-сильно, словно ему больно, а потом приоткрывает рот и тянет через пухлую нижнюю губу:

- М-м-м-м-ма-а-ах-х…

И черт с ним, пусть это извращение – лизать наркоманские изломанные вены, но толстый член Джареда так удобно лежит в ладони, так истекает мокрым, что Дженсен не думает.

Вообще.

Джаред тянет руку и охотно возвращает услугу.

Фуф. Теперь они оприходовали кабинет. Домработница завтра будет в восторге.

Джаред облизывает пальцы задумчиво, прислушиваясь ко вкусу. Ох.

- Ладно. Попробую заснуть возле тебя. Нам спать осталось четыре часа.
- Все врачи – маньяки! – глубокомысленно заявляет Джаред, а потом, в постели, обнимает Дженсена за бедра. И больше уже не вертится. Дженсену неудобно, но он заставляет себя заснуть.


***
Джаред просыпается раньше Эклза, как ни странно. Он идет в душ и долго разбирается с кнопками и рычагами. Блин, простой душ!

Вот же выебываются богатые врачи!

В голове нет прежней мути, и Джаред впервые за год смотрит на мир без тусклой пленки, закрывающей действительность.

Он намыливается, с удивлением замечая, что страшно хочется напеть какую-нибудь дурацкую попсовую мелодию. Жизнь налаживается, что ли?

Когда он был под кайфом – никакой пленки не было и в помине, реальность горела всеми красками, становилась яркой и удивительной…

Хорошего настроения – как не бывало.

Джаред наспех вытирается и шлепает в спальню. Вчера помогло – наверное, поможет и сейчас? Тем более, член уже наливается густой тяжелой теплотой.

Дженсен спит на боку, вытянувшись в струнку, одна рука под подушкой. Когда Джаред вставал – он лежал так же.

В утреннем свете комната смотрится совсем иначе. Ящик у тумбочки выдвинут, там валяется тюбик. Джаред слишком подавлен, чтоб задуматься, можно ли…

Он ложится позади Дженсена, выдавливает на пальцы гель. Сначала поцеловать, вот здесь, в ложбинку шеи, где топорщатся короткие волосы. Дженсен не просыпается, только мычит недовольно.

Ладно. Гель согревается, тает на пальцах, и Джаред спускается ниже, целуя позвонки.

- Эй, – сонно бормочет Дженсен. – Сколько времени?
- Будильник не звонил, сейчас полшестого…

Дыхание Дженсена выравнивается, словно он собирается снова заснуть. Джаред ныряет скользким пальцем между ягодиц, там, где маленькое…

- Джаред! – Дженсен разъярен. Он оглядывается через плечо, сверкает возмущенным взглядом и пытается отстраниться.

- Нельзя? – спрашивает напряженно Джаред, и, не дожидаясь ответа, обводит колечко. Под пальцем – нежно и горячо. Каменеют яйца, и Джаред уже готов… Он хочет знать, как это – с другой стороны.

Он хочет.

Дженсен падает обратно на подушку и глухо разрешает:

- Можно. Только осторожней, я редко так. И резинку!
- Значит, растянуть? – мурлычет Джаред в ухо Дженсену, он не нарочно так, просто рядом с расслабленным Эклзом все получается слишком… сексуально.
- Ну… так. Слегка.

Джаред нетерпеливо нашаривает в том же ящике презервативы, раскатывает по члену резинку трясущимися руками, а потом толкается пальцем в гладкое, сжимает зубы на загривке у Дженса. Какой он, зараза, зараза…

Джареду быстро надоедает игра с пальцами, он вжимается разгоряченной головкой между ягодиц… Член распирает, и Дженсен сам подается назад.

О, мать твою! Да, да, да!

- Тшшш… – шипит Дженсен, пытаясь удержать Джареда на месте, но это невозможно, в принципе.
- Прости, я… все! – воет Джаред, насаживая на себя Эклза, это охуительно, это невозможно хорошо…

И когда Джаред понимает, что Дженсен дрочит себе, там, впереди, это как приход.

Джаред только успевает накрыть ладонью кулак Эклза и выстреливает спермой, не думая больше.

Когда все заканчивается, и Дженсен лежит неподвижно, прижимаясь влажной спиной к груди Джареда, это пугает.

- Ты не успел… я сейчас… я…

Но под ладонью – влажно и вязко, сперма остывает на простыне. Он успел.

- Эм-м… ты… все нормально?
- Ты выжал меня за эти сутки досуха! – бормочет Дженсен сонно, и он сейчас вырубится, точно…

Противно пищит будильник. Дженсен стонет с непередаваемой мукой, скатывается с кровати и только сейчас смотрит на Падалеки, словно видит его впервые.

- Привет, я Джаред! – Джаред машет растопыренными пальцами.
- Тьфу! – говорит Дженсен. – Не привиделось. Ладно, валяйся, я в душ, а потом сделаю завтрак. Или можем в кофейне попить кофе. М?
- Я не… м… у меня бабла – ни цента, – вспоминает Джаред. Как же это… стыдно.
- Ладно, разберемся.

Дженсен волочится в ванную, на ходу потирая шею.

Это все… странно и нереально. Этот дом, и доктор Эклз, и плазма на стене.
Джаред изо всех сил не думает, сколько она стоит, и сколько можно было бы на это купить...


Глава 19

Конечно, они нихера не успевают.

Дженсен готовит кофе и роется в холодильнике – завтракать нечем, а Джаред не ел со вчерашнего. В результате, пока Падалеки одевается, Дженсен идет за свежей выпечкой в магазин напротив.

Когда он возвращается, Джаред неподвижно стоит на кухне, уставившись в блестящую поверхность никелированного крана.

- Эй!
- Привет. Вернулся?
- О чем задумался?

Джаред кисло улыбается.

Он пьет кофе маленькими глотками. Есть он отказывается, и Дженсену приходится впихнуть в него круасан насильно.

У двери происходит заминка – Дженсен вспоминает, что оставил папку с бумагами в кабинете, она сегодня понадобится.

- Выходи, я сейчас.

Дженсен торопится и чуть не валит на пол торшер. Внутри словно пружина раскручивается – необратимо, с нарастающей скоростью, бесконтрольно.

Джаред не выходит, он застыл в коридоре. Капюшон толстовки натянут до самых глаз, рукава закрывают пальцы.

Дженсен останавливается на секунду.

Кто этот человек, и как он попал в его квартиру?

- Ну, выходи! – нетерпеливо командует Дженсен, и Джаред, повернув замок, делает шаг и впечатывается в Данниль.

Харрис ойкает, отскакивает назад, в глубину лестничной площадки, и опускает руку – она собиралась позвонить.

Ебаный город! Чертова Данниль!

- Так-так! – говорит она, осматривая Джареда с ног до головы, словно он какой-то диковинный экспонат в музее. Ну, или смертник, облапавший Данниль в метро. Впрочем – когда она ездила в метро?

- Мы спешим, – вместо приветствия говорит Дженсен и проталкивает Джареда к лифту.

Падалеки переминается с ноги на ногу, натягивает капюшон еще ниже, и выглядит он… однозначно.

Дженсен звенит ключами, запирая квартиру.

- Ты что тут делаешь?
- Ты на звонки не отвечал, я оставила тебе примерно тысячу голосовых сообщений на мобильнике. Я волновалась, Дженс! При твоей работе возможно все, что угодно!

Последняя фраза – для Джареда.

- Кстати, ты нас не познакомишь? У тебя такой таинственный друг.

Дженсен смотрит на Данниль, желая прожечь дырку в ее декольте. Она даже не пытается сделать вид, что любезна.

- Джаред – Данниль, – бросает Дженсен и нажимает кнопку лифта. Джаред что, даже этого не мог сделать?!
- Данниль Харрис, – она протягивает руку для пожатия, и…

Дженсен хочет что-то сказать, предупредить Падалеки, но разве это возможно?

- Джаред, – кивает Джаред и жмет узкую ладонь Данниль. Она цепко сжимает его пальцы и выкручивает руку оголенным черно-синюшным запястьем вверх.

Джаред выдергивает ладонь и отворачивается.

Данниль больше не смотрит на него, она смотрит на Дженсена.

Хочется провалиться до самой стоянки, и дальше, под асфальт, и что там под городом?
Никакой романтики, там канализация.

Где этот проклятый лифт?!

Как раз в этот момент двери бесшумно раскрываются.

Им троим очень тесно в кабине, рассчитанной, судя по табличке, на десять человек.

- Я тут почитала, Дженс…
- Ух ты!
- Именно. Если о нем узнают, тебя лишат лицензии. Без права восстановления. Если он подаст в суд, ты сядешь, Дженсен. В принципе, если кто-то захочет тебя уничтожить, даже не нужно его заявления. Я уверена, Дженсен… – она крепко держит его за предплечье, заставляя смотреть на себя. Дженсен смотрит. – Я уверена, что ты все это знал. Так зачем?

В зеркало видно, как Джаред дергает ртом, как он морщится и сдвигает брови, словно в попытке осознать то, что сказала Данниль. Его начинает трясти, он приоткрывает губы, но тут же снова сжимает их. Потом смотрит на Харрис, набирает в грудь воздуха, но молчит, и утыкается в пол, и бесится – стучит по полу носком кроссовка.

Харрис не удостаивает его вниманием. Ее требовательный взгляд мечется по лицу Дженсена, ей нужны ответы.

- Да, Данни. Я знал. Еще вопросы?

Лифт мягко останавливается на подземном этаже. Джаред пулей вылетает на стоянку, и не знает, что делать дальше. Он останавливается у столба, оглядывается в поисках выхода на улицу. Он сейчас сбежит, точно, и ищи его свищи. Сейчас он обязательно вмажет, стопроцентно.

- Ну спасибо тебе, подруга! – шипит Дженсен, а она только качает головой грустно.
- Ты совсем… совсем…

Что «совсем» – Дженсен не слушает, он быстро направляется к Джареду, который прячется за столбом.

- Смени замок, Эклз! – голос Данниль эхом мечется по стоянке между полом и низким потолком.


***
Пока Джаред трахается – он не думает ни о чем.

Нет, он думает о Дженсене. Это здорово.

Почему нельзя трахаться вечно? Не выходить из дома, лежать в постели… Дженсен мог бы смотреть телевизор, если ему скучно, а Джаред трахал бы его и не думал, не думал, ему было бы хорошо, вырабатывались бы эти… как их… гормоны счастья.

И никакой клиники, никакой стервы с накрашенными губами, никакого прочего дерьма!

Джаред думает об этом, ритмично вбивая кулак в опору подземного гаража. Костяшки уже кровят, это хорошо.

Он, блядь, даже не знает, где выход с этой чертовой стоянки! Он дезориентирован, его опустили, его даже не считают за человека, а он не может подобрать слова, чтоб возразить!

Стук шагов уходящей суки звучит барабанным боем в ушах Джареда.

- Пошли в машину. Ну же.

У Дженсена светлые от злости глаза, и Джаред не уверен, что злятся не на него.

- Я не собираюсь тебя топить, – говорит Джаред, содрогаясь от омерзения к себе.
- Я надеюсь, – без улыбки отвечает Дженсен и идет к машине. Джаред плетется за ним. Он знает только доктора Эклза здесь – за кем ему еще идти?

Надо повернуть все в шутку, не надо так реагировать.

Раньше Джареду было плевать, что о нем скажут. Это не касалось его, это проходило над головой, он бы даже не услышал.

- Высади меня за квартал от клиники.

Дженсен не уверен, ох, как он не уверен…

- Дженс, она права. Я могу тебя подставить… случайно. Давай, я пройдусь пешком минуту, мне полезно.
- Сотовый при себе? Запиши мой номер. Вдруг заблудишься! – Дженсен улыбается так, словно они не встречали с утра никаких стервозных баб.

Джаред вбивает телефон Эклза негнущимися пальцами и выбирается из машины.

- Сразу в клинику, да? – спрашивает Дженсен, перегибаясь к Джареду через пассажирское сиденье.
- Ага. Езжай. И слушай, она права. Я видел твою систему, смени замок.

Дженсен не мигая смотрит на Джареда, и сейчас он его не отпустит, точно…

Джаред закрывает дверь и идет по тротуару. Машина Дженсена трогается с места.
Джаред поворачивает к метро.


Глава 20

Дженсен испытывает странное удовлетворение.

Словно он ставит эксперимент, и все сошлось, подтвердилось, и это такой научно-исследовательский кайф.

Стресс – срыв. Недоверие окружающих заставляет наркомана вновь браться за старое. Смешная зависимость; ему не верят, а почему должны-то?

Дженсен не верил, ни секунды. Возможно, он надеялся, что Падалеки появится в клинике через пятнадцать минут после него, но не верил.

Он даже знает, что идти к Стерлингу бесполезно – там Джареда нет. Он выберет другого дилера, в другом месте, чтоб не нашли.

И другой даст ему в долг, как всегда делает с новенькими на участке. Даст в долг, чтоб потом вытянуть все, что наркоман сможет дать.

У Джареда есть мобильник – он может дать мобильник. С телефоном Дженсена.

Бывших наркоманов не бывает.

Это первое, что говорят студентам на вводном занятии перед выбором специализации. Вы будете их лечить, разговаривать с ними, привыкать к ним, но они никогда не слезают. Наркоман, который не колется – это тоже наркоман.

Вы все еще хотите заниматься этим?

Многие уходят. В хирурги, ага.

Родители Падалеки прикончат Дженсена Эклза, засудят, лишат лицензии – нужное подчеркнуть.

Все тут по шаблону, и даже Данниль действует по шаблону, и Падалеки – строчка в полицейском отчете, привычный вечер раздраженного судмедэксперта, которому хочется домой, к жене и детям.

Что идет не по шаблону – так это неизвестный телефонный звонок.

Дженсен не знает, сколько просидел в оцепенении.

- Дженсен, – звуки даются Джареду очень тяжело. Кажется, что он там, на другом конце провода, держит что-то очень тяжелое и сейчас уронит.
- Где ты?
- Я купил дозу.
- Джей, ты уже? Нет? Не надо. Я сейчас приеду, где ты? Не надо.
- Голову рвет.
- Я знаю!
- Не знаешь.

Дженсен уже несется по коридору, на ходу натягивая пальто.

- Верно, не знаю. Но ты позвонил. Ты не бахнулся?
- Пока нет.
- Ты позвонил, потому что не хочешь начинать с начала, потому что хочешь контролировать свою жизнь!

Это все, что Сара говорит пациентам Дженсена. Все это пафосное дерьмо, которое никогда не работает.

Ключи, где ключи?!

- Я не знаю, почему позвонил.
- Джей… скажи, где ты. Скажи, я приеду за тобой.
- Тогда я точно не вмажу.
- Да, но зато я…

Это – как озарение. Об этом не писали в толстых книгах о наркомании. Когда Джаред трахается, он почти в порядке.

- Слушай, просто скажи адрес. Примерно, я найду тебя. Ну? Если ты не справишься, у тебя не будет никакого секса больше.
- Плевать. Это… бледный…

Дженсен понимает, что он хочет сказать. Даже секс не может заменить.

- Я не знаю, что говорить. Все, Джаред, я не знаю. Я никак тебя не удержу. Просто не делай этого, мать твою!
- Быстрее, Дженс.

Джаред называет адрес.


***
Они трахаются, как собаки – судорожно, мелко, раком.

Джаред отклячивает зад, чтоб пронимало до самого нутра, чтоб было глубоко и сильно, а Дженсен вбивается в него лихорадочными быстрыми толчками. Брюки стреноживают Дженсена, это мешает обоим. Джаред хоть снял джинсы… почти, они болтаются на одной ноге.

В автомастерской никого нет, ее подготовили к реконструкции. Джаред знает, потому что это мастерская при магазине авто-товаров, где он работал, пока не выперли.

От пальцев Дженсена на бедрах наверняка останутся синяки – одним больше, одним меньше…

Пакет лежит в кармане пальто Эклза, и воображение Джареда подсказывает ему, что член – это как баян. И Джаред таким вот странным образом ширяется, Дженсен входит ему под кожу, гонит по вене лекарство.

На чем только Джаред не сидит.

Дженсен действительно приехал быстро, ворвался в помещение, позвал громко Джареда по фамилии, и когда обнаружил его возле подъемника – просто подошел и протянул руку за пакетом.

А потом нагнул. У Эклза даже не стояло, Джаред видел, как он дрочит себе, прежде чем засадить.

Возбуждение рождается с задержкой почти на весь трах – только сейчас, когда Дженсен низко коротко стонет и сжимает пальцы еще сильнее – Джаред начинает реагировать. И он боится, что если Дженсен выйдет, выломается из него, ничего не получится.

Но Дженсен давит на шею, наклоняет Джареда совсем низко, так что ноги начинают трястись от напряжения, а потом заводит ладонь под живот, под мошонку, согревая и царапая все, до чего дотрагивается. И обнимает член Джареда.

И Джаред догоняет и догоняется, его раскачивает, ударяет о металлическую стойку макушкой, и в результате он финиширует даже раньше Дженсена, ощущая реальным только его кулак.

Дженсен тянет его за ворот вверх, разворачивает и целует коротко, звонко, мокро, зло, как и трахал.

Но Джаред не чувствует себя виноватым. Больше – нет. Если бы Дженсен видел, как он ждал, не притрагиваясь к пакету… В общем, Джаред не виноват.

- Поехали? – спрашивает Дженсен, он, кажется, не уверен в ответе. У него в пальто – джаредовский пакет.
- Да.

Джаред натягивает джинсы. Дженсен запускает в карман чистую руку… вынимает платок и вытирает пальцы.

Они останавливаются у платных туалетных кабинок, и Джаред понимает – зачем, только когда Дженсен выходит оттуда, сморщившись.

- Это был не героин? Это стапель?
- Да. Без крэка смеси не было.
- Сердце могло не выдержать.
- Почему?
- Опиоид и стимулятор. Не выйдет дружбы.
- Ясно.

Дженсен вдруг глушит мотор, паркуется у тротуара.

- Где мы? Это не клиника.
- Знаю.

Дженсен пялится в лобовое стекло остановившимся взглядом. А потом резко поворачивается к Джареду, обхватывает ладонями его голову, больно сжимая виски. И просто смотрит, словно зрачки проверяет, или еще что…

Джаред хочет сказать, что ему неудобно, и Дженсен слишком сильно давит, и что ему резко, непривычно хочется есть, и как клево, что Эклз быстро приехал…

Но Джаред ничего не говорит, просто цепляется взглядом за светлые веснушки на дженсеновском носу и прижимает пальцы к обветренной тыльной стороне ладони Дженсена.

И Дженсен усмехается и успокаивается, кладет левую руку на руль, а правой крутит ключ зажигания.

- Я отцу звонил, – говорит Джаред, надеясь, что его не слышно за ревом мотора, но Дженсен, конечно же, слышит.

- Попросил проплатить еще месяц в клинике.
- Когда это ты успел? – удивляется Дженсен. Он вертит головой, смотрит по сторонам, выруливая в поток.
- Пока ты ехал.

Дженсен качает головой и улыбается. Ему так идет улыбаться…


***
Дженсен берет у Крипке все доклады по наркологии за последние два года и садится их изучать вместо того, чтобы дрочить в рабочее время.

Ладно, ладно, это утопия. Джаред будет срываться, тосковать и беситься, будет считать Дженсена главным врагом, будет доводить его до изнеможения регулярным трахом, пытаясь заместить тягу.

Будет трепать ему нервы и… возможно, он будет улыбаться, как только он один и умеет. «Феномен улыбки Джареда Падалеки».

Идиот. Оба.

Ой, нафиг все. Разберемся…

Дженсен, все-таки, профессионал.


THE END.


 
© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.