...but the cat came back

...but the cat came back[1]

Пролог

Ночь с 30 апреля на 1 мая выдалась на удивление тёплой и влажной. Луна, большая и яркая, только-только начинала взбираться на тёмный небосвод. В высокой траве и кустах призрачно светились светлячки, и временами над дорогой вспархивали вверх козодои. Над мелкой речушкой, спускавшейся с гор, поднимался туман, и дышать от него становилось тяжело, сырость, витавшая в воздухе, была неприятной, несмотря на тёплую ночь.
Он шёл этой дорогой впервые, но нутром чувствовал, куда именно нужно идти. Обнажённую кожу приятно холодил лёгкий ночной ветерок, слегка трепал длинные волосы. Босые ноги щекотала влажная, покрытая росой трава. Но всё-таки очень не хватало морского воздуха, не получалось дышать полной грудью.
Сторожевая гора[2] показалась из тумана неожиданно. Тёмной массой она нависала над лугом, и где-то рядом надрывались козодои, копошащиеся в кустах.
Он не спешил сразу подняться на гору – волновался. Кончики пальцев, холодные и скользкие, чуть подрагивали. Внизу живота поднялась какая-то странная волна – наверно, предвкушение. Если ему повезёт, то сегодня... сегодня... свершится.
Подъём на гору не был особенно крутым, но ноги, не привыкшие к подобным прогулкам, быстро устали. Но нужно было спешить – эта ночь единственная в году, и её пропустить никак нельзя.
Речка осталась где-то сзади, но туман продолжал сгущаться. Нет, конечно, подобным его не напугать, но всё-таки он теперь внимательно вслушивался в ночные шорохи, принюхивался и вглядывался в темноту в надежде найти тот самый курган.
Огонь он увидел в темноте внезапно. Видимо, всё-таки дошёл до камней, которые закрывали собой пламя.
Он подкрался к камням и спрятался в их тени, прислушиваясь.
У костра сидели двое, если судить по голосам. Один голос принадлежал взрослому мужчине, а второй – возможно, подростку. У того голос был ломкий и какой-то немного испуганный.
Сердце немедленно забилось как бешеное где-то в области живота.
Неужели...
Неужели его время всё-таки настало?..
От костра ощутимо пахло брошенными в огонь травами, угли шипели от капающей на них свежей крови, и запах мяса, которое так нежно лижут языки пламени...
В ушах зашумело, будто это не сердце, а огромные барабаны выбивают чёткий ритм. И голос... сильный мужской голос, что-то поющий на незнакомом, странном языке.
Голова кружилась, и очень хотелось выйти к огню.


Часть 1

Шёл только второй день работы над новым сериалом, а Дженсен уже готов был лезть на стену. И дело было не в том, что ему нечего делать – как раз напротив, в этом шоу только два постоянных персонажа, и один из них – именно эклзов. Поэтому ни одной свободной минутки не было на передышку. Но, тем не менее, Дженсен очень хотел разбить головой ближайшую стену.
А во всём виноват был его новый напарник. Джаред Пада-как-его-там.
Нет, парень определённо в какой-то степени талантливый, неплохо играет, душа компании и всё такое. Но он... слишком шумный. Будто переигрывает, потому что очень старается... быть. Его всегда много. Он занимает собой всё пространство сразу, и нечем становится дышать.
Но что больше всего пугало Дженсена... так это то, что простодушный техасский парнишка очень напоминал Дженсену один давний кошмар детства.
Но ведь Техас не Массачусетс, верно?

***

Когда Дженсену было семнадцать, он приехал в Марблхед, городок в Массачусетсе, на окраине которого, у самого парка Сисайд, почти на берегу залива, в огромном особняке с бассейном жили его дальние родственники по материнской линии. На самом деле особняк был очень старый и давно нуждался в ремонте, крыша протекала во время дождя, стёкла окон на втором и третьем этажах местами были заклеены скотчем, чтобы в трещины не дул ветер, а огромный сад вокруг дома разросся так, что старые яблони нависали ветвями уже над самым бассейном. Дженсену это место показалось до того мрачным, что сразу же захотелось уехать домой, наплевав на ознакомительный тур по массачусетским университетам. Остановило его от возвращения только то, что тогда он снова не увидится со своим троюродным братом Захарией, с которым дружил когда-то в далёком детстве.
Если говорить откровенно, то Зах не был родственником Дженсену в полном смысле этого слова: его мать вышла замуж за двоюродного брата Донны Эклз, будучи уже вдовой. Но этот факт ни чуть не помешал мальчишкам подружиться на первом же семейном празднике, когда под одной крышей собралась вся родня.
В последний раз они виделись, когда Дженсену было пятнадцать, а Заху – уже двадцать. Дженсен помнил своего брата высоким худым студентом, носящим очки в смешной круглой оправе и вечно вытягивающим рукава старого свитера.
И вот, приехав к брату в гости спустя три года, Дженсен увидел уже молодого мужчину, раздавшегося в плечах, избавившегося от очков и недавно женившегося.
Как дорогому гостю, Дженсену отвели «лучшую комнату в доме» – самую дальнюю на третьем этаже, угловую с видом на залив. Зато там не протекала крыша и на балкон не было страшно выйти – бетонная плита не ходила под ногами ходуном.
В первый же вечер Зах, сидя на кухне за чашкой кофе, извинился перед Дженсеном за столь прохладный приём. Пояснил, что всё дело в болезни его жены Кристины. После смерти матери Зах остался жить с отчимом, и тот всячески сподвигал его жениться, чтобы не остаться одному. Старик будто чувствовал. Потому что спустя год не стало и его. Но Зах всё-таки успел жениться – на девушке, которую усиленно сватал ему отчим.
Кристину Дженсен за всё время своего пребывания в гостях так ни разу и не видел. Она не выходила из своей комнаты, расположенной на втором этаже противоположного крыла дома. Зах говорил, что она прикована болезнью к постели и её нельзя беспокоить.
Дженсен и не беспокоил.
Он постарался с наибольшим комфортом устроиться в отведённой ему комнате, обнаружил на письменном столе стопку брошюр различных массачусетских университетов, пролистал их все и даже успел изучить огромный старый сад, окружающий дом.
Захария всё время отсутствовал, разъезжая по делам, время от времени звонил домой и, когда трубку брал Дженсен, а не старая экономка Ханна, спрашивал, не решил ли его младший братишка, в какое учебное заведение нанесёт визит для ознакомления с программой обучения. Дженсен старался шутить, всячески пытался поднять настроение замученному делами брату. Он не хотел напрягать Заха ещё и своими проблемами.
Ханна нравилась Дженсену – милая старушка знала много интересных историй, которые умела рассказывать, готовила очень вкусный шоколадный пирог и охотно рассказывала о том, что происходило с Захом все эти долгих три года. Но она ни слова не говорила о Кристине.
Дженсен не настаивал.
Он провёл в старом особняке уже полторы недели, когда Захария всё-таки смог выкроить один выходной, чтобы провести его с младшим братишкой, и предложил съездить «куда-нибудь за пределы Марблхеда».
- Я знаю одно удивительное место, - говорил Зах за чашкой чая тем утром, - оно далековато отсюда и на карте почему-то не отмечено, но там по-настоящему красиво. Тебе обязательно понравится. Так что давай сегодня отправимся в поход с ночёвкой, и вообще доедем туда автостопом, что скажешь?
Разве мог Дженсен отказаться от такого предложения? Разумеется, он согласился.

Местечко, о котором говорил Зах, и правда оказалось далековато. Они выехали из Марблхеда на автобусе, потом поймали попутку и доехали до Салема, потом снова поймали попутку и выехали в какой-то богом забытый край, где их высадили у заросшего травой перекрёстка, и дальше они уже пошли пешком. Дженсен вдруг увидел совершенно другой мир: абсолютно дикий, забывший, когда здесь ступала нога человека. Видимо, раньше здесь было какое-то поселение, но теперь заброшенные сады разрослись так, что превратились в густой лес, поглотивший собой руины древних построек. Под ногами был зеленеющий ковёр молодой травы, хотя Дженсен и понимал, что идёт по заброшенной улице. Захария шёл впереди и рассказывал что-то о местных постройках, о том, как нашёл это место совершенно случайно, и вообще говорил без умолку, как в старые добрые времена.
Это был последний день апреля, и солнце светило так ярко, и воздух, горячий и влажный, не давал дышать. В траве стрекотали кузнечики, где-то в ветвях надрывались птицы, и Дженсен снял с себя уже не только свитер, но и рубашку, оставшись в одной футболке. Утром было холодно, обещали дождь, а тут... словно абсолютно другая вселенная.
Привал они устроили вечером, когда покинули лес одичавших садов и поднялись на местную гору. Солнце садилось, когда Захария и Дженсен поставили палатку рядом с древним курганом. А потом достали собранные им Ханной в дорогу продукты и решили развести костёр. Зах говорил и говорил, Дженсен смеялся, и его старший брат тепло улыбался в ответ. Они решили поджарить на костре немного мяса, которое Ханна для такого случая продержала накануне в маринаде пару часов. А потом... Захария, вдруг погрустнев, рассказал, что на самом деле не любит свою жену. Что был вынужден на ней жениться, чтобы не расстраивать старика-отчима. И теперь они с несчастной девушкой оба страдают. Потому что не нужны друг другу.
Когда Зах смолк, Дженсен долго не знал, что сказать. Он просто сидел у костра и смотрел в огонь.
Кто бы мог подумать, что за каких-то три года всё так изменится.
А потом Зах запел. Тихо, с такой тоской и грустью, что у Дженсена сжалось сердце. Он до сих пор помнит эту песню «Кто хочет жить вечно», которую с такой болью подпевал тогда.
И да, именно тогда это и случилось.
За камнями кургана хрустнула ветка.

Сказать, что Дженсен тогда испугался – ничего не сказать. Потому что он подозревал, что в такой глуши это может оказаться и зверь, и человек, обезумевший от одиночества в этом заброшенном городе.
Захария тоже замер и смолк. Они переглянулись. Но звук не повторился. Может быть, то, что стояло там, за камнями, только затаилось, а может быть, им только померещилось. Или это просто объевшийся насекомых козодой свалился в свой куст.
Тем не менее, они решили не тушить костёр и спать по очереди. Первым нёс вахту Захария.
Спустя три часа Зах растолкал спящего в палатке Дженсена, и тот заступил на свой пост в полной темноте.
Костёр продолжал гореть, и Дженсен время от времени подкидывал в огонь ветки. Глаза слипались от недосыпа, и Дженсен, чтобы не уснуть, принялся напевать себе под нос очередную песню из репертуара «Квин», кажется, это были «Принцы Вселенной», но он не был уверен сейчас, спустя столько лет, в своей памяти, особенно учитывая дальнейшие события.
Минут через двадцать сторожевого бдения Дженсен снова услышал хруст – уже гораздо ближе. Он напрягся, готовый в любой момент позвать Заха из палатки.
Снова хрустнуло – ещё ближе, и Дженсен обернулся в ту сторону, встревоженный таким поворотом дела. Но в темноте никого не увидел.
Может быть, костёр и выдавал их местоположение с головой, но, тем не менее, животных огонь должен был отпугнуть...
Когда Дженсен снова обернулся к палатке, то чуть не закричал от ужаса.
Прямо перед ним на корточках сидел мальчишка лет тринадцати на вид. Сидел и внимательно смотрел в глаза Дженсену, едва не касаясь носом носа Дженсена.
И улыбался. Совершенно безумно, обнажая в этой улыбке ряд абсолютно белых ровных зубов, казавшихся в свете костра слишком острыми.




Автор иллюстрации - Ayumi Lemura.
-------------------------

Наверное, вот так, нос к носу, в полном безумии, боясь пошевелиться, они просидели около часа. И всё это время странный мальчишка улыбался, дышал как-то рвано и взволнованно, и он пах... морем.
Потом где-то сзади жалобно вскрикнул козодой, что-то ухнуло, Дженсен испуганно обернулся... А потом оказалось, что рядом никого нет.
И как будто не было. Даже следов не осталось.

Домой вернулись поздно вечером. За весь день, пока добирались до Марблхеда, Дженсен не сказал ни слова о том, что было ночью. Он сомневался. Сомневался в том, что увиденное было правдой. Может быть, ему померещилось? Может быть, это был просто кошмар такой? Ведь ночной гость не оставил ни следа.
Хотя Дженсен точно помнил, что мальчишка тот был нагишом, и кожа его, мокрая, покрытая капельками воды, блестела в свете костра. И волосы... Длинные, тёмные, слегка вьющиеся, они свисали мокрыми сосульками, с которыми падали на землю ледяные капли.
Но когда мальчишка исчез – на земле не было видно этих капель. И следов от босых ног тоже не осталось.
Захария всю дорогу до дома рассказывал о том, что мечтает уехать когда-нибудь с женой в горы, туда, где у неё остался родовой замок, доставшийся в наследство от какого-то прадеда. Говорил, что надеется на чудо – он очень хотел, чтобы у них всё наладилось и они хотя бы перестали быть друг другу чужими. Он мечтал о детях.
Но, пока он работал на строительную компанию, постоянно был в разъездах со своими командировками, об этом можно было просто забыть.
Дженсен слушал эту мечтательную болтовню старшего брата и думал. Думал всю дорогу. Потому что чувствовал – что-то изменилось со вчерашнего дня.
Зах был не такой, как полторы недели до этого. Мир был не такой, как до вчерашней ночи. И он сам... тоже был другим.
Что-то изменилось.
Дженсен понял, что именно, только вернувшись в особняк.
В его душе поселился страх.

В первую же ночь в особняке, он понял, что не может больше уснуть – пугал скрип старых рассохшихся оконных рам, потрескивания выцветших обоев. И ветки яблонь, достающие до самых окон, скребущие по стеклу, когда дул ветер, напоминали чьи-то скрюченных пальцы.
Дженсен завернулся в одеяло с головой так, чтобы не видеть светящую в окно луну.
Ему казалось, что там, среди теней деревьев, он видит сгорбленную детскую фигурку, устроившуюся на развилке ветвей. Он чувствовал кожей этот пристальный взгляд, полный сумасшедшего обожания.
Хотелось домой, в Техас. Очень.

Последующие две недели, превратившиеся в один сплошной кошмар, Захария провёл дома – заявил, что взял отпуск за свой счёт. С утра его нигде не было видно, но вот после обеда он всё время проводил с Дженсеном. И у того складывалось неприятное ощущение, будто брат пытается загладить свою вину.
«Продали, - билось дурацкое в голове Дженсена. – Продали с потрохами не известно кому, а теперь виляют хвостом, заглядывают в глаза, подлизываются...»
День проходил нормально, терпимо. Один раз они с Захом даже выбрались всё-таки в Салем, посетили местный медицинский колледж. Дженсен даже смог заставить себя изучить местную программу обучения, но на большее его не хватило.
Радость от встречи со старшим братом давно испарилась, оставив место беспросветной тоске и ужасу.
Потому что каждую ночь повторялось одно и то же – среди теней деревьев появлялся силуэт мальчишеской фигуры, притаившейся в ветвях у самого окна.
А перед отъездом...
Об этом Дженсен вообще постарался забыть, и даже вполне благополучно. И не вспоминал целых десять лет... пока не попал в этот проклятый сериал.
Вечером накануне отъезда Ханна приготовила горячий шоколад так, как любил Дженсен с детства – с бананом, гвоздикой и корицей. Расслабленный и успокоившийся после горячего сладкого, он уснул прямо на кухне, положив руки на стол и уютно устроив голову на локтях. Сквозь сон – липкий и какой-то густой – он слышал незнакомый женский голос, который о чём-то встревоженно спрашивал. Потом почувствовал, что его взяли на руки – подняли, как пушинку, хотя он давно уже не был ребёнком – и отнесли наверх, в его комнату. Уложили в постель, раздели, заботливо укрыли одеялом, чтобы его, такого расслабленного и тёплого, не продуло, когда открыли балконную дверь.
В комнате никого не осталось, и Дженсен уже почти погрузился в сон окончательно, когда что-то разбудило его, напугав до крика. Какое-то неясное чувство, будто кто-то посасывает кожу у него на шее. Дженсен вскочил посреди ночи, ничего не соображая, и увидел...
Тот самый мальчишка сидел рядом с ним и был сам напуган не меньше. Огромные светящиеся в темноте глаза смотрели на него, не мигая. Холодная рука лежала на груди Дженсена, от чего было противно и мерзко. Шею саднило, и он поднял руку... но тут мальчишка глухо вскрикнул и – растворился в ночной темени.
Дженсен просто рухнул на постель, потеряв сознание от пережитого.

Вернувшись в Техас, Дженсен никому ничего не сказал об этом. Он постарался забыть о своей поездке в Массачусетс. И ему удавалось не вспоминать до тех пор, пока его мать не сообщила однажды, что Захария и его жена просто исчезли.

***

Второй день съёмок – и Дженсен продолжал присматриваться к своему напарнику. И когда тот в свою очередь смотрел на Дженсена своим по-кошачьи немигающим взглядом, сердце в груди Эклза делало кульбит, а коленки предательски подгибались от ужаса. Хотя Джаред и не был похож на того мальчишку, но каждый раз – каждый грёбаный раз! – когда этот подросток-переросток делал что-то странное, Дженсен почти автоматически хватался ладонью за свою шею, где десять лет назад утром после предательства брата обнаружил жуткое красное пятно со следами укуса, а в ушах начинал звенеть демонических хохот козодоев.
А странного делал этот Джаред много.
За всё время знакомства Дженсен ни разу не видел, чтобы его напарник ел в чьей-то компании – тот всегда уходил или к себе в номер или в свой трейлер. Он очень придирчиво выбирал себе еду в полевой столовой, а уж сколько сладкого пожирала эта мелочь под два метра ростом – и вспоминать страшно!
Вот и сегодня. Наконец-то отсняли сцену, где Дин выволакивал Сэма из пожара, в котором погибла Джесс, и народ потянулся к столам с едой. Очередь выстроилась немаленькая, и Дженсен даже сам не понял, как оказался прямо за спиной Падалеки – да, он научился выговаривать эту дикую фамилию, весь предыдущий вечер заучивал.
Джаред придирчиво разглядывал контейнеры с салатами, хмурился... наконец спросил:
- А что такое вот это?
Дженсен глянул, во что ткнул пальцем этот подозрительный тип, и сухо ответил:
- Чеснок. Впервые видишь?
- А его можно есть? – прозвучало растерянное.
- Попробуй – и узнаешь, - и Дженсен демонстративно сжевал зубчик чеснока, который выудил из своей тарелки с салатом.
С тяжёлым вздохом этот дылда решился положить в свою тарелку салат. Сегодня с выбором было туго – привезли не всё из-за каких-то там проблем с электричеством на кухне. Ладно вообще привезли хоть что-то. Почему-то Дженсену вспомнился «Тёмный ангел» на съёмках которого – фактически в экстремальных условиях – не раз приходилось сидеть вообще голодным по той или иной причине.
Как обычно, набрав полный поднос совершенно немыслимой еды – только овощи, только сырые, без обработки, и куча сладостей, включая две порции горячего шоколада, который, к счастью, всё-таки привезли, - Падалеки быстро сбежал в свой трейлер.
А потом были ещё две сцены, которые никак не удавалось снять, потому что Джаред почему-то начал вдруг лажать почти на каждой реплике. В конце концов, Крипке поговорил с мальчишкой, и их с Дженсеном отпустили отдыхать, решив, что пока снимут «что-нибудь другое».

Дженсен долго укладывался спать на узком раскладной диване и думал, что, если шоу будет иметь успех и им дадут зелёный свет на следующий сезон, то обязательно потребует себе что-нибудь поприличнее, потому что диван оказался слишком коротким для его роста.

И тут в соседнем трейлере раздался дикий грохот, чей-то мучительный стон, и Дженсен буквально подскочил на месте.
Неужели он прав, и Падалеки – на самом деле нечисть в облике человека? Притащил к себе какую-нибудь несчастную жертву и сейчас усиленно пирует...
Грохот повторился, но теперь как будто что-то разбилось.
Не соображая, что делает, Эклз вскочил с постели, натянул на себя джинсы и буквально вылетел из тёплого трейлера в холод ванкуверской ночи.
В трейлере Джареда было подозрительно темно и тихо. Окна вагончика были наглухо закрыты жалюзи, и изнутри не доносилось больше ни звука.
Дженсен не собирался стучать, он просто вломился внутрь чужого трейлера и сразу же включил свет, ударив по клавише у двери всей ладонью.
Его глазам предстал хаос: по полу были разбросаны книги, листы сценария, осколки зеркала, вместо которого теперь на стене красовалась только пустая рама... а Джаред лежал, скорчившись на полу, бледный, едва дышащий.
И всюду была кровь.
Дженсен перепугался не на шутку. Он подскочил к своему напарнику, схватил его за плечо... и тут же отдёрнул руку – плечо было ледяным, как у покойника.
Но Джаред дышал. Тяжело, рвано, тихо поскуливая от боли – дышал.

Парня увезли на «скорой» в ближайшую больницу. Дженсен сидел на пороге своего трейлера и с виноватым видом смотрел себе под ноги.
Подошёл Крипке, хлопнул его по плечу и тихо спросил:
- Чего куксишься? Если бы не ты, его бы не откачали. Он тебе теперь по гроб жизни будет обязан...
- Это я виноват, - еле слышно прошептал Дженсен.
- Что? Не понял, - Эрик нахмурился, сменил позу и сложил руки на груди, явно ожидая объяснений.
Ну, как Дженсен мог объяснить, что подозревал этого мальчишку в немыслимых вещах?.. Он снова потёр шею там, где когда-то был жуткий укус. Там даже шрам небольшой остался, совсем крошечный... но Дженсен так старался забыть...
- Колись давай, - не вытерпел Эрик.
- Понимаешь... – Эклз обречённо вздохнул. – У него, похоже, аллергия на чеснок... он спросил меня сегодня, что это такое и можно ли это есть... ну, я подначил его... в общем...
Он так и не смог закончить, только тяжело вздохнул.
- Не вини себя, - серьёзно заявил Крипке. – Если судить по тому, что ты сказал, про аллергию не знал даже он сам.

Как это ни странно, но уже утром Падалеки вернулся к работе. Выглядел свежим, как огурчик, даже следа не осталось от вчерашнего происшествия на его бодром организме.
Единственное, что изменилось, - парень полностью перешёл исключительно на сладкое.

***

Ещё через неделю Дженсен заметил, что Падалеки ненавидит одеваться в чужом присутствии и терпеть не может ночные съёмки. Точнее, нет, не так. Он терпеть не может оказываться где-то в ночное время, где не горит искусственный свет. Вот в принципе. И каждый вечер у себя в трейлере этот чудик плотно закрывал окно и спать ложился с горящим ночником. Дженсена несказанно бесила эта привычка его напарника, потому что свет всё равно пробивался сквозь щели, и самому Эклзу приходилось всю ночь наблюдать светящееся окно Падалеки. Почему всю ночь? Да потому что в таких условиях просто невозможно спать!
А ещё Джаред усиленно практиковал различные взгляды Сэма Винчестера на Дженсене – изучал, каков будет результат, экспериментатор хренов.
Дженсен скрипел зубами, но терпел. Хотя бы просто потому, что считал себя виноватым перед этой мелочью. За чеснок.
Скрипел зубами – и терпел.
Дотерпелся.
Как-то после выходных Падалеки приволок с собой на съёмочную площадку двух своих собак.
И вот тут начались натуральные ужасы.
Дело в том, что Дженсен никогда собак не боялся, мало того, в детстве у него даже был золотистый ретривер по кличке Красавчик. Наверно, Дженсен знал о собаках едва ли не всё, потому что очень любил Красавчика и даже умудрялся выкроить в учёбе время, чтобы лично отвезти его на очередную выставку. Пёс был титулованный.
Что же касается падалековских псин...
Нет, конечно, собаки очень умные животные и всё понимают. Но когда они смотрят на тебя так, будто решают, как получше заглянуть тебе в черепушку... или же ты явно читаешь в их глазах, что они о тебе думают...
Одним словом, Дженсен старался держаться от них подальше. Но не тут-то было.
Хёрли, здоровенный кобель, умудрялся ходить за Дженсеном всюду, как приклеенный, при этом ещё глядя на Эклза с таким осуждением, будто хотел сказать: «Не ожидал я от тебя, скотина, что ты накормишь бедного ребёнка отравой».
Сколько раз Дженсен говорил, чтобы Падалеки убрал со съёмочной площадки своих зверюг, тот только застенчиво улыбался и отводил взгляд в сторону. И молчал.
Сволочь.

***

Это было после окончания съёмок «Кровавой Мэри». Дженсен сидел на ступеньках перед домом, арендованном для этого эпизода, и пил минералку из пластиковой бутылки. Рабочие убирали осветительное оборудование, камеры, сворачивали толстенные чёрные кабели, опутавшие собой всё вокруг...
Чуть поодаль, прямо на траве сидел Джаред и совсем по-детски обнимал Сэди, та сидела у ног своего хозяина и, иногда дёргая ушами, смотрела по сторонам. Хёрли нигде не было видно.
У Дженсена было дурацкое ощущение, что Сэди, которая с таким невозмутимым видом оглядывала окрестности, на самом деле следит за ним. Исподтишка наблюдает, делает для себя какие-то выводы.
Да, Эклз на самом деле боялся эту «добродушную псину», от которой млела вся съёмочная группа.
Неожиданно Джаред заговорил:
- Знаешь, я очень боюсь зеркал, - его голос был почти не слышен, потому что Падалеки уткнулся носом в бок своей собаки. – Они меня пугают... Я вообще не люблю их.
- Поэтому ты так шарахался этого эпизода? – хмыкнул Дженсен и снова приложился к пластиковой бутылке.
- Ну, и это тоже... – Падалеки как-то странно замялся.
- А что ещё?
- Ну... я на самом деле не думаю, что это была хорошая идея – снимать такой сюжет. Это было... очень опасно.
- Да? – Дженсен хмыкнул. – А я и не подумал. Кстати, Падалеки... ты мог бы ответить мне на один вопрос? Только отвечать на чистоту.
Тот пожал плечами, но ничего не сказал.
Дженсен принял это за согласие и серьёзно спросил:
- Если ты так боишься всякой дряни и терпеть не можешь темноту, так какого хрена согласился играть в этом сериале?
Джаред замер. И Сэди, в которую он так вцепился, казалось, тоже замерла, ожидая ответа хозяина. Наконец, он тихо пробормотал:
- Это немного не то. Но, в любом случае, у меня были серьёзные причины, чтобы согласиться.
- Да ты что? – наигранно удивился Дженсен. – Ни за что не подумал бы.
Ему показалось, или на самом деле собака чуть напряглась и глухо на него зарычала?
- Я давно сделал свой выбор и теперь только ему следую, - и Джаред неожиданно выпрямился и с вызов посмотрел на Дженсена, упрямо вздёрнув подбородок.
Такое чувство, будто сейчас он хотел что-то доказать.
Вот только Дженсен не мог понять – кому и что.

***

Через две недели собак на площадке не стало. Они будто исчезли по мановению волшебной палочки. Потому что Дженсен не слышал, чтобы к Джареду кто-то приезжал за псинами, или он куда-то с ними уезжал. Собак просто не было. А ведь Эклз прекрасно знал, сколько хлопот с животными, когда собираешься их куда-то перевезти.
Они продолжали снимать сцену за сценой, без каких-либо передышек или изменений в графике. И если Дженсен радовался такому положению дел, - ведь это значило, что канал, если и не одобряет их шоу, то хотя бы не собирается прикрыть – то Джаред становился всё более меланхоличным. Он побледнел, осунулся, под глазами появились тени, из-за которых девочки-гримёрши всё время его ругали. А он только кивал головой и словно никого не слышал.
По съёмочной площадке поползли слухи, что девушка Джареда заболела, и парень теперь сам не свой.
Дженсен впервые задумался о том, что у его шизанутого напарничка есть, оказывается, не только странные собаки, но и загадочная пассия, которую, собственно, никто и никогда не видел.
Эклз стал приглядываться к нему, и вот... да, он стал замечать, что мальчишка всё время кому-то звонит в перерывах, взволнованно ждёт ответного звонка и жадно вчитывается в каждую полученную смс. Было видно, что он просто места себе не находит, мечется, едва ли не на стенку лезет от переживания.
И однажды – совершенно случайно, честно! – Дженсен услышал обрывки телефонного разговора.
Это было во время очередного перерыва между съёмками, и сам Эклз в этот момент возвращался от кофейного автомата, стоящего неподалёку от павильона, где они работали в этот раз. Он как раз возвращался на площадку, когда в полутёмном коридоре, за поворотом, услышал умоляющий голос:
- Крошка, ну мне очень, очень нужно! Нет, поверь мне, я тут ни с кем... Да, только ты... Что? Нет, не знает. Честно, не знает. Я ничего так и не сказал. Нет, не смог... – последовал тяжёлый вздох. – Я просто боюсь, понимаешь?.. Девочка моя, ну, пожалуйста, приезжай скорее, я не могу без тебя... Что? Нет, больше – нет. Да, я внимательно слежу за тем, что попадает в мою тарелку. Да. Да. Да, я очень голоден... Нет, пока хватает. Да... да, хорошо. Я тебя тоже. Передай брату привет, ага? Да, тоже.
Дженсен тогда так и замер за углом. Странный разговор для влюблённой парочки, если честно... Особенно если учесть, что девушка у этого дылды вроде как больна.
А вот под вечер Джаред потерял сознание.
К счастью, снова вызывать «скорую» не пришлось – парня быстро привели в чувство, но встал вопрос, что теперь делать. Крипке и МакДжи допытывались, что происходит с Падалеки, тот только виновато улыбался, строил те самые «щенячьи глазки», испытывая силу их влияния на начальство... В конечном итоге, было решено пока притормозить. Последние две недели съёмки шли с хорошим опережением графика, актёры схватывали буквально на лету, что от них хотел режиссёр... и, видимо, Джаред, который не так давно перенёс проявление его скрытой аллергии, ещё не до конца встал на ноги, но успел заработать истощение организма – перетрудился.
Дженсен сидел у себя в трейлере и пытался понять, что происходит.
Во-первых, вёл себя его напарничек страньше некуда: несерьёзный набор продуктов, допускаемых до его тарелки; страхи, несовместимые с выбранным местом работы; непонятная аллергия на продукт, который, оказывается, никогда не входил в падалечье меню (сразу возникает вопрос: а почему именно чеснок?)...
Во-вторых, собаки, которые своим поведением совсем не похожи на собак. Да ещё и исчезают как по волшебству.
В-третьих, загадочные обмороки, странные телефонные разговоры...
И непонятное отношение к самому Дженсену.
Сколько раз Эклз замечал, что этот тип будто хочет о чём-то поговорить с ним, но тут же передумывает, - это просто не счесть. И эти странные взгляды, которыми одаривает Дженсена... от этих взглядов мороз просто бежал по коже.
И раз за разом вспоминался Массачусетс.
А ведь так хотелось забыть...
Вопросы, вопросы, вопросы... на которые нет ответа.
Дженсен снова потёр шею в месте, где остался небольшой шрам. В последнее время шрам начинал немилосердно ныть, будто напоминая о себе.
Дженсен не любил об этом вспоминать.
И дело не только в предательстве Заха... но ещё и в том, что сам Зах бесследно исчез. До сих пор так и не удалось его найти. Ни его, ни его жену, ни его старую домработницу Ханну. Никого.
Если честно, то Дженсен подозревал, что случится нечто нехорошее... и боялся в это верить.
Ведь всё дело в козодоях[3], которые всю последнюю неделю пребывания Дженсена в Марблхеде не просто кричали, сидя в кустах, а прямо-таки надрывались, то и дело разражаясь каким-то демоническим хохотом. В Массачусетсе есть поверье, что козодои особенно громко кричат, когда должен кто-то умереть – это они стерегут душу обречённого, чтобы утащить её с собой... во тьму. Сначала Дженсен в это не верил, но... то, что случилось с Захом... Мама сказала, что полиция приходила к Заху, когда соседи стали жаловаться на странный грохот, раздающийся у него в доме. Но оказалось, что особняк абсолютно пуст, будто в нём лет десять никто не жил. Всё было в пыли, паутине и в диком запустении. А полы прогнили настолько, что по ним невозможно было ходить. Но Дженсен помнил совершенно другое... помнил нормальное жилое здание, он даже жил на третьем этаже. Не могло всё прийти в такой упадок так быстро... Но это случилось. Спустя два месяца после возвращения Дженсена домой.
Шея снова разболелась немилосердно, а от накативших воспоминаний и вовсе было мерзко на душе.
Дженсен встал из-за стола и подошёл к зеркалу, висевшему на дверце шкафа. Оттянул воротник водолазки и посмотрел на ноющее место.
И сердце в испуге дрогнуло.
Небольшая белая точка слева была окружена ореолом покрасневшей кожи. Совсем как... тогда. Десять лет назад.
Под окном трейлера, там, куда не падал свет из окна, раздалось глухое рычание.
Дженсен дёрнулся, обернулся к окну – но там была всего лишь ночь. Холодная ванкуверская ночь, сырая, наполненная лёгким шорохом моросящего дождя.
И тогда Дженсен обернулся к зеркалу... и замер.
Потому что за своей спиной увидел чью-то неясную тень.

***

Костяшки пальцев всё ещё ныли, и Дженсен пытался устроиться на неудобном диване так, чтобы как можно меньше тревожить повреждённую руку. Заснул он почти сразу, хотя рука и болела. За окном продолжал едва слышно шелестеть дождь.
А в мусорке тускло поблёскивали в свете с улицы осколки зеркала.

Дженсен резко проснулся посреди ночи, задыхаясь от ужаса, весь в холодном поту. Он сел в постели, пытаясь отдышаться и унять сердцебиение.
Почему-то было странное ощущение, что в трейлере кто-то есть. Кто-то, притаившийся в темном углу, ждущий чего-то. Дженсен боялся обернуться, боялся увидеть сзади этого кого-то.
Но он кожей чувствовал чужой взгляд, пристально смотрящий ему в спину. От этого взгляда чесались лопатки и мурашки бежали по всему телу.
И поэтому Дженсен просто сидел в темноте, смотрел перед собой и напряжённо слушал.
Шорох дождя за окном, редкий звук проезжающих мимо машин...
Дженсен закрыл глаза, глубоко вздохнул и прошептал:
- Это всё просто бред. Нечисти не существует.
Он снова лёг на диван, завернулся с головой в одеяло.
И только когда в трейлере снова воцарилась тишина, он отчётливо услышал чужой вздох, донёсшийся из дальнего угла.

***

В конечном итоге, случилось неизбежное: от них стали требовать проявлять на публике «дружеские отношения», якобы «для пиара». Дженсен боялся представить, чего на самом деле хотят от них продюсеры, и потому, лишь вяло сопротивляясь, всё-таки согласился на этот маразм.
Хуже было, видимо, только Джареду. И Эклз в очередной раз убедился, что мальчишка всё-таки чертовски талантлив. Так непринуждённо виснуть на своём напарнике перед камерами, когда прекрасно знаешь, как он к тебе относится... Если бы Дженсен был на месте Джареда, то, зная себя, он так не рисковал бы.
Фотосессии, ковровые дорожки, презентации, встречи с растущей как на дрожжах армией поклонников... Падалеки, казалось бы, легко и непринуждённо играл свою роль «лучшего друга Дженсена Эклза» – вис на нём, лапал прилюдно, откалывал всевозможные шуточки и самозабвенно врал, рассказывая всяческие забавные истории, которых в принципе не было в их жизни.
А потом... приехала Сэнди.
Эту сцену Дженсен, наверное, не забудет до конца своих дней: как она появилась на съёмочной площадке «Сверхъестественного». Невысокая брюнетка с открытой и немного смущённой улыбкой шла им навстречу, держа в руках большое блюдо с шоколадными печеньками, насыпанными с горкой, а вокруг неё с радостным лаем – впервые похожие на настоящих собак – прыгали Сэди и Хёрли.
Это было после съёмок эпизода «Тень» – как раз только что Дина и Сэма рвали на кусочки демонические тени, и теперь Дженсен пытался вытереть с губ кукурузный сироп, который всегда ненавидел. А Джаред...
- Привееет, малыш, - протянула эта брюнетка, подходя к Падалеки, и свободной рукой мгновенно притянула к себе этого переростка за шею для поцелуя.
Ну что сказать? Дженсен, конечно, умел целоваться. И не раз видел, как целуются другие.
Но этот поцелуй он запомнил на всю жизнь.
Это было неправильно и как-то нездорово – то, с какой жадностью Джаред впился в губы своей девушки. Казалось, что он готов высосать из неё самую жизнь.
От этого жуткого зрелища Дженсена затошнило, и он поспешил уйти.
И просто спиной чувствовал, как падалековские собаки сверлят его своим несобачьим взглядом.

В ту ночь до самого утра горел яркий свет в трейлере Падалеки, и оттуда доносились громкие женские стоны, не дававшие Дженсену уснуть. Очень хотелось одеться и выйти на улицу – немного прогуляться... как можно дальше отсюда. Вот только Эклз боялся выйти из своего трейлера – потому что там, снаружи, этой ночью спали две не-псины.

Но под утро, перед самым рассветом, когда ещё было темно, Дженсен всё-таки задремал. И ему казалось, что сквозь сон он чувствует, как кто-то нежно касается его шеи, осторожно гладя то место, где остался шрам.

***

Хиатус – это, конечно, хорошо. Вдвойне хорошо, если он выпадает на праздники, которые ты всё-таки проведёшь со своей семьёй. Но ещё лучше, если у тебя уже куплены билеты, чемоданы собраны, и ты стоишь посреди аэропорта, а осталось только всего-ничего: дождаться, когда объявят твой рейс, а там уже...
Мечты, бля, мечты.
Дженсен сидел на скамейке перед зданием аэропорта, смотрел на свой билет и с обидой думал, что вот так всегда – только обрадуешься, что всё как у людей, а тут на тебе. Мироздание подбрасывает проблему за проблемой.
Первым подарком влюблённой в Дженсена Вселенной, оказалась отмена рейса из-за сильного тумана.
Туман и правда был – обалдеть, особенно если учесть, что сейчас, в семь вечера, Дженсен мог видеть окружающее только в кружке света стоящего рядом фонаря, а всё остальное было похоже на тёмно-синие сливки. Ага, именно сливки и именно тёмно-синие. Звуки тонули в плотной вате тумана, мимо то и дело скользили размытые тени прохожих, спешащих убедиться, что и их рейс тоже отменён до завтрашнего утра.
Дженсен убрал билет в карман куртки и тяжело вздохнул. Изо рта вырвалось облачко пара, которое тут же присоединилось к сливочной темноте вечера.
К счастью, багаж у него был небольшой – всего одна спортивная сумка. А куда больше-то? Если все вещи всё равно остаются в Ванкувере, потому что через неделю он вернётся обратно. В послерождественский Ванкувер со всеми его суматошными делами и очередными съёмками.
Пока Дженсен решил снимать небольшую квартиру у одного знакомого ещё по Смоллвилю, но вот на счёт собственной недвижимости он пока не думал. А зачем? Если ещё не известно, решит ли канал продолжить их шоу...
Что касается его чокнутого напарничка... то Падалеки уже явно строил наполеоновские планы по поводу покупки собственного дома – прикидывал, где лучше взять кредит, или же лучше ссуду... этими дурацкими рекламными календариками, брошюрками и листовками была замусорена уже вся съёмочная площадка. И, кажется, МакКой уже приглядывала, на какой улице лучше выбирать дом.
Маразм.
Сериалу нет ещё и года, а они уже решают, как лучше тут обосноваться. Если на то пошло, то выбирали бы дом не в Канаде, а в Техасе. На худой конец – в Голливуде, как и полагается всяческим знаменитостям, раз уж так зазвездило в одном месте...
Дженсен резко вздохнул: с какого он вдруг стал так переживать об этой ненормальной парочке? Пусть делают, что хотят, ему-то что! Лишь бы его не трогали, честное слово.
Нет, долго он здесь не высидит – холодно уже, да и вообще... Ждать приезда Тома бесполезно, видимо. Майк, наверно, сам уже давно в Штатах. Дома, в тепле... По крайней мере, его домашний телефон сразу переключался на автоответчик с весёлым поздравлением с грядущим Рождеством.
Дженсен снова набрал номер Веллинга. Они, конечно, полчаса назад договорились, что Дженсен переночует у Тома, но... учитывая рассеянность и забывчивость Тома вне съёмок, можно со стопроцентной уверенностью заявить, что этот придурок просто потерял счёт времени и сейчас занят чёрте чем и чёрте где.
О`кей. Дженсен решительно встал и поднял со скамейки сумку. Сейчас надо всего лишь поймать такси и ехать к Веллингу самому.

Такси приехало ещё через пятнадцать минут – туман и тут устроил подлянку. А Веллинг по-прежнему был где-то. Где-то, но не там, где был нужен.
А телефон у Дженсена благополучно сел. И сообщить одному остолопу, что его больше не ждут, уже не получится.
С тяжёлым вздохом Дженсен сел в такси и назвал адрес друга, который так за ним и не приехал.

Ещё через сорок минут Дженсен уже стоял на пороге дома Веллинга. Дома, в окнах которого не горел свет. Будто хозяева давно куда-то ушли. Или даже уехали. Эклз нажал на кнопку звонка, и услышал, как в доме раздалась мелодичная трель. Но ответом была тишина, не нарушаемая даже собачьим лаем.
Да что такое-то?! Куда все, на хрен, подевались?! Они же с Томом договорились!
В животе жалобно заурчало.
А, ну да, он же с утра ничего не ел. Некогда было... а потом эта нервотрёпка с отменой рейса, настроение как-то не располагало к еде.
Дженсен сел на холодные ступеньки крыльца, прижал к себе сумку и устало потёр глаза. Контактные линзы немедленно напомнили о себе неприятной резью. Ещё только этого не хватало...
Остаётся только надеяться, что Том с женой скоро вернутся, и тогда он выскажет им всё, что думает. В обязательном порядке.
Как же тут чертовски холодно...

Туман сгущался, и вечер, плавно перешедший в ночь, стал уже не сливочным, а похожим на вязкую черноту, завёрнутую тёмно-серую вату.
Дженсен уже устал скакать на ступеньках, пытаясь согреться и не отморозить себе задницу. Он несколько раз принимал проезжающие мимо машины за машину Веллингов и каждый раз страшно матерился, когда понимал, что это снова не они.
И ведь не позвонить...
Получается, что даже такси не вызвать, чтобы доехать до ближайшей гостиницы. А телепаться в таком тумане в поисках телефонной будки – себе дороже.
Он снова сел на ступеньки, уже привычно вцепился в сумку и на секундочку прикрыл глаза, в которые будто песка насыпали – линзы давно пора бы снять вообще-то. Всего лишь на секундочку, только чтобы унять резь в глазах.
Незаметно «на секундочку» превратилось в странный, вязкий, как и окружающий его туман, сон.

***

Он шёл по тёмному коридору, босыми ногами ощущая ворсистый ковёр. Впереди горел свет, и, судя по характерному хлопанью дверцей холодильника, это была кухня.
Он не знал, где оказался и куда идёт. Но чувствовал острую потребность выбраться из окружавшей его вязкой темноты.
Там, где свет, слышались звуки выдвигаемого ящика стола, щёлкали ножницы...
Он шёл, чувствуя себя беспомощным и покинутым. Тот, кто хозяйничал на невидимой отсюда кухне, находящейся явно за поворотом коридора, просто взял и оставил его одного в темноте.
Но коридор наконец-то закончился, тот самый поворот – и вот уже кухня, залитая светом горящей лампы под миленьким в зелёные цветочки абажуром. А за кухонным столом сидит кто-то, повернувшись ко входу на кухню спиной. У этого человека сильная спина, сейчас расслабленная, и растрёпанные тёмные волосы. Одет он в простую футболку и спортивные штаны. И тоже босиком.
Услышав шаги за спиной, хозяин кухни оборачивается и встревоженно спрашивает:
- Ты чего встал-то? Почему не спишь?
Это Джаред. Придурок-Падалеки. Сидит на табурете вполоборота и цедит через соломинку вишнёвый сок прямо из коробки, у которой аккуратно отрезал уголок. Большие ножницы лежат на столе и зловеще поблёскивают в свете лампы под миленьким абажуром с этими дурацкими зелёными цветочками.
- Падалеки, это ты, что ли? – спрашивает он и чувствует, что по горлу будто прошлись наждачной бумагой. Голос хриплый, и горло саднит так, будто, попытавшись заговорить, он содрал себе всю кожу там, внутри.
- Да, я, а кто ж ещё? – и Джаред улыбается. Тепло и открыто, так, как умеет только он один – с этими ямочками на щеках, обнажая белые-белые зубы. Неестественно острые, местами покрасневшие не от выпитого вишнёвого сока, а от крови, которую он цедил через соломинку из коробки с надписью «Вишнёвый сок».
Наверное, он заметил испуг, а может, и не заметил, а почувствовал – как его собаки, которые не собаки. Осклабился ещё шире, пугая своей кровавой улыбкой ещё больше:
- Ну, что замер в дверях, как олень в свете фар, а, Дженсен? Я тебя не съем. Пока, по крайней мере. Видишь ли... да, это я тебя подобрал у крыльца Веллингов, и, если говорить на чистоту, то говорил по телефону ты не с Томом. Он даже не подозревал, что ты приедешь. Ты мне нужен, Дженсен...
Горло сдавило тисками от страха, того знакомого страха, который он так отчаянно пытался забыть, стало невозможно дышать...
А Джаред между тем отставил подальше пакет с не-соком, встал из-за стола и сделал шаг к нему, Дженсену, всё так же улыбаясь и неосознанно слизывая языком с зубов – Господи, какие же они у него острые! – остатки крови.
- Понимаешь, Дженсен, - говорил Падалеки, а сам шёл навстречу. – Мне тебя обещали. И я пришёл за тобой. Ты – мой.
Джаред приблизился вплотную, прижал всем своим телом Дженсена к стене, чуть наклонился и жадно втянул запах, исходящий от напуганной жертвы.
Не было возможности двинуться с места, невозможно было даже вдохнуть. Ужас сковал конечности, лишая способности двигаться. И Дженсен зажмурился, когда увидел, что его мучитель, снова облизнувшись, наклоняется ближе, чтобы впиться своими ненормально острыми зубами прямо в горло...

- Дженсен! Дженсен, очнись! Не пугай меня! – его трясли за плечи, пытаясь разбудить, привести в чувство, вытащить из этого кошмара. – Эклз, мать твою, открой глаза!
Дженсен судорожно вдохнул, давясь хлынувшим в лёгкие воздухом, с ужасом распахнул глаза, когда услышал этот голос наяву, и уставился на вцепившегося в его плечи Падалеки.
- Отпусти меня!.. – почти истерично выкрикнул Дженсен, пытаясь отбиться, но во всём теле была такая слабость, что даже пальцы не слушались и язык заплетался.
- Блин, придурок! Ты так напугал меня! – огрызнулся Джаред и оставил его в покое, слава Богу. – Сидел там, совсем синий, и почти не дышал! Надо было бросить тебя там подыхать, потому что вместо благодарности я получаю истеричные вопли бабы-невростенички!
Падалеки сердито отвернулся и отошёл к окну, за которым стояла всё та же ночь, залитая густым туманом.
Продышавшись и немного придя в себя от кошмара, Дженсен немного расслабился и попытался осмотреться, чтобы понять, где он находится. Он лежал на кровати, укутанный большим тёплым одеялом. На прикроватном столике мягко горел ночник, похожий на небольшой круглый подвесной фонарь в металлической витой «оправе». В этом неярком свете, щадящем воспалённые глаза Дженсена, можно было рассмотреть и комнату – судя по всему, гостевая, не броско обставленная, с большим окном, у которого как-то сгорбившись стоял сейчас обиженный Падалеки. Рядом с кроватью был обогреватель, от которого шло такое живительное тепло. А ещё Дженсен понял, что он раздет до трусов, переодет в чужой свитер и чужие хлопковые штаны – сам он одевался в этот день в джинсы и футболку с рубашкой – а на ногах... м-да. Кусачие шерстяные носки.
Приплыли, Эклз. Добро пожаловать в персональный ад под названием «будь в долгу до гроба у мистера Заботливого Спасителя». Вот только интересно, какого чёрта этот хренов спаситель делал на другом конце города у дома Веллингов?
Наверно, этот придурок всё-таки читает чужие мысли. Потому что, тяжело вздохнув, Джаред глухо сказал в полумрак у своего окна:
- Мне Веллинг позвонил, откопал где-то мой номер... Сказал, что им собаку пришлось срочно везти в ветлечебницу, операцию должны были сделать немедленно. Поэтому он переживал, что теперь не просто задерживается, а физически не может забрать тебя из аэропорта. Сказал, где ты должен был его ждать... сказал, что твой телефон не отвечает. Я поехал, а тебя там не было. Я позвонил Веллингу... Он предположил, что ты не стал ждать и поймал такси, поехал сам к нему. Тогда он сообщил мне свой адрес, и я потащился уже туда – спасать твою наверняка давно посиневшую от холода задницу. Ты... – он замолчал на секунду, потом вздохнул и, всё так же глядя в окно, в ночь, продолжил: – Ты лежал на крыльце, совсем холодный. Я испугался, что ты умер. Тряс тебя, пытался привести чувство... Потом отволок в машину... ну и тяжёлый же ты, Эклз... я думал, что не дотащу – без жертв. Мы ехали в машине, а ты лежал на заднем сиденье и бредил. Что-то бормотал. Мне показалось, что во сне ты крыл меня матом и называл чудовищем... Почему? Что я тебе сделал? Я всего лишь... всё это время, всё эти грёбаные месяцы, я пытался с тобой подружиться. Пытался... а, на хрен. Уже неважно.
Он смолк, как-то совсем сжался и прислонился лбом к холодному стеклу, так и не удостоим Дженсена взглядом.
Минуту спустя, Джаред тихо пробормотал:
- Наверно, Сэнди была права... я пугаю тебя...
У Дженсена слипались глаза, он снова уже почти спал и поэтому не знал, почудилось ему сказанное Джаредом, или нет.
Уже из последних сил борясь со сном, Эклз попросил:
- Контейнер... в сумке... для линз.
Ничего не говоря, Падалеки оторвался от окна и взял со столика заранее приготовленный контейнер и протянул ему. Чёрт, видимо, внимание совсем рассеялось, раз не заметил сразу. Ему удалось заставить себя снять эти проклятущие линзы, вот только в контейнер он клал их, уже не глядя.
А потом – он снова заснул. Просто вырубился.
И в этот раз не было никаких тревожащих душу сновидений.

***

Утром Дженсен ещё плыл где-то между сном и явью, когда рядом услышал сквозь вату полусна чужие шаги, чей-то вздох. Снова шаги – теперь они уже удалялись, и потом был разговор – односторонний – видимо, по телефону.
- Привет, детка, - говорил тихим голосом Джаред где-то в другой вселенной. – Как себя чувствуешь сегодня? Мне нужно чтобы ты срочно приехала. Нет, я пока держусь, но, кажется, скоро съеду с катушек. Да, опять... понимаешь, он, кажется, серьёзно заболел. Да. А я не знаю, как вас лечить... да понятия не имею, не доводилось ещё. Я не хочу сделать ему больно, понимаешь?.. Что?.. С ума сошла? Да он шарахнется от меня, как от чумного... и так уже на стенку от ужаса лезет. Приезжай, а? Ты нужна мне, девочка... Да. И брату тоже привет. Нет, вот как раз его не надо! Сам разберусь. Нет-нет-нет, тебя всё равно жду. Спасибо. И я тоже.
А потом был шорох, и тихие шаги, удаляющиеся куда-то не в этот мир.
Дженсен снова уплыл в свои не-сновидения.

Проснулся он с забитым носом, больным горлом, диким кашлем и температурой. Первой мыслью было – лучше бы сдох. Когда всё-таки удалось повернуть голову к окну, из которого в комнату лился яркий солнечный свет, он смог разглядеть сквозь выступившие слёзы прикроватный столик, где лежал контейнер с линзами, а почти у самого края стояла большая полосатая кружка с чем-то, пахнущим мёдом, и, кажется, лимоном. Рот немедленно наполнился слюной. Дженсен попытался сесть, но понял, что слишком слаб для этого, и тогда решил лишь немного приподняться на подушках. Устроившись поудобнее, он осторожно взял со столика чашку и долго грел руки о её горячие бока и тихо наслаждался ароматом.
И именно в этот момент в коридоре раздалось цоканье собачьих когтей, и к нему в комнату – к несчастью, дверь закрыта не была, – с деловым видом вошёл Хёрли. Пёс чуть наклонил голову и придирчиво осмотрел гостя, а потом важно удалился с таким видом, будто пошёл сообщать хозяину новость о пробуждении гостя.
Едва Хёрли скрылся в коридоре, как Дженсен тут же судорожно вдохнул. Оказывается, всё это время он даже не дышал. Дрожащими руками он поднёс чашку к губам и сделал первый глоток горячего питья.
Было очень нехорошее ощущение, что Джаред знал, когда Дженсен проснётся, потому что содержимое чашки не остыло.

Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы отпустить Дженсена домой в таком состоянии. И Эклз прекрасно это понимал сам, но из чистого упрямства собирался как можно скорее свалить из этой квартиры.
Гнусавым голосом из-за забитого носа Дженсен уже в который раз повторил:
- Я не хочу причинять тебе неудобств, Падалеки. Раз не могу поехать в Даллас, значит, поеду домой, в смысле, в свою квартиру.
Джаред скептически на него посмотрел и спросил:
- И через сколько дней мне ехать за твоим трупом? Через три дня? Два?
- С чего ты взял? Какой на хер труп? – возмутился Дженсен и тут же закашлялся так, что зазвенело стекло в окне.
- Да ты с постели встать не можешь сам! – огрызнулся Падалеки. – Ты видел свою температуру? С такой только в больнице лежать!
- Тогда поеду к Тому, - уже не так уверенно выдал Дженсен, когда приступ кашля прошёл.
- У Веллинга и без тебя забот хватает, - грустно, но уже спокойнее, возразил Джаред. – Собака после операции – как ребёнок, ей внимание нужно и забота. А не ещё один такой же больной на её территории.
- Ему, - машинально поправил напарника Дженсен.
- Что?
- Не «ей», а «ему» – у Тома кобель, мопс по кличке Кук.
- Неважно, ему или ей, важно, что ты там не в тему будешь. Пожалей друга, если он тебе действительно друг. Там точно не до тебя сейчас.
Дженсен ничего на это не ответил, только тяжело вздохнул.
Он уже позвонил домой матери, извинился, что не сможет приехать. Старался говорить как можно бодрее и поменьше шмыгать носом. Но мама – на то и мама, что сразу сердцем чувствует, когда её чадо болеет. Похоже, что у Джареда тоже «сердце с детектором», потому что едва Донна начала говорить, как переживает за своего мальчика, Падалеки тут же выхватил у Дженсена трубку и отрапортовал обеспокоенной миссис Эклз, что её сын в надёжных руках, вовремя принимает лекарства и вообще у Дженсена строгий постельный режим.
Слушая этот трёп, явно рассчитанный расположить Донну Эклз к «новому другу» её сына, Дженсен тоскливо смотрел в потолок и думал, что вот теперь-то ему точно отсюда уже не сбежать...
Да, и вот сейчас провалилась последняя попытка покинуть эту квартиру. «Пленник» тяжело вздохнул – правда через рот, потому что нос не дышал совсем, - и решил, что... хрен с ним, будь что будет.
Джаред же в это время сидел на стуле у окна и задумчиво смотрел на улицу. Туман, кстати, так и не рассеялся до конца. Чей-то рейс в очередной раз накрылся...
Сэди и Хёрли поблизости видно не было, но Дженсен точно знал, что эти не-собаки где-то в квартире.
Неожиданно Джаред тихо заговорил:
- Я позвонил Сэнди, она будет здесь после обеда. Не смотри на меня так, я просто не умею лечить. А она умеет, она... – тут он запнулся и дальше уже продолжил, глядя на свои пальцы, сцепленные в замок. – Она хорошая, поверь мне. Знаю, ты вряд ли назовёшь меня своим другом, но... мне бы хотелось, чтобы ты остался здесь и... Могу я попросить тебя об одной вещи?
На этих словах Джаред вдруг поднял голову и с отчаяньем посмотрел Дженсену в глаза.
- Смотря о какой... – невнятно просипел тот, чувствуя себя под этим взглядом очень неуютно.
Видимо, эту мысль Падалеки вынашивал давно, потому что набрал в грудь побольше воздуха и выпалил, будто с головой в омут кинулся:
- Я бы хотел, чтобы мы подружились!
Не получив ответа сразу, Джаред, зажмурившись, залепетал, как ребёнок:
- Понимаю, что тебе неуютно рядом со мной... не знаю, почему... но я хотел бы... мне хочется... ты... пожалуйста... проси что угодно, сделаю всё, только давай попробуем стать друзьями!..
От такого заявления-признания Дженсен просто потерял дар речи. Он долго переваривал услышанное и внимательно изучал сидящего перед ним абсолютно несчастного Падалеки, у которого опять был очень бледный вид, а под глазами красовались синие круги от недосыпа. И вот как, блядь, на такого долго злиться? Хорошо ещё, что не пытается применить запрещённый приёмчик под названием «щенячий взгляд Сэма Винчестера» – тут уж вообще было бы тушите свет и выносите.
Дженсен долго бы взвешивал все "за" и "против", думал, а надо ли оно ему всё... но именно в этот момент вдруг тихо, почти шёпотом, попросил:
- Я могу попросить тебя увезти отсюда твоих собак? Они меня пугают до дрожи в коленках.
Это было самое честное, что он только мог сказать в такой ситуации. И когда Джаред открыл глаза и испуганно посмотрел на него, не веря услышанному... хотелось просто откусить себе язык после сказанного.
- Собак?.. – еле слышно переспросил Падалеки. – Они... мне их брат подарил, сказал, что будет спокоен, если они рядом со мной...
На это Дженсен ничего не мог ответить – он просто знал, что не может находиться с этими не-псинами под одной крышей. Да и вообще на одном континенте. Если говорить совсем уж на чистоту.
Джаред долго сидел, соображая, что ему делать, но, в конце концов, негромко сказал:
- Хо... хорошо, я всё сделаю завтра. Это ничего? До завтра потерпишь?
- Потерплю, - обречённо кивнул Дженсен.
Почему-то было очень больно смотреть, как на глаза этого мальчишки наворачиваются слёзы. И ведь Эклз прекрасно знал, кто этому причина, и чувствовал себя ужасным монстром, который на завтрак ест маленьких детей.
- Но зато потом... – теперь уже Джаред шмыгнул носом и как-то несмело улыбнулся. – Потом – ты обещал. Ты станешь моим другом.
- Попробую им стать... – вяло возразил Дженсен.
Чёрт... вот на что он только что подписался, а?

***

В два часа дня приехала Сэнди – её голос Дженсен услышал ещё из коридора. Он сам лежал всё на той же кровати на высоко взбитых подушках, укрытый тёплым одеялом до самого носа – Джаред очень старался создать больному максимум комфорта для скорейшего выздоровления. МакКой очень бодро что-то говорила «своему мальчику», громко шуршала пакетами, отдавала какие-то указания и одновременно умудрялась сюсюкать с падалековскими не-псинами. Дженсен слышал радостный собачий лай, но почему-то ему чудились в этом лае ещё и жалобы... известно на кого, естественно.
Он прикрыл глаза, чтобы не видеть расплывчатый потолок. Линзы так и остались в контейнере – Джаред просил пока не злоупотреблять ими. Ага, именно, так и сказал – «пока не злоупотреблять». Где только таких слов нахватался...
Какое-то время на кухне гремели посудой, хлопали дверцами шкафчиков и холодильника, и, наконец, до Дженсена добрался запах чего-то съестного. Запах был незнакомый, но слюни потекли сразу.
И вот тогда в комнату вошла Сэнди. Одной рукой она держала маленький поднос с той самой полосатой чашкой, стаканом воды и маленьким блюдцем, а другой рукой – литровую бутылку Aqua Minerale. Прикрыв за собой дверь в комнату, Сэнди поставила принесённое на прикроватный столик, придвинула к кровати облюбованный Джаредом стул и только после этого обратила внимание на притворяющегося трупом Эклза.
- Привет, Дженсен, - мило улыбнулась она и поудобнее уселась на стуле.
Конечно, МакКой была довольно симпатична, а уж эти обтягивающие голубые джинсы и бледно розовый свитерок делали её и вовсе очаровательной, но Дженсен не купился.
Будто и не заметив его молчания, Сэнди заговорила:
- Джаред позвонил мне сегодня утром и рассказал про твою болезнь. Он очень милый, поверь мне, и очень за тебя переживает. Я заварила тебе чай из багульника, он поможет с твоим кашлем да и вообще с простудой. В блюдечке таблетки, на травах, никакой химии. Я не доверяю современной медицине – она в большей степени калечит, чем помогает. А травы – это только на пользу организму. Таблетки выпьешь после чая. А минут через сорок будем обедать. Кстати, я Джареду подробно написала, как и чем тебя лечить, поэтому очень прошу не упрямиться – не расстраивай его, пожалуйста. Я бы посоветовала тебе полоскание горла, но вставать ты пока не можешь... Температура у тебя скоро спадёт, это я обещаю. Но пока тебе придётся пить много воды, чтобы не было обезвоживания. Потом, когда температуры не будет, начнёшь делать уже ингаляции с эвкалиптом или календулой, что больше подойдёт именно тебе – уже сам решишь. К началу съёмок будешь как новенький.
Она немного помолчала, всё-таки решилась и коснулась ладонью лба Дженсена. Тот вздрогнул. Всё в этой квартире происходит неправильно – даже лечат и проверяют, есть ли жар, не как нормальные люди... Хотелось отказаться от подозрительного «самолечения», но было что-то в голосе этой маленькой брюнетки такое, что невозможно было возразить.
А Сэнди меж тем заговорила снова, но уже очень осторожно подбирая слова:
- Знаешь, Джаред рассказал мне о вашем с ним уговоре... я думаю, ты правильно сделал, что попросил его отправить собак домой. Сэди и Хёрли, конечно, милые, - услышав это, Дженсен не удержался и фыркнул, - но Джареду пора бы уже становиться самостоятельным. Брат слишком сильно опекает его до сих пор. Я хочу попросить тебя – раз уж такая ситуация сложилась – заботиться о нём. Понимаешь, ему многое нельзя. У него, скажем так, очень строгая диета. Я всё-таки надеюсь, что со временем он всё-таки приспособится, но... пока с этим проблемы. Ему на самом деле нельзя чеснок, нельзя мясо, рыбу и птицу. Только свежие овощи, только необработанные... хотя, в последнее время, кажется, у него и с этим проблемы. Постарайся обеспечить его сладким, хорошо? Особенно шоколадом. Да, и соки. В холодильнике у него есть несколько упаковок, но если будешь покупать вдруг сам – бери ему только вишнёвый, хорошо? На другие у него аллергия. И... не обижай его, пожалуйста. Очень тебя прошу. Придёт время, и ты поймёшь, что зря его боишься. У него есть некоторые странности, я не отрицаю. Но... просто прими его таким, какой он есть, ладно?
Она грустно улыбнулась, снова коснулась ладонью его лба и встала со стула, собираясь уходить. Уже у самой двери Сэнди обернулась к нему и мягко напомнила:
- Выпей чай и таблетки, хорошо?
Когда МакКой вышла, Дженсен с облегчением вздохнул. Ушла. Всё.
Теперь он мог спокойно приподняться в постели и устроиться на подушках полулёжа. Расположившись как можно удобнее, Дженсен обречённо взглянул на поднос на столике.
Приготовленную для него дрянь он всё-таки выпил.

Где-то через полчаса в комнату пришёл уже Джаред – принёс небольшой поднос на ножках, видимо, специально для тех, кто собирается есть в постели, робко улыбнулся и сказал:
- Сэнди приготовила обед. Тут бульон, чтобы ты скорее выздоравливал. Куриный. И каша. Дроблёная, кажется... Сэнди говорит, что в каше очень много полезных веществ...
- Хватит уже уговаривать, Падалеки, - вздохнул открытым ртом Дженсен, - ставь сюда.
Джаред просиял.
Ну, странный или не странный, а улыбался Джаред очень солнечно. Разве могут всякие маньяки улыбаться вот так? Вряд ли.

***

Вокруг простирались воды подземной реки, тёмной и мрачной, не имеющей ни конца, ни края. Если у неё и были берега, то не в этой вселенной. Тяжёлые, как смола, волны едва слышно бились о борта деревянной лодки. А над головой в бесконечной высоте и тьме нависали своды огромной пещеры. Их не было видно, настолько огромна была пещера, но они давили своей вековой тяжестью.
Воздух, затхлый, воняющий гнильём, забивал лёгкие, и невозможно было дышать.
А лодка всё плыла и плыла вперёд, во тьму, влекомая подземным течением. И только маленький круглый фонарь в кованой «оправе», подвешенный к палке на носу лодки, тщетно пытался осветить путь в древнюю бездну ночи.

***

Джесен проснулся вечером, весь в холодном поту. Руки и ноги были такими холодными, что с них в пору было скалывать ледяную корку.
Пытаясь отдышаться и ловя ртом тёплый воздух комнаты, Дженсен в ужасе смотрел в потолок.
Он знал эту реку. Этой реки не существует. И это он тоже знал.
В последний раз она ему снилась там, в Марблхеде, за день до отъезда домой. И тогда всю ночь под окнами надрывались козодои, ждущие, когда в их сети попадёт очередная человеческая душа.
Сердце успокаивалось слишком медленно.
С тяжёлым вздохом через забитый нос Дженсен всё-таки повернулся на бок. За окном уже сгустились сумерки, и только ночник – тот самый фонарь с его лодки – робко пытался рассеять вечерний полумрак.
Интересно, почему тогда, в Массачусетсе, ему приснился именно такой фонарь?
Из коридора, а точнее прямо с кухни, доносились голоса Джареда и Сэнди. Они что-то обсуждали и даже негромко смеялись. Счастливая, блин, парочка.
Интересно, о чём ему самому говорить с Падалеки, который так мечтает подружиться?

На ужин снова был бульон и каша – только уже другая, пшеничная, что ли... жёлтая такая. Почему-то сразу вспомнился корм для канареек. А вот «лекарства», «прописанные» ему Сэнди, по-прежнему приходилось пить.
Потом Джаред немного посидел с ним, пока Сэнди мыла посуду. Спрашивал, какие книги любит Дженсен, каких авторов считает достойными прочтения. Говорить было ещё тяжело, то и дело поднимался кашель. А вот если молчать – то и дышать вроде как было легче. Джаред не обижался, он умел трещать без умолку, заполняя своим голосом тишину.
Почему-то слушать о том, какие книги любит читать Джаред, кто его любимые персонажи, и чем отличается раннее творчество Роберта Говарда от более позднего, оказалось очень даже приятно. Голос Падалеки завораживал и словно обволакивал, согревая и успокаивая.
Выяснилось, что Джареду нравились книги о Конане, нравился комикс «Хранители», и между тем эта мелочь знала, кто такой Паланик и обожала фильм «Бойцовский клуб». Причём, по мнению этой самой мелочи, кроме Брэда Питта, с такой неоднозначной ролью Тайлера Бёрдена не справился бы больше никто.
Дженсен снова уснул под падалечью болтовню.

Ночью сквозь сон, довольно тяжёлый и беспокойный, Дженсен слышал женские протяжные стоны, очень болезненные, будто кого-то буквально резали по живому. Но он не смог вырваться из вязких пут сна и вновь уплыл куда-то в темноту сновидений.

Утром Сэнди забрала собак и уехала, не попрощавшись с Дженсеном. Джаред заверил своего обречённого на дружбу напарника, что у неё просто поднялось давление и она не очень хорошо себя чувствует.
Но Дженсен видел, какое несчастное и виноватое лицо было у Падалеки при этих словах. Вопрос только в том, из-за МакКой или из-за собак, с которыми пришлось расстаться.

***

Через день температура спАла, и Дженсен уже не чувствовал головокружительную слабость при попытке встать с постели. Первое, что решил сделать Эклз, обретя, наконец, способность самостоятельно передвигаться по квартире, это осмотреться.
Джаред как раз ушёл в магазин, чтобы купить «настоящие» продукты для своего гостя, потому что в холодильнике у него были только упаковки сока и плитки шоколада.
Первым делом Дженсен осмотрел саму квартиру – она оказалась трёхкомнатной: спальня, гостевая комната, где временно поселили Дженсена, и большой просторный зал, окна которого оказались плотно зашторены. Но, что самое интересное, на подоконниках – даже на кухне – не оказалось ни одного горшка с комнатным растением. Дженсен не представлял, почему во всей квартире нет хотя бы того же кактуса, но, видимо, у Падалеки свои вкусы и принципы.
Следующим открытием стало отсутствие зеркала. Ни в ванной, ни в спальне, да хотя бы на дверце шкафа с внутренней стороны, вообще нигде. Интересно, как же этот придурок тогда бреется? Неужели его катоптрофобия[17] развилась до таких маниакальных размеров?.. Надо будет уточнить... – Дженсен задумчиво потёр заросший подбородок – тем более что ему зеркало очень даже понадобится.
Дженсена удивил ещё один момент: нигде не наблюдалось хоть каких-то фотографий. И это учитывая привязанность Падалеки к семье – в частности к брату.
А вот полка с книгами в зале-гостиной очень даже заинтересовала Дженсена. Усевшись в ближайшее кресло, он раскрыл книгу в потёртом переплёте и углубился в чтение «Парфюмера», отметив про себя, что на той же полке стояла та же книга только на языке оригинала – на немецком.

Джаред вернулся из магазина где-то через два часа. Что он так долго там делал, осталось загадкой, но, едва переступив порог кухни и сгрузив пакеты с продуктами на стол, он заявил пришедшему следом за ним на кухню Дженсену:
- Сегодня я буду готовить. Для тебя. Чтобы ты у меня с голоду не помер. Хочу предупредить сразу: до этого момента я не готовил никогда, порезанные кубиками помидоры не считаются. И ещё, надеюсь, ты в курсе, что мне нельзя всё это добро есть, поэтому пробовать будешь ты.
Последнее Падалеки заявил, ткнув Дженсена указательным пальцем в грудь. Тот только удивлённо хлопнул глазами, но возразить ничего не успел, потому что Джаред заговорил снова:
- Ты мне будешь помогать. Знаю, что ты ещё не выздоровел, поэтому картошку чистить не заставлю, а вот сыр тереть доверю. Кстати, тёрка в том шкафчике на нижней полке. Да, у меня всё есть, в чём готовят, если бы не было, Сэнди с голоду бы тут померла...
Дженсен опять промолчал, только мысленно пожал плечами и занялся доверенным ему сыром. Сам начинающий повар выложил из пакета остальные продукты, половину распихал по шкафчикам и холодильнику, а оставшееся красиво разложил на столе – в числе оставшегося были картофель в сетке, пакетики с перцем и специями, пакетик сметаны.
Критически осмотрев результат, Джаред развернулся к шкафчикам и вытащил новенькую безумно толстую книгу рецептов с яркими фотографиями.
- Мне её вчера Сэнди подарила, - с улыбкой пояснил Падалеки и раскрыл книгу там, где торчала закладка в форме смешной морковки с глазками. – Мы сегодня будем запекать картофельное пюре. Сэнди сказала, что это вкусно и несложно.
Дженсен промолчал и продолжил строгать сыр на тёрке в глубокую синюю тарелку. Честно говоря, сам Эклз готовил редко и только блюда на скорую руку – работа как-то не располагала к кулинарным экспериментам, времени свободного, как правило, было только на вымыться и поспать.
Он бросил заинтересованный взгляд в книгу и увидел фотографию с чем-то, похожим на румяную запеканку. Может быть, оно и правда вкусно...
Кусок сыра очень быстро кончился, превратившись в горку желтоватой стружки. Заметив, что Дженсен стоит без дела, Джаред вручил ему пакетик сметаны и сказал:
- Её надо взбить, смешать с сыром, посолить, поперчить... или добавить специи, какие тебе нравятся. Я в них не разбираюсь, поэтому купил всего понемногу. Хммм... знаешь, взбивай сметану сразу с сыром и всей этой хренью, а то замучаешься делать всё по отдельности.
- О`кей... – Дженсен пожал плечами и потянулся к ящику стола, чтобы достать ножницы.
И только выдвинув ящик, он замер. Откуда он знал, что ножницы там?..
Из сна.
Он слышал, как выдвигается ящик, потом щёлкнули ножницы, отрезавшие уголок пакета с соком...
Дыши глубже, Дженсен!
Ножницы на дне ящика лежали те самые. С большими острыми лезвиями, защищёнными с одной стороны мягкой серой пластмассой.
Джаред стоял за спиной Дженсена, чистил над раковиной купленную картошку, едва слышно шумела тонкая струйка бегущей из крана воды.
Это был всего лишь, мать его, сон, Дженсен. И ничего больше. Дыши глубже, я сказал!
Медленно выдохнув, Дженсен взял ножницы и отрезал уголок пакетика.

Руки у Дженсена немного дрожали, когда он взял протянутую ему взбивалку.
- Прости, миксера нет, придётся в ручную, - во все тридцать два улыбнулся ему Джаред и снова вернулся к своей картошке.
Эклз, будто во сне, механически взбивал сметану, смешивая её с тёртым сыром, Джаред что-то говорил, рассказывал о своей прошлой поездке домой, кажется. Но Дженсен его не слышал – у него перед глазами всё ещё стояли обрывки того сна... и окровавленная улыбка Джареда.
- Похоже, ты уснул... Случаем, температура не поднялась? – Джаред развернул его к себе лицом за плечи и приложил свою ладонь ко лбу Дженсена. – Вроде нет... Дженсен, ты в порядке?
- Да... в порядке... – пробормотал он и закрыл глаза. – Просто устал немного.
На это Падалеки ничего не ответил, только нахмурился, выдвинул из-под стола табурет и усадил на него Дженсена.
Эклз равнодушно смотрел, как его напарник ставит на зажжённую газовую конфорку кастрюлю с залитой водой чищенной картошкой, а взбитую с сыром сметану убирает на время в холодильник. А потом... Джаред сел прямо перед ним на второй табурет, взял его ладони в свои, ни чуть не стесняясь, и серьёзно посмотрел ему в глаза:
- А теперь рассказывай, что происходит. Ты сам не свой. Я понимаю, что ты почему-то боишься меня, но, раз уж мы договорились ПОПРОБОВАТЬ подружиться, ты должен рассказать мне хоть что-то из того, что тебя тревожит. Что со мной не так? Что с тобой не так?
Дженсен наклонил голову и молча уставился на свои ладони в ладонях Джареда. Это было... странно. Два здоровых лба держатся за руки, как маленькие. Или того хуже – как девчонки.
Не дождавшись ответа, Джаред повторил свой вопрос:
- Что происходит? Слушай, если я не буду знать, то ничего не смогу исправить, а ты так и будешь продолжать меня шарахаться! Это нечестно!
Пальцы на ладонях Дженсена сжались чуть сильнее, призывая заговорить.
Наконец, Эклз решился – а в самом деле, была-ни была! – и набрал в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в воду.
- Мне снятся кошмары, - начал он с наиболее безопасной, на его взгляд, темы. – И в последнее время, кое-что из этих кошмаров сбывается.
Он осёкся и тут же смолк, поняв, что только что почти слово в слово повторил фразу Сэма из эпизода про старый дом Винчестеров. Глупость какая!..
- Продолжай, - подтолкнул его Джаред, будто и не обративший на это внимания.
- В этих кошмарах... я вижу разное. Не самые приятные вещи. А иногда – вижу тебя. В чужой крови. Как будто ты... вампир какой... или того хуже. И в этих снах ты...
- Я никогда не причиню тебе боль, - оборвал его Джаред, и голос у него звучал так, будто он сейчас расплачется. – Ты должен это понять, должен в это поверить. Я лучше сдохну!
И Дженсен только сейчас поднял голову, увидел, что этот мальчишка и правда едва не плачет.
Вот ведь чёрт... и правда – обидел ребёнка, не даром Сэди и Хёрли смотрели на него, как на убийцу младенцев. Дженсен закусил губу и сделал над собой усилие – раз уж эта мелочь ведёт себя, как девчонка, и позволяет себе всякие нежности, можно и себе сейчас кое-что позволить, - он высвободил одну свою ладонь из тёплых джаредовых пальцев и несмело прикоснулся к гладкой, похоже, никогда не знавшей бритвы, щеке Падалеки.
- Вот только не реви, придурок, а то МакКой меня чем-нибудь отравит. Я обещал ей не обижать тебя.
Джаред обиженно засопел, а Дженсен продолжил очень тихо:
- Это всего лишь сны, и они... странные, да. Просто постарайся меня понять – странности меня немного пугают, хоть я и не верю во всякую чертовщину. Это... пройдёт, я думаю. Тем более, что мы решили подружиться.
Выслушав такое признание, Джаред недоверчиво посмотрел на него, а потом просто кивнул.

Через полтора часа они вытащили из духовки запечённое под сметанно-сырным соусом картофельное пюре и осторожно, стараясь не обжечься, водрузили его на плиту. Джаред снял с крючка металлическую лопатку и аккуратно разрезал получившуюся запеканку. Ароматы плыли по кухне просто удивительные, и Дженсен про себя даже присвистнул от удивления, что у них всё получилось.
- А теперь скажи «а» и попробуй первый кусочек, - весело сказал Джаред и поднёс лопатку с исходящей паром запеканкой к самому рту Дженсена, попутно дуя на неё, чтобы остыла.
Обжигаясь, но не отступая, Дженсен прожевал предложенное и вдруг заржал на всю кухню:
- Бляааа, мы забыли посолить!..

И ещё четыре дня Дженсен прожил в квартире Падалеки. Четыре дня хождения по краю бездны, потому что было у Джареда несколько условий для его гостя, как у Синей Бороды для его жён.
Правило первое: не мешать Джареду переодеваться в одиночестве. Мотивировалось тем, что мальчик стесняется несовершенства своего тела. На удивлённый не заданный вопрос он просто ответил, что в детстве получил пару травм, из-за которых остались шрамы. И он не хотел бы эти шрамы демонстрировать хоть кому-то. Ну, вот странность у него такая.
Правило второе: Джаред завтракает/обедает/ужинает и даже просто пьёт сок только в одиночестве. Это он объяснил тем, что, если обедать с кем-то, то обязательно захочется попробовать то, чего ему нельзя. Ведь другие не питаются исключительно сырыми овощами и сладостями... Немного подумав, Дженсен согласился с таким объяснением. Сразу вспомнилось, как мама сетовала, что не может никак сбросить хоть чуточку вес – потому что в доме всегда полно народу. Приходится готовить на всех, садиться за стол со всеми... а в процессе готовки всегда что-нибудь пробуешь, а садясь за стол с семьёй, видишь как они уплетают за обе щёки то, что в диету не входит... В итоге – все попытки ограничить себя в чём-то фактически сводятся на нет. А Дженсена пугала перспектива снова увидеть Джареда в том состоянии, в каком тот был после чеснока.
Правило третье: никаких зеркал в доме. Совсем. Правило было категоричным и объяснению не подлежало.
И, наконец, четвёртое правило. Последнее. В квартире ночью должен гореть свет: в коридоре, спальне Джареда и в комнате Дженсена. Окна на ночь плотно закрываются жалюзи или шторами, а двери в комнаты на ночь не закрываются. Это Джаред мотивировал тем, что боится темноты. На вопрос, зачем тогда закрывать окна, он отвечать не стал.
Перечислял эти правила Падалеки очень серьёзно, так, будто от этого зависела жизнь Дженсена в частности и всего мира в общем. Дженсен спорить не стал.
Единственное, что его смущало – невозможность побриться. И тогда Джаред просто предложил на выбор: или отрастить бороду на время хиатуса или позволить Джареду побрить его.
От последнего Эклз отказался.
Готовили еду они все эти дни вместе, как и в тот первый раз. Джаред каждый раз предлагал сделать что-нибудь новенькое, Дженсен не отказывался. Удивительно, что при невозможности пробовать то, что получается, и не имея абсолютно никакого опыта готовки, если не считать этих нескольких дней, у Падалеки получались очень неплохие блюда. Дженсен же по-прежнему был только помощником.
Но как же тоскливо было садиться за стол, уставленный вкуснющими блюдами, одному. Потому что Джаред, едва накрыв на стол, набирал себе из холодильника шоколадок, сырых овощей, брал упаковку сока и выгребал из конфетницы леденцы, а потом скрывался в своей комнате со всем этим добром и запирался на замок. И одинокие завтраки, обеды и ужины совсем не нравились Дженсену... он всё чаще задумывался о том, каково же тогда самому Падалеки с его аллергиями и диетой. Угораздило же ребёнка получить такой подарочек от природы.
Все эти четыре дня Дженсен продолжал принимать лекарства, оставленные МакКой, по строгому графику, за которым следил Джаред. Если честно, то при всей своей какой-то детской мягкости характера в вопросах правил и приёма лекарств Падалеки был просто неумолим. И это немного пугало.
А ещё Джаред оказался очень тактильным. Причём, тактильный контакт не только требовался ему самому, но даже становился необходимым для других – Дженсен уже испытал это на себе.
Какие у Джареда мягкие и тёплые руки, Эклз понял уже на второй день пребывания в джаредовой квартире, ну, да, ещё во время того их разговора на кухне. А вот то, что эти самые руки могут успокаивать, он понял чуть позже.

В день того разговора, а точнее, вечером того дня, когда Дженсен снова взял «Парфюмера» и собрался почитать немного перед сном, к нему в комнату тихо зашёл Джаред. Немного помявшись у двери, он неуверенно сказал:
- Дженсен, знаешь, я тут весь день думал о твоих снах... и вот о чём подумал. У меня младшая сестра есть, Меган. Ей раньше часто снились кошмары. А когда она однажды заболела, кошмары её и вовсе замучили. Мама была и так уставшая, поэтому я не стал ничего говорить ей, а сам сидел всю ночь с сестрой. Я... знаю, руки у меня очень тёплые, и я тогда подумал, что если положу ладонь ей на лоб, может быть, её это успокоит... Знаешь, помогло. Она спокойно спала всю ночь.
- То есть... – Дженсен отложил книгу в сторону, - ты хочешь предложить свои услуги в качестве сиделки? Будешь сидеть у моей постели всю ночь, так что ли?
- Нет-нет, - Падалеки тут же замотал головой и стал теребить край своей футболки. – Я просто хочу сказать, что... давай попробуем? Я только сделаю вот так...
И тут он стремительно подошёл к Дженсену – тот даже не успел отпрянуть – и коснулся ладонью его лба, мягко провёл по коже, а потом сбежал из комнаты и захлопнул свою дверь.
М-да... парню было уже двадцать три года, а вёл он себя как подросток.
Но, что самое странное, в ту ночь Дженсену ничего не снилось.

Следующим вечером Джаред без слов повторил свой вчерашний манёвр и снова скрылся в своей комнате, а Дженсен спокойно проспал всю ночь.
И так повторялось все эти дни.
Правда, в ночь, последнюю, которую Дженсен провёл под этой крышей, ему всё-таки кое-что приснилось.
Это не был кошмар или один из тех странных полуснов, о которых Дженсен потом вспоминал с чувством растерянности. Просто в ту ночь ему приснилось то, что не снилось очень и очень давно.

Небольшой дом на берегу озера, старый, с поросшей травой крышей и маленькими окнами с цветными стёклами. Пронзительно синее летнее небо и солнце, скрывающееся в ветвях яблонь, окруживших дом. Холодная хрустально-прозрачная вода озера и большие, покрытые водорослями камни на дне озера. И ещё уходящая от берега далеко в воду дорога из обожжённых глиняных плиток. И вдоль берега высокие ивы, купающие свои ветви в холодной воде.
Это место тоже никогда не существовало, но оно дышало покоем.
Фиолетовые стрекозы порхали над озером, и где-то в лесу, окружающем это место, стучал по дереву дятел.
И почему-то Дженсену казалось, что это место создано именно для него.
В первый раз оно приснилось ему в первую ночь, проведённую в Марблхеде тогда, когда он впервые приехал в гости к Заху ещё совсем ребёнком. Это было на Рождество, и их с Захарией уложили спать в пристрое, в небольшой круглой комнате с цветными стёклами в окошке. Все комнаты в доме были заняты, мест больше не было – на праздник собралась вся родня. И в этой комнате была всего одна кровать, старая и скрипучая, зато на ней была самая настоящая перина, оставшаяся ещё от прабабушки. И подушки тут пахли лавандой. В пристрое было холодно, поэтому к ним в комнату принесли электрическую печку, маленькую такую, круглую. Тепла от неё было не очень много, и, чтобы Дженсен не замёрз, Зах подгрёб его к себе под бок, подоткнул ему одеяло, прижал к себе покрепче и... как-то уж очень по-матерински чмокнув в лоб, пожелал «рождественских снов».
Сон об озере Дженсен не назвал бы рождественским, но он был... волшебным.
Больше это озеро ему никогда не снилось. До той самой ночи.

И вот, на следующий день Джаред утром снова коснулся ладонью лба Дженсена и заявил, что тот абсолютно здоров. Стоит ли говорить, что Эклз тут же бросился звонить в билетную кассу, чтобы успеть взять билеты домой? Ведь до Рождества оставался какой-то день! Он суетился, собирал вещи, звонил домой...
...и кожей чувствовал тоскливый взгляд Падалеки.
И тогда он замер посреди отведённой ему комнаты с телефоном в руках и вдруг неуверенно предложил:
- Слушай... я могу... остаться, если ты хочешь. Отпразднуем вместе.
На это Джаред, стоящий в дверях, лишь грустно улыбнулся и покачал головой:
- Не надо. Тебя ждут дома, ты уже обещал им. А я проведу праздник с Сэнди.
И вот тогда Дженсен почувствовал себя настоящей скотиной. Ведь наверняка это из-за него Джаред не уехал к родителям на праздники. А остался здесь, выхаживая одного простуженного идиота.
Но ничего уже не исправишь.
- А... тогда ладно, - растерянно пробормотал Дженсен.
Он думал сказать спасибо, но Падалеки уже ушёл на кухню, где снова хлопал дверцей холодильника и открывал ящика стола, чтобы достать ножницы.

Вечером Дженсен уже был дома, в Далласе, окружённый своей семьёй. Ещё утром приехали все родственники – и бабушки с дедушками, двоюродные и троюродные братья-сёстры, тётки, дядьки, племянники... Маккензи приехала со своим парнем, который, оказывается, накануне уже сделал ей предложение, и даже тётя Дэйзи смогла выбраться из Нью-Йорка, забросив все дела, и заставив свою любимую женщину взять отпуск впервые в жизни ради праздника в кругу семьи. Дженсену нравилась подруга его тётки, с Ангеликой было приятно общаться, несмотря на все её странности. Впрочем, может быть, именно за эти странности тётя Дэйзи и полюбила Ангелику...
В доме было полно детей, которые носились по лестницам, смеялись, раскидывали везде игрушки и висли на Дженсене, не давая ему ни минутки покоя. И если честно, Дженсен был счастлив. Он так скучал по своей семье там, в Ванкувере.
И только после того, как все получили свои подарки, отшумело семейное застолье, и все разбрелись по комнатам спать... Дженсен вспомнил, что кое-кого не поздравил с Рождеством. Непростительно. Просто непростительно.
Жутко уставший, но всё ещё счастливый, он вышел на крыльцо дома, улёгся в гамак и набрал номер на своём сотовом. Честно говоря, за всё время работы в «Сверхъестественном» он набирал этот номер от силы-то шесть раз. Это будет седьмой... Ну, говорят, что семь – счастливое число.
Трубку не брали довольно долго, но где-то на восьмом-девятом гудке в трубке раздался сонный голос:
- Если ты позвонил сказать, что забыл у меня свои линзы, то лучше сразу застрелись. У меня их ты не оставлял, зато разбудил посреди ночи и меня и мою девушку.
- О... – Дженсен был, конечно, немного пьян... ладно, довольно сильно пьян, да, каких-то пару минут назад, но от такого приветствия как-то сразу быстро протрезвел. – Прости, Падалеки, я как-то... не подумал.
- Оно и видно, - проворчали где-то там, в далёком Ванкувере. – Ладно, чего хотел-то?
- Эээ... – многозначительно протянул Эклз и обреченно закрыл глаза. – Я просто хотел поздравить тебя с праздником.
- Надо же... вспомнил, - оказывается, Джаред бывает такой язвой... надо будет взять на заметку.
- Короче, да. Весёлого Рождества, Падалеки.
- И тебе того же. Кстати...
- Да?
- Должен тебя предупредить, мой брат очень на тебя обижен за собак и считает, что ты не заслуживаешь подарка на Рождество. Но я его мнение не разделяю. Поэтому... пусть тебе сегодня приснятся рождественские сны. А подарок ты получишь, как вернёшься на съёмочную площадку. А теперь вали спать и не буди меня раньше своего приезда в Канаду.
- О... – Дженсен в недоумении смотрел на свой телефон.
Звонок был прерван самым бесцеремонным образом, и ещё, если Эклзу не почудилось, во время последней тирады Падалеки он расслышал где-то на фоне сонное бормотание МакКой, что-то вроде «Зря я его лечила, надо было всё-таки отравить».

Конец 1-й части.


Часть 2

Первый сезон прошёл на ура, и канал дал добро на второй сезон. Перед отъездом домой, в Даллас, Дженсен узнал эту прекрасную новость от Крипке, который во время вечеринки в честь окончания сезона просто порхал, всем прожужжав уши, что он сделал руководство канала. Ну, да, буквально сделал. Потому что снять неплохое шоу с тем бюджетом, который им выделили... надо быть просто гением. Наверно, эти, верхушка канала, хотели, чтобы у Эрика не хватило сил и возможностей снять что-то приличное, способное заинтересовать зрителей, чтобы этот проект можно было спокойно закрыть как несостоявшийся, не оправдавший затрат.
Но как же Дженсен был счастлив, что Крипке показал всем высший класс!.. Хотя бы просто потому, что у них теперь есть второй сезон, а значит, у Дженсена есть работа ещё на год.
Одним словом, всё складывалось удачно, Дженсен отдыхал дома и ждал начала съёмок следующего сезона.
Если говорить откровенно, с того Рождества многое изменилось в его жизни. Взять хотя бы его отношения с Падалеки. Они честно старались привести то, что сложилось между ними, хоть в какое-то подобие дружбы. Даже стало получаться. И Дженсен вдруг понял, что если коснуться ладони Джареда – хотя бы украдкой – сразу отступает волнение, беспокойство, и можно абстрагироваться от всех странностей этого парня, и тогда... а вот тогда начинается самое интересное – больше нет кошмаров, чувства дискомфорта рядом с Падалеки, и вообще становится легче жить и дышать. И меньше тоскуешь по дому во время работы. Как это ни странно.
С другой стороны, хватать Падалеки за руку даже не требуется – тот продолжает сам виснуть на Дженсене, изображая нечто комичное и непотребное одновременно.
Вот только правила Джареда никуда не делись. И спал он по-прежнему при свете...
Но что радовало Дженсена – собак на площадке больше не было. Ни разу. Правда, Сэнди тоже больше не появлялась.
Во время хиатуса перед вторым сезоном как-то так само получилось, что они стали слать друг другу смс-ки, стали звонить, рассказывать друг другу последние новости. На дружбу с Кейном это не было похоже – хотя бы из-за отсутствия попоек вроде кейновских, - но сильно напоминало что-то сродни каким-то семейным отношениям. Дать определение которым Дженсен так и не смог.
После первых двух месяцев нормального общения Дженсен пришёл к выводу, что Падалеки бывает не только язвой, но ещё и капризной сучкой. В такие дни с ним просто опасно общаться. А ещё он бывает полным придурком, и тогда к нему лучше вообще не подходить, пока не перебесится.
Ещё одним изменением в жизни Дженсена стала Данниль. Не сказать, что у них была неземная любовь, просто им было комфортно вместе. Есть с кем сходить в кино, есть с кем поговорить по телефону... есть с кем провести неплохой вечер, который плавно перетечёт в ночь. Дженсен понимал, что это не те отношения, о которых он мечтал всю жизнь, но лучшего варианта всё равно не предвиделось, да и потом... может быть, однажды всё изменится? Кто его знает. Но скакать по барам и девочкам что-то уже не хотелось. Правда, всё равно он звонил Джареду чаще, чем Данниль.
Но не всё было так безоблачно, как казалось. До окончания съёмок первого сезона Джареда дважды увозили в больницу с сильным истощением и один раз – с ещё одним отравлением. Чем этот придурок отравился на сей раз, так и осталось загадкой – он даже сам не знал, что съел такого опасного для своего организма. Потом на него напали в аэропорту – прямо посреди толпы ожидающих своего рейса – и отобрали сумку с вещами. Джаред, конечно, не рохля какой-нибудь, но подонка, вырвавшего у него сумку, будто и след простыл – растворился среди народа мгновенно. Потом начались странные преследования – Крипке даже настоял на том, чтобы Падалеки нанял телохранителя – а потом... слегла Сэнди. Два последних месяца она лежала в больнице, и Джаред не находил себе места. На парня было жалко смотреть. Всё это время Дженсен звонил ему, старался поддержать, как умел, но сильно сомневался, что может сделать хоть что-то в такой ситуации.
Одним словом, жизнь мёдом не была, хотя и казалась таковой со стороны.
И вот сегодня, после съёмок сцены со смертью Джона Винчестера, когда был такой эмоционально напряжённый момент – Сэм, увидевший лежащего на полу отца, зовущий на помощь... – Джаред потерял сознание, едва только Маннерс гаркнул своё «Снято!»
Взяв со стола приготовленный пакет вишнёвого сока на два литра и коробку бельгийских шоколадных конфет в форме морских ракушек, Дженсен вышел из трейлера и отправился навестить героя сегодняшнего дня. К счастью, в этот раз Падалеки никуда не увозили, а просто отправили отдохнуть немного в трейлере.

Обычно у Падалеки всегда идеальный порядок. Но, видимо, не в этот раз. Кругом стояли пустые бутылки из-под питьевой Bon Aqua, на полу валялись смятые коробки из-под вишнёвого сока. А сам Джаред лежал на своём диване лицом к мягкой спинке и, кажется, спал, скрючившись почти в позу эмбриона.
Дженсен аккуратно прикрыл за собой дверь и сделал шаг к спящему Падалеки, по пути задев валяющуюся на полу коробку из-под сока. Он посмотрел себе под ноги и замер. Нахмурился. Дженсен точно знал, что его напарник даже воду в бутылке пьёт исключительно через соломинку, хотя ни разу не видел самого процесса, но использованные соломинки находил часто.
В этот же раз...
Он наклонился и поднял коробку из-под сока, внимательно осмотрел, даже потрогал пальцем, но так и не понял, почему картон был пробит чем-то круглым сразу в нескольких местах. И не был отрезан уголок, как это бывало обычно. Джаред всегда отрезал уголки у больших коробок, чтобы если не налить в стакан, то хотя бы сразу воткнуть в коробку соломинку.
А тут... пять одинаковых дырок. Интересно, чем их сделали? Явно не палочками для еды из китайского ресторанчика – диаметр дырки побольше будет.
Дженсен осмотрелся и заметил ещё пять пустых коробок с такими же дырками. И ещё увидел пробитые пластиковые бутылки под столом...
Это чем же можно вот так пробить пластик?
Эклз с тревогой осмотрел трейлер ещё раз, но больше ничего подозрительного не увидел. Тогда он поставил гостинцы на стол и подошёл к дивану, слегка тронул спящего Джареда за плечо. Тот испуганно дёрнулся и сел на диване, дикими глазами глядя на Дженсена.
- Тише, приятель, это же я, - успокаивающе произнёс Дженсен. – Решил проверить как ты, принёс тебе сок и шоколад. Ракушками. Помнишь, ты хотел такой?
Джаред неопределённо кивнул и с трудом сглотнул, облизнул пересохшие губы... Странно, он ведь столько за сегодня всего выпил, а губы – сухие-сухие.
- Ты случаем не заболел? – Дженсен потянулся коснуться ладонью лба Джареда, как тот сам делал когда-то зимой, но Падалеки резко отшатнулся.
- Я в порядке, честно... – пробормотал он и отвёл взгляд. – Просто устал.
- Что за бардак тут у тебя творится? – Дженсен ещё раз оглядел трейлер, больше похожий на поле боя.
- Пить очень хотелось просто... Слушай, Дженсен... ты не мог бы... сходить за горячим шоколадом, а? Очень нужно...
Джаред так жалобно смотрел на своего напарника, что у того сердце в груди дрогнуло. Пожалуй, он не только горячий шоколад принесёт. Мама баночку варенья присылала от бабушки, вишнёвого. Надо бы принести. Немедленно.

В последние дни Джаред стал очень странным: дёрганным, нервным и каким-то... вечно голодным. Дженсен прекрасно понимал, что нормально жить на тех продуктах, которые были доступны Падалеки, просто невозможно. И рано или поздно что-то подобное должно было случиться, но... у парня ведь нет другого выхода, и что теперь делать с этим?
Съёмки продолжались в прежнем темпе – Джаред не давал себе поблажек, да и сериал снимать надо было, от работы его никто не освобождал. Сэм, мучающийся вопросами, у Джареда теперь получался вообще на редкость убедительно. А Дженсен теперь прекрасно понимал, каково Дину. Потому что ему сейчас очень хотелось схватить одного придурка в охапку и унести в трейлер, чтобы там усадить на диван, завернуть в тёплый плед и... накормить от души, чтобы глаза этой мелочи перестали быть вечно голодными и такими несчастными. Да вот только чем накормишь его? Свежевымытым салатом? Или очередной шоколадкой?
Этим вечером, сразу после окончания съёмок, Дженсен снова пришёл в трейлер к напарнику. Тот сидел на своём любимом диване, забравшись с ногами, и с несчастным видом набирал что-то на своём телефоне.
- Привет, Дженс, - пробормотал он, не поднимая головы.
- Привет. Что делаешь?
- Пишу Сэнди... Ей стало хуже. Представляешь, её должны были завтра выписать, а ей стало хуже! – на этих словах Джаред отбросил телефон в сторону и закрыл лицо ладонями.
- Тише, Джей, - Эклз осторожно присел рядом на диван. – Вот увидишь, это не так страшно, как кажется. Она поправится и сразу приедет к тебе.
- Ей нельзя ко мне, понимаешь?! – неожиданно зло выкрикнул Падалеки и покрасневшими глазами уставился на Дженсена с такой... странной, нечеловеческой обидой и злостью. – Это я виноват! Я! Из-за меня она в больнице уже несколько месяцев!
- Да ты-то тут причём? – Дженсен не понимал, что происходит. Никогда ещё он не видел Падалеки... таким. – Сам на ногах еле держишься...
- Вот именно! Я... – тут Джаред посмотрел на свои дрожащие руки и сжал кулаки. – Мне... всё время хочется есть. Мы думали, такого не будет... по крайней мере, так сильно. Она говорила, что мы справимся. Что у меня получится. А я не смог! Мне постоянно кажется, что мой собственный организм бунтует против меня. Я сам себя калечу... посмотри! Посмотри, что со мной происходит!
Джаред задрал рукав свитера и показал Дженсену три красных кровоподтёка на предплечье, чуть ниже локтя.
- Я не могу держать себя в руках... не могу... – Джаред всхлипнул и снова спрятал лицо в ладонях. – Нет, тебе не понять... уходи. Я устал.

Они не разговаривали целых два дня. Джаред больше не улыбался, и съёмочная группа чувствовала исходящее от него напряжение. Даже Клиф, нанятый для Падалеки телохранитель, сторонился своего подопечного. Он говорил, что парнишка какой-то нервный, и рядом с ним очень некомфортно.
А Дженсену снова снились кошмары. Казалось, что его здоровый сон напрямую зависит от хорошего настроения Падалеки. А сейчас Джаред был очень обижен на Дженсена. И тот, кажется, понимал, почему – ляпнул, не подумав, и серьёзно обидел мальчишку, который и так считал себя ущербным.
Надо было как-то помириться. И Дженсен с тоской подумал о том-самом-рождественском-подарке.
Эту штуку Джаред вручил ему, едва Дженсен приехал в Ванкувер после хиатуса. Падалеки просто сиял, протягивая ему длинный плоский футляр чёрного цвета. Пока Дженсен настороженно открывал подарок, Джаред счастливо тараторил, рассказывая, что перед Рождеством его брат ездил в Египет на какой-то симпозиум, и Джаред очень просил его кое-что привезти оттуда. Не для себя, для Дженсена.
То, что было внутри футляра, заставило Дженсена вспомнить, что, вообще-то не так давно он просто терпеть не мог Падалеки. В тот день они едва не поругались, но вовремя вспомнили, что очень долго пытались выстроить дружеские отношения. И Дженсен просто запрятал подарочек куда подальше, лишь бы на глаза не попадался.
Похоже, придётся теперь его достать.
Перед тем, как идти мириться, Дженсен выбрался в город и купил в самой лучшей в кондитерской «Лора Секорд»[4] огромный шоколадный торт и пирожные со знаменитым кленовым сиропом. Мириться – так по полной программе. Может, Джаред и не захочет есть при нём, но хотя бы наестся как следует после его ухода.
Сунув падалековский подарок в карман куртки и взяв в дну руку коробку со сладким, а другой уцепив за ручки упаковку бутылок с питьевой водой Bon Aqua – в последнее время Джаред подсел именно на неё – Дженсен решительным шагом отправился мириться.
Когда он постучал в дверь трейлера, ему никто не ответил. Но Дженсен точно знал, что Джаред там – дело уже было вечером, а в трейлере горел свет. Эклз специально выбрал для примирения вечер первого выходного, чтобы времени хватило на всё и сразу. В смысле, если всё гладко пройдёт, без эксцессов, то и слава Богу, а вот если вдруг дело до драки дойдёт – а эту возможность Дженсен не исключал, мало ли в каком сегодня модусе Падалеки – то у них обоих будет время, чтобы заняться синяками и ссадинами до начала съёмок.
Так и не получив ответа, Дженсен поставил упаковку Бон Аквы на землю, постучал громче и позвал:
- Джаред! Открывай, я поговорить пришёл!
- Уходи! – раздалось из трейлера обиженно-сопящее.
- Так, Падалеки, кончай уже дуться! Я тут сейчас себе всю задницу отморожу, стоя под твоими дверями!
- Я сказал, уходи! И без тебя тошно!
- Значит, так, - Дженсен поставил на землю уже коробку со сладким, переступил с ноги на ногу, повёл плечами, на всякий случай разминая мышцы. – Если ты сейчас не откроешь эту грёбаную дверь, я снесу её с петель на хер. Будешь потом перед Крипке отчитываться за порчу казённого имущества! Открывай, я сказал!
Всё шло не так... всё, блядь, шло совершенно не так, как представлял себе Дженсен, пока шёл сюда.
Джаред, конечно, упрямый, как осёл. Но с ним явно творилось что-то не то. И это очень пугало.
- Джаред, я считаю до трёх!.. Раз...
«Два» он сказать не успел, потому что дверь неожиданно распахнулась. На пороге стоял хмурый и очень бледный Падалеки. Загородив собой вход, он мрачно спросил:
- И что? Ну, открыл я дверь, что дальше?
Такой момент нельзя было упускать. Дженсен тут же подхватил с земли свои припасы и, оттерев в сторону обалдевшего от такой наглости Джареда, быстренько просочился внутрь трейлера.
На этот раз тут царил знакомый идеальный порядок. Чистота едва ли не стерильная. Все поверхности блестели так, что даже глазам больно становилось. Без единого слова Дженсен плюхнул на стол коробку и упаковку бутылок с питьевой водой, скинул с себя куртку и тут же уселся на диван, всем своим видом давая понять, что никуда больше в данный момент не собирается.
С тяжёлым вздохом Джаред закрыл дверь в трейлер и повернулся к своему гостю.
Но первое, что он увидел, - это большую коробку с логотипом кондитерской «Лора Секорд». Сразу же стало видно, что у него мгновенно потекли слюнки. Но Джаред – парень умный, поэтому он прищурился и недоверчиво спросил:
- А в честь чего такая радость?
- Да я тут просто подумал и решил, что надо бы обмыть всё-таки обновку-то, - как можно безразличнее ответил Дженсен, потянулся к своей куртке и достал из кармана тот самый футляр с подарком. – И потом... ты же сам хотел это сделать, ещё тогда, но праздник уже давно закончился, когда я приехал. Поэтому почему бы не устроить нам праздник просто так? В честь обновки?
У Джареда влажно заблестели глаза, едва он увидел в руках своего напарника чёрный футляр. Он прекрасно помнил, как Эклз в тот раз возмущался, крыл его матом, говорил, что он не баба, чтобы ему такие презенты вручали... Но ведь Джаред хотел как лучше. Он делал всё...
И это было хорошо видно по выражению его лица.
Дженсен мягко улыбнулся и сказал:
- Давай уже, герой-любовник. Что мне, всю жизнь ждать, когда ты из ступора выйдешь?
Джаред судорожно сглотнул.
Он сделал небольшой шажок к дивану, нервно вытер вспотевшие ладони о свои джинсы. А потом вдруг спросил:
- Ты уверен? Ты ведь так не хотел этого... тогда.
- Тогда я был идиот необразованный. А сегодня я покопался в сети и немного просветил себя в этом вопросе. Так что давай, пока я не передумал.
С этими словами Дженсен встал с дивана и сам подошёл к немного испуганному Джареду.
Надо ли говорить, что тот ужасно нервничал, когда брал в руки протянутый ему футляр? Когда открывал его и доставал длинную бронзовую цепочку с плоскими резными звеньями.
- Подними футболку, - прошептал он и нервно облизнул в миг пересохшие губы.
Дженсен послушно задрал свою футболку, обнажая идеальный пресс. Он вздрогнул, когда прохладный металл коснулся его кожи. А потом раздался щелчок замка на цепочке, и Дженсен с интересом взглянул на результат – его опоясывал тонкий бронзовый пояс, на застёжке которого красовались две миниатюрных подвески египетский крест «анкх» и божественный глаз «Уаджет». Да, Эклз специально перерыл все доступные ресурсы, чтобы узнать, как называются эти символы и что они значат. А значили они только одно – защиту от злых сил, от разного рода вреда здоровью и охрану жизни. Кстати, подвеска с глазом была украшена ещё и яркой эмалью и вставками каких-то полудрагоценных камней. Смотрелось оно на талии Эклза, конечно, по-идиотски и до смешного по-девчачьи, но он знал, что для Джареда это значит очень и очень многое.
Казалось, что вот-вот Падалеки упадёт перед ним на колени и прижмётся губами к его животу – так заворожённо тот смотрел на дело рук своих. Поэтому Дженсен аккуратно заправил футболку в джинсы и снова сел на диван.
Джаред провёл по лицу ладонью и выдохнул:
- Ты... ты не представляешь, как много это значит.
- Ну, так расскажи мне, - предложил Дженсен и, хлопнув рукой по дивану рядом с собой, взял со стола упаковку питьевой воды, выудил оттуда одну бутылку, свинтил крышку и жадно приложился к горлышку.
Пить хотелось ужасно, а Джаред не жадина.
Падалеки сглотнул. Он осторожно подошёл к дивану и сел на предложенное место, сцепил вместе ладони и, отчаянно пытаясь подобрать правильные слова, тихо начал:
- Понимаешь, такие пояса – они особенные. Я специально просил брата найти такой для тебя. Их дарили мужчинам... как обереги. Да, именно бронзовые – мужчинам. Любимым мужчинам, если точнее, только «любимым» – в самых разных смыслах этого слова, - на этих словах Джаред покраснел. – Но ты и так уже знаешь, что очень дорог мне, а я не хочу, чтобы дорогой мне человек пострадал. Я надеюсь, ты понимаешь, что тебе придётся носить его не снимая...
- Я прекрасно это помню ещё с прошлого раза, - прервал его мучения Дженсен и сделал ещё один глоток воды.
- В общем... я знаю, что тебе в последнее время снятся опять кошмары... это по твоей не выспавшейся физиономии видно. Так вот, пояс этот я просил найти именно для того, чтобы ты мог спать спокойно. Эти талисманы защитят твои сны... если я не смогу этого сделать, - последнее было сказать на грани слышимости. – И ещё, самое главное, они защитят твоё здоровье. Сэнди отказалась от своего оберега... и теперь смотри, чем всё обернулось.
Джаред совсем поник. Он боялся посмотреть в глаза Дженсену. Боялся того, что может в них увидеть.
- Есть хочешь? – неожиданно спросил Дженсен.
- Пока нет, - Падалеки явно было неловко признаться, что в чужом присутствии он есть не будет, но Эклз вполне ожидал такой ответ, если честно.
- Тогда надо убрать торт в холодильник.
Да, всё прошло не так, как ожидалось, не так, как представлял себе Дженсен. Но, откровенно говоря, такой вариант тоже устраивал.
Запихнув торт и пирожные в холодильник, Эклз плюхнулся обратно на диван, откинулся на спинку дивана и вдруг притянул Джареда к себе за шею, заставляя того улечься головой на дженсеновых коленях.
Мальчишка устал, это видно сразу. Устал от одиночества и собственного бессилия. И Дженсену очень хотелось успокоить этого ребёнка, загнанного в угол совершенно дикими обстоятельствами.
Да, он заметил у Джареда на запястье содранную до крови кожу. Казалось, что кто-то хотел выгрызть кусок мяса у него из руки. И ещё такой же кошмар был у него на той же руке чуть выше.
Надо разобраться, что происходит с парнем. Только пусть сначала успокоится.
И выспится, наконец.
Но было так странно чувствовать нагревшиеся звенья бронзовой цепочки пояса, знать, что будешь носить её всегда, не снимая...
А Джаред лежал на диване, устроив голову на коленях своего напарника, который ещё несколько месяцев назад послал его на хрен, когда узнал, что ему вручили в качестве подарка на Рождество. И было так спокойно сейчас знать, что этот человек будет защищён от очень многих проблем. Очень серьёзных проблем.

***

Кошмары и правда прекратились, и Дженсен даже как-то привык к ощущению бронзовых звеньев на своей коже. Правда, возникли некоторые проблемы, которых он как раз и боялся ещё с самого начала – возникали вопросы у Данниль, костюмеров... и мало ли кто ещё увидит Дженсена в будущем с этим украшением. Но Эклз честно выполнял просьбу напарника – никогда не снимал пояс.
А вот что касалось самого Падалеки... с каждым днём он становился всё более нервным, дёрганым, в какой-то мере даже истеричным. Во время съёмок сцен с дракой начинались самые настоящие проблемы – Джаред не контролировал себя. Просто не мог – это было видно. Он становился слишком злым, даже каким-то отчаянным. А потом начались эти странные телефонные звонки, и в один прекрасный день он выдернул из сустава руку парню-эпизоднику. Это было в сцене, когда Сэм, одержимый демоном, убивал охотника. На Джареда в этот момент было страшно смотреть: сначала казалось, что он убьёт этого актёра, просто по полу раскатает тонким слоем, а потом... когда он понял, что наделал...
Дженсен испугался, что Падалеки сейчас сбросится с ближайшей крыши. К счастью, обошлось.
Но Джаред калечил не только других, сам того не желая. Он умудрялся покалечить ещё и себя. В конце эпизода о вставшей из могилы девушке-зомби пришлось потом доснять сцену на кладбище с разговором братьев, чтобы объяснить гипс у Сэма. Потому что Джаред умудрился сломать руку как раз после эпизода самым нелепым образом – свалившись со ступенек трейлера.
Это пугало. Было уже несколько серьёзных разговоров с менеджерами и продюсерами сериала. Все видели, что с Падалеки творится что-то не то.

- Ладно, давай, признавайся, что происходит, - потребовал Дженсен в перерыве между сценами.
Он вытащил из кармана пачку сигарет и жадно закурил.
Если Дженсен курит, а уж тем более прямо во время рабочего дня, значит, он и правда очень сильно нервничает. А это плохо. Джаред успел усвоить этот урок.
Падалеки долго молчал, уставившись в пол и привалившись плечом к декорациям. У него были нарисованные царапины на щеке, и где-то там, в соседнем помещении пила горячий кофе Эммануэль, играющая Мэдисон. Джаред чуть не покалечил и её в этот раз...
- Ты хоть понимаешь, что с тобой могут сделать? – Дженсен прищурился и снова затянулся. – Это не игрушки, Джаред! Что с тобой творится?!
Тот долго кусал губы, не зная, что сказать. У Джареда пылали от стыда щёки, а глаза стали подозрительно влажными.
- Прибереги этот номер для финальной сцены эпизода, - зло процедил сквозь зубы Дженсен. – Если мы до неё ещё доживём. Колись, давай.
- Ладно, хорошо, - Падалеки шумно сглотнул. – Я не контролирую себя, понятно? Я НЕ МОГУ контролировать свои действия. У меня просто крыша едет! Как представлю себе, что какой-то урод ходит где-то прямо на нашей съёмочной площадке, что он знает обо мне буквально всё... Я боюсь, Дженсен, понимаешь? Боюсь! Боюсь, что этим уродом может оказаться новый осветитель или парень из массовки, или вон та миленькая брюнетка, которая сегодня отвечает за доставку обеда. Меня колотит при одной только мысли об этом!
Он резко провёл по волосам рукой, вцепился в одну прядь и потянул, не отдавая себе отчёта в том, что делает.
- Эй, эй, приятель! Какого хрена творишь?! – тут же переполошился Дженсен.
Выплюнул сигарету на пол, схватил напарника за руки, чтобы успокоить.
- Ты, давай, прекращай это! – Эклз тяжело дышал, он держал за руки этого мальчишку и понимал, что... тот слишком сильный. Его не удержать, если на самом деле у него съедет крыша. И тогда определённо будут жертвы.
Джаред был слишком сильным для того, кто выглядит вечно голодным.
- Поверь мне, Джей, - как можно убедительнее проговорил Дженсен. – Если ты всё расскажешь полиции, они найдут этого психа. И всё будет хорошо...
Но Джаред ему не поверил, и это было видно по его затравленному взгляду.

А на следующий день Джаред проспал. Просто банально проспал. И когда явился пред светлые очи съёмочной группы, выглядел на удивление отдохнувшим, довольным жизнью и абсолютно спокойным. И даже впервые за всё время... не голодным.

***

Это были две огромные псины непроглядно-чёрного цвета, очень похожие на фараоновых собак своими вытянутыми узкими мордами, тонкими длинными лапами и большими стоящими торчком ушами. Но глаза их светились адским зелёным огнём, и огромные зубы зловеще поблёскивали, когда эти чудовища открывали свои пасти.
Они лежали, как те египетские изваяния в гробницах фараонов, вытянув перед собой лапы и подняв голову. Оглядывали окрестности и принюхивались к воздуху, словно уже почуяли запах чужака.
И тот, кто стоял между ними, их хозяин, такой высокий и величественный, абсолютно нагой, казался таким же монстром, как и его псины.
Его кожа была влажной и поблёскивала в свете кровавой луны капельками воды. Мокрые волосы, как и тогда, много лет назад, касались широких плеч и удивительно красиво обрамляли сильную шею. Глаза этого существа горели тем же мрачным дьявольским огнём, что и у его собак.
И стоял он, охраняемый двумя жуткими чудовищами, прямо посреди огромной лужи крови, его ноги по колено были в кровавых брызгах, то тут, то там, в зловещем свете луны угадывались части человеческих тел. А совсем рядом – у самых лап одного из псов – лежало чьё-то истерзанное сердце.
Будто почувствовав чужое присутствие, хозяин собак широко улыбнулся – той самой, сумасшедшей улыбкой – и вкрадчиво произнёс:
- Я пришёл за тобой, Дженсен. Твоё время настало.

Эпизод «Сердце» благополучно досняли, и пришло время их второго рождественского хиатуса. Только из-за хлопот, которые доставил всем Джаред – не специально, конечно, Боже упаси, – задержаться со съёмками пришлось ещё на несколько дней. И в итоге отдых начался аккурат с 23 декабря.
Дженсен уже собрал все свои вещи в сумку и решил зайти к Джареду, узнать, собрался ли тот и куда отправится на праздники. Эклз едва дошёл до трейлера напарника, как услышал из-за закрытой двери голос Джареда, который, видимо, говорил с кем-то по телефону едва ли не на повышенных тонах:
- Слушай, ты, урод хренов! Если с ней что-нибудь случится, я тебя живьём сожру, ты понял?! Сердце у тебя через глотку вырву! И мозги твои, ни хрена не соображающие, из черепа высосу! Ты... – тут он просто задохнулся, это было слышно даже из-за двери. – Ты этого не сделаешь! Даже не смей, блядь!
А потом всё стихло, и следующим, что услышал обеспокоенный Дженсен, был сильный грохот, будто кто-то перевернул стол.
Дженсен закрыл глаза, сделал глубокой вдох и постучал в дверь:
- Джаред, это я.
Дверь тут же открылась, и на пороге возник бледный, как полотно, Падалеки с дико горящими глазами. Растрёпанная чёлка лезла ему в глаза, и он, сдув её, отступил назад:
- Проходи.

***

- Вот такая история, - пробормотал Джаред и снова уставился в пол.
Он стоял, прислонившись спиной к стене и спрятав руки за спину. А по трейлеру были разбросаны листы сценария, пластиковые стаканчики и пустые бутылки из-под Бон Аквы, соломинки для сока... и валялся перевёрнутый вверх ножками стол.
Это ж какую силу надо иметь, чтобы перевернуть стол не на бок, а... вот так...
- Я не могу уехать из Ванкувера, не могу пойти в полицию. Я должен быть с ней, но мне к ней нельзя. Поэтому... я не еду домой, а остаюсь здесь. Потому что этот ублюдок в любой момент может просто убить её. И я понятия не имею, кто он, Дженсен! Он звонит мне каждый день, в разное время суток, но всегда знает, когда у нас перерыв. Он знает, где Сэнди, чем она занимается, какие лекарства принимает и в какое время. И я ничего не могу с этим сделать.
- Что он от тебя хочет? – серьёзно спросил его Дженсен.
- Понятия не имею. Но он говорит, что я всегда должен быть на связи и не должен пропускать его звонки. Если я пропущу хотя бы один... Сэнди... Я убью его! Кишки ему выпущу...
- Так, стой, успокойся, - Дженсену совсем не хотелось слушать, какую ещё казнь этому уроду придумает Падалеки – фантазия у того оказалась бурной. – Раз мы не можем пойти в полицию, нам надо узнать, откуда у этого уёбка такая детальная информация...
- Погоди, - уже Джаред оборвал его на половине предложения, - я не ослышался? Ты сказал «нам»? Да ты больной придурок! Он же убить тебя может!
- А тебя? – холодно парировал Дженсен. – Значит, так. Говорить об этом будем не здесь. Собирай шмотки и едем ко мне. На Рождество я остаюсь с тобой, буду морально поддерживать... а жить будем у меня. Всё. Вопрос закрыт. Собирайся.

***

Квартира Дженсена оказалась ещё меньше джаредовой. Впрочем, ничего удивительного, у него же не было собак. Кухня, спальня, гостиная и ванная комната. Всё. Комнаты для гостей не имелось.
Джаред стоял посреди коридора с сумкой на плече и смотрел по сторонам, пытаясь привыкнуть к мысли, что он впервые в гостях у Дженсена. Да, за всё время общения Падалеки не был здесь ни разу – как-то не получалось.
Без раздумий Дженсен сбросил с ног обувь прямо под порогом и поспешил на кухню – убрать купленные по дороге продукты в холодильник. Уже из кухни он крикнул:
- Тебе придётся располагаться в гостиной, ничего другого предложить не могу.
Джаред только кивнул, хотя Дженсен этого и не увидел.
Падалеки разулся и прошёл в гостиную, осматривая мебель, фотографии на стенах, сложенные в стопочку рядом с телевизором диски. На полке под телевизором обнаружилась игровая приставка и джойстик. А на журнальном столике валялась куча конвертов и бесплатных каталогов, которые частенько приходят по почте тоннами, стоит только тебе воспользоваться услугами какого-то магазина, высылающего товары на дом.
На кухне Дженсен шуршал пакетами, хлопал холодильником, звенел чашками... видимо, собирался сварить кофе или заварить чай... Джаред ещё не знал, что именно предпочитает его напарник. На съёмочной площадке он вечно ходил в обнимку со стаканчиком кофе, но дом и нерабочее время – это совсем другая ситуация.
Джаред сел в кресло и поставил сумку на пол, рядом с собой. В этой комнате ему придётся жить какое-то время... к счастью, на окне есть шторы, можно закрыть его от света. И небольшой светильник тоже есть...
Вот только дверь сюда, похоже, не запирается. Придётся как-то жить с этим.

***

Журнальный столик был заставлен чашками из-под кофе и горячего шоколада, кругом лежали исписанные листы бумаги, на которых красовались следы от этих чашек – круглые, шоколадно-коричневого цвета.
- ...Значит, наших дорогих коллег по цеху можно исключить, - Дженсен задумчиво пожевал колпачок ручки. – Продюсеров и руководство канала тем более, им это на хрен сдалось... остаётся обслуживающий персонал и, как бы ни противно было думать об этом, ребята из съёмочной группы.
Джаред задумчиво поиграл испачканной шоколадом пластиковой трубочкой и медленно произнёс:
- Подозревать можно только тех, кто начал работать с нами в этом сезоне. То есть все эти мальчики-девочки, которые приходят на день-два, отпадают сразу.
- Девчонок можно сразу исключать, по телефону ты слышал мужской голос, а не женский, - пробормотал Дженсен.
Он зачарованно смотрел на соломинку в пальцах Джареда и вспоминал, как тот тянул через неё горячий шоколад. Это было забавно и в какой-то степени даже мило – шоколад густой, а Джаред упрямо пытался втянуть его через тонкую трубочку, та забивалась, а он то и дело постукивал ей о край чашки, чтобы хоть чуточку прочистить. Так и хотелось сказать ему: да пей ты, как нормальный человек! Но... Дженсен молчал.
Потому что сегодня Джаред впервые решился пить в присутствии Дженсена. Он долго смотрел на стоящую на столике чашку, от которой шёл такой соблазнительный аромат. Облизывал губы, явно пытаясь бороться с собой. Потом всё-таки решился и подрагивающими пальцами воткнул приготовленную Дженсеном для этого дела трубочку прямо в шоколад. Потом очень долго пристраивался к этой самой трубочке, то и дело краснея, и казалось, будто он на самом деле никогда не пил ничего даже так, и не знал, что вообще надо делать... С первым же глотком он обжог язык и тут же зажмурился, пытаясь прогнать выступившие слёзы. Он был как ребёнок.
И Дженсен ничего не говорил по этому поводу. Он только смотрел.
За всё время разговора – а проговорили они около двух часов – было выпито пять чашек кофе, семь чашек шоколада, два стакана сока и три бутылки Бон Аквы на двоих. Соломинки торчали из бутылок и валялись на столе.
И это было... трогательно.
- Мужской голос, женский... не имеет значения, - возразил Джаред, - сейчас можно без проблем изменить голос до неузнаваемости. Единственное, что может дать хоть какую-то зацепку – это то, что он очень осведомлён в плане Сэнди. Скорее всего, он имеет доступ ещё и в больницу.
- Значит, он не торчит целыми днями на съёмочной площадке, - заключил Дженсен. – Значит, мы можем исключить народ, работающий с декорациями, осветителей и...
- ...и всех, кого мы вообще видим чаще одного раза за день.
- Нет, погоди, Джаред. Смотри, Сэнди лежит в больнице Лайонс Гейт[5], это Северный Ванкувер. Оттуда до того же павильона всего-то пятнадцать минут на машине. Так что этот псих вполне может мельтешить у нас перед носом гораздо чаще, чем ты думаешь.
- Может, ты и прав...
В комнате повисло молчание. Не очень уютное, потому что Джаред нервничал – он заново перечитывал список, куда они с Дженсеном вписали в качестве подозреваемых всех, кого только смогли вспомнить из работников шоу. Даже Крипке, как бы смешно это ни звучало. Правда, потом вычеркнули из этого списка больше половины народа... и Крипке – в первую очередь. Их лысоватый гений никак не мог желать зла Джареду, они знали точно – это просто не выгодно для сериала.
На улице, между тем, окончательно стемнело.
Обратив на это внимание, Джаред прекратил прожигать дырки в бумаге, встал с кресла и подошёл к окну, чтобы зашторить его. Дженсен тут же включил светильник на стене над столиком.
Неожиданно Эклз спросил:
- Что вы обычно готовите на Рождество?
Джаред немного помедлил, прежде чем ответить:
- Мы... вообще его не празднуем.

Иногда Рождество напоминает Дженсену один огромный рекламный щит: кругом огни, дома украшены от подвала до конька на крыше, везде венки и отовсюду раздаётся рождественская песенка – та самая, про колокольчики. Хотя сам Дженсен, например, любит «Тихую ночь», она как-то спокойнее, ближе и роднее. В детстве Дженсен, как и все дети, составлял длиннющий список того, что хочет получить в подарок, с нетерпением ждал прихода Санта-Клауса и даже писал ему письма. Этот извечный американский ажиотаж, даже какой-то коммерческий в большей степени, был очень хорошо ему знаком.
В Канаде праздник оказался немного спокойнее. Всего лишь немного.
И тут он встречает человека, который никогда не праздновал Рождество. В принципе.
Первым порывом было тут же броситься на улицу, в ближайший магазин, чтобы притащить домой ёлку, рождественские украшения, венок – в обязательном порядке! И ещё заказать в ближайшем ресторане много-много всего самого вкусного. Это, собственно, Эклз и сделал тут же, не задумываясь, потому что очень хотелось показать этому странному мальчишке, как много он потерял... и обязательно купить ему что-нибудь в подарок.
Но, идя домой по празднично украшенным улицам, вдыхая запах вечера, смешанный с ароматом хвои, он вдруг задумался. Если Падалеки никогда не праздновали Рождество, то что они делают в Сочельник? Ходят ли к кому-нибудь в гости хотя бы просто так, ради хороших впечатлений от общения с близкими людьми? Или, может быть, они празднуют что-то другое? Ведь Дженсен никогда не задавался вопросом, какой веры его напарник. Хотя сразу видно, что не мусульманин – и на том спасибо. Может быть, он вообще атеист?
Вспомнилось прошлогоднее Рождество – когда Дженсен звонил Джареду, а тот был сонный, недовольный и очень способный послать по матушке.
Видимо, они с Сэнди тогда вообще ничего не праздновали...
Озадаченный таким открытием и очень задумчивый, держа в одной руке пакеты и прислонив к стенке маленькую ёлочку, Дженсен тихо открыл входную дверь, вошёл в квартиру и замер.
Из гостиной раздавался голос Джареда, который, видимо, опять разговаривал по телефону с тем психом.
- Ты, что, думаешь, я буду ждать, когда ты доберёшься до него? Буду сидеть сложа руки и, как китайский болванчик, согласно кивать головой на все твои условия? Да пошёл ты знаешь куда?! О, не переживай, для меня твои угрозы не проблема, - тут Падалеки засмеялся совершенно демонически, так он не смеялся, даже когда играл одержимого Сэма. – Ты меня насмешил, честно. Думаешь, если я младший, то самый слабый? Ни на что не способен? Убьёшь ты её или нет... она не боится смерти. Но только посмей притронуться к ней пальцем – и я тебя прокляну.
Видимо, сразу после этих слов Джаред выключил телефон и тут же без какого-либо перехода продолжил, обращаясь уже к Дженсену:
- Нам срочно нужно к Сэнди. Кажется, я знаю, кто этот псих.
От неожиданности Эклз уронил и ёлку, и пакеты.

Ехали на машине Джареда, и тот, не отрывая взгляда от дороги, говорил:
- Понимаешь, нет никого незаметнее мужика со шваброй. Он ходит везде, он всё слышит и видит, а ты попросту не обращаешь на него внимания. Да если говорить на чистоту, ты даже имени его не вспомнишь! Это раз. Два – уборщики не требуются на площадке постоянно. Пришёл-ушёл. Я позвонил кое-кому из наших и узнал, что с момента работы над вторым сезоном у нас появился новенький на полставки. Я навёл кое-какие справки... оказалось, что ещё на полставки он работает... угадай где?
Дженсен тяжело привалился плечом к оконному стеклу и мрачно проговорил:
- Я так думаю, что в некоей больнице в Северном Ванкувере, да?
- Именно, - пальцы Джареда стиснули руль так, что побелели. – Очень удобно устроился гадёныш. И там и тут успевает... Ничего, я готов к тому, чтобы поставить его на место...
- Погоди, Джей, - Эклз встревожился не на шутку. – Может, лучше полиции сообщить? Они разберутся...
- Чёрта с два они разберутся! – огрызнулся Падалеки и проскочил на красный свет. – Ты понимаешь, что происходит? Сегодня праздник... О, нет, Дженс, не Рождество. Ваше Рождество – это всего лишь огоньки да ёлочки и красивое название. Ваш Спаситель родился далеко не в этот день и даже не в этом месяце. Сегодня более древний праздник... ты его можешь знать как Юлтайд, хотя, наверняка, тебе это название не говорит ничего о том, что этот праздник представляет собой на самом деле. Если выживем, на будущий год я обязательно покажу тебе что такое настоящий Юлтайд[6]...
«Если выживем»? Дженсен с тревогой посмотрел на своего напарника, который именно сейчас, именно вот в этот момент пугал его даже больше, чем тогда, в самом начале их знакомства... впрочем, Дженсен почему-то умудрился забыть, почему и насколько сильно он боялся этого мальчишку раньше.

***

Их не хотели пускать в больницу, говоря, что уже поздно, и часы приёма давным-давно закончились... но Джаред лишь страшно улыбался, и люди отшатывались от него, отходили с абсолютно пустыми глазами. Дженсену некогда было пугаться ещё больше. Он бежал за этим придурком по тихим больничным коридорам, по лестницам, ступени которых казались стёртыми временем, и никто больше их не останавливал, никто не преграждал им путь.
Они ворвались в палату Сэнди и замерли.
Девушка, смертельно бледная, лежала на постели – то ли спала, то ли была без сознания... но она дышала. А значит, ещё была жива. А рядом с ней стоял черноволосый паренёк с безумной улыбкой. Этого мальчишку Дженсен смутно помнил – они правда раньше сталкивались где-то на съёмочной площадке. Но имени его Эклз точно не знал.
Так вот ты какой, северный олень... сбрендивший фанат или маньяк-убийца? Одно из двух или два в одном?
Дженсен лихорадочно соображал, что делать, потому что в руках у парнишки, одетого в униформу медперсонала, был шприц с какой-то белой жидкостью.
На тумбочке рядом с кроватью горел светильник, видимо, Сэнди читала перед сном – рядом лежала раскрытая книга.
- О, наш маленький принц собственной персоной, - издевательски произнёс шантажист. – Юный повелитель нашего мира... а твой друг знает, кто ты? Или ещё нет? О, не волнуйся, твоя ведьмочка пока просто спит. Ты не переживай, Повелитель, я тут не один. Пока мы здесь стоим и мило беседуем, кое-кто наверняка уже достал чудо-ножик из местного музея и едет к нам. Я не боюсь умереть, Повелитель... Знаю, знаю, что ты на самом деле сделаешь со мной всё то, что обещал... Но сегодня, в светлый праздник Юлтайд, тебе точно конец! Мы так долго ждали...
Дальше всё происходило, как при замедленной съёмке – Дженсен видел, что Джаред сделал рывок к настольной лампе и опрокинул её, погрузив комнату в полумрак, потом, пока глаза не привыкли к темноте, Падалеки метнулся к этому психу со шприцем, повалил на пол... они катались по полу, сцепившись как звери, и мальчишка как-то странно хрипел и очень тонко стонал... но ему далось всё-таки вырваться, вскочить на ноги, чтобы броситься к двери...
Дженсен дёрнулся перехватить его, даже успел вцепиться в воротник униформы, но мальчишка дёрнулся, затрещала ткань, а потом раздался грохот распахнувшейся двери.
И следом за этим психом из палаты выскочил не менее безумный Падалеки.
Дженсен не знал, что делать – то ли бежать следом, то ли звать врачей к Сэнди... в конечном итоге, после десяти секунд раздумий, он выбежал из палаты в надежде догнать хотя бы Падалеки.
К сожалению, этой десятисекундной заминки хватило, чтобы потерять их из виду, но на лестнице был слышен топот этих двоих, которые со всех ног неслись вниз, видимо, собираясь выбраться на улицу.
Больше ни о чём не думая, Дженсен побежал следом.
Он выскочил на улицу из дверей больницы как раз в тот момент, когда Джаред преградил дорогу выезжающей с места парковки тойоте, а та на полной скорости врезалась в него... сминаясь в гармошку, разбрызгивая в стороны осколки стекла... и этот съехавший с катушек мальчишка вылетел через разбитое лобовое стекло прямо на Джареда. который стоял, раскинув в стороны руки, и улыбался своей страшной безумной улыбкой.

***

Дженсен аккуратно уложил Джареда на приготовленную постель – в гостиной он разложил диван, постелил свежее бельё. Подушки убрал пока подальше и устроил Падалеки так, чтобы тот лежал прямо, не травмируя позвоночник. Лицо Джареда было в порезах от стекла, кровь запеклась в уголках губ, на скуле был страшная ссадина.
Наверняка у него переломы, множество ушибов и ещё чёрт знает что... но Дженсен не мог отвезти этого сбрендившего придурка в больницу.
Вздохнув, Дженсен принёс с кухни глубокую тарелку с тёплой водой, достал из шкафа новую простыню и принялся рвать её на ленты. Потом он осторожно снял с бесчувственного Падалеки разодранную рубашку, залитую кровью – своей или только чужой, пока не ясно – расстегнул ремень на джинсах... после некоторых раздумий снял и оставшуюся футболку, и сами джинсы, заодно и носки стянул. Джаред остался в одних трусах.
И Дженсен судорожно сглотнул. Потому что такое количество порезов и начинающих краснеть ушибов приведёт в отчаянье кого угодно – Падалеки явно нужно было к врачу.
Но Эклз только намочил приготовленные чистые тряпицы и принялся обтирать неподвижное тело. Хотя бы кровь с него смыть, что ли...
Руки дрожали, а в голове не было ни одной мысли. Вообще ни одной. Потому что Дженсен боялся думать. Боялся ВСПОМИНАТЬ. То, что произошло на стоянке перед больницей... даже не тогда, когда машина того психа на полной скорости врезалась в преграждающего путь Джареда, а тогда, когда тело мальчишки ударом вышвырнуло сквозь стекло... то, что было потом...
Дженсен не помнил, как дотащил потерявшего сознание друга до своей квартиры.
Друга... но друга ли? То, что Дженсен видел там... можно ли называть другом того, чьё тело сейчас безвольно раскинулось на диване, окровавленное и в порезах...
Дженсен почувствовал, как пересохло в горле, когда он увидел, что одна ссадина тянется от рёбер с левой стороны прямо к паху – багровая полоса с содранной кожей страшно смотрелась на белизне живота и бёдер Джареда. Она была очень длинной – заканчивалась где-то почти у самой промежности, выглядывая из-под трусов.
Дженсен всё-таки решился и стянул с Джареда и этот клочок одежды.
Закончив с царапинами, Эклз укрыл простынёй того, кого целый год считал своим другом, взял с журнального столика стопку скопившихся газет и писем, выключил ночник и вышел.
Хотелось кофе. И чем больше – тем лучше.
В голове наконец-то вместо дикой пустоты стали появляться какие-то обрывки мыслей. Но Дженсен старался не сосредотачиваться на них. Он сделал себе кофе – бросил в кружку с кипятком ложку растворимого Нескафе, варить по-человечески уже не было сил – сел за стол и принялся медленно изучать корреспонденцию. Это были счета за квартиру, рекламные брошюрки, каталоги магазинов мебели... и газеты двухдневной давности. Одна из этих газет привлекла внимание Дженсена своим заголовком: «В городе орудует маньяк, ненавидящий животных».
В статье говорилось о том, что уже несколько дней подряд на улицах находят убитых бездомных кошек и собак. Этому бы не придали особого значения, если бы в числе жертв садиста не оказался пропавший домашний кот сиамской породы, хозяйка которого обещала вознаграждение тому, кто найдёт её любимца. На теле несчастного кота, так же как и на телах остальных убитых животных, обнаружились двенадцать глубоких ран непонятного происхождения. Как будто кто-то просто вырезал круглые дыры на телах собак и кошек... или того страшнее – выдирал мясо кусками. Они были ещё живы, когда этот садист измывался над ними. В полиции считали, что в городе завёлся псих, считающий себя этаким вампиром – животные были обескровлены.
Дженсен отложил газету в сторону и закрыл глаза.
Там, на стоянке перед больницей, когда мальчишку выбросило ударом через стекло прямо на застывшего Падалеки... Джаред не должен был вынести удар такой силы. Его должно было отбросить в сторону, как куклу, как те манекены, которые обычно используют в фильмах при съёмках подобных сцен... Но Джаред даже не пошатнулся. Он с улыбкой безумного демона схватил за шею окровавленное тело, лежащее прямо на капоте машины, подтянул к себе и впился губами в левую глазницу своей жертвы.
Звуки, которые Дженсен тогда услышал, до сих пор стояли у него в ушах – жуткое хлюпанье, от которого мурашки бежали по телу... и кровь, бегущая по подбородку Падалеки...
Двенадцать круглых ран на теле пропавшего кота, пять круглых дырок на пластиковой бутылке, круглые кровоподтёки на руках Джареда и содранная почти до мяса кожа на запястье...
Когда стали убивать животных?.. Неделю назад.
Неделю назад Джаред наконец-то успокоился и смог взять себя в руки.
Он даже не выглядел больше вечно голодным.
Проведя ладонью по лицу, Дженсен решительно встал из-за стола и направился в гостиную.
Он застыл в дверях, глядя на диван, где лежал Падалеки.
Окно в гостиной не было зашторено, и бледный свет показавшейся на небе луны падал прямо на Джареда, который за это короткое время, что был один, успел сменить позу и спихнуть с себя простыню.
Дженсен зажал себе рот ладонью и медленно осел, съехав по стене на пол.
То, что он видел, не было человеком, но это определённо был Падалеки.
В лунном свете был виден каждый его мускул, рельефный торс, выделяющиеся рёбра... Но на боках его было нечто, очень похожее на жабры, и Джаред дышал ими. Кожа его казалась знакомо влажной, и волосы...
Но не это повергло в шок Дженсена.
Падалеки, или то, чем он был, лежал на спине, раскинувшись так, будто у него жар... в прочем, возможно, так и было... но... ноги Джареда, точнее, что было между... или даже чего не было там...
Странные отростки, похожие на щупальца, которые заканчивались присосками, достаточно длинные, чтобы обернуться вокруг бёдер... и более короткие, мягкие влажные отростки... всё это лениво двигалось там, между ног Падалеки, где у нормального мужика должен быть член...
Дженсена затошнило, когда он понял, что насчитал отростков с присосками ровно двенадцать штук. Блядь, он СОСЧИТАЛ их!..
А Джаред всхлипнул, так и не приходя в себя, тихо пробормотав:
- Кхаг`н... йаарме... кхаг`н...
Ему было плохо, Дженсен это чувствовал так остро, что его затошнило ещё сильнее. Вскочив на ноги, Эклз бросился в туалет.

Конец 2 части


Часть 3

Дженсен проснулся среди ночи оттого, что в комнате стало холодно. Холод стоял неприятный, от него мурашки бежали по спине и дыбом вставали волоски на руках. Дженсен сел на кровати и попытался рассмотреть хоть что-то в окружающей его кромешной тьме. Впереди, у самой двери, он увидел две пары странных зелёных огоньков. Дыхание перехватило сразу – это были не огоньки, это были глаза тех самых адских псин, которые уже снились Дженсену.
Страх парализовал его, невозможно было даже пальцем пошевелить, и оставалось только смотреть, как приближаются к нему горящие адским огнём глаза демонических собак.
Они становились всё ближе, и сердце от ужаса колотилось как бешеное.
Дженсен зажмурился, закусив губы, – кричать он всё равно не смог бы, потому что голос куда-то пропал, но так хотя бы он мог чуточку себя контролировать.
И тут – собаки жалобно заскулили, ткнулись холодными носами ему в бедро, будто прося о чём-то. И Дженсен обмер. Такого поворота он не ожидал.
Псины продолжали скулить, почти по-человечески хныча. И тогда Дженсен открыл глаза.
Там, у двери, он увидел хозяина этих дьявольских собак. Это существо... оно будто слегка светилось в темноте, самую малость, но этого было достаточно, чтобы разглядеть – и узнать.
Это существо Дженсен уже видел – тогда, почти двенадцать лет назад, когда они с Захом решили отправиться в небольшой поход. Только в ту ночь у костра он видел мальчишку-подростка, теперь же... тот мальчишка повзрослел. Он вырос, вытянулся, раздался в плечах, стал безупречно красив... если бы, конечно, не одно «но» – его нечеловеческая природа, которую выдавали те самые жабры на боках, открывающиеся с каждым вдохом, щупальца с присосками, бережно обвившие талию, и влажная кожа, покрытая капельками воды, мокрые волосы, слегка вьющиеся... и безумно острые зубы. Да, это был Джаред во всей своей красе. В своём истинном облике.
И от него так знакомо пахло морем...
Когда Джаред неслышно подошёл к кровати Эклза, собаки прекратили скулить и тут же улеглись на пол, то и дело жалобно поглядывая на своего хозяина, а потом вновь переводя тоскливый взгляд на парализованного ужасом Дженсена.
Существо, которым был Падалеки на самом деле, село на краешек постели Дженсена, пристально вглядываясь в глаза напуганного Эклза, – видимо, зрение было не человечески острым, и даже темнота не мешала.
Наконец, Джаред тихо заговорил:
- Вот мы и встретились, Дженсен... правда, это последний раз, когда ты меня видишь таким. Я... умираю. Да, не справился с тем, что должен был сделать... не смог защитить Сэнди, не смог уберечь тебя от того... что ты видел. Пожалуйста, отвези меня домой, в Сан-Антонио. Я хочу домой...
Дженсен молчал, он просто не мог говорить – язык словно примёрз к нёбу, и воздуха не хватало. Он мог только смотреть перед собой, на это существо, и слушать, что оно говорит.
Так и не дождавшись ответа, Джаред вздохнул, опустил голову, погладил своих собак между чёрных стоящих торчком ушей, и ещё тише сказал:
- Я буду скучать по тебе. Пожалуйста, позаботься о Сэнди – её отравили, и я не знаю, чем именно. Ничем не могу ей помочь теперь...

Дженсен проснулся среди ночи в холодном поту и с бешено бьющимся сердцем. Он смотрел в потолок комнаты, залитой лунным светом, и пытался отдышаться.
Не было желания вставать и идти в гостиную, чтобы увидеть, спит ли Джаред. Потому что Дженсен знал – в свете луны он увидит Падалеки настоящим.

***

Прошло уже три дня, а Джаред так и не просыпался. Он уже перестал двигаться совсем, не говорил во сне, только тяжело дышал. Его тело горело и покрылось испариной. Порезы на коже набухли и всё время сочились сукровицей.
Днём, при свете солнца, или даже ночью, но при свете ночника, Падалеки выглядел обычным человеком. В этом Дженсен убедился уже не раз, пока снова и снова обтирал влажной губкой горячее тело Джареда, и там, где ночью лениво двигался клубок мерзких щупалец, днём был самый обыкновенный мужской член. Опавший, нормальных для роста Джареда размеров, ничего необычного или выходящего из ряда вон.
Вечером третьего дня Дженсен решился. Сначала он порылся в вещах Джареда и нашёл его телефон, потом выбрал из списка последних звонков номер Сэнди, отчаянно надеясь, что она в состоянии говорить.
Трубку долго не брали. Эклз уже начал ходить по кухне широкими шагами, не зная куда девать себя от беспокойства.
- Джей? – наконец раздался в трубке усталый голос МакКой. – Малыш, ты в порядке?
- Это... Это Дженсен, – выпалил Элкз, запинаясь и страшно волнуясь. – Сандра, что мне делать? Ему плохо – он всё время спит, не просыпался за эти три дня ни разу, у него страшный жар и... и царапины... они не затягиваются!
- О Боже... – было слышно, что МакКой перепугалась не на шутку. – Он говорил тебе что-нибудь? Он не... не просил тебя ни о чём?
- Он... – тут Дженсен замолк, не зная, как объяснить свой сон, но, в конце концов, решил, что Сэнди наверняка всё знает о своём парне. – Он приснился мне и просил отвезти его домой. Ещё... ещё сказал, что будет скучать, и просил позаботиться о тебе, потому что он выяснил, что тебя... отравили, а сам он ничего не может теперь сделать.
На том конце послышался сдавленный вскрик, перешедший во всхлипы. Дженсен терпеливо ждал.
Похоже, МакКой смогла взять себя в руки, потому что через минуту, наконец, выдавила:
- Отвези... отвези его к семье. Он умирает, Дженсен, они нужны ему. Позвони его брату, Джеффу, он встретит вас в аэропорту. Пожалуйста, отвези его!..

***

Заказ на перелёт частным рейсом, спешные сборы, транспортировка бесчувственного горящего в лихорадке тела на самолёт... весь путь в Техас Дженсен не отпускал горячую ладонь Джареда. Он боялся. Боялся этого парня, который угасал у него на глазах, боялся, что потеряет его, боялся, что потеряет себя. В голове проносились воспоминания – та встреча у костра на вершине кургана, бессонные ночи, наполненные ужасом от того, что кто-то следит за ним, ощущение бережных нежных прикосновений сквозь сон... и первый укус в шею, от которого Дженсен проснулся, напугав и себя и того мальчишку, который – будь честен с собой, Эклз, – был безнадёжно в него влюблён. И да, теперь Дженсен понимал: откуда тот укус и что на самом деле это даже не укус, а так, нежный поцелуй. Особенно если сравнить с тем, что Джаред творил, не контролируя себя, хотя бы с теми же пластиковыми бутылками.
Было страшно даже представить, с какой силой вонзались эти присоски в пластик, если оставляли идеально ровные круглые дыры.
Зато теперь понятно, почему Джаред пил только через трубочку. Скорее всего, он способен только высасывать жидкость, а не пить её... и очень даже может быть, что питаться он может только через свои щупальца, потому что в тот единственный раз, когда Джаред пил при нём, ему явно было больно... и вовсе не потому, что шоколад был горячим...
Джаред старался быть нормальным – для него, Дженсена.
Очень старался.
Бронзовые звенья пояса, подаренного Джаредом, уютно касались кожи. Да, Дженсен так ни разу и не снял этот пояс... и вполне может быть, что не зря.
Джаред очень хотел уберечь его... видимо, от себя.

В аэропорту их встретило, похоже, всё семейство Падалеки, окружившее приготовленную заранее каталку. Солнце ярко сияло в небе и слепило глаза. Поэтому Дженсен спускался по трапу, едва ли не зажмурившись, но крепко прижимая к себе так и не приходящего в сознание Джареда, которого пришлось выносить из самолёта на руках.
Едва Эклз оказался обеими ногами на земле, как к нему тут же подлетело всё семейство, у него отобрали Джареда и бережно уложили того на каталку. В памяти плохо отложился путь от самолёта до заказанного фургона, на котором и довезли их до дома Падалеки. Дженсен помнил только, как кто-то ухватил его за локоть и всё время настойчиво задавал вопросы: что случилось с Джаредом, когда это произошло, сколько времени он уже спит, когда в последний раз виделся с Сэнди, и почему её нет рядом. Кажется, он отвечал, и даже получалось связно. Он слышал, как кто-то говорил, что Джефф всё уже приготовил и ждёт их. Но голова кружилась, и сознание было словно подёрнуто какой-то белёсой дымкой.
В доме он снова подхватил Джареда на руки – кажется, отец парня не мог этого сделать – и потащил его наверх, на второй этаж, туда, куда его вела взволнованная миссис Падалеки. Они вошли в комнату, потом перед ним распахнули ещё одну дверь, и он оказался в ванной. Здесь горел приглушённый свет, и пахло морской солью. Огромная ванна была наполнена тёплой водой, и ему сказали опустить Джареда в эту воду, на дно. Дженсен помнил, что протестовал, почти перешёл на крик, но схлопотал пощёчину, которая сразу же заставила его заткнуться. Он увидел глаза миссис Падалеки – холодные и решительные. Она явно знала, что делала.
И тогда Дженсен бережно уложил свою ношу на дно ванны. Тёплая вода сомкнулась над лицом так и не обретшего сознание Джареда. Дженсен видел, как остатки воздуха мелкими пузырьками отрывались от волос Падалеки, ушей, кончика носа...
Видимо, когда Дженсен вошёл сюда, Джаред уже не дышал.

Он долго стоял над наполненной водой до краёв ванной, сильно согнувшись, но так и не отпуская плеч лежащего в воде Падалеки, и бездумно всматривался в это спокойное, даже какое-то умиротворённое, лицо. К кончикам ресниц ещё цеплялись крошечные пузырьки воздуха. Но Джаред не двигался, не дышал.
В ванной комнате больше никого не было – Дженсена оставили наедине с его умирающим другом. Или, может быть, уже умершим.

Дженсен спустился вниз только ближе к вечеру – усталый, бледный, с пустыми глазами и остановившимся взглядом. Первой его увидела младшая из отпрысков Падалеки, – кажется, девушку звали Мэган, – она схватила его за руку и потащила за собой на кухню, где за накрытый стол садились мистер и миссис Падалеки и их старший сын...
Именно старший брат Джареда и привёл Дженсена в чувство, потому что, увидев его, Дженсен буквально бросился к нему бегом, крепко обнял и едва слышно всхлипнул:
- Зах...

***

После ужина, который прошёл в вихре яростных вопросов и удивлённых, и одновременно возмущённых, возгласов Дженсена, на кухне остались только он сам и миссис Падалеки. Та аккуратно загружала посуду в посудомоечную машину и тихо говорила:
- Мы должны извиниться перед тобой, Дженсен, за тот давний обман. Но так должно было быть и так случилось.
Дженсен, оседлавший стул, негромко хмыкнул:
- А объяснить было нельзя, да?
- Мы не могли ничего тебе сказать ни тогда, ни потом, – она тяжело вдохнула и включила машину. – Ты всегда был очень впечатлительным ребёнком. Нельзя было допустить, чтобы ты отвернулся от Джея, напугавшись его природы.
- А он... – Дженсен пытался правильно подобрать слова, – один такой?
Миссис Падалеки налила себе чай и села за стол так, чтобы видеть лицо своего собеседника. и только потом продолжила:
- Нет, не один. Он и Джефф – оба такие, но в то же время, они отличаются друг от друга. Не смотри на меня такими глазами, Дженсен. Да, они не родные мне сыновья, но я их очень люблю. Я сделала для них всё, что было в моих силах, и сделаю ещё больше, не задумываясь. Понимаешь... – тут она сделала глоток чая и немного помолчала. – Ты когда-нибудь читал Лавкрафта?
- Что? – сначала Дженсен не понял смысла вопроса, а потом нервно рассмеялся. – Это же всё выдумки, и Некрономикон не существует!
- Ошибаешься, – она вздохнула. – Ты, наверное, знаешь, что я преподаю английский в школе. Но в юности я была очень увлечена выдвинутой им теорией. К твоему сведению, Лавкрафт очень внимательно изучал историю и даже написал немало краеведческих трудов о своём родном городе Провиденсе в Род-Айленде. Он нашёл что-то в архиве Провиденса, что-то, сильно его заинтересовавшее. Он изучил весь свой штат, изучил всё побережье до самого Бостона, а потом... он нашёл следы в Салеме и Марблхеде.
- Марблхед? – Дженсен удивлённо посмотрел на неё. – Я не помню, чтобы он где-то упоминался в связи с творчеством Лавкрафта.
- А он и не писал его название как Марблхед[7]. Он его называл Кингспортом. Многое, что происходит в его произведениях, происходит в Массачусетсе[8]. И ключевые события – именно в Марблхеде. Я была очень увлечена его идеей, что там, под этим городом, может быть скрыто нечто. Когда же я поняла, что именно там скрывается, мне стало страшно. Потом мои друзья, океанологи, тоже изучавшие эту теорию, сказали, что на дне океана и правда может быть что-то, подводными течениями однажды занесённое в окрестности Марблхеда. Лавкрафт даже в своём самом первом рассказе «Дагон», принёсшем ему известность, упоминал, что при землетрясении из океанской пучины поднимались проклятые города Древних[9]. И Древние просыпались, разбуженные движением тектонических плит. В 1979-м году, 16 ноября, в районе Полинезийских островов было цунами[10]. Очень слабое, такие называют сомнительными цунами. Я была безбашенной девчонкой и сразу же согласилась на предложение друзей «посмотреть», что это было. Знаешь, Дженсен, мы тогда так и не смогли найти ответ на интересующий нас вопрос. Но зато... я нашла Джеффа. Его несло на волнах, издалека мы даже подумали, что это просто комок водорослей. Но когда подплыли на лодке ближе... Ты когда-нибудь видел человекоподобных амфибий?
- Я видел вашего сына, – зловеще улыбнулся Дженсен. – Мне этого вполне хватает.
Она удовлетворённо кивнула, придвинула к себе вазочку с печеньем и продолжила:
- Он был... похож на странного заморенного ребёнка. Или детёныша какого-то неведомого морского существа. Мы с друзьями были очень возбуждены такой находкой... забрали его с собой, но никому ничего не сказали. А через несколько часов он начал меняться. Я думаю, это из-за того, что мы к нему прикасались – было интересно рассмотреть, что мы нашли, – она вздохнула. – Мы разговаривали – и он стал реагировать на нашу речь. В тот же день мы перебрались на корабль-лабораторию моих друзей. Ночью я не могла уснуть, всё время думала о том, что мы нашли. Было как раз полнолуние, и меня просто тянуло спуститься вниз, посмотреть на него снова. Я не могла остановить себя, спустилась... подошла вплотную к аквариуму, который мы для него приспособили, и опустила руку в воду. Он будто ждал меня. Может быть, он даже звал к себе... я не знаю. Он подплыл, такой маленький и всё больше похожий человеческого ребёнка. Потёрся носом о мою ладонь... а потом просто впился одним из своих щупалец мне в запястье. Остался шрам... Но, знаешь, когда он... впервые попробовал моей крови... я стала его слышать, понимать. Он уже тогда понимал, что происходит. В общем, я забрала его с собой. Не спрашивай, как. Он просто... внушал окружающим, что ему нужно. Вот и всё.
- Вас это не пугает? – внутри Дженсена всё похолодело.
- Нет, конечно, – миссис Падалеки безмятежно улыбнулась. – Он никогда не причинял мне вред. Пришлось на какое-то время бросить учёбу, сказать всем, что беременна. Год его выхаживала дома. Он становился всё больше похожим на человека, с каждым днём. Правда, лет до восьми пил мою кровь. Выхода не было... но постепенно приучался и к человеческой пище.
- Но как же... – Дженсен нахмурился, не понимая. – Если вы его нашли только в 1979-м, как же он...
- Не перебивай меня, мальчик, – сухо осадила его мать Джареда. – Весной 1982-го года Джефф стал сильно волноваться, ему было только три года по человеческим меркам... но он уже выглядел постарше своих лет и намного опережал развитие детей этого возраста. Весной, в марте, мы дождались ещё одного цунами – уже в Тихом океане. Это произошло 21 марта, ночью, цунами было более чем определённым. Мы с моими друзьями снова отправились на поиски. Они не помнили ничего о том, что мы нашли в первый раз, просто забыли под внушением Джеффа. Поэтому всё с тем же рвением искали ответы на свои вопросы, совсем не зная страха перед тем, что могут найти. С Джаредом было иначе. Мне показалось это похожим на большое яйцо, которое дышит и пульсирует. Его я тоже забрала с собой так, что мои друзья ничего не узнали и не поняли. Вот как раз в июле, 19-го числа, из этого яйца и появился на свет Джаред.
-А как же... ваш муж? И дочь?
Миссис Падалеки загадочно улыбнулась:
- А ты думаешь, я одна была такая больная на всю голову? Он сам нашёл меня, мы поженились, как раз после того, как Джефф стал моим сыном. А Мэган – хорошая девочка, обыкновенный человек, любящая дочь и сестра. А что касается тебя... мы долго искали детей, особенных детей, родившихся в определённое время. Вас нужно было вовремя найти и подготовить к встрече.
- Нас? – и тут до Дженсена дошло. – Значит, Кристина на самом деле... и Сандра?
- Нет, нет-нет, Сэнди тут не причём, но она нам очень помогает. Жалко девочку... из-за каких-то больных на всю голову уродов... но она справится, я знаю. Салемских ведьм так просто не убить. Что же касается Кристины – да, девочка на самом деле жена моего сына. И да, тогда ему было чуть меньше шестнадцати. А вот что касается тебя... – тут она тяжело вздохнула. – Прости, Дженсен, что так вышло. Но ты очень нужен Джареду. Поверь. Он не причинит тебе вреда, это я тебе говорю честно. Нестрашно стать на одну сторону с моими сыновьями. Гораздо страшнее остаться вообще в стороне. Помни, Дженсен, зло добрым не бывает, но оно всё понимает, и если правильно расставить для него приоритеты, можно спасти очень многих людей. Мы не устраиваем человеческих жертвоприношений, Дженсен. Мы оберегаем свою семью от этого мира, и тем самым оберегаем мир от своей семьи. Было бы гораздо хуже, если бы я не нашла их. Или если бы их нашёл кто-то другой. Как ты думаешь, почему за всё это время пострадали только несколько кошек и собак?
И тут Дженсен похолодел. Если миссис Падалеки говорила правду... а в её словах сомневаться не приходилось, к сожалению. Он сам видел всё своими глазами...
- Его хотели убить... – едва слышно пробормотал Дженсен. – Это значит, что могут добраться и до Джеффа...
- А вот об этом тебе нужно поговорить с ним самим, – улыбнулась мать Джареда и встала из-за стола, давай понять, что разговор окончен.
- Один вопрос только, – спохватился Дженсен, торопясь удовлетворить своё любопытство, пока ещё была такая возможность. – Значит, Ктулху существует?
На это миссис Падалеки лишь засмеялась и покачала головой:
- Даже если и существует, то зовут его определённо не так. Лавкрафт не видел их своими глазами, он знал лишь обрывки легенд, и ему нужно было облечь зло в физическую форму и дать ему имя. Чтобы читателям было страшнее. Советую всё-таки поговорить с Джеффом, он всё объяснит доходчивее, чем я.
Она уже почти дошла до дверей, когда вдруг странно посмотрела Дженсена и тихо сказала:
- Да, их много, Дженсен. Но и пробуждаются они не каждый день, поверь мне.

***

Дженсену предложили остаться погостить какое-то время, и сначала он совсем не хотел соглашаться, думая, что одно его присутствие наверняка причиняет боль этой семье, ведь это он не уберёг Джареда... но мистер Падалеки ясно дал ему понять, что никто его ни в чём не винит. И для них будет только радостью, если он поживёт в этом доме пару дней.
Странная семья, если честно. Их сын – пусть и приёмный, пусть и не человек – лежит в наполненной водой ванне, не дышит, вообще как мёртвый, а они...
Кстати, о Джареде. Эклз не знал, как теперь относится к этому... о`кей, парню. С одной стороны, его пугала сущность его напарника, пугала до чёртиков, ведь, если верить тому, что рассказала миссис Падалеки, Джаред – очень кровожадное существо. Фактически – зло во плоти. Это если опираться на представления Лавкрафта о Древних Богах. Но ведь Джаред так переживал за Сэнди, заботился о ней, о своих собаках... кстати, о собаках, этих псин нигде не было видно, и Дженсен решил как-нибудь поинтересоваться, где они и что из себя представляют на самом деле.
В общем, учитывая, что за год Эклз успел привязаться к этому странному парню, он просто согласился и принял приглашение семьи Падалеки остаться у них на несколько дней – сколько именно, никто из них не оговаривал.
Его поселили в небольшой комнате для гостей рядом с комнатой Джареда – буквально через стенку. И просто оставили в покое, дав время подумать и сделать для себя хоть какие-то выводы. Поговорить с Джеффом – или всё-таки Захом? – тоже было нужно, но Дженсену очень не хотелось видеть его ближайшие лет десять. И дело тут вовсе не в предательстве и обмане. Просто... слишком много информации для одного Дженсена.
В доме Падалеки он уже провёл два дня, иногда заглядывая в ванную к Джареду. Тот лежал в воде, раздетый до трусов, по-прежнему не двигаясь и не дыша, но изменения всё-таки были: он начинал постепенно принимать свой истинный облик – уже обозначились жабры, которые пока ещё не двигались, потому что дыхания всё ещё не было, пальцы на руках стали немного удлиняться, менялась форма ногтей, и их цвет сменился на странный тёмно-зелёный, вместо розового. То, что было под тканью трусов, тоже постепенно меняло свои очертания и форму. Судя по всему, трусы скоро придётся с него снять, чтобы не травмировать щупальца.
Дженсен не находился в ванной долго и не разговаривал с Падалеки, хотя Мэган и советовала ему выговориться. Он просто приходил, внимательно всматривался в неподвижное и такое спокойное лицо Джареда, отмечал ещё пару крошечных изменений в его анатомии – и уходил.
За эти два дня Дженсен успел позвонить домой, запоздало поздравить с прошедшим Рождеством и извиниться, что не поздравил вовремя. На все вопросы, в порядке ли он и всё ли хорошо у его друга, Эклз старался отшучиваться, не отвечая напрямик. Заодно он позвонил ещё и Крипке, состряпав на ходу какую-то неправдоподобную байку про простуду у них обоих с Джаредом, удивительно, что Эрик вообще поверил в весь этот бред и сказал, что пока даёт им возможность поправиться, чтобы вернуться на площадку бодренькими, свеженькими, как огурчик. Ну, может, кто-то и вернётся, а кто-то… и нет.
Утром третьего дня Дженсен увидел Джеффа в саду, сидящим на корточках рядом с какой-то молодой женщиной, которая лежала на небольшой кушетке под деревом и читала книгу. Женщина была примерно ровесница Дженсена, очень красивая… и в чертах её лица Эклз уловил что-то смутно знакомое, но так и не понял, что именно. Она была беременна – большой круглый живот заметно вырисовывался под тканью нежно сиреневого платья того пресловутого покроя, который умудрялся скрадывать у беременных и не такие объёмы.
А Джефф просто сидел рядом, положив ладонь на её живот, и словно прислушивался к чему-то. Потом он что-то сказал этой женщине, та улыбнулась – тепло и мягко – и погладила его по волосам, убрала чёлку, чтобы не лезла ему в глаза.
На её запястье были свежие бинты.
И тут она заметила его, улыбнулась и позвала к ним.
Дженсен колебался секунд пять, но всё-таки спустился с террасы и подошёл к этой парочке.
Джефф тоже улыбнулся и произнёс:
- Привет, Дженсен. Позволь познакомить тебя с моей женой, Кристиной. Кристина, это Дженсен, он гостил у нас когда-то, помнишь?
- Помню, – всё с той же улыбкой ответила она. – Ты был тогда такой молоденький и хорошенький… по крайней мере, пока спал. Прости, что тогда так и не довелось познакомиться по-настоящему, я тогда была не очень здорова.
- А я и не думал, что у моего брата… прошу прощения, у брата Джареда, – имя своего напарника он особо подчеркнул, – такая красивая жена.
- Я ещё раз извиняюсь за тот наш обман, – снова произнёс Джефф с грустной улыбкой.
- Это было нужно Джареду, – подтвердила Кристина тихо.
- Значит, никакого Захарии Шаффера никогда не существовало? – прищурился Дженсен, глядя Джеффу прямо в глаза.
- Ну почему же? Он существовал. Для тебя. Мы его создали специально для тебя. Ладно, давай больше не будем вспоминать этот эпизод прошлого. У нас и так есть о чём подумать и поговорить, – тут он повернулся к жене. – Кристина, сходи к Мэган, она с утра тебя, кажется, искала – хотела о чём-то поговорить.
- Ладно, – она понимающе посмотрела на Дженсена и встала из своего уютного гнёздышка, немного неуклюже, потому что мешал большой живот. – Мальчикам надо поговорить, а глупая девочка им только мешает. Не расстраивайся, Дженсен, всё будет хорошо.
Она подмигнула ему и скрылась в доме.
- Когда ты был у нас в Марблхеде, я не мог познакомить тебя с ней – она была слишком слаба. Мы только-только начинали привыкать друг к другу, но взаимности ещё не было, и она тяжело переносила… моменты, когда мне необходима была её помощь. Сейчас она счастлива, она согласна мне помогать и желает это делать всей душой и сердцем… смотри, даже порхает.
- Но ты всё ещё пьёшь её кровь, хотя она и беременна, – Дженсен скептически посмотрел на своего собеседника и присел на край кушетки.
Джефф, по-прежнему сидя на корточках, прислонился к стволу дерева и просто ответил:
- Она хочет этого. Хочет помогать, несмотря на своё положение. И потом, теперь мне уже нужно не так много, как было нужно тогда. Эмоции нас тоже подпитывают, Дженсен. Конечно, самые вкусные и самые питательные – это страх и ужас. Но есть ещё сексуальное влечение, страсть, оргазм, в конце концов… а ещё – любовь и счастье. Последние два мне как-то больше по душе, чем все предыдущие, вместе взятые. Она согласилась мне помогать в обмен на то, что у неё обязательно будет ребёнок. Ей самой было тогда столько же, сколько и тебе – семнадцать. Но я не мог ей ничего дать, потому что… – тут Джефф тяжело вздохнул и опустил голову. – У нас не может быть детей, мы не можем заниматься с вами, людьми, сексом, и мы вообще не испытываем сексуального возбуждения. То, что вы видите при свете – всего лишь иллюзия.
- Чей же тогда ребёнок? – нахмурился Дженсен.
- Мы решили сделать искусственное оплодотворение. Родители идею поддержали.
Дженсен не знал, что на это сказать. Если бы у него была ситуация с невозможностью заниматься сексом с любимой женщиной и иметь от неё детей… он бы, наверное, взвыл. Но ведь Джефф – не человек. Ему это вообще чуждо… но живёт-то он среди людей… и так бережно относится к своей жене.
- Твоя мама – удивительная женщина, – наконец тихо выговорил Дженсен, надеясь, что Джефф поймёт, о чём он говорит.
- Наши родители вообще хорошие люди. Многому… научили нас. Только благодаря им мы с Джаредом всё ещё здесь.
- А могло быть иначе?
- Запросто. Думаешь, этот псих, что прикопался к Джею, был единственным? – на этих словах Джефф прижался затылком к стволу дерева и прикрыл глаза. – Вы, люди, странные существа. Сначала сами называете нас богами, поклоняетесь, приносите в жертву друг друга, добровольно и массово причём. А потом объявляете вселенским злом и начинаете на нас охоту. Я не понимаю смысла. Да, нам нравится наводить страх и ужас, нам нужна ваша кровь, и, конечно, чем больше – тем лучше, но это в идеале. В принципе же, вполне хватает и того, как мы живём сейчас. Нас всё устраивает. Так почему ещё и теперь, когда никого не трогаем, приходится защищать свою семью от всяких выродков?
- Я не знаю, – честно признался Дженсен. – И боюсь, как бы не пострадали Кристина и малыш – этот маньяк работал не один. И что будет теперь с МакКой – тоже не знаю. И Джаред… что с ним? Он…
- Что с ним – теперь зависит только от тебя, Дженсен, – Джефф смотрел прямо в глаза Эклзу, и от этого взгляда пробирало до мурашек.

***

Выбраться из дома Падалеки просто пройтись по улицам Сан-Антонио оказалось так же необходимо, как и дышать. Дженсену казалось, что он просто задыхается, погребённый под невероятным количеством полученной информации. То, что он видел своими собственными глазами, то, что ему рассказывали, то, что с ним происходило… была только одна надежда. Что Джефф не внушает ему нужную точку зрения, как он делал это с теми, кто ему мешал. Да, Дженсен был в курсе, что старший брат Джареда активно пользуется этой своей способностью – Мэган рассказала. Правда, по её словам, на семью это не распространяется. Для её братьев это – жёсткое табу. Если с миссис Падалеки это и прокатило в самый первый раз, когда Джефф позвал её к себе на том корабле-лаборатории океанологов, то больше этот номер не срабатывал. Даже наоборот. В какой-то мере, эта их «кровная» связь подчинила сыновей их приёмной матери, дав ей полную и безоговорочную власть над ними. И расстраивать её никто не хотел.
Миссис Падалеки вдолбила своим сыновьям в голову, что чем меньше они выделяются среди «нормальных» людей, тем легче им будет жить в дальнейшем. Чем меньше вокруг них будет скандалов и слухов, тем меньше будет проблем с окружающими. Нет проблем с окружающими – мир и покой в семье, все живы и здоровы. И счастливы. А как Дженсен понял, чувство счастья для этих существ оказалось вкуснее ужаса. Совсем как сладкое, которое эти двое потребляют тоннами. Потребляли. Потому что Джаред…
Дженсен потряс головой, прогоняя тревожные мысли, и перешёл дорогу, когда зажёгся зелёный свет светофора. Ему посоветовали один книжный магазин, где вполне реально можно было найти старые или редкие книги, к тому же там обычно мало покупателей даже в выходные и можно просто присесть на диванчик и почитать. Назывался он «Чёрная гора»[11], но до этого магазина пешком буквально три часа топать, как объясняла Мэг, на машине, конечно, быстрее, но раз нет машины, то лучше ехать на 54-м автобусе. Дорога займёт где-то около часа времени. Если пробок не будет, то все пятьдесят минут. Дженсен внимательно выслушал все объяснения, как и на какую остановку пройти, куда ехать, где выходить. Время уже было вечернее, и он надеялся, что успеет до закрытия.
Но до остановки он дойти не успел. Прямо перед ним оказался книжный с забавным названием «Помни об алиби»[12]. Честно говоря, детективы Дженсен не очень любил. Но название магазина так и манило, уговаривало зайти и присмотреться к книжным полкам.
И Эклз поддался соблазну.
Как и следовало ожидать, кругом были сплошь детективы: большие книги, средние, карманные, в мягких обложках, твёрдых, подарочного оформления… здесь было буквально всё – начиная от Агаты Кристи и Конана Дойля и заканчивая такими современными писателями, имён которых Дженсен даже никогда не слышал.
Он ходил по торговому залу, и голова просто кругом шла от такого изобилия узконаправленной литературы. Поэтому пришлось остановиться и передохнуть.
Внимание Дженсен привлёк небольшой томик в зелёной обложке. Название на корешке гласило: «Портрет Дориана Грэя». Что в этом магазине делал роман Уайльда, одному Богу известно… с другой стороны – триллер…
Дженсен аккуратно вытащил книгу из ряда других книг и подошёл к окну, собираясь хотя бы взглядом пробежаться по содержанию. Этот роман экранизировали бесчисленное количество раз, – уж десять раз точно – и ходили слухи, что будут экранизировать снова. Агент Дженсена даже как-то намекал, что неплохо бы ознакомиться с романом, может, на кастинг получится попасть.
Вообще-то к самой идее сняться в этом фильме, пусть даже в самой крошечной ролюшке, Дженсен относился положительно. Но до самого романа всё руки как-то не доходили. И вот – пожалуйста. Книга сама в руки пришла.
Дженсен открыл книгу на первой странице – и тут заиграла знакомая мелодия, дающая понять, что ему звонят.
Эклз вытащил телефон из кармана куртки и посмотрел на номер – тот оказался незнакомым. И первым, что он услышал, приняв звонок, было:
- Мистер Эклз, уезжайте из Сан-Антонио. Немедленно.
Услышав такое, Дженсен даже растерялся. Голос, женский, незнакомый, звенел негодованием и требовательностью.
- Кто это? – решительно спросил Дженсен и на всякий случай отошёл от окна подальше.
- У меня совсем мало времени. Вы должны немедленно уехать из Сан-Антонио, пока эти твари окончательно не затуманили ваш разум. Они умеют внушать людям то, что считают нужным. Они доводят людей до самоубийства, и глазом не моргнув!
- Мисс, вы о ком сейчас? – кажется, Дженсен понимал, кто ему позвонил.
- О так называемых Падалеки, – продолжал звенеть в трубке голос. – Они не люди! Они демоны! Древнее зло, проснувшееся и…
- Послушайте, мне не нравится, что вы говорите о семье моего друга… – он, конечно, понимал, что бесполезно доказывать что-то этой фанатичной дамочке, тем более что местами она права… но нужно было вытянуть хоть какую-то информацию о ней самой.
- Пожалуйста, уезжайте! Ваш так называемый друг убил человека, высосал его мозг через глазницу! Я знаю, что эта тварь умирает… но вы не верьте, их нельзя убить. Невозможно. Вам наверняка рассказали какую-нибудь душещипательную байку о подобранном сиротке, брошенном на пороге ночью. Это неправда. Они спустились на Землю со звёзд с одной только целью – жрать и убивать. Им никто даже не нужен для поклонения. Им всё равно, поклоняются им или нет. Если вы согласитесь и примете их предложение, оно никогда не сдохнет, его нельзя будет уничтожить вообще! У нас… ещё есть шанс, мистер Эклз. У меня… есть оружие. Если вы уедете – вы спасёте свою жизнь и свою душу, а эта тварь загнётся, и её можно будет обездвижить хотя бы на ближайшую тысячу лет.
- Хорошо, мисс… или как вас там, вы меня уговорили. Я уезжаю. Сегодня же.
Дженсен услышал, как фанатичная незнакомка отключилась, а он заблокировал свой телефон и задумчиво посмотрел в окно.
Темнело. До «Чёрной горы» он вряд ли доберётся сегодня. Надо срочно возвращаться в дом Падалеки.

***

Он вошёл в дом и быстро поднялся наверх по ступенькам. Кажется, его никто не заметил – тем лучше. Осторожно оглядевшись по сторонам, он пробрался в комнату Джареда и запер за собой дверь на замок. Так… а теперь – вдохнул, выдохнул, успокоился.
Пальцы мелко подрагивали, когда он вошёл в ванную и снова посмотрел на лежащее в воде неподвижное тело. Свет здесь не выключали совсем. Мэган говорила, что так Джареду будет уютнее. Они все говорили о нём так, словно он ещё жив и может в любой момент проснуться. Они все чего-то ждали. И до того самого разговора с Джеффом он даже не понимал, чего именно от него ждут.
Джефф сказал, что теперь от него зависит, что с Джаредом. Если до окончания трансформации ничего не предпринять, Джаред «умрёт», как умирают в представлении людей. И тогда его тело просто отвезут туда, где его нашла приёмная мать, Шерон Падалеки, и опустят в воды Тихого океана, чтобы там он снова обрёл покой.
Та фанатичная дамочка наверняка говорила правду, и значит, Джаред не умер и не умрёт. Он просто заснёт опять… и будет ждать на дне океана очередного сдвига тектонических плит, который наверняка разбудит его. Только проснётся он наверняка уже другим. Не таким… человечным.
Стиснув зубы, Дженсен решительно склонился над ванной и вытащил из воды безжизненное тело Джареда. Тот был едва тёплым, и кожа – удивительно мягкая и нежная, какая бывает только после морской воды. Жабры у него уже прорезались, но всё ещё не двигались. И сердце не билось, не было пульса.
Джефф говорил, что пояс на самом деле оберегает Дженсена. И для задуманного он должен сам его снять.
Дженсен бережно уложил Падалеки на постель, не обращая внимания на то, что всё намокнет. Затем осторожно стянул с неподвижного тела мокрые трусы, под которыми обнаружились ещё маленькие, но уже появившиеся щупальца. Ровно двенадцать, с круглыми присосками на концах. И больше между ног у этого парня не было ничего. Даже при искусственном свете ночника.
Дженсен чертыхнулся и стянул с себя промокшую куртку, потом рубашку… немного поколебавшись, снял и футболку. Снова посмотрел на то, что было у Джареда между ног.
Они ж совсем короткие…
И решительно снял с себя остатки одежды. Теперь на его теле были только браслет, кольцо, серебряная цепочка и бронзовый пояс. Уже ощутимо дрожащими пальцами, Дженсен без колебаний расстегнул бронзовый замочек, который когда-то застегнул на нём Джаред – своими руками.
И теперь Дженсен снимал этот оберег. Снимал сам. По собственной воле. Для Джареда.
Уронив пояс, тихо звякнувший тонкими звеньями, на пол, Эклз несмело лёг на промокшую постель рядом с Джаредом.
Надо как-нибудь пристроиться так, чтобы эти щупальца смогли до него дотянуться, но следы, – которые точно останутся и приятно выглядеть вряд ли будут, – чтобы видно сразу не было.
Дженсен решил сначала проверить, живы ли эти щупальца, пригодны ли для задуманного – он протянул руку и несмело коснулся одного пальцем.
Честно говоря, раньше он бы сразу челюсть сломал тому, кто сказал бы, что Дженсен полезет щупать другого парня между ног. Но сейчас…
Сейчас это был вопрос жизни и смерти.
Сначала не было ничего. Отросток оставался неподвижным и никак не реагировал на чужие прикосновения. Но потом – чуть шевельнулся. И Дженсен вздрогнул от испуга, когда ЭТО нежно ткнулось ему в ладонь, будто ласкаясь.
- Нет, приятель, только не запястья, - пробормотал Дженсен и придвинулся поближе к Джареду, разворачивая того к себе лицом и укладывая на бок так, чтобы – да, чёрт возьми! – соприкоснуться своим пахом с пахом Джареда. Щупальца – все двенадцать – сразу же ожили и потянулись к нему… раньше такой реакции не наблюдалось в принципе. Теперь, похоже, эта мелочь чувствовала себя безнаказанной и собиралась посягнуть на святая святых…
- Нет, погоди, - рыкнул Дженсен на ожившую часть тела Джареда. – Я сам. Сам.
И щупальца застыли, ожидая.
Да, и вот теперь Дженсен почувствовал себя настоящим извращенцем, но… он на самом деле хотел помочь своему другу. Да, именно другу!
Он как можно бережнее взял одно из щупалец за круглую присоску и пристроил к своей коже в паху, правда, подальше от своего члена. В животе словно порхали бабочки, это было странно, страшно, и… возбуждающе, если уж быть откровенным хотя бы с самим собой и хотя бы сейчас.
Щупальце послушно ткнулось присоской туда, куда ему разрешили, и… стало присасываться. Это было необычное покалывающее ощущение, даже приятное – в какой-то степени.
Таким же образом Дженсен пристроил одиннадцать оставшихся.
В паху пульсировало, покалывало, поднимался странный жар, и Дженсен, чувствуя, как у него начинают гореть уши и щёки, уткнулся лицом во влажное плечо Джареда, тихо пробормотав:
- Я тебе потом это припомню, будь уверен, а пока – наслаждайся, извращенец.
По бедру потекла струйка крови, но Дженсен этого не заметил. Он чувствовал острое возбуждение, но не мог даже двинуться, боясь, что повредит что-нибудь Джареду. И это было приятно, лежать вот так, прижавшись, чувствовать, как бережно работают присоски щупалец. Это было похоже на то, как если бы ему ставили засосы сразу в двенадцати местах.
И не хотелось останавливать происходящее.
Но Дженсен вздрогнул с испугом, когда чужая ладонь легла на его плечо. Он замер, боясь поднять голову и посмотреть в лицо явно ожившему Джареду.
А тот слегка наклонился и тихо прошептал ему на ухо:
- Спасибо.

***

Той же ночью Дженсен возвращался в Ванкувер из Сан-Антонио, ему повезло – он успел купить последний билет и теперь сидел в кресле где-то в самом конце самолёта, рядом похрапывала бабулька лет шестидесяти, впереди елозил чей-то ребёнок, который никак не мог уснуть.
На душе царило какое-то странное спокойствие, а «зацелованный» пах до сих пор приятно тянуло. Дженсен удобнее устроился в своём кресле и закрыл глаза, надеясь уснуть, хотя и понимал, что бесполезно. В голове всё ещё крутились мысли о том, как же быть теперь, когда он сам, сознательно, принял такое дикое решение.
Хотя, если быть откровенным, не будь того телефонного звонка, вряд ли бы Дженсен согласился быть тем, кем была Кристина для Джеффа. Да, Джефф, а не Зах, снова напомнил себе Дженсен и болезненно поморщился. План, конечно, был не самый лучший, но иного не имелось, а действовать нужно было быстро. В принципе, у них всё должно получиться: падалековское семейство тайком отправили в гости к бабушке, и в первую очередь выпроваживали Кристину. В доме оставались только Джефф и Джаред, сам же Дженсен очень демонстративно вышел на улицу, сел в такси и уехал. То, что Джаред очнулся, должно было остаться пока в тайне. Наверняка этой ночью придут по падалечью душу… Страшно даже думать, что сделают с этой фанатичной дамочкой два защищающих свою семью Древних Бога. Но всё должно будет закончиться.
Дженсен снова и снова прокручивал в голове свой телефонный разговор с этой маньячкой. Голос казался смутно знакомым. Хотя трудно сравнить услышанное по телефону с реальным голосом – обычно идет сильное искажение. Но тем не менее.
Он прекрасно понимал, что теперь уже не отвертишься, и придётся как-то заново строить свою жизнь с учётом того, какую ответственность он взял на себя сегодня. Но… сказать честно? Он не мог иначе. Не после того телефонного звонка. А вот если бы никто не позвонил – вполне возможно, что Дженсен просто вернулся бы в Ванкувер и постарался обо всём забыть. Сунул бы голову в песок, как страус, и притворился, что ничего не происходит. Почему? Да потому что страшно, мать вашу!.. И он не супер-герой, спасающий галактику.
Вот только ему позвонили, и он понял, что честнее этих людей, вырастивших и воспитавших Джареда, с ним ещё никто не говорил. Ему давали выбор – остаться или уйти. На него не давили. Не внушали, потому что бронзовый пояс, лежащий сейчас на дне сумки, был тогда на нём, Дженсене, и никто не мог повлиять на его решения. А в силе пояса не стоило сомневаться – Эклз всё ещё помнил те странные красноватые пятнышки, оставшиеся на руках Джареда после того, как тот надел пояс на Дженсена. Пятнышки слишком сильно напоминали ожоги, но Дженсен не придал тогда этому значения, ведь его напарнику, казалось, не было больно. И не просто же так пояс ему дарили с футляром…
И только после этого проклятого звонка Дженсен понял, что значат на самом деле слова миссис Падалеки «страшно остаться вообще в стороне».
Это действительно страшно.

***

Едва Дженсен перешагнул порог своей квартиры, как снова зазвонил его сотовый.
- Да, Джаред, - Дженсен прошёл в гостиную и устало сел на диван. Волнение и беспокойство осталось где-то за краем сознания. – Как ты? В порядке?
- Я бы не сказал, - голос Падалеки звучал слишком болезненно. – Эта сука меня всё-таки задела…
- Сильно? – ага, вот теперь тревога стала бить в мозг с силой цунами. – Тебе помощь нужна? А как Джефф? Вы там вообще…
- Успокойся, Дженс, притормози. Да, меня задело, да, больно. И нет, Джефф в порядке, а всё остальное я расскажу тебе лично, - тут Джаред зашипел от боли и рыкнул на кого-то, возможно, на брата. – Слушай, Дженсен, у тебя зеркало в квартире есть?
- Есть… - Эклз немного опешил от такой смены разговора.
- Где оно?
- В ванной…
- Значит, вот что, топай туда и встань так, чтобы тебя в зеркало хорошо было видно. Сейчас буду у тебя, - и Падалеки отключился.
- Вот ведь…
Ничего не оставалось, как следовать полученным указаниям. Дженсен прошёл по тёмной квартире в ванную комнату, включил свет и подошёл к зеркалу. Едва его отражение показалось внутри, как за ним возникла неясная тень, а потом с громким чертыханием Джаред свалился на пол прямо за спиной Дженсена. Тот шарахнулся в сторону от неожиданности, едва не налетев на раковину.
- Тише, не ори, лучше помоги подняться, - этот придурок смотрела на Дженсена самыми несчастными глазами в мире.

Рана на боку действительно выглядела очень неприятно. Края её запеклись так, словно это было раскалённое железо, а не тупой заржавевший нож доисторических времён из Музея Ванкувера.
Джаред шипел от боли, рычал и матерился, пока Дженсен обрабатывал рану, как умел.
- Так что с этой чокнутой? – снова поинтересовался Эклз, пытаясь сделать вид, что он совершенно спокоен. – Она жива?
- Тебе лучше не знать, что с ней, честно… ай, бля!.. больно!
- Терпи, Падалеки, ты уже большой мальчик. Сейчас перебинтуем… Она жива или нет?
- Дженсен, честно, тебе этого лучше не знать… ыыыыыыыыыыыыхх… жжёт… - Джаред наклонился и уткнулся горячим лбом в плечо Дженсену, мешая бинтовать.
- И всё-таки? – Эклз не унимался, он хотел знать правду.
- Мы выволокли её за город и съели, доволен? Бля, больно!.. Дженсен, ну ведь на самом деле больно, - захныкал Джаред в плечо другу, пока тот закреплял повязку.
Дженсен замер, раздумывая над услышанным. Похоже, правду в этот раз ему так и не скажут… вполне возможно, что он действительно и не захочет этого знать – крепче спать будет. Может быть. Потом он осторожно спросил:
- А её чудо-ножик? Где он?
- Мы его… уничтожили. Джефф умеет. На атомы разнёс…
- Хорошо… - на сердце сразу легче стало, и Дженсен даже не сразу понял, что задерживал дыхание в ожидании ответа. А потом спохватился: – Слушай, Джаред, а эта рана, она… пройдёт?
- Когда-нибудь затянется.
- А её можно как-нибудь… того… ну, побыстрее? У нас ещё съёмки, между прочим, - последнее он пробормотал едва слышно.
Джаред странно посмотрел на него из-под чёлки, будто пытался прочесть мысли, а потом тихо и совершенно серьёзно ответил:
- Меня вылечить можешь только ты. И только одним способом – своей кровью. Это единственное, Дженсен, что ты можешь для меня сделать. Но это и всё, что мне требуется вообще – только твоя кровь. Твоя и больше ничья. Ты… теперь принадлежишь мне так же, как я принадлежу тебе. Весь. Без остатка. Ты сам так решил.
- Я помню, - едва слышно ответил Дженсен и встал с кровати, на которой они сидели всё это время.
В спальне горел свет, поэтому Дженсен его выключил и включил ночник – ему не хотелось делать этого при ярком свете. Потом медленно стянул с себя футболку, не отводя настороженного взгляда с Джареда, и стал снимать джинсы. Следов не должно остаться там, где их смогут случайно увидеть.
И Джаред, тоже неотрывно глядя в глаза своего напарника, начал снимать остатки одежды – джинсы, носки и трусы…
Это было слишком интимно, слишком важно, слишком… необходимо.
Когда Дженсен, полностью раздетый, подошёл вплотную к сидящему на кровати Падалеки, тот тихо сказал:
- Мне понадобится сейчас так же много, как и в первый раз…
- Я выдержу, ты же знаешь.
- Просто… хотел напомнить, что это будет долго.
- Я потерплю.
- Там же?
- А где ещё? Ты знаешь место получше? – и тут Дженсен ехидно хмыкнул и приподнял бровь.
- Тогда иди сюда.
Как и в первый раз, они устроились на кровати лицом другу к другу и, придвигаясь к Джареду ближе, Дженсен вдруг подумал, что его родители не обрадуются, узнав, что теперь он вынужден будет жить с парнем. Всю свою жизнь. Неебически прекрасная новость для родителей, кто бы сомневался.
Джаред прижался пахом к Дженсену и закрыл глаза, и в этот момент что-то стало в нём неуловимо меняться, он успокаивался и расслаблялся, складочки между бровей разглаживались, и он становился совсем юным и таким… красивым.
Первое прикосновение появившихся щупалец заставило вздрогнуть, и Дженсен посмотрел вниз, туда, где к его коже бережно присасывались двенадцать присосок. Они пристраивались к ещё не успевшим до конца зажить крошечным ранкам, и вот уже первая волна возбуждения накрывала Дженсена с головой. Он снова уткнулся лицом в плечо Джареду, чтобы тот не видел, как он кусает губы, зажмуривается, не зная, как перенести это всё… Член твердел, и это очень смущало. И очень мешало. Мысли в голове путались, но когда тёплая рука коснулась спины Дженсена… в голове стало вообще пусто.
- Не стыдись этого, - шептал ему на ухо Падалеки, поглаживая пальцами по пояснице. – Это всегда так, чтобы не было очень больно. Чтобы те, кто о нас заботится, не боялись и не ждали боли. Боль… она тоже вкусная, но не в этом случае. Мы хотим, чтобы вам было хорошо, понимаешь? Мы так устроены, поэтому не стыдись. Твои эмоции сейчас… они тоже вкусные, даже вкуснее боли. Просто расслабься.
- Тебе легко говорить, - прошипел сквозь зубы Дженсен и сильнее прижался лбом к падалечьему плечу. – Блин… посмотрел бы я на тебя, если бы ты сам чувствовал такое, не имея возможности кончить.
- К сожалению… мне этого не понять, прости.
- Расскажи лучше что-нибудь, - неожиданно попросил Дженсен.
- Что именно?
- Не знаю…о себе… или твоём народе… ммммммммммммммм… чёрт… убери свой тентакль от моего члена, так только хуже!
- Прости…
Тонкое щупальце, которое только что обвилось вокруг члена, пытаясь ласкать, не отрываясь от процесса посасывания, послушно отпустило Дженсена. Какие они у него на самом деле длинные всё-таки…
Джаред прижал Дженсена к себе поближе и тихо заговорил, почти шепча ему в макушку:
- Знаешь, у вас, людей, есть одна старая легенда. Она не совсем обо мне, она скорее… о таких, как вы с Кристиной. По этой легенде перед нашим пробуждением на свет рождаются особенные люди, которым покровительствует наша звезда. Звезда, с которой мы и пришли на Землю. Люди верят, что это она шлёт нам своё благословение, наших защитников, частичку нашего мира, чтобы нам не было так одиноко вдали от дома. Такие люди чувствуют нас, их кровь слаще, чем чья-либо ещё. Они не чувствуют боли, когда заботятся о нас, потому что испытывают к нам любовь. Они не страдают истощением, сколько бы мы не выпили, потому что получают от нас взамен не меньшую жизненную энергию. Они слышат наши голоса, они не стареют и сохраняют свою удивительную красоту до конца своих дней. Они очень долго живут – веками, если никто не убьёт их. Они могут разговаривать с нами, успокаивать нас, утешать… и мы прислушиваемся к их словам, потому что верим им. Считается, что именно эти люди становились нашими жрецами, которые даже могли управлять нашими поступками… Потому что, по этой легенде, их создала наша звезда, наша Мать, для равновесия. Я не знаю, кто вы на самом деле, откуда приходите и зачем. Иногда мне кажется, что вы – это некая странная раса… ведь вы с Кристиной так похожи, как родные брат и сестра. Но я знаю, что мне, как и моему брату, пришлось пройти ритуал посвящения, чтобы между тобой и мной возникла нить. Ты, наверно, не знаешь, но в Марблхеде много лет назад на Центральном холме стояла старая церковь, в которой была длинная лестница, ведущая глубоко под землю. Под этим городом раскинулись огромные пещеры, в которых протекает бескрайняя чёрная река. Ты её видел, Дженсен, она тебе снилась[13]. И это хорошо, это значит, что ты на самом деле меня чувствуешь. Раз в году, в ночь с 30 апреля на 1 мая[14] по вашему календарю, в Вальпургиеву ночь, как вы её называете, по этой реке можно выбраться в разрушенный сейчас город Данвич[15], затерявшийся между мирами, и там, у подножия Сторожевой горы, на кургане, при свете костра можно встретить свою судьбу. Там я встретил тебя, Дженсен. Ты – моя судьба.
Джаред лежал на кровати, крепко обнимая за плечи и прижимая к себе затихшего Дженсена. Казалось, тот уснул под тихий джаредов рассказ, доверчиво сопя в плечо Падалеки.
Щупальца продолжали осторожно высасывать кровь.
Сэнди не выдержала бы такого марафона, она вообще тяжело переносила «кормление». Но любой другой на её месте умер бы уже давно от истощения. А она держалась…
Джаред решил, что утром обязательно поедет к ней в больницу. Теперь у него хватит сил помочь ей. Спасибо Дженсену за то, что принял его, Джареда, самого младшего из Древних Богов, ещё такого неуклюжего и почти ничего не умеющего…

Первый съёмочный день после хиатуса начался с шокировавшей всех новости: Алекса Тейлор, та хорошенькая брюнетка, отвечавшая за доставку провизии в полевую столовую на их съёмочной площадке, покончила с собой. Прямо на своём джипе на полной скорости вылетела с моста Буррард[16] в воду, пробив ограждение.
Услышав эту новость, Дженсен застыл со сценарием в руках. Готовились к съёмкам нового эпизода, и тут – такие новости.
Что-то в голове щёлкнуло, и Дженсен вспомнил, что именно её голос он слышал по телефону в книжном магазине Сан-Антонио. Она отвечала за то, какие именно продукты привезут на съёмочную площадку. И, естественно, она была в курсе, что у Джареда обнаружилась «аллергия» на чеснок. Тогда не удивительно, что Джаред снова заработал отравление буквально на пустом месте. Наверняка Тейлор набрызгала куда-нибудь в Джаредову тарелку какую-нибудь чесночную эссенцию.
И всё сразу встало на свои места – такая осведомлённость преследовавшего Джареда маньяка-фанатика, телефонные звонки, выпадавшие на перерывы между съёмками…
И какое же счастье, что всё наконец-то закончилось. И Сэнди наконец-то шла на поправку.
Дженсен вздрогнул от неожиданности, когда его обняли со спины за плечи.
- Всё хорошо, Дженсен, - прошептал ему на ухо Джаред, ни чуть не заботясь, что их могут увидеть. – Теперь всё будет только хорошо, обещаю.


Эпилог

Встали рано и ехали всё утро, Дженсен свернулся на пассажирском сиденье почти в клубок и спал всю дорогу, не обращая внимания на неудобное положение, на тряску на просёлочных дорогах, на стук веток по крыше и стёклам машины, на скользящие по лицу яркие солнечные лучи.
Джаред временами посматривал на спящего друга и улыбался, продолжая вести машину уже по лесной разухабистой дороге туда, куда очень давно обещал отвезти Дженсена, чтобы показать ему настоящее чудо.
Прошло полтора года с того памятного Рождества, когда Дженсен принял Джареда в свою жизнь по-настоящему. За это время отсняли до конца второй сезон и начали третий, пережили забастовку сценаристов, досняли окончание третьего сезона и ушли на летний хиатус. «Сверхъестественное» набирало свои обороты, становясь всё популярнее, несмотря на активную нелюбовь к сериалу со стороны руководства канала. Но Крипке сделал всех снова – и они получили четвёртый сезон, съёмки которого должны начаться уже через месяц-полтора. Племяннице Джареда был уже год и три месяца, девчушка росла хохотуньей и любила похулиганить. Кристина и Джефф души не чаяли в своей дочери, в прочем, как и всё семейство Падалеки, включая самого Джареда. Который регулярно присылал из Ванкувера море самых разных игрушек для своей обожаемой крошки Эммы. А в семействе Эклзов опять ожидалось пополнение – жена Джоша, старшего брата Дженсена, была беременна уже второй раз.
Автомобиль выехал из леса и остановился на бегу озера. Заглушив двигатель, Джаред пихнул спящего друга в бок:
- Просыпайся, соня, приехали.
- Что? Уже? – Дженсен от души потёр глаза и огляделся. – Где это мы?
- Выходи и всё увидишь, - усмехнулся Падалеки, уже выбираясь из машины.
Первым делом Дженсен надел очки, потому что контактные линзы решил оставить дома, очень хотелось отдохнуть от них. И едва он выполз из машины, как тут же охнул и с воплем радости повис на Джареде, сгребая его в объятия так, что у простого смертного давно бы затрещали рёбра.
- Джаред!! Откуда?! – вопил Дженсен и озирался по сторонам с каким-то детским восторгом. – Как ты нашёл это место?! Я думал, что его не существует!
- Оно очень даже существует, как видишь, - ухмыльнувшись, Джаред чмокнул напарника в висок. – Это одно из тех мест, где я люблю бывать с самого детства. Его отец нашёл абсолютно случайно, когда я ещё даже из яйца не вылупился. Ладно, пойдём в дом, будем устраиваться, а то уже обед, и есть оооочень хочется, - на этих словах Джаред подмигнул, и Дженсен тут же пошёл пунцовыми пятнами.
Они вытащили сумки из багажника и потащили их к дому – тому самому, старому, с разноцветными стёклами в окнах и поросшей травой крышей. Яркое солнце играло своими лучами в воде озера, а вокруг простирался лес, и небо казалось огромным, бездонным и бескрайним, и от этого всего так сладко кружилась голова…
Как Дженсен и ожидал, в доме не было проведено электричество, зато всюду стояли свечи в старинных подсвечниках, и даже нашлась керосиновая лампа. За домом обнаружилась поленница, и по всему было видно, что она регулярно пополняется. Джаред объяснил, что Джефф часто наведывается сюда со своей семьёй – Эмме полезен свежий воздух.
На кухне стояла маленькая печка-керосинка, поэтому обед на скорую руку сообразили очень быстро. Дженсен ещё жевал бутерброд с колбасой и сыром, а Джаред уже тащил его за руку на улицу:
- Снимай очки и пойдём на озеро! Сейчас же! Хватит жевать уже, растолстеешь.
Дженсен возмущённо замычал, но бутерброд не отдал.
К озеру выходили по той самой дорожке из обожжённых глиняных плит, которая уходила глубоко в воду, а вода была такой чистой и прозрачной, что плиты дорожки, казалось, лежали у самой поверхности.
- Всё, дожёвывай свой бутерброд и раздевайся, - распоряжался Джаред, а сам уже расстёгивал джинсы Дженсена, пока тот увлечённо дожёвывал и всем видом показывал, что даже пальцем не шевельнёт. – Ну, Джеееенс, я тоже есть хочу, между прочим.
- Гы, - улыбнулся во все тридцать два тот и снова вернулся к бутерброду.
На траву полетели рубашки и футболки, джинсы Джареда и трусы, пояс Дженсена и его же бейсболка… и в конечном итоге Дженсен остался стоять с расстёгнутыми джинсами, а Джаред… тот опустился на колени перед Эклзом и жадно прижался губами к его животу, целуя, согревая дыханием кожу, прикасаясь щекой и закрывая глаза.
За полтора года Дженсен уже привык к тому, с каким обожанием смотрит на него Джаред, привык к вечным прикосновениям, поцелуям украдкой. Это было… нормально, естественно. Потому что для Джареда Дженсен был тем единственным, что делало его абсолютно счастливым. Это сложно объяснить. И дело тут вовсе не в особенности рождения Эклза, не в особом вкусе его крови и даже не в том, что Дженсен теперь принадлежал Джареду весь без остатка. Просто… между ними действительно была какая-то странная связь, неподдающаяся объяснению. Им было плохо друг без друга и безумно хорошо вместе. Они были единым целым, и это замечали даже окружающие, даже совершенно незнакомые люди. И с одной стороны, это пугало, а с другой – опьяняло, доводя до какого-то дикого восторга. Постепенно Дженсен и сам начал постоянно прикасаться к Джареду, не задумываясь, тактильный контакт оказался жизненно необходим и ему. И чем чаще они прикасались друг к другу, тем интимнее и откровеннее были эти прикосновения.
Ладони Джареда уже забрались под резинку трусов Дженсена и жадно гладили напрягшиеся ягодицы.
- Ты, кажется, есть хотел, - скептически произнёс Дженсен, уже закончивший с бутербродом.
- Да, очень…
- Тогда поднимайся.
- Нет, сначала я избавлю тебя от лишней одежды и…
Снятые джинсы вместе с трусами оказались на траве, а сам Дженсен – в озере, тёплая вода которого мгновенно его подхватила, словно живая.
- Ого… - только и смог пробормотать Дженсен, лёжа на спине и глядя в безоблачное небо.
- Иди сюда, - Джаред подплыл к нему и притянул к себе, прижимая к своему обнажённому телу как можно ближе, щупальца нетерпеливо тёрлись о спину, поясницу и ягодицы Дженсена, поглаживая и ласкаясь.
Дженсена повело, он плыл уже не только на волнах озера, возбуждение накатывало как никогда. Он стонал практически в голос, пока Джаред жадно целовал его, пристраиваясь присосками щупалец к таким желанным чуть зажившим ранкам в паху Дженсена. В последний год «присасывались» только одиннадцать щупалец, двенадцатое, как правило, скользило по телу Дженсена, ласкало, гладило, нежно «пощипывало» присоской все чувствительные местечки – даже под мошонкой – и толкалось, тёрлось между ягодиц. Нет, Джаред не испытывал сексуального возбуждения, и секс с ним был невозможен, но возбуждение было у Дженсена и Джаред очень хотел, чтобы его самый дорогой на свете человек обязательно кончил.
Дженсен стонал, а Джаред шептал, жадно целуя его губы:
- Ты ведь останешься со мной, правда? Останешься навсегда?
- Останусь, останусь, Джей, - глаза у Дженсена закатывались, но он прекрасно понимал, о чём говорит с ним Джаред, этот вопрос тот задавал уже целый год, словно боялся, что Дженсен передумает. – Навсегда останусь, никуда не денусь.
- Как же… как же я тебя… люблю…
Щупальца продолжали сосать кровь, всё так же бережно и аккуратно, Дженсен знал, что вот в таком состоянии может находиться часами, и это было хорошо.
- Потом, - продолжал шептать Падалеки, - когда на Земле совсем не останется людей, мы будем править миром. Вместе. Ведь правда?
- Правда, Джаред. Я тебя не оставлю.
И Дженсен даже в таком состоянии прекрасно понимал, что говорит, он принял это решение уже давно. Потому что Джаред без него просто не сможет.

15.09.2009 –02.11.2009



Автор коллажа - Ayumi Lemura.
-------------------------



Автор иллюстрации - zvaize.
-------------------------


Пояснения

[1] …but the cat came back – строчка из песни "The Cat Came Back". Самый первый её текст был напечатан в 1893 году. Оригинальное название первого издания звучало так - "The Cat Came Back: A Nigger Absurdity". Автор этой «шуточной» песни – Hurry S. Miller. За всё время своего существования песня была переиздана бесчисленное количество раз, стала буквально народной – у неё огромное количество вариантов текста. Так же она стала известной детской песней… На название меня вдохновил вариант в исполнении Wally Pleasant.
Назад

[2] Сторожевая гора. Её вы найдёте в рассказе Г.Лавкрафта "Данвичский кошмар" и, возможно, многое в этом тексте поймёте сразу.
Назад

[3] Козодои - мне кажется, Лавкрафт их очень и очень не любил. Потому что во многих его произведениях эти птицы представлены чуть ли не как исчадия ада (особенно в "Данвичском кошмаре"). Поверье о козодоях я взяла именно из его рассказов.
Назад

[4] Кондитерская "Лора Секорд". В любом крупном канадском городе можно встретить кондитерский магазин под названием «Лора Секорд». На его вывеске — портрет молодой привлекательной леди, одетой по моде начала 19 века. Это — не хозяйка и не основательница фирмы по производству конфет, это — национальная героиня канадцев, в честь которой и названа фирма.
Во время англо-американской войны 1812-1814 гг. американцы попытались захватить Канаду. Именно тогда американские войска захватили и сожгли город Йорк — будущий Торонто, а англичане в отместку поступили так же со столицей США — Вашингтоном. Лора Секорд жила на границе, в селении Куинстон. Ей удалось подслушать разговор американских офицеров о готовящемся вторжении вглубь Канады. Чтобы предупредить своих, девушка пробежала 30 км по густому лесу. А через 2 дня, 24 июня 1813 г., американцы были разбиты индейским и англоканадским ополчением у селения Бивер-Дэм (нынешняя провинция Онтарио). В честь Лоры Секорд поставлены три памятника и открыт ее дом-музей. Но для маленьких канадцев, еще не изучавших историю, она — просто «шоколадная леди».
Назад

[5] Больница Лайонс Гейт. Реальная больница в Ванкувере, находится в его северном районе.
Назад

[6] Юлтайд – Джаред говорит, что его семья вообще Рождество не празднует. И это действительно так: последователи его культа в день Рождества празднуют Юлтайд (см. рассказ "Праздник"). В Англии Юлтайд (Yuletide [`юлтайд]) – святки (дни от середины декабря до 6 января); дни большого веселья всех детей.
Только у Лавкрафта это совсем ОСОБЕННЫЙ праздник. У Лавкрафта в канун Юлтайда жители Кингспорта (да, того самого Марблхеда) ночью шли в старую церковь на Центральном холме, внутри которой спустились в подземелье... в общем, где-то там, в темноте, должен был пройти некий ритуал, который главный герой так и не увидел. Но факт есть факт – культ этот не празднует Рождество и даже не празднует тот самый Юлтайд как таковой.
Назад

[7] Марблхед - город в Массачусетсе. Этот город Лавкрафт в своих произведениях назвал Кингспортом, как предполагают исследователи его творчества. Город находится рядом с печально известным Салемом, в котором тоже происходили события некоторых произведений. Я долго думала, где поселить родню Дженсена, и пришла к выводу, что это место будет просто идеальным, особенно если учесть географическое расположение города. Посмотрите на карту (гугловская вполне подходит) - и вы поймёте, о чём я говорю. В рассказе "Праздник" особенно чётко проглядывает зацепившая меня атмосфера этого места. Атмосфера, созданная автором, а не реально существующего места.
Назад

[8] Массачусетс - это штат, который Лавкрафт почему-то описывает чаще всего.
Хочу отметить, что Лавкрафт изучал историю родного штата Род-Айленда довольно долго и даже внёс огромный вклад в её изучение, но его достижения никак не были отмечены его современниками, и его это сильно задевало. Но дело даже не в этом. Учитывая, сколько всего Лавкрафт узнал о своём крае, у него в руках был просто огромнейший материал для его творчества. И что интересно - с такой же скрупулёзностью он подходил к тем местам, которые описывал в каждом своём произведении. Например, в рассказе "Кошмар в Ред-Хуке" он описывает район Нью-Йорка, возле которого он жил сам и о котором ему рассказывали друзья. И описываемые там подземные туннели - не выдумка. Они действительно существовали в некоторых районах со всремён работорговли.
События практически почти всех его произведений так или иначе происходят именно в штате Массачусетс. Даже Аркхем и Мискатоник находятся именно там. Я бы даже на карте показала, где именно, если бы была в этом уверена на все 100%))
Назад

[9] Проклятые города Древних – у Лавкрафта такой город Р`лайх. Или Р`льех... есть ещё варианты написания названия на русском. Мёртвый город, придуманный Лавкрафтом, и "заселённый" спящими Древними Богами. В частности, там спит в своём склепе Ктулху. Город, находящийся на дне океана, имеет неправильную геометрию. Советую почитать на эту тему "Зов Ктулху" - рассказ.
Если верить сведениям Википедии, то Р`лайх находился здесь.
И опять же по сведениям той же Википедии, в 1997 в области указанного Лавкрафтом расположения Р`льеха был зафиксирован подводный звук, получивший имя собственное «Bloop» (блуп, с английского — «рёв», «вой»). Природа звука указывает его животное происхождение, но мощность намного превосходит ту, которая могла быть достигнута известными видами морских животных.
Назад

[10] Цунами. В 1982 году действительно было цунами - 21 марта, ночью, в 2 часа и 32 минуты. Это было в Тихом океане (42.26 градуса южной широты и 142.42 градуса восточной долготы) на глубине 32 метра (если я не ошибаюсь), правда, максимальная высота волны была 1.35 м. Происхождение цунами - тектоническое. Есть у этого явления четыре степени достоверности: 4 - определенное цунами, 3 - правдоподобное цунами, 2 - сомнительное цунами, 1 - очень сомнительное цунами. Это цунами было 4-й степени, то есть определённое.
Информация взята отсюда.
Если верить сведениям Википедии, то Р`лайх находился здесь. И если посмотреть по карте место, где было цунами, оно получается довольно близко к предположительному месту нахождения Р`лайха. И ещё. По большинству вариантов, написанных Лавкрафтом, поднятия на поверхность со дна океана древних земель, это происходило из-за землетрясений.
В 1978-м тоже было цунами – тектонического происхождения. Правда, гораздо севернее – почти у самых Галапагосских островов.
Назад

[11] Книжный магазин "Чёрная гора" – реально существующий магазин в Сан-Антонио, в котором действительно можно найти очень старые или очень редкие книги. Покупатели на самом деле могут там посидеть и почитать приглянувшуюся им книгу.
Назад

[12] Книжный магазин "Помни об алиби" – реально существующий магазин в Сан-Антонио, в котором продаётся литература исключительно детективного жанра.
Назад

[13] Чёрная река в Марблхеде, которая снилась Дженсену. На самом деле эта река уже упоминалась у Лавкрафта в рассказе "Праздник". Напомню ещё раз, что Марблхед – это предположительный прообраз города Кингспорта, который часто упоминает в своих произведениях Лавкрафт.
Назад

[14] Ночь с 30 апреля на 1 мая. Вальпургиева ночь. Лавкрафт очень любил подобные штуки, и в "Данвичском кошмаре" этот момент он тоже использовал. Советую прочесть, потому что объяснять слишком долго, и я боюсь не суметь передать нужный смысл.
Назад

[15] Данвич – я решила, что этого города в моей вселенной нет. Но он есть в лавкрафтовской, и в определённый момент два мира пересекаются и можно попасть в разрушенный Данвич из нашего мира или из Данвича попасть в наш мир. Что, собственно, и случилось с Дженсеном – его привели на Сторожевую гору, находящуюся в Данвиче.
Назад

[16] Мост Буррард - реально существующий мост в Ванкувере.
Назад

[17] Катоптрофобия - боязнь зеркал.
Назад

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.