Дину семнадцать. Исполняется сегодня. Сэму – тринадцать. Это очередной город и очередной пансион. Это не хочется даже называть, потому что это всё – тоска. Сэму – не хочется. Сэм знает, что у Дина сегодня день рождения.

Сэм хочет что-то подарить Дину, но у него ничего нет. Сэм хочет чем-то угодить Дину, но не в состоянии ничего решать. Сэм хочет чем-то порадовать Дина, но не знает чем. На самом деле Сэм хочет Дина. Он просто хочет Дина себе.

Дин знает, что жизнь не удалась. Она не удалась давно и надолго. Она стрёмная и тупая, как… Как вся его жизнь. Он закончил школу и сидит дома. Только что закончил охоту и сидит, заращивая очередные швы. Сегодня день рождения, а он так и будет сидеть один и тупо надраивать ножи.

Потому что иного ему не дано. Ему вообще много чего не дано. Или он просто от всего отвык.

Сэм сидит напротив и смотрит в книгу. Он так и будет туда смотреть, пока не придёт пора ложиться спать. Дин смотрит в отполированные лезвия и слегка завидует Сэму – ему самому и спать-то не придётся.

Они молча ложатся в кровать. И лежат, рассматривая потолок. И каждый знает, что другой – не спит.

Сэм знает много чего про одержимость. Сэм знает много чего про грехи. Он об этом читал или видел вживе. Сэм очень хочет ничего не знать, но у него фигово выходит. Дину просто тоскливо. Это Сэмми обычно шибко умный и даже задумчивый в их компании, а Дину просто грустно стало. Потому что – всё не так.

Сэм перебирается на кровать Дина. Ложится рядом и обхватывает его руками за плечи, насколько хватает сил. Дин знает, что мелкого надо прогнать, но сил на это уже не хватает. И вообще – уж лучше так, чем совсем. Сэм прижимается к Дину очень близко, и понимает, что ему мало. Хочется ещё больше и ещё ближе. Дин лежит ровно, только дышит так глубоко, словно стонет где-то внутри.

Сэм не знает, как начать, а говорить не может. Дин же понимает всё и сразу, как только Сэм понимает сам, чего ему надо.

Они целуются, потом раздеваются. Всё это получается быстро и так просто, что им не приходит в голову остановиться.

Сэм помогает Дину улечься на нём получше. Потом Дин подхватывает Сэма под ягодицы и трётся об него, осторожно и горячо.

Дин совсем не боится и Сэму тоже не страшно. Им хорошо, и это всё так, как они давно хотели.

Они двигаются навстречу друг другу. Сэму почему-то совсем не больно и даже не стыдно. Ему так здорово, что вспоминается полуслепой одноклассник, которому вылечили глаза. Сэм не расстаётся ни с чем; он, наконец, получает то, чего раньше ему так не хватало.

У Дина срывает крышу, и сердце разлетается, и он не может остановиться. Сэмми так рядом, так близко и теперь весь его. Сэмми теперь весь – для него. Это такое настоящее, от чего начинаешь любить жизнь. Это лучшее, что в ней будет. Это самое нормальное, что только может быть. Дину хочется жить. И хочется жить только так.

***

В летней ночи тихо и тепло. И темно, как в банке с мёдом. Пахнет липой и хочется молиться, пока вдыхаешь.

- Хорошо здесь…

- Ага…

От воды тянет холодком, как от мятного ликёра, единственное пиво на сегодня – эта сладкая гадость с невразумительно гордым ароматизатором «сидр». Но что поделаешь, Дин отказался от шоколадки и попросил её на десерт.

Через три минуты полночь и этот день закончится.

«Господи!»

Но это бесполезно. Это не их епархия, не наша епархия, да и что беспокоить по пустякам…

«Ещё бы пару дней!»

А что тянуть агонию, когда милосерднее и проще побыстрее прикончить.

«Не уговаривай ты, просто забей…»

У Сэма горячие ладони, пальцы же холодные и как птичьи когти. Мягкие губы на левом виске и предплечья болят, так впивается в кожу. И вправду обмануться, что удержит. Сам бы вот ни за что не отнял, в кои-то веки силёнок не хватило бы. «Ладно, ты только не плачь. Всё будет пучком, старик. Хех, с климатом и так было хреново, а вот на компанию я согласен. Да брось, ты ж всё меня пилил про кондиционер.»

Минута…

Прошла…

Сэм тянет серп из ножен. Какого хрена, что ли поможет? Серп странный, когда это успел его так изрисовать, да и руны как глюк извращенца.

Сэм держит его как продолжение руки. Он же не силён с клинковым, да и круга защитного нет, хоть бы сам не подставился, осёл!

Сэм смотрит на реку и на холмы; Сэм смотрит сразу и вокруг. Запах лип такой густой, он просто сметает, сгущаясь в тучу по кругу.

Сэм смотрит на лёд. Трава и кусты – стальные лезвия. Иней блестит как начищенный полиролью нож, держит их кольцом, и он не рискнул бы даже подумать, чтобы пробиться через такую полосу препятствий.

Сэм командует им «к ноге». В общем-то, ничем таким от обычных собак не отличаются. Чёрные, здоровые. На ближайшем ухе – рыжая отметина. Мокрый чёрный нос подёргивается, стараясь держаться по ветру. Совсем не противные. Ну, пока не едят, по-крайней мере.

Сэм сажает ему на плечо чибиса. Маленького и серенького, с мягкими пёрышками и тонким, булавочным хохолком. Остренькие коготки протыкают насквозь куртку и кажется, что на плечо ложится плита, того и гляди загонит по колено в землю.

Сэм уходит туда, где у края ледяного кольца клубится что-то, от чего хочется завыть не хуже Рыжеухого. Что-то, что сминает иней и разгоняет сладкий запах. Что-то, что расшвыривает псов, как ручных шавок и заставляет чибиса спорхнуть неловким облачком.

Полночь тянется уже который час и секундная стрелка сходит с места лишь когда возвращается Сэм. И клубящееся вместе с ним.

«Я тебя не отдам!»

Лезвие серпа холодное и лёгкое, касается как ветер. Если повнимательнее присмотреться, то можно увидеть собственное сердце. На похороны тогда не успел, но вот как оно пульсирует в разрезе – это да. И если повнимательнее прислушаться, то можно услышать и голос, со сладенькой издёвкой соглашающийся с кем-то, высшим. Мол, да, год и мне – фигня. Вот теперь начинается настоящее веселье – тебе, Сагрэм, и на целую вечность. Интересно, а если истечёт срок годности?

«Я не отдам тебя!»

«Я тебе верю!»

«…будет просто сон».

***

Утро пахнет свежей травой и похоже на клубнику со сливками. Хочется улыбаться и глубоко дышать, пока можешь. И не обращать внимания на шрам. Как раз от левого соска до середины груди.

***

- А если я попрошу кофе в постель, это значит, что я уже Франкенштейн?

- Эй, ну ладно, я поставлю кондиционер. Ну может это как в Швеции, у них там ведь наоборот холодно. То есть в аду, в скандинавском эпосе… Блин!

- Ну, можешь использовать меня как секс-раба…

***

- Дин, я губу прокусил, приедем в отель – надо лёд приложить.

- Чего?

- Да мне разговаривать больно.

- Сучок!

- Я тоже тебя люблю, придурок.