Лучший медиум рая

В ее раю Джесси, с которым не вышло навечно, моет ей ноги теплой водой из фарфоровой чаши. В воде плавают розовые лепестки.

Это не воспоминание, это смоделированная реальность – Памела умеет многое, она легко учится.

Джесси моет ноги, Нил делает массаж спины, а Питер расчесывает волосы широким деревянным гребнем. Гребень как раз из прошлого – Памела видела такой у пожилой женщины в маленькой деревушке, в Индии, куда она сбежала от родителей в семнадцать. С Джессом, конечно же.

Татушка оттуда, из пропыленного Дели, столицы семи империй.

Тогда еще о метрополитене в Индии никто и не мечтал. Джесс отвел Памелу в странный салон, находившийся почти в подземелье, где сейчас сияет непривычной для Индии хирургической чистотой какая-нибудь шикарная станция.

Кололи длинной иглой медного цвета – Пам до сих пор гадает, была ли игла на самом деле из меди, но спроецировать ту звенящую, каменную, жаркую комнату не получается: то ли воспоминание совсем не счастливое, то ли ей не дается Индия.

Слишком серьезный мальчишка лет пятнадцати скорчил оскорбленную морду, когда Пам попросила не дракона, не ловца снов, не птицу, не картину во все тело, а простую надпись. Правда, от хны она отказалась.

И зря.

Она уже тогда знала, что у них не выйдет навечно.

Джесси улыбается ей и массирует подъем стопы мозолистыми пальцами, которые Памела так любила держать во рту, когда они трахались. Ей нужно было быть сверху, контролируя его оргазм. Ей нужно было кусать его пальцы, пахнущие не ею – его мотоциклом.

Неважно.

Здесь он идеален.

Как и Питер, как и Нил, и остальные.

Здесь идеальные вечеринки, пьяные коктейли, но Пам все равно продолжает любить пиво. Здесь весело и не нужно работать. Не нужно проникать в сознание ангелов, не требуется скользить в агрессивной, опасной темноте, пытаясь зацепить хоть что-то: голос, знак, цвет...

Медиум, который попал на небеса, – Памела ценит иронию Бога.

Ангел выжег ей глаза, а она снова видит – только этого ангела ей не зацепить, он вне Матрицы.

Он в аду, наверное.

Памела спокойна, она не была так спокойна с того дня, когда ее убили, и она ждала смерть. О да, Памела очень любит иронию этого гребаного места.

И того тоже.

Когда к ней врывается лохматый, безумный, грязный гений, расплескивает воду и вляпывается в лужу, сминая раздолбанным ботинком розовые лепестки, Памела Барнс думает, что ее освободили. Потому что Эш говорит, это первое, блядь, это первое, что он говорит:

- Ты же знала Винчестеров? Хай! Я Эш.


***
Дина ей тоже не удается увидеть, как и Сэма. Эш трещит обо всех тех случаях, когда мальчики попадали на небеса, но Памелу беспокоит только то, что она чувствует его хмельное дыхание. Она не должна, ведь это рай.

Впрочем, это рай долбанутого, веселого, странного Эша. Памела знает про «Дом у дороги», она надеется, что Элен не станет воевать на передовой. Что она откроет новый бар для охотников. От этого будет больше толку, Памела в курсе теперь, что женщины не должны сражаться.

Их убивают глупо и быстро.

Эш отводит ее к Риверу Фениксу – Памела всегда его хотела. Но и здесь получить не может – парень нашел свой Айдахо, и – разве это нормально? Быть обдолбанным на небесах? Он прекрасен, но кто его сюда пустил?

К Ватсьяяну Малланага Эш идет без Памелы, а потом сидит рядом на каменистой набережной Джамны и никак не может начать рассказ. Он до слюней покорен чуваком, написавшим Камасутру, но сейчас, заметим, Эш тусит вовсе не с ним.

Эш может спроектировать Памелу где-нибудь у свой барной стойки или на любимом бильярдном столе, но настоящую Пам он не получит.

Он знает это, и Памеле смешно.

Она отвешивает ему подзатыльник, внутренне замирая от того, что может запросто трогать голову технаря-недоучки, который сам выучил энохианский и собрал в раю ангелорадар.

- Ты так часто думала о них, что найти тебя было – как два пальца обоссать, женщина! – пафосно заявляет Эш, и строит обиженную рожу своим пластилиновым, подвижным лицом. Памела думает, что губы Сэма наверняка имеют вкус крови, а от Дина пахнет мятной жвачкой и бензином.

Не таким, который заливают в мотоциклы, но Памела согласна на любой.

Мать считала ее неразборчивой в связях.

Ладно, окей – она считала свою дочь шлюхой. Из-за Дели. А, может быть, просто так.


***
Из родственников только мать знала, что Памела умеет видеть.

Видеть, трепаться, отправлять послания, пересылать пожелания и все такое прочее.

Мать тоже умела, но не потянула, спилась и умерла в больнице, шепча что-то о звездах и проклятиях.

Памела перечитала все свои гороскопы, составила новые, гадала у других, заработала мозоль на языке, болтая с духами, но одна и та же хрень вырисовывалась раз за разом: ей прочили великое будущее.

Чтоб вам жить в интересные времена!

Памеле было плевать на будущее, настоящее волновало ее сильнее.

Памеле нравится, что в ее раю нет родственников.

Она смотрит на себя в помутневшее зеркало – это уже не Индия, это бабушкино. Все же она странная. Инфернальная, даже без пластиковых белых искусственных глазных яблок: брови как углем нарисовали, смуглая, волосы черные.

Бобби называл ее отрадой своих глаз и лучшим медиумом штата.

Он явно приуменьшал – какой там штата? Всего Среднего Запада – это было бы точнее. И про отраду тоже недотягивал комплимент, старый забулдыга.

Памела Барнс даже Джесси не любила так, как Бобби Сингера, который испоганил всю ее жизнь. И по большому счету – смерть тоже.

Вечно ее тянет на несчастных и неопрятных.

Нет-нет, Эш не в счет.

Нет-нет, ей никогда не хотелось затащить в койку Сингера, это было бы слишком.

Памела любит юных и злых мальчишек.


***
- Он согласится, как ты думаешь?

Захария перекатывается с пятки на носок, на сытой роже расплывается самодовольная ухмылка.

- Ты сомневаешься, провидица?
- Я не провидица. Тебя вот не предсказала.
- О. Я – это стихийное бедствие, куколка. Лучшие метеорологи планеты не смогут меня предсказать.
- Ты напыщенный ублюдок.
- Конечно.

Он щелкает пальцами, и приток Ганга становится красным. Как кровь. А затем фиолетовым. А потом просто зелено-мутным, каким его и запомнила Памела.

- Не там и не тогда родилась, куколка?
- Еще раз назовешь меня так, и я не посмотрю, что ты ангел. Выцарапаю тебе глаза.
- Верю, – серьезно кивает Зак. – Так ты сделаешь?
- А скоро они... Скоро они умрут?
- А черт их знает, ой, прости, не пристало мне чертыхаться. Но правда – может быть, Люцифер в курсе. Мы – нет. Но я тебе обещаю. Скоро. Если с ними не случится монстра, демона, Габриеля или человека – с ними случусь я.

Вечером Эш учит Памелу рисовать знаки, скрывающие ее от ангелов.

Но Захария прав.

Здесь всем будет хорошо, намного лучше, чем внизу – это же лучшее место на свете!

Что имеем.

Памела идет к себе и устраивает натуральную оргию с кокаином, групповухой и мальчиками-мулатами, которые поют ей хиты Металлики прямо в уши.

Эш не приглашен, но он наверняка знает о вечеринке.

Духи, с которыми Памела разговаривала при жизни, заглушают рок и стонут о ее проклятой душе.

Это ее спокойствие, ее мир.


***
Утром Памела остается одна в своей комнате: картины, свечи, книги, стол для спиритических сеансов, черная скатерть – это было ее счастье? Тяжелый медный подсвечник бликует в дрожащем свете, намекая, как удобно было бы засадить им по лысой голове Захарии.

Памела Барнс: предсказание будущего, связь с умершими родственниками и лучший удар подсвечником во всех штатах.

Она ждет. Не потому что терпелива, это не добродетель. Но можно пока смотаться к Дженис, она опять устраивает Вудсток.

Памела пытается расчесать спутанные волосы Дженис индийским гребнем, но ни фига не выходит. Они занимаются любовью, и это – почти драка, покруче, чем с Джессом, чем с любым мужиком. Возможно, Дин смог бы дать Памеле то же ощущение, но она не ищет здесь ничего подобного.

Памелу съедает чужое одиночество, и она возвращается к Эшу в «Дом у дороги», втягивая, глотая запах прогорклых чипсов, пива, мужского пота – дешевый кабак и гений, которого даже Эйнштейн слушал с интересом за пятым стаканчиком «Белого русского».

- Ты ее спросила? – невнятно интересуется Эш из-под стойки, орудуя отверткой с мерзопакостным металлическим звуком, отдающимся у Памелы в зубах.
- Нет. Но согласись, суицид? Что-то на эту тему было в заповедях, ты обязан помнить.
- Хорошие девочки попадают в рай, а плохие – куда захотят! – в сотый раз произносит Эш свой любимый контраргумент и с победным кличем вылезает на свет божий, размахивая проводами. А потом пялится на скопление точек, мигающих на сине-голубом экране.
- О, Винчестеры. Где мой плащ?!

Памела уходит к себе, пока Эш носится по бару в поисках маски и плаща – супергерой. Ее Бэтмен.
Она должна подумать, что сказать парням, но думать она не может.

Джесс, Нил и Питер исчезают безмолвно, и перед Памелой снова черная скатерть, с которой началось ее падение в слепую темноту.


***
Сэм вопреки всему полон надежды, а Дин устал.

Памела отвешивает подзатыльник и ему. Слова льются сами, она уговаривает издерганного, измученного человека остаться в обители мира и доброты, и даже сама себе верит, пока не замечает, что ее пальцы перекрещены на стакане с отличным виски.

Вкус – почти точная копия ее любимого бурбона.

А когда они совпадают… снова… когда Дин говорит: «Это – Матрица, Пам!», вкус и вовсе истончается, пропадает, словно она цедит подкрашенную чайным пакетиком воду.

Памела не желает видеть вину в фальшиво-бодрых глазах Дина. Она искренна в желании убедить его в своем счастье – убедить человека, который привел ее к резаной ране в животе, окровавленной майке и вываливающимся кишкам.

Впрочем, она же решила, что во всем виноват Сингер?

Михаил, Захария, тысячи людей, потенциально убитых на войне Дьявола и Архангела, – это все ничто сейчас по сравнению с красными прожилками вокруг зеленой радужки, иссушенных губ, вины-вины-вины, отраженно затопляющей Памелу целиком. Она, блядь, все-таки медиум, и рай не отнял у нее способности. А зря.

Она убалтывает Дина ради Дина.

Говорила ей мать: рожай, пока не поздно.

Памела обнимает на прощанье Сэма. И черт возьми. Она ошиблась. Или мальчики поменялись? От Сэма пахнет мятой, а поцелуй Дина – кровит.

Дин прикрывает глаза, и Памела очень хочет заставить его раствориться в коротком поцелуе.

- Да. Как я и представляла.

Она не врет сейчас.

Винчестеры уходят, и Эш бросается к радару.

Памела знает, что их уже нет здесь.

Она идет в свою комнату и самостоятельно прибирается, шуруя пылесосом и мыльной тряпкой.

Нужно снова ждать, и Памела планирует смотаться к Джерри Гарсия.

Он стопудово где-то тут. За расширение сознания Бог по глупости не наказывает.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.