Зимняя сказка

Второй развод Джареда Падалеки пришелся на рекламную компанию его четвертого блокбастера. Не то чтобы с этим нельзя было подождать до выхода фильма, но, посовещавшись со своим агентом, Джаред решил, что это только подогреет интерес к картине, да и изображать с Лизой счастливую семейную пару на премьере не придется.

А после премьеры он расслабился, послал куда подальше агента с его настоятельными советами поскорее обзавестись новой официальной подружкой, и тихо – ну, или не слишком тихо, - наслаждался свободой от каких либо обязательств. Что бы там не утверждал Тим, Джаред был совершенно уверен, что двух, пусть даже и скоротечных, браков и вешающихся на него на любых вечеринках девиц вполне достаточно для того, чтобы удостоверить его полную и безоговорочную гетеросексуальность. Прошлогодний снег бывает интересен, только если на нем можно отыскать достаточно красноречивые пятна. А их не было. Красноречивых.

А новых не было и вовсе. Его не тянуло на парней. Собственно, его и раньше не сильно на них вело, по крайней мере не настолько, что бы рисковать засветиться.

А исключение – если оно единственное - всегда только подтверждает правило.


Сплетнями и новостями шоу-бизнеса он никогда особо не интересовался, а последние годы все, что ему было нужно знать, он узнавал от своего пресс-секретаря. Толковой девушки, кстати. Настолько, что он даже поостерегся заводить с ней обычную скоротечную интрижку, призванную в очередной раз подтвердить то, что он в то время еще старался подтверждать: Анна пришла в команду как раз между его первым разводом и вторым браком. Она, в самом деле, была привлекательна, но в профессиональном качестве он ее ценил больше. А что не стоит смешивать рабочие отношения с личными, Джаред усвоил уже давно.

Так что не одолей его бессонница на перелете к родителям в конце декабря, - Рождество, как никак, семейный праздник, а другой семьи у него в данный момент не наблюдалось, - ничего бы и не случилось. Наверное.

Но рейс был ночной, фильм, который показывали в полете, - скучный, уснуть после двух стаканов кофе, выпитых в аэропорту, не получалось, и Джаред принялся листать газеты, предложенные стюардессой при посадке. Было скучно, и он начал потихоньку клевать носом, и уже подумывал было отложить газету и попытаться все-таки поспать до посадки, когда зацепился взглядом за небольшую фотографию в разделе околокиношных новостей.

Дженсен. Развелся с Даниль.

Блядь.


К родителям Джаред добрался под утро, в отвратительном настроении, не выспавшийся и не очень трезвый. Он уговорил пару самолетных бутылочек виски, но на этом ему хватило ума - или совести - остановиться. Родители и так расстроены его разводом и тем, что в очередной раз не дождались от него внуков, не хватало еще дать им повод заподозрить его в развивающемся алкоголизме.

А у Дженсена дочка. Большая уже, наверное. В школу пойдет. Или уже пошла?

Джаред скрипнул зубами, вымученно улыбнулся Шерон и, отговорившись головной болью, быстро сбежал в отведенную ему комнату для гостей. Постоянного пристанища у него не было в родительском доме уже давно; предполагалось, что у него есть свой. И своя семья. Предполагалось, да.

Отгородившись подушкой от холодного декабрьского рассвета, Джаред старательно не думал о том, что последний раз он чувствовал себя дома еще в Ванкувере.


Рождество в родительском доме всегда было шумным, веселым и несколько суетливым, так что у Джареда практически не было ни одной свободной минуты на не слишком – или, наоборот, слишком? – счастливые воспоминания. И это было хорошо. Он пытался помогать маме на кухне, пока его не выгоняли полотенцем, как расшалившегося щенка, приставал с дурацкими шуточками к Меган, катал на спине племянников, потом помогал Джеральду чинить стулья, пострадавшие во время катания… А к ночи, когда не думать становилось сложнее всего, старательно налегал на пунш, тихо надеясь, что в праздничном веселье никто не заметит. Вроде бы помогало – засыпал он довольно быстро и без сновидений.

Только вот на второй день его отловил брат, вытащив во двор «покурить». Джаред не курил, но компанию Джеффу составлял и раньше. Так что сперва даже не заподозрил неладного, пока тот с непривычно тяжелым вздохом не спросил:

- Что, совсем хреново?

В родительском доме Джаред старался не материться. И хотя, формально говоря, двор к дому можно было не относить, сдержался и на этот раз. Спросил после паузы:

- Что, так заметно?

Брат сочувственно кивнул.

Джаред вновь порадовался, что не стал тянуть с разводом. А то ведь объясняться бы пришлось.


Избежать разговора по душам ему удалось, а вот не замечать искренне встревоженных или неискренне беспечных взглядов родных становилось все труднее. Особенно когда Джаред начал ловить себя на том, что невольно прикидывает, как и с кем из них лучше начать разговор на тему: «А что бы вы сказали, если…»

Не было никакого «если» и быть не могло. Давно уже. И говорить не о чем. И думать – тоже.

Ну, совпали два развода. Мало ли. Народ то и дело женится, разводится, сходится, расходится, только родители переживают.

Мало ты им нервы помотал, Джаред Падалеки? Одним только и радуешь – карьера у тебя сложилась, - так теперь и это просрать хочешь?

И вообще он давно думать про тебя забыл.


26 декабря Джаред не выдержал и позвонил. Нет, не Дженсену, конечно. Тиму.

- Достань мне адрес Эклза. Нет, я трезв. И не сошел с ума. И глупости делать не собираюсь. Но мне срочно нужен его адрес.

Еще минуты полторы таких препирательств, и у Джареда кончилось терпение:

- Или через два часа у меня будет его адрес, или ты уволен.

Тим перезвонил через сорок минут.


И стало только хуже. Потому что… Ну, потому.

По той же причине, по которой он не хотел звонить. Телефон у него сохранился, конечно. Если Дженсен не поменял его с тех пор, как Джаред последний раз поздравлял его с днем рождения. Года два назад. Или три?

В любом случае, телефон достать не проблема. Проблема – найти правильные слова.

Ага, а если ты свалишься ему, как снег на голову, слова, конечно, найдутся как по волшебству.


Пару дней Джаред порывался еще раз позвонить Тиму и заставить его выяснить, хотя бы, дома Дженсен или тоже уехал на Рождество к родителям. Потом убедил себя в том, что если уехал, к родителям или к кому-то из друзей, уже не на Рождество, на Новый год – время шло, значит, не судьба.

Поверить в это оказалось неожиданно страшно. Вот после всего, да.

Впрочем, он никогда особенно не дружил с формальной – да и любой другой – логикой.

И потому продолжал торчать у родителей, которые уже откровенно смотрели на него, как на тяжелобольного, мама даже начала намекать насчет психотерапевта. Самое смешное, что Джаред, пожалуй, согласился бы. Раньше никогда не приходилось, но – почему нет? Если трудно самому что-то про себя понять и решить, почему не обратиться за помощью?

Беда была в том, что он-то уже все понял и решил. И даже был готов принять все возможные последствия своего решения. Кажется.

Нет, точно – готов.

Но продолжал сидеть в Техасе, потому что тупо боялся. Вот того самого, им же самим сдуру придуманного, что «не судьба».

Страха хватило аккурат до Нового года.


Утром 1 января Джаред, даже не пытаясь ничего объяснить родным, потому что слов не было по-прежнему, для них тоже – не было, сорвался в аэропорт. Но Меган, кажется, что-то поняла и без слов. По крайней мере, она старательно удерживала порывавшуюся выяснить у него «что вдруг случилось» Шерон.

В самолете Джаред отчаянно старался придумать, что же он все-таки скажет, когда доберется, но ничего не получалось. Думалось исключительно о судьбе и не-судьбе, о вероятностях, которые все были не в его пользу, о потерянном времени и упущенных возможностях... Накрутил он себя в итоге так, что на выходе из самолета у него дрожали руки. А выпить не рискнул: "Сказанное по пьяни - не считается". Старое правило, которым он слишком часто пользовался в последние годы.

Нью-Йорк встретил его дождем. Ёжась от холода и сырости, Джаред забрался в такси, назвал адрес и вдруг понял, что надо все-таки позвонить. Потому что никакие слова не помогут, если непосредственно перед их произнесением он вытащит Дженса из душа. Или, хуже того, разбудит. Или...
В общем, надо предупредить. Точно - надо.

Джаред додумал эту светлую мысль и потянулся за мобильником, и в ту же минуту таксист остановился у пятиэтажного здания и сообщил, что они приехали. Это почему-то стало неожиданностью – что не дом. Джаред даже проверил записанный на одной из маминых Рождественских открыток адрес: нет, в самом деле, "аппартмент 6". Наверное, дом отошел Даниль.

Значит, и дочка осталось с ней.

Ты идиот, Джаред Падалеки. Ты всю дорогу думал о какой-то фигне, а о ребенке вспомнил только сейчас?

Дженсен тебя выгонит и будет прав.


Приступ самобичевания закончился тем, что Джаред основательно промок, стоя у Дженсена под окнами. Это было бы романтично, если бы не было так глупо.

Телефон скользил в мокрых пальцах, норовя унырнуть в лужу, дождь пробирался за шиворот, а у Дженсена был удивленный голос.

- Джаред?

- Ага. Привет.

Слова, где, черт побери, все слова? Ну хоть самые-самые простые? «Как дела?» «Чем занимаешься?» Ну хоть что-то?!

Джаред нервно облизал и без того мокрые – дождь постарался, – губы.

- С новым годом? – осторожно предложил Дженсен.

Кажется, помогло.

- Ага, и тебя! Слушай, ты сейчас говорить можешь?

- Да, конечно.

- А можно, я зайду?

Пауза.

Черт. Черт-черт-черт-черт!

- Джаред?

- Да, - выдохом.

- Ты где?

- Тут. В смысле – на улице. У тебя окна куда выходят? – Джаред задрал голову, впустив еще немного дождя за воротник, разглядывая освещенные окна. Ни фига в них видно не было.

- Ты с ума сошел, - вздохнула трубка. Именно так, не «спятил», не «сбрендил», не «долбанулся окончательно». Очень литературно «сошел с ума». Наверное, это что-то значило. Понять бы еще, что именно.

- Джаред! Ты там что, заснул?

- Нет.

Я что-то пропустил?

- Поднимайся уже, - проворчал Дженсен и отключился.

Приветственно запищал домофон.


Пока Джаред поднимался на третий этаж, на котором предсказуемо располагалась шестая квартира, он успел в полной мере оценить, насколько промокли его куртка, джинсы, и, главное, кроссовки. И сколько воды с него натечет, когда он зайдет в квартиру. Не то чтобы его волновали такие вещи, но вот Дженсена они раньше раздражали. Вдруг это не изменилось?

К счастью, у Джареда были длинные ноги, преодолевшие четыре пролета быстрее, чем он успел впасть в панику еще и по этому поводу. А потом он уперся взглядом во взлохмаченные светлые волосы, удивленные глаза и все прочее, что к ним прилагалось, вплоть до кривых ног в разношенных домашних джинсах – Дженсен вышел его встречать на порог своей квартиры.


И паника вдруг отступила, стертая лохматым красным полотенцем, выданным Джареду вместе с сухой толстовкой и спортивными штанами, которые были ему коротки. Мокрые кроссовки остались у дверей, Джаред переодевался прямо посреди гостиной, стаскивая противно липнущие к ногам джинсы, и запоздало спрашивал:

- Ты один?

- Да, Элли у родителей Даниль. К своим я возил ее на Рождество. Мы договорились, что я буду брать ее на каникулы, а во время учебы она будет жить с матерью, - на одном дыхании, без перерыва выдал Дженсен и замолк растерянно, словно пытаясь понять, зачем он все это говорит. Собрал с пола мокрые вещи – Джаред, конечно, побросал их, где снял, - и унес в ванную.

А Джаред слушал, как щелкает тумблер стиральной машинки и, впервые с перелета из ЛА думал, что, может быть, у него все-таки еще есть шанс.

У них есть шанс. И даже слова не нужны.



* * *

Выходя из ванной, Дженсен зацепился взглядом за мокрые кроссовки, в очередной раз поразившись их размеру: нет, не потому что отвык, хотя и это тоже, но длина лап Джареда всегда его удивляла. А потом заметил брошенную рядом дорожную сумку. Он с багажом? Прямо из аэропорта? Что все-таки у него стряслось?

Дженсен направился в гостиную с твердым намерением получить ответы на свои вопросы, и только тут сообразил: у Джареда была с собой сменная одежда. Что, в общем, можно было понять и раньше – сумка здоровая, не заметить сложно. Так зачем, спрашивается, было совать Джареду свои тряпки? И почему тот не достал что-то сухое из своих вещей? Почему взял этот дурацкий спортивный костюм, который ему откровенно мал?

И кто из нас больший идиот?

Последний вопрос Дженсен, видимо, задал вслух, потому что обернувшийся к нему Джаред улыбнулся, как только он умел – губами, глазами, ямочками на щеках, вообще всей шкурой, как его проклятые собаки, и весело предположил:

- Я?

Вот чему он радуется, а?

- Не уверен.

А спрашивать про «стряслось» неожиданно расхотелось. Потому что, скорее всего, ничего особенного не случилось. Просто январская непогода, просто был закрыт нужный аэропорт, и их посадили здесь, а сунуться к нему Падалеки оказалось проще, чем искать гостиницу…

- Кофе будешь? – спросил Дженсен и, не давая возможности возразить и сменить тему, торопливо добавил: - Тебе надо согреться. Пошли на кухню.

Возражений не последовало, Джаред послушно потопал за ним, смешно шлепая по полу босыми ступнями. Дженсен невольно улыбнулся, - настроение, глупо подскочившее до отметки «почти отличное» при виде имени, высветившегося на экране сотового, было глухо к доводам рассудка и упорно не желало снижаться.

Джаред устроился на высоком табурете у кухонной стойки и тут же спросил:

- Слушай, а пожрать у тебя ничего нет?

Кто бы сомневался.

- Только йогурты, яйца и салат, - ехидно сообщил Дженсен, полюбовался на тоскливое выражение ореховых глаз и великодушно предложил: - Давай пиццу закажем.

- Ага, давай! А в дождь быстро привезут? Или им без разницы? Да и дождь, кажется, уже кончился, - сорвался с табурета, рванул к окну. – Точно, почти не льет уже! Заказывай, - и снова улыбка от уха до уха. – Только без морских гадов, не люблю я их.

- Я помню.

И зачем было это говорить? Вон, улыбку как губкой стерли. Морда серьезная, брови домиком. Сейчас испугается и свалит на фиг в отель.

- Я с говядиной и беконом закажу, - он торопливо схватился за свой сотовый, как будто это могло помочь. Удержать. Почему-то вспомнился старый телефон из времен его детства, на длинном белом шнуре, позволявшим таскать аппарат за собой по всему первому этажу дома. Дженсен представил себе, как сворачивает этот шнур на манер лассо и арканит Падалеки.

Да уж, тот еще жеребец.

К счастью, в этот момент на звонок ответили и ассоциацию сбили. А то, чего доброго, пришлось бы фартук надевать.


Он все-таки сделал Джареду кофе, благо, молоко в холодильнике нашлось, и теперь сидел, как на иголках, не зная, что говорить и что спрашивать. И надо ли что-то говорить и спрашивать.

Джаред тоже молчал и только катал в больших красивых ладонях горячую кружку с ярко-желтым подсолнухом на боку. Действительно, замерз? Или тоже не знает, как начать разговор?

Или не хочет его начинать?

А может, вообще жалеет, что поддался минутному порыву и пришел?

От закипания мозг Дженсена спас разносчик пиццы, позвонивший в дверь.


Еда подняла Джареду настроение, он снова начал болтать, рассказывать про проведенное у родителей Рождество, про своих племянников и сломанные ими – с его помощью - стулья… Ну, хоть это не изменилось.

Хотя, на самом деле, не изменилось ничего. Вообще ничего. Как не было этих восьми с половиной лет. И от этого становилось жутко.

Инстинкт самосохранения, наконец, проснулся и дал пинка впавшему в нирванну – или кому – рассудку, заставив спросить:

- Джаред, что все-таки случилось?

- Я соскучился, - ответил тот тут же, не задумываясь ни на секунду. Правильно, а зачем? Думать и загоняться – это по части Дженсена. А Падалеки принимает решения под влиянием солнечного ветра, скачков атмосферного давления и дрожания своей левой икры. Только вот сдвинуть его потом с выбранного таким образом курса почему-то не получается. По крайней мере, у Дженсена не получилось.

Стоп. Что значит «соскучился»?

- Хочешь перепихнуться по-быстрому?

Секунда - и лицо Джареда словно замерзло: натянулась кожа на скулах, застыл ровной линией рот, даже мимические морщины разгладились.

- Дженс…

И тут до Дженсена дошло. Раз «соскучился» - значит, не «случайно, проездом». Значит – специально прилетел из ЛА или от родителей из Техаса. А это слишком кучеряво для «просто потрахаться». Даже для Падалеки.

Блин. Кто за язык тянул?

- Джаред, прости. Я не хотел. То есть, - как раз хотел, но не так, - я не то имел в виду…

- Да? А что?

Хороший вопрос. Ответ на него позволяет выставить себя еще большим кретином. А ответить все равно надо, потому что иначе он, кажется, сейчас уйдет. Вот прямо в этих, едва прикрывающих щиколотки, штанах. Господи…

- Я не знаю. Я, - «не ждал тебя» говорить нельзя, хотя правда не ждал, давно уже, почти с самого начала, - правда не знаю, почему это сказал. От неожиданности, наверное.

По крайней мере, честно.

Джаред это, кажется, понял: отмер, поерзал на табурете, вздохнул. Но на Дженсена упорно не смотрел, разглядывал то свои руки, то серый мокрый город за окном. И вообще вид имел вполне несчастный.

- Я зря приехал, да? Слишком поздно?

Нет!

Нет, черт тебя раздери, Падалеки! Не смей этого со мной делать!

Дженсен прикрыл на секунду глаза, заставил разжаться стиснутые зубы. Произнес медленно и, кажется, все-таки спокойно:

- Не знаю, Джаред. – И добавил, с отчетливым акцентом на первом слове: - Зачем ты приехал?

Тот отвел глаза, вытер ладони о штаны, открыл, было, рот… Снова закрыл.

- Что, реплику забыл? – вырвалось само.

- Что? – ошалело переспросил Джаред и вдруг заржал, громко, в голос, весело и немного истерично.

- Нет, не забыл, - он еще раз хохотнул, покачал головой неверяще, - не выучил. Точнее, не придумал. Знаешь, я всю дорогу – у родителей, в самолете, даже в такси, пытался придумать, что я тебе скажу. И так и не смог.

Дженсен пригреб к себе второй табурет и уселся. Разведенные в стороны руки и бровки домиком в исполнении тридцатипятилетнего мужика его добили.

- Хорошо, давай попробуем разобраться, - Дженсен некстати вспомнил одну из последних сыгранных им ролей – зануды-психотерапевта. Некстати, потому что для его персонажа пьеса заканчивалась плохо. Но она хотя бы была смешной. – Значит, мы уже выяснили, что приехал ты не для того, чтобы трахаться.

- Ну… - сказал Джаред и покраснел.

Что?!

- Падалеки, тебе сколько лет?

- Меньше, чем тебе.

- Это заметно. Ты даже не представляешь, насколько это заметно.

- И что?

- Да то, что пора бы уж научиться понимать, чего ты нафиг хочешь! Хотя бы иногда! Для разнообразия!

- Пора?

- Да, блин, пора!

- Значит, ты знаешь чего ты хочешь?

Блин.

Ужасно захотелось провести ладонью по лицу тем, старым, диновским жестом. А ведь Дженсен совсем себя от него отучил, еще тогда, после окончания «Сверхъестественного».

- Я – знаю. А еще я знаю, когда не могу получить то, что хочется. Поэтому сижу на попе ровно.

«А не сваливаюсь тебе как снег на голову в первый день нового года», - повисло в воздухе, и Дженсен сразу пожалел о том, что сказал. Как бы там, что бы там ни было, но он был рад. Совершенно иррационально счастлив видеть эту лохматую оглоблю на своей кухне, пусть даже это снова разобьет ему сердце.

Он что, правда, это подумал? Про сердце? Баба.

- Значит, я все-таки напрасно приехал? Надо было мне тоже – сидеть ровно и не рыпаться? – Джаред, наконец, начал злиться. - Можешь ты не выебываться и сказать это прямо? Давай, ну? И я сразу свалю, даю слово!

- Сразу?

- Да!

- Вот в этих штанах?

- Да!

- Босиком?

- Д… Иди ты на хуй, Экклз!

- Подмыться можно?

На этой бравурной ноте оба замолчали. Дженсен чувствовал себя чем-то средним между девицей с ПМСом и подростком с отставанием психо-эмоционального развития. И легкой степенью дебильности в придачу. У Джареда лицо пошло красными пятнами, на лбу выступили крупные капли пота. Вроде, в квартире не жарко. Он что, настолько волнуется?

- Джаред…

- Дженсен, - одновременно.

Оба запнулись, потом Джаред сделал приглашающий жест, и Дженсен понял что ему, по сути, дают последний шанс. Потому что если продолжать оберегать свою тонкую душевную организацию ерничаньем, то все кончится скандалом, если не дракой, и Джаред действительно уедет.

Выяснять отношения Дженсену отчаянно не хотелось, но еще десять лет корить себя за просранную возможность все исправить хотелось еще меньше.

- Послушай, я знаю, что веду себя как сука, но я, правда, не понимаю, чего ты от меня хочешь. Зачем ты приехал? Это не наезд, Джаред, я действительно не могу понять. Что тебе нужно? Потрепаться о «старых добрых временах»? Переспать? Поплакаться в жилетку на какие-то проблемы? Что? Если ты не скажешь – как мне понять, чего ты от меня ждешь? – Дженсен вздохнул и подвел итог: - Я тупо не знаю, как себя с тобой вести.

Джаред соскользнул со своего табурета, шагнул к нему, одновременно опускаясь на пол, и уселся, глядя на Дженсена снизу вверх, как большая собака.

- Я тоже не знаю, Дженс. Я ведь не просто так не сумел придумать, что тебе скажу. Я ужасно боюсь сказать что-то не то, неправильное, и все испортить.

Дженсен вздохнул. Какие они все-таки идиоты… Оба.

- Ну, давай, ты все-таки попробуешь?

- А ты обещаешь не лезть в бутылку, если я ляпну что-нибудь…

- Падалечье?

- Ага, - Джаред снова разулыбался. Настроение у него все-таки скачет, как баскетбольный мяч в игре.

- Хорошо, обещаю.

Джаред удовлетворенно кивнул и, устраиваясь поудобнее, скрестил ноги по-турецки. Штаны задрались, поехали вверх, к коленям, открывая волосатые лодыжки. Почему-то это зрелище Дженсена растрогало. И прежде, чем он понял, что творит, его рука оказалась у Джареда в волосах, перебирая пряди.

Джаред потерся макушкой о его ладонь и заурчал. Вот честно – заурчал.

Убирать руку после этого было уже как-то глупо и, пожалуй, подло. Так что Дженсен оставил ее там, где ей так хорошо лежалось, и попытался сосредоточиться на том, что Джаред ему скажет. Если скажет. Потому что размягчение мозга от прикосновения, похоже, наступило у обоих.


Пару минут они провели в уютном молчании, слушая стук дождя по подоконнику.

- Опять полило, - подумав, сообщил Джаред.

- Угу. Так что никуда ты не улетишь.

- Думаешь, нелетная?

- Без разницы. Я тебя не отпущу.

- Честно? – и снова эта улыбка, будто софит врубили. Тот тоже, если близко стоять – греет.

- Клянусь своим разводом.

- Вот, - Джаред развернулся к нему, вскидывая голову.

Дженсен осторожно убрал соскользнувшую руку.

- Вот – что?

- Твой развод. С него все началось.

- Да? – Дженсену не понравилось, как это прозвучало.

Джаред, похоже, это почувствовал, и заторопился объяснить:

- То есть, не с него, конечно, все началось еще тогда, в Ванкувере, ну да ты и сам знаешь. Просто я все время гнал от себя эти мысли, потому что у тебя была своя жизнь, у меня своя, жены, карьера, все дела. Ты обещал не сучиться, помнишь? Ну, не тогда – сейчас, если я что-то ляпну. Помнишь? – требовательно спросил Джаред.

Дженсен не выдержал, рассмеялся.

- Помню. И обещаю. В меру моих скромных способностей.

Джаред поглядел на него с сомнением, Дженсен постарался сделать серьезное и внушающее доверие лицо.

- Мда, - скептически заметил тот, встряхнулся, как мокрый пес, и напряженно свел брови, ловя потерянную мысль. – Ну да, твой развод. Я летел к родителям, когда узнал про него. Из газеты. Твою мать, Дженсен, из газеты! Как мы до этого дошли, а?

Дженсен немного подумал над ответом и слез с табурета на пол. Устроился напротив Джареда практически в зеркальной позе, соприкасаясь с ним только разведенными коленями. Странное ощущение.

- Я о твоем разводе – последнем, тоже из телевизора узнал. Так что – да. Дошли.

- Мы были идиотами, Дженс, - сообщил Джаред, словно тайным знанием поделился. – Оно все того не стоило. Ну, - он вдруг запнулся, - для меня – не стоило.

«Правда?» - хотел спросить Дженсен и не смог: голос сел. Пришлось откашляться, сглотнуть, и все равно получилось сипло, как с перепоя:

- Ты уверен?

Джаред закивал так энергично, что волосы упали на лоб, закрыли глаза. Он вскинул голову, отгреб их всей пятерней назад, уставился в глаза:

- Уверен. Я всю неделю у родителей об этом думал. И до того… Всегда. Просто раньше не понимал… даже не то, что не понимал – не надеялся. Думал, что все. Просрал уже, все, что можно. У тебя нормальная семья, как ты хотел, все путем…

- А у тебя – карьера. Как ты хотел.

Получилось, наверное, слишком жестко – Джаред сразу сник.

Но, черт возьми, такими вещами не шутят! И левой пяткой их не решают.

- Послушай, Джаред, это все Рождество. Сентиментальность накатывает и все такое. Это пройдет. И ты вспомнишь, что для тебя на самом деле важно.

- Нет, - и еще раз, упрямо, настойчиво, - нет! Дело не… в том, что ты сказал. Это не вчера началось. И не на Рождество. Я действительно хочу все вернуть. По-настоящему.

- И сделать ручкой большому кино?

- Да, - спокойно, без тени сомнения.

Приехали.

- Ты с ума сошел? Ты же ради этого…

- Да, - перебил его Джаред, - я был идиотом, я в курсе.

- А теперь поумнел?

- Да.

- И почему я в этом сомневаюсь?

- Потому что ты трус.

- Что?!

Ах ты, маленький подонок! Угу, мой свитер по швам трещит. Все равно маленький! И все равно подонок.

- Но это же правда, Дженс, - Джаред пожал плечами. – Я свалял дурака, а ты струсил.

- В самом деле? – Дженсену очень хотелось верить, что он спросил это ледяным тоном. Ну или, хотя бы, холодным. Но, судя по виноватому взгляду Джареду, получилось – обиженным.

- А разве тебе не хотелось дать мне по ушам и заставить отменить свадьбу?

Надо было соврать. Сохранить хоть остатки самоуважения.

Дженсен промолчал.

- Дело ведь не во мне, Дженс. Я-то все для себя решил. Выбирать придется тебе…

- Блеск! Теперь ты хочешь все свалить на меня? Чтобы, когда через полгода-год ты поймешь, что ни одного блокбастера тебе больше не светит, я оказался крайним?

- Ты опять боишься, Дженс, - очень тихо сказал Джаред.

- Блядь! – Дженсен вскочил на ноги, шарахнулся куда-то в бок, едва не запнувшись о торчащее джаредово колено, схватил кружку с подсолнухом и со всей дури запустил в стену.

Легче не стало. Зато стало жалко кружку: Джареду она, кажется, понравилась…

Он так и сидел на полу, втянув голову в плечи. Дженсен вздохнул. Джаред в самом деле виртуозно умел вызывать у него чувство вины.

- Да, боюсь. Потому что у меня тоже работа, которая может и меньше зависит от моей ориентации, но все-таки – зависит, как и все в этом гребанном бизнесе. Или… - Дженсен вдруг понял, что про камин-аут, по сути, не было сказано ни слова. Что если он выдает желаемое за действительное? - Ты всерьез рассчитываешь, что никто не узнает? Так это без шансов. То, что прокатывало в двадцать пять под пиар совместного шоу, сейчас будет светиться как неоновая вывеска казино в Вегасе.

- Я знаю, Дженс. И я не хочу больше прятаться, - сказано было негромко, без аффектации. Так, что Дженсен поверил.

Только вот то, что Джаред думает и чувствует сейчас, вовсе не гарантирует, что он не проклянет Дженсена через несколько месяцев.

Блин. Джаред прав: он действительно боится.

- У меня, в конце концов, ребенок! Что я ей скажу? Блин, я не хочу, чтобы ее в школе дразнили из-за того, что у нее папочка-гомик!

- Я понимаю. Правда. – Джаред тоже поднялся, подошел к нему, остановился, привалившись бедром к стойке. – Только… Как ты думаешь, несчастный отец с неустроенной личной жизнью – это лучше, чем счастливый гомик? Я не наезжаю, Дженс! – Джаред вскинул руки, предупреждая готовый обрушиться на него шквал возмущения. – Я, правда, не знаю. У меня же нет детей.

- У тебя племянники есть, - буркнул Дженсен. – Как думаешь, что для них было бы лучше? И вообще, откуда такая самоуверенность? Что или с тобой – или несчастный?

Если бы Джаред был собакой, он бы сейчас повесил уши и поджал хвост.

- Прости… Просто для меня это так. Все эти фильмы, роли… Я так этого хотел, добивался, но… Они не делают меня счастливым. Счастливым меня делал ты. Хотя это, конечно, не значит, что у тебя все должно быть также, – он заглянул Дженсену в глаза тем самым, знаменитым щенячьим взглядом Сэма. - Я навязываюсь, да?

«А не пошло бы оно все», - подумал Дженсен и сделал то, чего ему больше всего хотелось с той секунды, как он увидел босые ноги Джареда на половицах своей кухни. Сгреб его в охапку и поцеловал.



* * *

Да! Господи, да!!!

И ни одной связной мысли.

Хотя надо было, наверное, подумать о том, что поцелуй – не регистрационная запись в мэрии, ни к чему не обязывает и ничего не гарантирует. И даже не предполагает обязательного продолжения в кровати. Или на полу. Или вот на этой барной стойке, только кофемашинку отодвинуть…

Бум.

Черт, шкаф. Лбом.

Да, пол явно лучше. Шире.

Блииин… Ну вот на хрена было чашками кидаться?

Нет, если бы Джареда спросили, он бы всяко сказал, что его стояк в большей степени нуждается в дженсеновском внимании вот прямо сейчас, чем это несчастное стекло в ладони. Ну, кровь. Ну, много.

- Ну, подумаешь, Дженс… Джееенс…

Нет, надо с выпученными глазами искать аптечку, обливать все вокруг перекисью водорода – ого, как пенится! – и накладывать повязку. По всем правилам.

Ладно, по правилам - так по правилам.

- Пошли.

- Куда?

- В кровать. Если уж тебе приспичило заниматься безопасным сексом.

- Интересное понимание термина. Впрочем, в твоем случае, возможно…

Джаред сунул ему палец в рот.

Дженсен прикрыл глаза. Скользнул языком вдоль подушечки, прокатился губами вдоль фаланги, вобрал в рот второй сустав… Сглотнул.

И еле успел подставить ладони, чтобы не быть впечатанным мордой в стену.

- Ты же хотел кровать?

- Потом. Тоже. Потом.

Молния, осторожно, потому что уже горбом, и – Боже мой, да! – горячий, бархатный, твердый, лучший на свете. Застонать в шею, в мокрый от пота родной загривок, Господи, Джаред помнил этот запах, он ему снился, толкнуться бедрами, сдернуть к чертовой матери свои штаны, хорошо – на резинке…

Блядь. Смазка.

- В ванной. Крем, - голос у Дженсена низкий, еще ниже обычного, и сиплый от возбуждения.

- Нет.

Джаред сполз по нему на пол, стаскивая по пути джинсы и утыкаясь лицом в хлопок трусов. Мммм… Их туда же, к коленям, вниз. И сразу, не примериваясь и не разглядывая - что там за восемь лет могло измениться? – раздвинуть и лизнуть, и еще, снова, ввинчиваясь языком, насколько пустит, черт, сколько же у него никого не было?

- Джааа…

Дженсен выгнулся, подаваясь назад, толкаясь ягодицами Джареду в лицо, нагло и требовательно. Правильно. А Джаред хлюпал слюной, и проталкивал рядом с языком пальцы, и ерзал, потому что мочи терпеть уже не было, и хоть потереться бы обо что, но фиг так пристроишься, а руки заняты, а яйца уже болят, Дженс, сука, такой тугой, как в первый раз, блин, не кончить бы, не начав…

- Все. Все уже. Давай.

- Ща…

- Ниже… ага, так…

- Бляяя…

- Ёб!

- Ща, ща… Черт.

- Джааа, - хрипло, с подстаныванием. Больно? А Джаред даже и не толкался – так, дрожал мелко, покачиваясь. Ну не разучились же они?

- Сейчас, Дженс, сейчас… Черт, прости.

Надо было ему – вниз. Дженс аккуратнее.

- Слушай, может, правда в кровать?

- На хуй, – и, в подтверждение своих слов, Дженсен двинул задом, насаживаясь.

И еще.

И Джареда повело. Он перестал думать, обхватил Дженсена левой рукой, его член – правой, начал двигать ей и двигаться сам, и все, наконец, стало гладко, жарко и хорошо. Как и должно быть.


- Джаред.

- Ммм.

- Кровать. Помнишь?

- Угу, - не двигаясь.

Дженсен вздохнул и осторожно вывернулся из-под навалившегося на него Джареда. Тот вздохнул и прислонился к стене. Не было сил даже штаны подтянуть – словно он весь вытек в Дженса, целиком. Одна пустая оболочка осталась.

А ведь он всерьез рассчитывал на второй заход. Что это, возраст?

В тридцать шесть? Чушь.

- Иди, ложись, - Дженсен подтянул джинсы и насмешливо шлепнул Джареда по все еще голой заднице, - герой-любовник.

- А ты?

- А я мыться.


Джаред пошел искать кровать, но сперва влез по ошибке в детскую. И испугался: вдруг девочку, правда, дразнить станут?

Минут через пять, когда он забрался в постель в найденной таки спальне, страх трансформировался во «вдруг он меня из-за этого пошлет», а к возвращению Дженсена из ванной и вовсе в «а с чего я вообще взял, что он захочет?»

Ну, в самом деле, он же ничего не обещал.

Дженсен остановился в дверях, засунув руки в карманы халата, окинул скептическим взглядом завернувшегося в одеяло Джареда.

- Ну, и что ты уже себе придумал?

Джаред почувствовал, как брови сами ползут вверх, образуя «домик». Дженсен ухмыльнулся. Козел.

- Ничего.

- Да, конечно. – Дженсен подошел, нагнулся и чмокнул его в макушку: - Брось. Все будет хорошо. Если уж даже я в это поверил, то тебе, с твоим вечным оптимизмом, сам Бог велел.

- А ты поверил? – Джаред задрал голову, заглядывая в веселые – какие ж они у него все-таки зеленые! - глаза.

- А то, - сказал Дженсен и снял халат.



Конец

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.