Сюжет со сном и временем

Сэм видит отца во сне. Тот стоит к нему спиной, но Сэм не ошибается: широкая шея с темными бороздами морщин и твердые, напряженные плечи, пробитые сединой волосы и сжатый кулак. Это Джон.
Он не уверен в значении сна. Вероятно, его подсознание хочет напомнить ему о сыновьем долге или Сэм подспудно чувствует себя виноватым за уход из семьи, несмотря на то, что, проснувшись, он будет твердо уверен, что поступил правильно, сделал единственно возможный выбор.
- Отец, - говорит подсознание Сэма в ссутулившуюся спину, - я должен был остаться с вами.
- Нет, не должен.
Джон поворачивается, и Сэм делает шаг вперед, а потом дергается, чтобы убежать, хотя бежать из сна бесполезно.
Это не отец. Это - Дин.
Только не тот Дин, которого он оставил в полуразрушенном доме два года четыре года назад, а другой, взрослее.
Он словно опустел. Сэм всматривается в лицо, пытаясь узнать своего старшего брата, и видит почти незнакомого человека, с острыми углами рта и холодными, настороженными глазами.
- Отец умер? – это первое, что приходит ему в голову. – Да, Дин? Он погиб?
- Какой у тебя год? – спрашивает этот состарившийся Дин.
Сэм знает, что у его снов свои законы, ни одно «Введение в психоанализ» не поможет объяснить, откуда ночью у него в кошмарах появляется человек с желтыми глазами, который перебирает пальцами языки огня и улыбается ласково. Иногда Сэму снится, что странный человек гладит по голове Джесс, его, Сэма, Джесс. Иногда он держит за шею Дина, Сэм видит, как плавится и чернеет кожа под пальцами, слышит, как Дин кричит.
Он помнит, что такие сны кажутся реальностью еще долгое время после пробуждения, и поэтому не удивляется тому, насколько четко и детально выглядит Дин-плод-его-подсознания, насколько логичные вопросы он задает. Наверное, даже более логичные, чем задавал бы реальный Дин.
- Две тысячи пятый.
- Ты еще в Стенфорде?
- Еще? – удивляется Сэм.
Реальность вокруг них так же устойчива, как и Дин, нигде не колеблется волной белая, явно крашенная стена, не дрожит узкая металлическая кровать без изножья, пол, выложенной большой тускло-красной плитой, не идет рябью и не проваливается, чтобы Сэм мог дернуться и проснуться.
- Я не забирал тебя? – Дин делает странное движение, похоже, будто он хотел шагнуть вперед, но поймал себя в последний момент.
- Да нет же. Мы с тобой не разговаривали уже два года, - терпеливо объясняет Сэм. Все слишком реально, слишком.
Дин вздыхает.
- Это сон, - объявляет он, и Сэм слышит в его голосе облегчение.
- Да, только не твой, а…
Он не успевает договорить. Дин налетает его, обхватывает и роняет на узкую железную кровать.
- Сэмми, - бормочет он, - Сэмми.
Сэм вяло, ошарашено пытается отбиваться, скорее, от неожиданности. Его подергивания, похоже, только раззадоривают Дина, который вытаскивает Сэма из рубашки, ни на секунду не отнимая от него рук.
- Ты есть, - бормочет он пьяно, и Сэма осеняет.
- Я – умер? Не отец? Я?
Дин на мгновение останавливается. У него дикое, перекошенное лицо, открытый рот, как у зверя, мучимого жаждой.
- Нет.
Тогда Сэм начинает отбиваться всерьез. Он бьет Дина локтем в бок, но тот только смеется, закусывая до крови кожу на сэмовом плече. Он очевидно сильнее, и Сэму не помогает даже ярость и страх перед этим безумным подобием собственного брата. Он гневно вскрикивает, когда Дин сдергивает с него штаны, вскидывается, пытаясь то ли выпутаться, то ли сбросить Дина. Тот подхватывает Сэма за бедра и одним движением переворачивает на живот. Сэм утыкается носом в подушку и коротко вдыхает, всхлипывая. Подушка пахнет прогорклым старым маслом.
- Чшш, тихо-тихо-тихо. - Дин держит его крепко, за шею и за руки, прижимает всем телом к кровати, Сэму некуда деваться, он пытается дернуться пару раз, но этот Дин легко справляется. – Не дергайся, Сэмми.
Дин вставляет ему на этом «Сэмми»; больно так, что Сэм орет и непроизвольно сжимается, делая себе еще хуже.
- Дин, прекрати!
- Ты прекрати. Сейчас пройдет.
Дин останавливается и ждет. Ему словно некуда торопиться, он готов лежать вот так всегда, сверху Сэма, внутри него, удерживая коленом колено, рукой стискивая запястья. Его губы елозят по шее и уху Сэма, нежно целуя короткими поцелуями-тычками. Свободная рука ласкает бок, едва ощутимыми прикосновениями, от которых Сэм дрожит мелкой дрожью.
- Дин, - просит он тихо.
- Потерпи немного. Ты же знаешь, как будет хорошо потом. Здесь нет ничего, я бы смазал тебя, но нечем, Сэм.
Контраст слов и движений Дина рвет Сэма на части. Он глубоко судорожно вдыхает, пытаясь расслабиться. Дин осторожно ведет бедрами.
- Ах, черт, - рвано шепчет Сэм.
Ему все еще больно, но терпимо, в его, Сэма, рамках терпения, несколько видоизмененных Дином когда-то очень давно. Внутри тянет, не очень приятно и горячо, и Сэм отлично помнит: еще два вот таких вот медленных терпеливых покачивания, и боль исчезнет.
Он не хочет хотеть. Ему бы сейчас спихнуть Дина с себя, наорать на него, одной рукой надевая штаны, второй хватаясь за спинку кровати, чтобы не упасть. Сказать, что они так не договаривались, что Дин обещал, клялся не делать ничего, если Сэм не согласен.
Но это сон Сэма. И во сне он медленно раздвигает ноги, подпуская Дина еще ближе, выдыхает глубокой, выпуская весь воздух из легких, и говорит:
- Можно.
Дин трахает его. Быстро и точно, методично, как будто он разбирает и чистит свой Глок, уверенными, отработанными движениями.
Сэм довольно быстро начинает подаваться в ответ, вверх, но Дин придерживает его за бедро и неожиданно мягко шепчет в ухо:
- Дай я сам.
После этого он не останавливается, говорит, и говорит, и каждое слово превращает Сэма в горячее желе. Сэм «его», Сэм «забыл, чей он», Сэм «такой горячий», «торопится», «не спеши, тише, тише, Сэмми, Сэм, стой, вот так, да, здесь, о, хорошо, маленький, Сэмми, сильнее, да, еще, мой, слышишь, ты мой, Сэм».
Сэм кончает от слов, не от того, что его втрахивают в жесткую кровать, которая скрипит от каждого толчка жалобно и как будто завистливо. Он даже не может приподнять голову, чтобы вдохнуть, получается только жалкий, приглушенный подушкой всхлип. Дин придерживает головку его члена, но не двигает рукой, и Сэм отчаянно пытается толкнуться в расслабленные пальцы, продлить. Ему не дают.
А потом Дин вытирает руку об простыню, обхватывает пояс Сэма двумя руками и начинает вколачиваться в него уже всерьез, с какой-то странной яростью. Сэм стонет жалобно, чувствительный член почти неприятно скользит по липкой кровати, задница горит.
- Дин.
- Сейчас, сейчас, я, еще немного…
Дин напрягается, замирает, и Сэм облегченно утыкается лбом в подушку.
Он понимает, что в сон все происходящее уже не помещается, что это какая-то разновидность реальности, параллельная, пересекающаяся, неважно. Главное, что все случилось на самом деле, какой бы фантасмагорический антураж из спагетти-вестерна их бы не окружал.
Хотя, конечно, с Дина сталось бы снять комнату где-нибудь в Нью-Мексико, нажраться текилы, а потом заболтать привязанную к стулу ведьму, довести ее до белого каления, заставить забросить сюда – туда – к нему – спящего Сэма.
Сэм фыркает, представляя себе, сжимается вокруг Дина и стонет недовольно.
- Хочешь еще? – усмехается Дин ему в мокрую шею.
Сэм не хотел бы признаваться, но он хочет, так, что сводит мышцы живота, от тягучего, давно забытого ощущения слабости и отсутствия выбора. Его снова, как и два года назад, ставят перед фактом и не дают решать ни-че-го.
- Свали с меня, - говорит он сердито.
Дин смеется, но скатывается, Сэм охает, член выскальзывает из него с противным, влажным звуком, который Дин тут же передразнивает, утрируя.
Они лежат перевернутым крестом, Сэм так и не шевелится, только отодвигает подушку в сторону, чтобы легче было дышать. В его голове мечутся тысячи вариантов объяснения происходящему. Он не озвучивает ни один из них, лежит тихо, дышит, непроизвольно подстраиваясь под ритм дыхания Дина, как когда-то давно, в забытых богом дырах, где они лежали так же, мокрые, липкие, вымазанные в собственной сперме, смазке, слюне и той маслянистой грязи, что цеплялась к ним в дорогах, как перья к вымазанному смолой грешнику.
Дин лежит поперек, Сэм видит краем глаза, как он шевелит босыми пальцами ног, колупаясь в трещине между плитками. Он тяжелый и жаркий, и Сэм лениво думает, что ему надо встать, хотя бы ради того, чтобы не затекли ноги. Но сил нет никаких, и он продолжает смотреть на ступни своего брата.
- Дай мне пять минут, - просит Дин где-то сзади.
- Три с половиной, - бормочет Сэм. – И перестань елозить, мне тяжело.
- Я могу делать все, что захочу, - говорит Дин. Он водит рукой по бедру Сэма, похоже, неосознанно. – Ты в моем сне, терпи, мелочь.
Сэм выворачивает голову, оглядываясь:
- Значит, это не наколдованный ведьмой межпространственный пузырь??
Дин смеется, качая головой. Сэм не может понять, как он спутал его с отцом.
- Я заснул в мотеле в Небраске. Там еще на стенах были венки из пшеницы. Видел когда-нибудь такое? Сплетенные из пшеничных колосьев венки.
- Сельскохозяйственный штат, что ты хочешь.
Дин поворачивает голову и смотрит на него.
- А что там еще? Кроме пшеницы?
Сэм не очень понимает, что от него хотят.
- Ну. Железная руда.
Дин смеется.
- Иди сюда.
Он хватается за щиколотку Сэма, с нечеловеческой легкостью раскидывает его ноги плечами – одним, вторым, как куртку сбрасывает – и наклоняет голову.
Сэм охает, когда острый, напряженный язык начинает вылизывать его, еще воспаленного и болезненно-горячего. Он пытается сжаться, а Дин чуть приподнимает голову и дует прохладно, потом снова принимается за дело.
- Как… Как в детстве.
- Ммм?
- Ты в детстве мог вылизывать мне ссадины. Разбитые колени, локти, Дин, ооо, черт, ладони.
Дин показывается – губы похабно блестят, глаза смеются.
- Как тогда, так и сейчас. В конец концов, ты не такой уж и взрослый, Сэмми.
Сэм заводит руку за спину и ловит его за ухо.
- Сколько тебе лет, Дин? Сейчас. Сколько тебе лет?
- Тридцать один, - серьезно отвечает Дин, и, изворачиваясь из-под ладони Сэма, опускает голову.
Сэм пытается подсчитать, но язык в заднице существенно отвлекает его. Он поджимается и стонет, пытаясь ухватиться за Дина.
- Как будто ты лижешь меня изнутри.
Дин фыркает.
- Я и так лижу тебя изнутри.
Голос у него глухой.
- Ты не понял…
- Так объясни мне. Говори, Сэмми. Говори, что ты чувствуешь.
Это совсем непохоже на Дина, но неожиданно заводит так, что Сэм вскидывается.
- О, боже. Я… Это как щекотка, только… Еще сильнее. Ты меня гладишь, кажется, Дин, черт, Дин.
Дин отзывается на каждое его слово, расслабляет язык, делая его широким, и водит мазками. Напрягает и быстро касается края, словно пробуя горячее. От этого Сэм кричит и подтягивает ноги под себя, раскрываясь.
- Еще, - гудит Дин.
- Дааа, - стонет Сэм. – Еще. Господи, пожалуйста!
- Еще, - настаивает Дин.
- Так, так, я не могу. Я сейчас… Дин!
Дин молниеносно обхватывает член Сэма и вставляет напряженный язык так глубоко, как только получается. Сэм чувствует задницей щетину щеки и кончает, лепеча еще что-то вроде «глубоко, твою мать, Дин».
Он не может дышать нормально, нет сил на полноценные глубокие вдохи. Дин поглаживает его по животу успокаивающе и возвращается на свое место поперек кровати. Как будто больше ему ничего не надо.
- А… Дин, ты…
- Выдыхай, мелочь.
Сэм выдыхает. У него, похоже, даже голова кружится.
- Откуда такая бескорыстность?
- Оттуда, - сухо отвечает Дин. Сэм чувствует, что это «оттуда» - какое-то конкретное место.
- А мы не там?
- А что, похоже?
- Где тогда?
- Что – где? – в голосе Дина слышится усмешка.
- Мы – где? Если не там?
- Здесь.
- Ты ответил и потерял очко, - смеется Сэм.
- Сэм, по-моему, твой мозг вытек через член.
- Это игра такая.
- Не знаю такой игры.
Сэм переворачивается на спину и расставляет ноги, сгибая их в коленях, чтобы лучше видеть Дина.
- Хорошо, ладно. Без игры. Где мы?
Дин пожимает плечом и отворачивается.
- Разве это имеет значение?
- Послушай, - Сэм приподнимается на локтях. Голова у него действительно не в порядке. – Ты говоришь, что тебе тридцать один год. Мне сейчас, по крайней мере, до того момента, как я заснул, было двадцать два. Не замечаешь ничего странного?
- Обещал же себе вытрахать тебя до потери сознания, чтобы ты вопросов дурацких не задавал.
В Сэме вспыхивает и пробегает по спине вниз возбуждение.
- Не получилось, значит, рассказывай, - говорит он неуверенным голосом.
Дин поворачивается и смотрит на него, получается, что кончик сэмова члена почти касается его щеки.
- Ты по-прежнему молишься перед сном, Сэмми?
Самый, самый неудачный вопрос, который только мог бы быть задан в таком положении. Сэм чувствует, как краснеет, моментально вспыхивает от щек и до кончиков ушей. Дин смотрит на него, изумленно и, похоже, восхищенно улыбаясь.
- Да, - запинается он, поджимая ноги. – Почти всегда.
Теперь он не видит Дина, но слышит и чувствует, как тот шевелится, может быть, садится, а может быть устраивается поудобнее.
- Я теперь тоже, - легко говорит он.
Сэм вскидывает голову. Он вытягивает шею и вглядывается в темную макушку, торчащую из-за его колен.
- Ты? Ты же не веришь в бога, Дин.
- Сложно не верить в некоторые вещи, после того, как столкнулся с ними почти лицом к лицу. И потом, для меня молитва больше похожа на телефонный разговор с отцом.
- Расскажи мне все, - требует Сэм, пялясь в макушку.
Дин сухо смеется.
- Я не буду тебе ничего рассказывать. Даже если ты завтра проснешься и не запомнишь ни одной секунды из того, что тут происходит, я все равно не хочу, чтобы ты ввязался в этот кошмар раньше времени.
- Кошмар?
Дин поднимается над ним, опираясь локтями на колени.
- Да, Сэмми, кошмар, - говорит он мягким, ласковым голосом.
У Сэма дрожат ноги.
- Что случилось, Дин? Ты убил кого-то? Отца арестовали? Что? Не хочешь, чтобы я ввязывался, не нужно было появляться здесь. Ты же знал, что все расскажешь мне.
Дин смотрит на него долго, качает головой.
- Такой же упрямец. На что я только надеялся?
- Хватит разговаривать с самим собой. Развел тут старческий маразм.
Дин легко и звонко шлепает Сэма по ляжке.
- Кто-то, - говорит он, двусмысленно выгибая рот, - Сейчас договорится.
Сэму знакома эта гримаса. Дин часто пользовался ею, когда Сэм задавал не очень удобные вопросы. Раньше он велся на нее, соглашаюсь на уютную динову полуправду, сдобренную сексом. Но не сегодня.
- Дай я попробую угадать. Ты заключил сделку? - Дин моргает. Сэм уверен, что он на верном пути. – Ты договорился с каким-то могущественным существом. Пообещал ему взамен – что, Дин? И кто это? Может быть… - Сэм судорожно втягивает воздух. – Это отцовский демон, да? Господи. Это демон.
Дин улыбается, удивительной, нежной улыбкой, которой Сэм не видел так давно, что уже забыл, как у него перехватывает дыхание.
- Какой же ты еще маленький тут, - мягко говорит Дин.
И Сэм вдруг в полной мере чувствует эту разницу, не возраст, а опыт этого Дина, тяжелый, давящий, уничтожающий их обоих, оставляющий им только один единственный способ быть рядом.
Сэм ничего не сможет выяснить.
- Хотя бы как мы попали сюда, - просит он тихо. – Дин. Чтобы я знал, что ты не сделал чего-то непоправимого.
Дин улыбается половиной рта.
- Ничего непоправимого. Скажем так: я попросил одного своего друга об одолжении. Помолился об одолжении.
Сэм не понимает вообще ничего.
- Ты просил попасть сюда? - Я просил, чтобы он дал мне возможность побыть с тобой, с настоящим тобой.
- Но как…
- Сэм. Достаточно, ладно? Игра в вопросы закончилась.
И давит на колени, чтобы Сэм снова расставил ноги.
- Мы будем трахаться всю ночь, так что ли?
- Нет, - рычит, Дин, - я буду ебать тебя всю ночь, пока хватит сил, пока Кастиэль не выдернет меня отсюда.
- Кастиэль?
- Сэм! – чуть не воет Дин. – Заткнись, во имя всего святого.
Сэм затыкается только когда, Дин вставляет ему, мучительно медленно и без остановки до самого упора, прижимаясь бедрами к бедрам. Он не останавливается, выходит почти целиком и возвращается. Сэм прижимает его ногами к себе, пытаясь остановить или задать темп побыстрее. Ощущения невыразимые, внутри все ноет после предыдущих разов, но член Сэм постепенно наливается кровью от такого размеренного, постоянного трения. Это уже не похоже на возбуждение, скорее, на какой-то дурман, туманную дурь, когда тело не подчиняется ни мозгу, ни нервам, противоречиво мечется от нестерпимой боли до мягкого тягучего кайфа, растягивающего его в разные стороны. Сэм стонет беспрерывно, запрокинув голову. У него не хватает сил, на то, чтобы держаться за Дина руками, или забросить ему ноги на пояс, он просто лежит и принимает член своего брата, думая, что каждое движение будет для него последним.
Дин словно чувствует его бессилие, не торопится никуда, плавно покачивается на Сэме, не обращая внимания на его полувставший член. Он проводит пальцами по входу Сэма, от чего тот охает и едва не захлебывается.
- Хочу остаться тут, - говорит Дин неровно. Только голос выдает его, подсказывает, что он на краю, что устал не меньше Сэма. – Хочу остаться с тобой, Сэмми.
Сэм качает головой, чувствуя, как болит от спазма горло.
- Нельзя.
- Я знаю, блядь, знаю. – Дин сбивается с ритма, дергано бросается вперед, и Сэм кричит от неправильной и такой сильной вспышки внутри.
Он прижимает член к животу раскрытой ладонью, не дрочит, а просто возит его, по почти засохшей сперме, собственному поту, поту Дина, капающему сверху, с его волос. Сэм не знает, получится ли у него кончить, но когда Дин прогибается и целует костяшки его пальцев, Сэма накрывает длинным, мучительным оргазмом, выжимающим из него все до последней капли. Дин почему-то смеется, рваным, странным смехом, вытаскивает свой член и кончает туда же, Сэму на руку, на член, на живот. Все смешивается, Сэм ребром ладони размазывает липкое по себе и тянется облизать руку. Дин перехватывает его за запястье.
- Я уже забыл, какой ты.
Сэм силится не закрывать глаза, чтобы запомнить такого Дина: покрасневшего, с острыми мокрыми ресницами и узким бледным ртом.
Его хватает на жалкие несколько секунд, потом наваливается тяжелый мутный сон, в котором Сэм теряет все сохраненное. Слой за слоем - слетают и сворачиваются в плоские листы, сгорают в огне и покрываются черной кровью. Он просыпается утром в своей съемной квартире и не помнит ничего.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.