I`ve Seen the Future, Brother

В конце всего – перекресток. Вот только это не конец. На самом же деле он наступит позже, много позже, но неизбежно наступит. Все в жизни Дина возвращается к одному и тому же: грязь и гравий – место ничем не отличается от сотни других виденных им перекрестков. Да только здесь пыль смешалась с кровью, и брат стоит перед ним на коленях, упираясь руками в землю.

– Сделай это, – говорит Сэм, сплевывая кровь. – Давай.

У Дина взмокли ладони. Жарко, несмотря на раннее утро – второе мая как-никак, но не жара причина тому, что рука соскальзывает с предохранителя.

– Пожалуйста, – в голосе уже не слышно мольбы. Больше нет ничего, лишь место, где люди окончательно определяют свою дальнейшую судьбу.

– Чего ты от меня хочешь?– спрашивает Сэм. «Еще один шанс, – думает Дин, – я хочу второй шанс». Но такое неподвластно Сэму, никому неподвластно, даже ангелам. Прошлого не изменить. Дин закрывает глаза и спускает курок. Второе мая, завтра первый день апокалипсиса, но Дин этого не знает.

Пока.

***

Стервятники кружат над головой, и до Дина доходит. Стервятники. Боже ты мой, как банально. Но вот они – черные пятна на черном небе, так похожие на обрывки тонкой бумаги. Или пепел. Да, скорее пепел. В последнее время Дин видел много пожаров, он знает, как выглядит пепел.

Позади слышится кашель, и Дин оборачивается на звук, чувствуя, как струятся по спине пот и кровь – знает, кого увидит там. Но нет, на этот раз он ошибся. Человек, стоящий в тени разрушенной стены, которая раньше могла быть частью небоскреба или закусочной, или чьего-то дома, недостаточно высок и широкоплеч. Не Сэм.

– Ты кто, черт тебя дери?

– Неважно, – совсем невысок – не дотягивает и до метра семидесяти, лыс и чернобород. Весьма неожиданная картина перед самым концом света. – Но важно то, на что я способен.

– Если собираешься национальный гимн распевать, считай, вечеринку ты просрал, – отвечает Дин. Он устал, он так устал, и был готов ко встрече с Сэмом, да и вся эта поебень закончилось бы.

– Всегда будет другая вечеринка, – отвечает незнакомец.

– Ещё разок, Энштейн, – Дин разводит руки в стороны: грифов и гребаного пепла с небес должно быть достаточно. – Если ты ещё не понял, тут миру крышка. – Наверное, отдает мелодрамой, но Дин считает, что ему можно.

– Этому, может, и крышка. – Парень пожимает плечами.
Дин прищуривается.

– Ладно, – отвечает он, – ладно, мистер Пришелец, как насчет путешествия в один из параллельных миров, где все еще существуют пироги и мороженое, а?

Тот пристально смотрит на него.
– Ты этого хочешь, Дин? Жалеешь, что не можешь вернуть то время, когда все было нормально?

Этот хрен знает его имя, и Дин вроде как должен психануть и потребовать объяснений. И пушка за поясом с двумя последними пулями – Дин знает, как поступил бы Дин. Только он уже давным– давно не чувствовал себя как Дин, и конец света на носу. В общем, если худшее, что его ждет – жутковатый фрик с идиотскими вопросами, он переживет.
– Какого черта? Конечно, хочу.

Тот кивает и усмехается.
– Заметано.


***

Дин открывает глаза – темно. Первый признак неправильности, охренеть какой неправильности, ведь из– за постоянных пожаров уже больше недели нет темноты. Второй признак – ну, здравствуйте, – он лежит в кровати, в спальне, и смотрит в потолок с рисунками из проникающих снаружи теней и света. Дин не видел луны уже много месяцев, только черноту неба и днем, и ночью. А уличные фонари сдохли пару недель назад, когда взорвались одна за другой несколько электростанций. И таким образом возникает вопрос, какого лешего тут творится?

Вопросу не хватает пары восклицательных знаков и ругательства, понимает Дин, обнаружив, что одет в пижаму с Суперменом и, кажись, превратился в карлика. Дин не сомневается, что не был фанатеющим по Супермену карликом, когда ложился спать – ладно, ладно, не сказать, что он помнит, как ложился. И если даже допустить, что у него действительно есть своего рода слабость к Супермену – ну а у кого нет? Бетмен, правда, ему нравится больше – но проблема, определенно, нуждается в рассмотрении. Расследовании, точнее. Дин сглатывает, потому что прошло больше года с перекрестка, а слово «расследование» все еще значит «Сэм», но, привычно отмахнувшись от этой мысли, он спрыгивает с кровати.

В нем всего метр с кепкой. Офигеть.

– Ладно, – бормочет он, вздрагивая при звуке своего голоса. И… все так неправильно, потому что слово звучит даже не как у карлика, а как у… девчонки, или же…

Дин крутится в поисках зеркала. В другом конце комнаты стоит что-то вроде туалетного столика. Дин, спотыкаясь, бежит к нему и взбирается на стул. У него огромные глаза и вьющиеся волосы. И он не карлик. Ему четыре года. Мать твою, четыре!

Бред какой. Он переместился в другое тело, или стал астральной проекцией, или спит, или... Боже, он мертв!
Бляблябля.

Дин наклоняется, цепляясь за край комода, и пытается не смотреть на свое отражение, потому что все происходящее совершенно кошмарно нереально. И только страх кажется нормальным. Последнее воспоминание – о странном мужике, несущем всякую хрень, и теперь он здесь, четырех лет от роду, в мире, которого больше нет. Может, чувак убил его, или Сэм таки нашел его и закончил то, чего не сумел сделать сам Дин. Какие ещё могут быть объяснения, даже если это действительно не похоже на ад. Перевоплощение, конечно, вариант. Но он всегда думал, что вернется навозным жуком или звездой мыльной оперы, или ещё чем-нибудь в таком духе. Но только не наивным ребенком, с сомнительным вкусом в супергероях.
Дин невольно открывает рот, когда через приоткрытую дверь доносится женский голос:
– Дин, милый, ты зачем встал?

Да, однозначно, дело не в перевоплощении.

Мама такая же, какой Дин помнит её с истории с джином. Лицо немного мягче, чем у девушки, которую Кас позволил ему увидеть, три года назад забросив в прошлое. Появились мелкие морщинки, но все ещё можно узнать ту самую Мэри. Она подхватывает его на руки и возвращает в постель – а Дин тянется и запускает пальцы в распущенные волосы. Если он умер, тогда ладно, может, рай и есть – вернуться сюда прежде, чем все провалилось в тартарары.

– Твое счастье, что не отец тебя застукал, – говорит она строго. – Знаешь же, что ночью вставать запрещено.

Дин открывает и закрывает рот. Папа. – Я… просто…– он прикусывает язык, а мать улыбается и гладит его по щеке.

– Тише, детка. Мы ничего папе не скажем.

– Мама, – хрипит Дин. Та прижимает палец к его губам. Хочется, чтобы она осталась, но Мэри лишь ласково выпутывает его пальцы из своих волос.

– Спи. Завтра очень важный день.

***

Она выходит, оставив дверь приоткрытой. Дин смотрит на падающую поперек кровати полоску света. Завтра очень важный день. Мамины распущенные светлые волосы, тихий голос и ощущение полной безопасности рядом с нею – вот то, что навсегда осталось в памяти. Но одно он запомнил ещё лучше. В чем никогда не сомневался и о чем никогда не говорил никому, даже Сэмми. Она стояла в кухне и с улыбкой говорила, какой важный день завтра. Дин до сих пор не знает, чем завтрашний день был так знаменателен, черт, он даже сомневается, что понял, о чем тогда шла речь. Только все, случившееся потом, вспоминается словно режут по живому, и, по всей видимости, тут вовсе и не рай, а…

Полоска света дрожит, будто пропадает контакт в коридорной лампе, и Дин на все сто уверен, что у него останавливается сердце.

Вот ведь блядство, а? Совершенно не понятно, что за херь творится, но, похоже, именно сегодня все и начнется, и черта с два он допустит повторение истории.

Замерев на секунду – нет ли кого, он выскальзывает из кровати и как можно тише приоткрывает дверь, чтобы выбраться в коридор. Слава богам, не скрипит. Ни плана действий, ни одной гребучей идеи. Только уверенность, что единственный шанс все исправить – если мама не услышит ни звука.

Чтобы вспомнить, где комната Сэмми, уходит секунда. Дверь открыта, но в темноте ничего не видно. Без тени сомнений он шагает внутрь. Ведь не рост главное? Все будет окей. Ему четыре года и в наличии имеется демон, который убьет мать и испоганит жизнь младшему брату. Дин единственный знает, что происходит, но понятия не имеет, как быть.

***

Ладненько. Все будет заебись.

Дин прячется в полутьме между лестничной площадкой и комнатой Сэмми, осматриваясь. Над детской кроваткой закреплена радионяня – первое, от чего нужно избавиться, чтобы мама не услышала. Вокруг развешаны самолетики и всякая подобная херня. И клоуны… Божечки мои, клоуны и самолеты? Такое запросто сойдет за жестокое обращение с детьми. Рядом с кроваткой никого нет. Блин, может, он слишком загоняется? Может, просто лампа дерьмовая?

Свет мигает снова, и Дин бросается вперед – только ноги, не слишком послушные в четыре года, не поспевают за мыслью – очень происходящее напоминает падение в замедленной съемке. Одним щелчком он отключает прибор – миссия выполнена. Потому как все эти манипуляции помогут спасти семью и брата, да и чертов мир впридачу. Всего лишь знание сложных электронных устройств. Обалдеть.

Со стороны кроватки раздается бульканье, и, повернувшись, Дин видит улыбающегося Сэмми. Господи, ребенок офигеть как мил: огромные глаза, беззубый рот и маленькие смешные пальчики, от которых Дин раньше таял. Губы невольно расползаются в улыбке – плевать, есть смертельная опасность или нет.

– Привет, малявка, – шепчет он и наклоняется, позволяя Сэмми уцепиться за палец. – Как, черт возьми, ты умудришься вымахать таким дылдой?
– Это назвается «расти», мальчик, – и часа не прошло, а Дин уже дважды прикусил язык – довольно паршивое ощущение, надо сказать. Он оборачивается: сзади в каких– то пяти шагах на него пялится желтоглазый. – Тебе бы стопудово рассказали в первом классе. Жаль, что ты не доживешь.

– Эй … – начинает Дин, и сразу же отлетает к стене. Черт, ситуация вышла из– под контроля, что ему совсем не нравится. Желтоглазый выгибает бровь и начинает поднимать его по стене. «Вот что чувствовала мама», проносится в голове, потом в памяти всплывает перекресток, и как на него смотрел Сэм, его залитый кровью рот и синяки под глазами, и то самое «давай же», и пепел, дождем падающий с неба. Дин почти сдается, почти.
Сэмми вдруг всхлипывает в кроватке, и Дин вспоминает, за каким чертом он здесь.

– Эй, ты, – он уже на полпути к потолку – времени все меньше. – Желтоглазый сукин сын, послушай.

Демон уже почти отвернулся, будто ему дела нет до последних трепыханий Дина, что бесит до невозможности.
– Ну, ты, – тихонько, чтобы не потревожить родителей, зовет Дин снова, но такой шепот и в Токио услышат. – Азазель! – зовет он теперь по имени, которое узнал пару лет назад совсем в другой жизни, и которое останавливает желтоглазого урода, когда тот уже поднес руку к Сэмми. Демон разворачивается, и да– да– да– да, гребанный ублюдок, вот так сюрприз.

– Ух ты, – желтоглазый опускает руку и подходит к нему. Дин уже касается головой потолка. Ещё немного, и поджарится, но он умирал раньше и по более глупым причинам. Гораздо более глупым – а сегодня первый раз в жизни появляется крохотный шанс все исправить.

Не отрывая от него взгляда, Азазель щелкает пальцами. Желудок просится наружу, и Дин съезжает вниз, пока не оказывается на одном уровне с этим уродом. – Не слишком ли круто для сопливой козявки? Как ты узнал?

– Представь, я знаю намного больше из тех же источников. – Сосредоточив все внимание демона на себе, Дин уверен, что оказался по уши в дерьме. Кольт хуй знает где в Колорадо, и он без понятия, где добыть святой воды. К тому же ему – мать их за ногу – четыре, но будь он проклят, если хотя бы не попытается. – Exorcizo te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potest, – голос срывается, когда демон поднимает руку и, не прикасаясь, сжимает ему горло. Не для того, чтобы удушить – только заткнуть. Азазель внимательно изучает его.

– Мамочка научила тебя паре– другой приемов.

Хлопая глазами, Дин сглатывает и трясет изо всех сил головой. Блядь, блядь, блядь, надо соображать быстрее, надо отвадить эту тварину от семьи, но как, черт возьми, как?
Демон небрежно пожимает плечами, словно не собирается пустить всю жизнь Дина под откос.
– Бедная мамочка не защищает Сэмми так, как его старшего брата, – отвернувшись от Дина, он подходит к колыбели. Давление вокруг горла немного ослабевает. Когда демон вновь поднимает руку, все мысли вылетают из головы.

– Я предлагаю тебе сделку, – выдыхает Дин. – Меня за него, – Азазель оглядывается через плечо – Дин дорого бы дал, чтобы никогда снова не видеть проклятые желтые зенки.

– А маман неплохо тебя натаскала. Но я пришел не за тобой.

– Я подойду, – Дин лихорадочно соображает, ему нужно выиграть время. И если он сумеет помешать превращению брата в кровососа… – Я знаю, для чего ты все затеял, – хрипит он, и кажется, что от напряжения глаза вот-вот вылезут из орбит. – Знаю о том, что нужно возглавить армию демонов. У меня такие способности, что тебе и не снилось. И я готов стать твоим принцем. Выбери меня.

Демон теперь совсем близко, лицом к лицу с Дином.
– Сколько тебе лет, мальчишка?

– Достаточно, – Дин не отводит взгляда. Даже сквозь кашель слышно, как в коридоре открывается дверь. Черт. – Ну же, – торопит он, – какая разница? Мы от одних родителей, но у меня была фора. Идеальный выбор.

– Джон? – доносится из коридора мамин голос. Дин задерживает дыхание, а желтоглазый шипит: «Тише» в сторону двери. Дин вздыхает от облегчения, когда мама начинает спускаться по лестнице.

Демон рассматривает его, облизывая губы.

– А ты неплох, малыш, – наконец, признает он и поднимает руку – кровь уже медленно сочится из надреза. Господи, только бы Сэмми в рот ничего не успело попасть, думает Дин. Он и пошевелиться не успевает, не то что придумать, как выкрутится из ситуации и выиграть время, а запястье уже прижато к его губам.

Целое мгновение Дин решает, не тяпнуть ли, но в памяти всплывает перекресток и Сэм, стоящий на коленях в грязи. Все беды случились из-за того, что Сэмми не знал про демонскую кровь и не умел обращаться с ней. Но Дин– то знает. Если зараза будет течь в его венах, он сумеет справиться с ней, и никогда не увидит, как почернеют глаза брата.
На первом этаже кричит мама. Дин зажмуривается и глотает.
Горло печет, будто он проглотил раскаленный уголь. Кожа сохнет и покрывается волдырями. Очень хочется остановиться, выплюнуть эту гадость и сблевать. Но что– то заставляет Дина продолжать, пока огонь не просачивается в кровь и дальше во все его члены, а кожа не обугливается и не спадает кусками. И тогда на смену приходит нечто новое, сильное, будто он умирает и рождается снова, и боль просто адская. Сквозь пелену слышны обрывки разговора, но слова искажены и бессмысленны. Кроме одуряющей власти ничто больше не имеет значения.
А потом запятье исчезает, и Дин вслепую шарит руками, пытаясь вернуть его. Он едва видит в радужном тумане, где каждый цвет спектра – красный, и моргает, моргает, моргает.
Никаких изменений. Кожа такая же гладкая и здоровая. Руки по– прежнему маленькие и ему так же четыре года. Все осталось на своих местах, только в венах теперь огонь, а по стене напротив распластало маму.

– Мама! – кричит Дин. – Ты, сучий потрох, я же сказал, что не создам проблем, оставь ее в покое!

– Дин. – Её руки подняты над головой, и Дин отчаянно трепыхается, пытаясь воспользоваться способностями. Должны же они проявиться после выпитой им крови, так что пора бы уж, где эти чертовы суперсилы? Нет ни малейшего понятия, как и что делать; демон с ухмылкой поворачивается к нему.

– Рановато, мелкий. Однако, неплохо. Мне нравится твоя амбициозность. – Подойдя ближе, он склоняется к Дину. – Да. Ты справишься.

– Здорово. Отлично, бери меня. Просто возьми меня и оставь мою семью в покое.

– Дин, не… – начинает мама. Демон щелкает рукой в ее сторону, и её рот резко закрывается.

– Ничего подобного. Сделка – ты в обмен на брата. О твоей драгоценной мамочке не было и речи.

– Убивать её совсем не обязательно. – Сэмми начинает реветь. Мама уже почти на потолке. Господи, все же должно быть по– другому, пожалуйста, только не снова.

– Ты прав, убивать не обязательно. Но чертовски весело. – Желтоглазый расплывается в улыбке, вычерчивая пальцем знак в воздухе, и кровь начинает просачиваться сквозь длинную ночную рубашку, капает вниз, в кроватку Сэмми. Нет, нет, нет...

Демон смеется.
– До встречи, Дин, – говорит он и испаряется.

Дин отшиб всю задницу, плюхнувшись на пол – похоже, болеть будет долго, но есть проблемы пострашнее. Он вскакивает и мчится к Сэму, не отрывая глаз от умирающей матери.

«Прости», – беззвучно шепчет она. Горячие капли крови падают ему на щеку. Щека пылает, мама тоже, и Дину ничего не остается, как подхватить Сэма и бежать. Да он и бежит. Черт его дери, всегда бежит.

Неудивительно, что заснуть той ночью не удается ни ему, ни отцу. Но и Сэмми смотрит вокруг распахнутыми глазами, будто все понимает. Вот только единственный, кто действительно понимает – Дин. Ему все так же четыре года и он все так же не представляет, как оказался в этом мире, и как, черт возьми, быть дальше.
Отец молча вышагивает по номеру – бледный, с опухшими и красными от слез глазами. Дин помнит это.

***

– Папа, – зовет он часа в два утра. Отец продолжает нарезать круги с таким видом, будто вот-вот отколет какую-нибудь глупость и, кажется, даже не слышит Дина, и тот повторяет: – Папа!

Джон останавливается и приседает рядом.
– Дин, – там, где сейчас его ладонь вжимается в щеку, пять часов назад лежала мамина рука. – Дай мне минуту, сынок, ладно? Всего минуту.

Дин кивает. Отец прикрывает глаза – минута кажется вечностью. Он так и не отнял пальцев от щеки Дина.

– Присмотри недолго за братом? Пожалуйста.

– Конечно, – отвечает Дин. Именно это я и пытаюсь сделать. Всегда.

***

Дин держит себя в руках. То, что он своими глазами видел смерть матери, кажется кошмарным сном. Черт, да нет никакой уверенности, что сам не умер. Тогда, после смерти отца и Сэма, Дин был полностью опустошен и боль раздирала на части, а сейчас его всего лишь тошнит. Как на перекрестке с направленным на брата пистолетом, или когда очнулся в гробу. Мама мертва, и он никогда не увидит ее снова, но Дин разучился горевать ещё три года назад. Быть может, эту способность выжгли в аду.

Теперь, правда, все может пойти иначе. Мамы нет, впрочем, как и всегда, но Сэм теперь обычный ребенок, этакий нормальный гений– сиротка. Есть шанс, что будущее уже наступило, и все, что ждет Сэма – дети, животик к сорока да победы в гольфе.
Ни тебе демонской крови, ни черных глаз, ни ливня из пепла.
Дин битый час наблюдает, как вышагивает отец, затем отворачивается к Сэму. «Кажется, я спас тебя». Дин не знает, как и почему очутился здесь, да, собственно, и неважно. Может быть, он спас Сэма.
И получил все, что хотел: второй шанс, спасти Сэма, спасти чертов мир.

Пол дела сделано, осталось всего ничего.

***

Почти через двое суток, когда из-под красной сетки сосудов в глазах уже едва видно белки, отец все-таки засыпает. Дин выжидает, потому что на этот раз у него есть план. Глупейший, надо признать, но на безрыбье... Сто лет уже Дин не планировал иначе, чем «надо успеть за час – вдруг случится чудо». Конечно, вера в чудеса давно прошла, но, черт побери, он никогда не утверждал, что последовательность – одно из его достоинств.

Дин начинает жизнь заново, и пусть он изменил судьбу Сэма, большинство событий повторяются. Так что отцовский тайник ему хорошо известен. Ладно, вспомнить удается не сразу, ведь оружие не хранилось в запертом ящике с тех пор, как девятилетнего Сэма взяли на стрельбище в первый раз. Нужная информация мирно дремлет под слоем мыслей: «почему мне четыре года?», «блин, что ж я номера лотерии не запомнил» и «Господи Боже, Апокалипсис». Запертый ящик тумбочки – готов поспорить.

– Хорошо же, – бормочет Дин. Отпереть замок задача не из легких, когда пальцы сантиметров на семь короче обычного. Одно радует: не существует замка, который он не сумеет вскрыть, а когда таковой изобретут, Дин просто высадит проклятую дверь – ну, если к тому моменту ноги опять вырастут. В любом случае, «глок» как раз там, где и полагается. Дин стоит и смотрит на него, изо всех сил думая о чем угодно, только не о том, что хочет сделать. Щенки! Вискарь и минет. Без толку, мысли все равно возвращаются к перекрестку. По всей видимости, ему даже на мгновенье не дадут забыть, в какой он жопе, даже в последнюю чертову минуту жизни.

Ладно, хрен бы с ним, он и не ожидал особого отношения. Значит, так, оружие. Заряжено? Отлично. Все отлично. И никакой демонской крови у Сэма. Ничего не связывает его и отца со сверхъествественным миром – кроме Дина. Только Дин, а Дин так устал… Может быть, давным– давно он попытался бы что-нибудь предпринять и вывернуться, но Сэм свободен, а выход так очевиден и прост. У Дина уже целую вечность нет сил на заморочки.

Так. Ладно.

Дуло пистолета во рту, а палец на курке. Дикая усталость и непреходящее ожидание смерти – ничего для него не осталось, короме блядских ошметков с неба.
С пола, из импровизированной кроватки – на самом деле обычного глубокого ящика, высланного одеялами – доносится всхлип. Не обернуться невозможно: Сэмми смотрит на него огромными глазами, кривя рот в гримасе. Что за на хуй, Дин уже давненько не видел такого выражения, но прекрасно помнит, что оно означает.

– Эй, – честно сказать, дуло во рту очень мешает. До смерти хочется покончить с проблемами одним махом. Но он нужен Сэмми. Нужен так, как не был нужен многие годы. А план никуда не денется.

Сэм разражается ревом. Дин запихивает оружие обратно в ящик, бросается к кроватке и, подхватив брата на руки, прижимает к себе.
– Ладно, малыш, успокойся, – теплый сверток в руках не дает ему уйти. – Все в порядке, я тут, я тут.

Плач переходит в сопение и хныканье; отец, ворочаясь, стонет в кровати. Дин, поглаживая по головке, укачивает Сэма, – Он уже забыл, какие мягкие были у мелкого волосы – руки быстро устают, но он положит Сэма через минуту – ещё чуть-чуть.

В полутьме из незадвинутого ящика подмигивает пистолет, и Дин не в силах отвести от него глаз. На груди икает Сэмми, и Дин толкает ящик плечом. План может подождать.

Время есть.

***

Дин ждет и ждет, когда объявится Кастиэль. И не понятно, какого хрена тянуть – это они уже проходили – «все дороги ведут к одному финалу, кузнечик», и тому подобное. Его распирает от желания наорать на кое-кого. Эффект, правда, совсем не тот, что раньше, ведь голосок сейчас у Дина, хоть в церковный хор. И довольно скоро становится ясно, что нужно следить за собой и не привлекать внимание отца больше положенного. Но ругаться лучше, чем просто сидеть на жопе и гадать, когда его избавят от игры в счастливое семейство с папой и Сэмми. Без сомнений, теперь никому кроме Дина не пришло бы в голову назвать их семью счастливой. Но ведь все относительно? Особенно в сравнении с прежним миром, где не было никакого будущего кроме небытия.

Кастиэля нет как нет, а Дин застрял. Однажды ночью он даже выходит и зовет чертову скотину, стоя посреди пустыря за мотелем: «Кастиэль, мать твою, тащи сюда свою пернатую задницу», и заканчивает проклятием в небеса. Небеса не отвечают, но Дин чувствует себя немного лучше – пусть небольшая, но победа.

Ещё через неделю он приходит к выводу, что Кастиэль тут ни при чем, и апокалипсис тоже. Но не так уж много существ умеют манипулировать реальностями: фокусники, джинны, чтоб им провалиться. Как же херово, что у него есть сразу несколько серьезных причин для превращения в четрыхелетнего ребенка двадцать восемь лет назад. Очень и очень херово.

А как подумаешь, джинн или фокусник – один хрен. И если в реальном мире он вот– вот умрет, когда здесь какая-то тварина высосет его кровь, ну какая разница? А если настоящий именно этот, он не в претензии.
Дин залезает в кроватку к Сэму и оплетает его руками и ногами. Ну что такого – ему же четыре года, а Сэмми все равно не вспомнит.

Если данная ветка реальности не наеб, Дин спас своего брата, и когда настанет время, спасет мир. Не так уж и плохо.

***
Быть ребенком невелика радость – ни на что не способен и в бар не пускают – а быть подростком ещё хуже. Блин же, Дин уже пережил однажды среднюю школу и не заслуживает мучений снова. Но настоящая подлость – видеть, как Сэм говорит отцу, что тому посрать на все, кроме глупой мести, и как отец отвечает, что Сэм может валить куда угодно и не возвращаться. Как будто одного раза мало.

Дин прекрасно знает, что будет потом, и, наверное, мог бы все предотвратить. Но дает Сэму деньги на кино и притворяется, будто не знает, что их отложат на оплату вступительных экзаменов в колледж. Он отвлекает отца, пока Сэм готовится к тестам, и прячет рассылку из Стэнфорда, потому что ребенок – упертый тормоз, у которого не хватает ума скрыть улики. Воздух ещё искрится после ссоры, когда он лично отвозит Сэма на автовокзал. Очень хочется попросить, чтобы этот ублюдок остался и не бросал его снова, потому что восемнадцать лет прошло с тех пор, как он закрыл глаза в 2011 и открыл в 1983, но чувство такое, будто только что вернул прежнего Сэма.
Он ничего не говорит, потому что принял решение давным-давно. Сэм нормальный ребенок, человек от и до, и связан со сверхъествественным лишь через Дина. И если Сэм хочет уехать на другой конец страны, подальше от него… насколько там возможно, не рухнув в дурацкий океан? Ничего лучше и придумать нельзя. Злой как собака Сэм всю дорогу молчит – вспомнается, что в тот раз он даже не попрощался. А Дину пришлось вернуться домой к отцу, который ещё несколько месяцев слонялся повсюду, словно уродский вендиго. И тошнотворное чувство тоже не забылось, даже при том, что теперь он старше отца – и пытается смириться.

– Ну, давай, – как же хочется нормально поговорить с Сэмом, но нельзя, не из-за уязвленного самолюбия на сей раз, и не из– за обозленного отца, а потому что расстояние – единственный способ обезопасить брата.

– Ладно, – Сэм открывает дверцу, и Дин с трудом удерживается, чтобы не схватить его в охапку и не сказать хоть что– нибудь, что заставит его остаться, или по крайней мере звонить. Недопустимо. Дин сжимает зубы и смотрит, как Сэм подхватывает рюкзак и уходит.

Той ночью Дин впервые за долгие годы думает о самоубийстве. Спасти мир. Но сначала надо кое в чем убедиться. Он должен быть уверен, что больше не нужен семье, и вот тогда уже можно.

Да, именно так.


***

Год – это много, но если подумать, Дин прожил пятьдесят четыре года на Земле и сорок лет в аду. И однажды просыпается, а тут – бац, октябрь, и они с Сэмом не виделись четыре года, с момента расставания на автовокзале в Айове. Ему двадцать шесть и пятьдесят четыре одновременно, отец жив, а Сэм нормален. В его же венах горит вязкая и жгучая кровь демона, не давая забыть о себе ни на секунду. И какого рожна Сэм никогда не говорил, что чувствует в себе нечто столь чуждое и могущественное? Правда, Сэм не знал иной жизни, не с чем было сравнивать.

Дину хочется пойти и сблевать, или купить двойной чизбургер и стакан виски, потому что теперь Сэм знает, как быть обычным. Благодаря тому, что Дин уделал судьбу.

Отец пропадает в октябре две тысячи пятого, как и положено. Дин прожил целую жизнь, не понимая отца, и вторую – пытаясь понять. И, как оказалось, если знать будущее, Джон Винчестер довольно предсказуем. Дину кажется, что он научился читать всех и вся – себя – для начала, отца, Сэма. Так вот, значит, как тварям удавалось их частенько обставлять. Даже несчастным тупоумным демонам, не умеющим избежать ловушки под ковриком, мать их так.

Но теперь это все в прошлом, никакой больше предсказуемости. Дин не позволит одержать над собой верх. Отец пропал. Дина так и подмывает отправиться на поиски, вытащить Сэма и вместе двинуться в путь, снова стать семьей. Но он не повторит прежних ошибок, только не сейчас, с адским коктейлем в венах, только не в октябре две тысячи пятого – слишком хорошо известны последствия.

Дин едет в Неваду. Он всегда ненавидел пустыню – там долбанный песок, солнце и жуткие ящерицы. Дин сторонится всего, хоть чуть похожего на уменьшенную версию Годзиллы – так что там безопасней, и никто не будет его искать. Он ждет.

И ждет.

Никаких видений. Худшее в ожидании, кроме песка в трусах (чертова пустыня) – скука. А скука означает уйму времени, чтобы напридумывать себе кучу всего: «а вдруг часть крови все-таки попала в рот Сэма?» или «вдруг желтоглазый соврал, что я подойду?», или же «а если все пойдет не так? что если все пойдет неправильно?» Дин не очень любит предаваться размышлениям, о разных ужасах особенно, но видений нет, как не было, и осталось четыре дня сроку.

Двадцать девятого октября он звонит Сэму. Тот не отвечает – о, да, Винчестеры предсказуемы.

– Ну, привет, – говорит Дин, откашливаясь. Они не разговаривали четыре года, но найти предлог не проблема. Дин целых две жизни, плюс-минус пару лет, прожил в заботах о брате, и между ними совершенно не может быть неловкости.

Сообщения уходят в голосовую почту. Да ебись оно все конем.

– Ну, – говорит Дин. – Я просто хотел спросить, не было ли у тебя каких-нибудь странных снов? Я тут вычитал одну фигню и подумал… – на хрен. Он удаляет сообщение, потому что глупо. План идеален, и хватит параноить. Плохо, что ли, что у него нет психо-кошмаров, диких головных болей и демонов-манипуляторов?
Не очень. Вот только кнопки перепутались, так что фантастическое послание Сэм получит. И если он видел странные сны, может, перезвонит. А может, и нет.

***

Дин ждет звонка четыре дня. Не то чтобы он хочет реакции Сэма – у Дина есть причина держаться подальше, все та же причина, просто... Сэм мог попасть в неприятности или просто захотеть поболтать. И Дин на самом деле жутко соскучился, и заодно малость спятил от скуки – целыми днями лупиться в песок и на Годзилл-недорослей, представляя целую ораву их собратьев, распевающих «Иди по дороге из Желтого Кирпича». Похоже, «малость спятил» - мягко сказано. А Сэм не перезванивает. К лучшему, наверное. Да, стопудово к лучшему, убеждает себя Дин вплоть до второго ноября, пока не возвращается с покупками – то бишь, затарившись по самое некуда пивом, – и видит чужую машину позади своей развалюхи. До ближайшего соседа три мили отсюда, и Дин не прожил бы так долго дважды, не будь он столь подозрителен. Оставив Импалу в овраге, Дин достает оружие.

Дверь распахивается прежде, чем он успевает добраться до неё. Сэм, Господи Боже, Сэм, неуклюже сгорбившись, стоит в дверном проеме.

– Привет…

– Какого черта ты тут забыл? – И Сэм с полуулыбкой отводит взгляд, как всегда, если неуверен и смущен. Они не виделись четыре года, но Дин помнит его привычки, помнит, какой он, когда не дуется и не занудствует, а позволяет себе просто быть Сэмми. И как же глупо, что Дин столько дерьма наворотил ради его спасения, а не может даже поизмываться всласть, швыряясь попкорном в телек и послушать нытье по поводу музыки, или просто понаблюдать за Сэмми – времен, когда все было ок.

– Я... того… – чешет в затылке Сэм. – Получил сообщение и позвонил отцу, но там отправляют всех к тебе. И я не собирался приезжать, но Джесс сказала, что я её с ума свожу и должен просто найти тебя и удостовериться, что ты в порядке. Вот. Вижу. Ты в порядке.

– Да, – Дин сглатывает. – Сэм, слушай, ты должен уехать.

– Что? – Сэм вздергивает подбородок. – Дин, я знаю, что ты до сих пор злишься на меня, но…

– Да не в этом… – Темнеет, второе ноября же, и Сэм должен уехать. Дин проходит мимо него в комнату и обшаривает ее глазами, игнорируя тот факт, что брат вымыл и поставил на место посуду. Обнаружив в углу дорожную сумку, Дин сгребает её в охапку и возвращается к Сэму, так и стоящему в дверном проеме и безуспешно пытающемуся скрыть обиду. Но другого выхода нет – как же он сглупил с этим звонком. Сэм обычный человек, а Дин, Дин обязан порвать все связи.

– Мне просто надо побыть одному. – Да в камере-одиночке и то не так одиноко, как здесь.
– Понятно. Не стоило приезжать.

– Блин. – Нет времени на разборки, ну почему именно сейчас? – Хоть раз в жизни ты можешь не реагировать слишком остро?

Но Сэм уже несется к машине, пытаясь хлопнуть дверью напоследок, вот только она покорежена и не закрывается до конца. Дверь подпрыгивает и распахивается, очерчивая кривым прямоугольником сердитую фигуру Сэма на фоне фиолетового пустынного неба. Неужели с ним всегда было так трудно? Дин вспоминает прежнюю жизнь, когда мог нести, что угодно, а Сэм даже не реагировал. Наверное, так даже лучше.

– Сэм. – Но тот уже наполовину обошел машину. Дин вздыхает и плетется следом, удивляясь, почему со всем своим опытом, вечно делает не так.

Сэм стоит у машины и чертыхается, шаря в кармане.
– Эй, неплохо было бы… – Дин хочет сказать, что нужно встретиться и выпить, или съездить вместе на охоту – убить какую-нибудь нечисть. Но он не может, не может, не может себе этого позволить: с неустанной тихой пульсацией демонской крови в нем живет сознание того, что за ним придет нечто ужасное – и будет лучше для всех дать Сэму уйти. Временами Дин эгоистичный ублюдок, но второй шанс он просирать не собирается.

- Что? – резко спрашивает Сэм –голова втянута в плечи и губы сжаты в нить. Сэм Сэм Сэм.

– Ничего. Я позвоню?

– Не утруждайся. Вот блин, оставил ключи внутри. – Он бросает сумку и мчится прочь, а Дин прислоняется к машине. Пока Сэм в безопасности, совершенно неважно, что их отношения хуже некуда. Не то чтобы Дину светили какие-либо отношения. Он не надеется выжить и увидеть конец истории, навещать Сэма и Джесс в загородном домике, играть дядюшку перед их семью чадами и так далее. Лучше пусть все будет, как есть.

Пусть.

Вторая по ненавистности вещь в пустыне – слишком тихие ночи. Практика показывает, что после мертвой тишины всегда сваливается дерьмо на голову, но в пустыне попробуй разберись, ведь тут нечему шуметь, кроме разве что песка и вонючих стервятников. Дин гонит из памяти птиц, кружащихся пеплом в небе, потому что сейчас тихо, слишком тихо, а Сэм еще не вернулся.

Наверное, рыскает в темноте в поисках ключей. Но Дин уже обходит свою халупу, постепенно ускоряя шаг, почти переходя на бег. Распахнутая дверь слабо раскачивается, словно её только что открыли, и в голове мелькает видение, как Сэм выходит вон и возвращается к машине другим путем, и вот они вдвоем ходят друг за другом по кругу целую вечность.

Все не так. Дин входит внутрь убежища в пустыне, которое выбрал, чтобы держаться подальше от тех, кого любит, а Сэма там нет. Он закрывает глаза и говорит себе, что это глупо, глупо бояться смотреть, потому что видеть нечего, а значит, нечего и бояться.

Дин смотрит вверх. А Сэм смотрит вниз, на него, с искаженным от ужаса лицом и пересекающим живот кровавым поясом.

– Нет, – шепчет Дин.

Сэм исчезает в огне.

Он плохо помнит, что случилось между пламенем, поглощающим Сэма, и Дином, стоящим по щиколотки в песке с дорожной сумкой в руках; тело и Дин по щиколотку в песке, прижата к груди сумка Сэма. Он весь провонял дымом и жженой плотью и едва видит из-за слез. Грубый холст трется о руки, которые и так превратились в один огромный волдырь, но Дин не помнит, как получил ожоги, не помнит даже, как эта сумка оказалась у него в руках. Все, что есть в памяти: если я умру, то и Сэму уже не помочь. Я не смогу спасти его, если тоже сгорю.

Второе ноября, две тысячи пятого, Дину двадцать шесть и пятьдесят четыре, он заражен кровью демона, а Сэму двадцать два, он нормален и мертв.

– Блядь же, – кричит Дин, вытирая лицо рукой. Охереть как больно, но ему все равно. А ведь все должно быть лучше на сей раз.

Фиг там.

***

В конечном счете, Дин разувается, потому что босиком удобнее, чем в полных песка ботинках, а если здесь водятся змеи и скорпионы, ну, в общем, пусть их. Он хромает, без понятия, почему, но пункт назначения недалек – в пустыне ни единой живой души и полно перекрестков. А пожар, превращающий тело Сэма в пепел, все ещё виден, когда Дин натыкается на перекрещивающиеся следы каких-то зверьков – вполне сойдет.

Дин роет яму. Песок раздирает волдыри на руках, но боль почти не чувствуется. Словно ты пьян, мать же твою, жаль, что он не пьян, но виски остался в долбанной лачуге, которая к утру сгорит дотла. Интересно, окажись кто в этих местах, удивится ли, увидев пепел?

Вряд ли.

– Ну вот, – коробок, что на всякий случай хранился в кармане куртки целых восемнадцать лет, закопан. Дина едва слышно, потому что голос сорван, словно от крика, может, от дыма, а может, и нет. Кожа вокруг глаз опухла, и проморгаться никак не выходит. Слишком хуево. Все хуево. Но сработает, Дин знает, что сработает, потому как делал это прежде, и ему всегда плохо, когда Сэм умирает.

Когда он поднимает голову, перед ним стоит женщина с красными глазами.

– Дин Винчестер. Я столько слышала о тебе.
Дин поднимается с колен.
– Хотел бы сказать то же про тебя. Хотя, нет, не хочу.

– Ты такой забавный, Дин. Представить не могу, почему все твои знакомцы пытаются тебя прикончить.

– Будто мне не по фигу, что там они думают, – Возможно, первый раз за двадцать шесть лет ему хочется, чтобы было наоборот. Дар сострадания ко всем, кроме отца и Сэма давно испарился. Дин не знает, где растерял его, но раз уж так вышло, он не в претензии. Только вот Сэм мертв, и нет времени обмениваться оскорблениями с какой-то ублюдочной демоншей. – Я хочу заключить сделку.

– Слышала, что ты торопыга, но не настолько же. Сама галантность.

– Заглохни. Ты получаешь мою душу, возвращаешь мне брата, никаких уловок – настоящего Сэма на сто процентов. Никакого дополнительного времени. Меня можешь забрать хоть сейчас. – Он помнит, на что это похоже, черт, его всего прошибает холодный пот, но выбор сделан, единственно возможный выбор. Сэм вернет свою жизнь, Дин исчезнет с лица земли, что полагалось сделать, когда ему было четыре года здесь и тридцать два по-настоящему, мир будет спасен. А на праведника с демонской-то кровью он никак не тянет, так что нет риска сломать первую печать. Замечательный план.

Красноглазая тварь склоняет на бок голову и смотрит на него сверху вниз.
– Дин, Дин. – Как всегда самонадеян. Ах, да, все мы знаем, что ты предложил Азазелю себя взамен брата. – Она наклоняется ближе, и у Дина взбрыкивает желудок. – Скажи мне, – слышится её шепот, дыхание шевелит волосы, – откуда ты получаешь информацию?

– Сделка или нет, сучка?

– Никакой сделки, – отвечает она Дежа вю.

– Что? – Она тянет время, чтобы поторговаться получше, по-другому быть не может, думает Дин, силясь понять, что еще ей нужно.
Она пожимает плечами.
– А мне что с этого?

– Мою душу, что тебе ещё?

– Твою душу, – голос сочится презрением, и в памяти вдруг всплывает, как Сэм не смог заключить сделку, когда Дин отправился в ад. Наверное, потому что Дин находился именно там, где она и хотела, – мы и так скоро получим. Или ты думал, что кого-то с демонской кровью пустят на небеса?

– Вряд ли, – соглашается Дин. Он никогда – на самом деле никогда – и не думал, что на сей раз могло бы случиться с ним после смерти. Даже при том, что чуть не сдался, и даже при том, что действительно пробует радоваться, что проклят он, а не Сэмми, сейчас мыслей нет, только страх.

– Боюсь, что так и есть, дорогуша, – демоница улыбается так, словно услышала лучшие новости за весь год. Она снова склоняется к нему, и шепот душит его. – Возможно, тебе стоило подумать, прежде чем напиться крови демона? Но зуб даю, она была приятной на вкус.

Дин в панике отшатывается, в голове хоть шаром покати. Сэм мертв, Дин проклят, и Сэм мертв.
– Верни его, – просит он. - Пожалуйста. Ты должна его вернуть.

– Прости, милашка. – Сэмми превратился в тост, или же… – она оборачивается к огню и морщит нос, – по запаху больше похоже на барбекю. Мняяям. Не хочешь закусить ребрышками, а?

– Иди на хуй, – Дин шарит в карманах в поисках оружия, ему как никогда в жизни хочется спустить курок.

– А ещё говорят, что у современных деток хреновые манеры. Ладно, до скорой встречи, Дин. – Она запрокидывает голову и поток черного дыма – чернее, чем ночь и дым от пламени, устремляется в небо. Дин стоит с оружием в руке, но все, что у него есть – бессознательная или мертвая женщина, и огонь, забравший брата.

Дин смотрит на револьвер в руке. Пора сделать это, он ведь сто лет собирается. И если бы он покончил с собой раньше, Сэм все еще был бы жив.

А теперь Сэм умер, и жить с этим невозможно. Дин спасал жизнь Сэму и будущее, так что будь все проклято, если он собирается позволить будущему испариться вместе с дымом пожара.

Позади звучит взрыв. Машина Сэма, наверное. Дин оборачивается на яркое пламя.
– Да пошло все…– шепчет он, запихивая оружие назад в карман.

Пустыня не отвечает.


***

Дин понимает, что стоит в песке на коленях, задрав голову к небесам. Он мог идти часами или даже днями, ясно одно – пожар теперь за горизонтом, даже отблесков не заметно. Может, уже и выгорело все. Дин надеется, что нет.

– Кастиэль! – Ещё одна причина для ненависти к этой паскудной пустыне – звезд здесь больше, чем где бы то ни было, а звезды делают небо таким огромным, смотреть невозможно. - Эй, я знаю, ты вряд ли в курсе, кто я в этой реальности. Но мне и правда нужна твоя помощь, а? Помоги же. Пожалуйста.

Он ждет. А небо молчит.


***

На рассвете Дин снова у лачуги. Стены целы, и желтые полицейские ленты перекрывают дверной проем. Даже гребучая дверь все ещё держится, бешено раскачиваясь на одной петле. Ебать их всех в рот, дверь уцелела, а Сэм нет?

– Да катись ты! – кричит Дин в небо. Кажется, в последнее время он только и делает, что проклинает Бога, и желтоглазого урода, всех и вся, кто приходит на ум. Происходящее кажется нереальным. Неужели это просто испытание? Как вообще он умудрился переместиться из конца света в Канзас в 1983 году? Сто лет не задавал себе этого вопроса.

Ответов нет, только полицейская тачка и
лента желтая колышется на ветру в безумном танце, словно кому-то стукнуло в голову, что здорово будет тут немного украсить, отвлечь людей от запаха смерти. Повяжите, бля, желтую ленту вокруг старого дуба. *

Он делает крюк вокруг хижины, и каждая часть тела вопиет, что пора уже перестать таскать за собой сумку Сэма и обработать ожоги, раны и волдыри. Впрочем, посрать на то, что думает его тело. Не умирает же он, пока нет, и, значит, выдержит. Может, и пустит себе пулю в лоб ещё до заката, но есть и проблемы поважнее.

Импалу местные копы прошляпили, лузеры вонючие. Не включая двигателя, Дин скатывает машину в овраг – не стоит привлекать внимание лишним шумом, когда на нем обгорелое тряпье, а в багажнике целый арсенал. Примерно милей дальше он заводит двигатель.

И понятия не имеет, куда едет.


***

Дин едва не слетает с дороги, когда во второй половине дня из сумки Сэма раздается трезвон. Последние часы он даже не помнит толком, зато руки горят огнем, а часть кожи остается на руле.



– Во те бля, – шипит Дин, стискивая зубы. Он не сразу рискует дотронуться до молнии изранеными руками, а трель все не прекращается. Но пока Дин докапывается до дна сумки, проклятый телефон умолкает – последняя модель с миллионом кнопок, издающая этот моднявый писк, пока Дин пролистывает журнал, чтобы узнать, кто звонил. Да по хрен покойнику, как он там звучит.

«Один пропущенный вызов. Джесс. 12.45..

Дин застывает, уставившись на экран, но она не перезванивает. Он переходит к контактам, посмотреть, есть ли там его собственный номер. И натыкается совсем на другую запись: «отец».

Палец так и зависает над кнопкой вызова. «Эй, папа, помнишь, как ты вечно наказывал мне присматривать за Сэмми? Ну. В общем…»

Выключив телефон, Дин сует его в карман.

Он понятия не имеет, сколько прокатался вот так бесцельно, пока наконец не останавливается в мотеле. Администратор осмотривает его с головы до ног, интересуясь, не нужно ли ему в больницу. Поздновато малость, едва не ляпает Дин, но потом сознает, что речь не о Сэме.

– Да все со мной нормально, – бормочет он. Удивительно, что она все-таки дала ему ключ – в зеркале отражается серая, перемазанная сажей морда, на красных руках сочатся сукровицей волдыри, одежда обуглена и воняет дымом. Сжечь бы её на фиг, да никак, только не огонь, не сейчас. Так что шмотье летит в мусор, а сам Дин идет в душ – не на пять минут, как казалось, а на час с лишним, после чего он кормит раковину содержимым желудка. Дрожащими пальцами Дин вытирает рот, выблевав снова от боли в руках. Нога подворачивается и он падает на пол, долбанувшись спиной о вешалку для полотенец так, что слезы брызжут из глаз. Дин свивается в клубок на холодном полу ванной. Он проиграл, и не знает, что с этим делать.

Совершенно.


***

Будит его биение крови в ушах, и на мгновение-другое чувствуется адская боль во всем теле: коже, глазах, мускулах, мать твою, даже даже зубах. Шатаясь, он поднимается на ноги и смотрит на отражение в зеркале, вспоминая, почему это вдруг валяется голым на полу ванной в мотельном номере. У него был план, у него был поклятущий план, и все пошло прахом. Только и остается, что ждать Кастиэля или какого другого ангела с пояснениями, мол, затем и затеяно все – невозможно спасти Сэма, как ни пытайся. Вот и получается: он все еще здесь, а Сэм все еще мертв.

Гулко шумит демонская кровь, и если ангелы со своими нравоучениями тут ни при чем, тогда, возможно, он ошибается. Возможно, есть ещё шанс спасти Сэма.

Возможно.

***

– Ты кто такой? – спрашивает она, как будто Дин – грязь под ногами.

Дин усмехается. На сей раз девица рыжая высокая и худая, но тон узнается на раз.
– Руби.
Она хмурится.

– Я-то Руби, ты, кретин недоделанный, который затащил меня сюда, – указывает она на символы на полу. – Спрашиваю снова, кто ты такой?

– Дин Винчестер.

– Винчестер? Как один из?..

– Особенные детки, да, – подтверждает Дин, раскидывая руки. – Собственной персоной, дьявольская кровь, и все такое.

– Хм. Я думала, ты будешь повыше.

– Завали паяло. Если я научусь пользоваться способностями, то смогу изгонять демонов?

Уголки губ Руби так и ползут вниз.
– Я тебе что, супер-пупер демонический пророк?

– Я хочу, чтобы ты научила меня.

– Чтобы ты смог стереть меня с лица земли? Я не вчера родилась, Дин. Я знаю, что ты охотник.

– У меня для охоты есть дичь покрупнее.

– Ну так просвети же.

– Лилит. – От улыбки у Дина трескаются губы, а брови Руби ползут вверх.

– Не слишком ли, мистер Амбиция? – она одаряет его долгим испытующим взглядом. – Но мне нравится. И насколько далеко ты планируешь зайти?

Этот вопрос часто встает перед Дином в его новой ипостаси. А ответить легко, всегда было легко.

– Насколько потребуется.

***

После первой успешной тренировки Дин валается на полу, держась за голову и мечтая, чтобы она уж взорвалась наконец и прекратила его мучения. Он знал, что будет плохо, видел же, что творилось с Сэмом после видений, но не понимал, что боль совсем другого рода. Никогда ещё голова не болела так, будто острые иглы загоняют в череп, снимая с мозга слой за слоем, как с лука снимают шелуху. И теперь Дин охотно бы согласился поменяться местами с луком.

Когда все проходит, Руби, сложив руки на груди, презрительно наблюдает за ним. Дин перекатывается в положение сидя и сдерживает волну тошноты.
– Да, не утруждайся помочь, ни к чему, – и Руби ухмыляется. По всему выходит, ей удается только ухмылка да насупленный вид. – Ты же вроде говорила, что кровь демона поможет?

– И ты решил, что небольшое вливание сделает тебя повелителем ада? Прям вот так? – отвечает Руби. Или по крайней мере, Дину кажется, что она именно это говорит, потому как в ушах беснуются басы и барабаны, и он не слышит и половины. – Пары тренировок маловато, чтобы тягаться с Лилит, Дин.

Дину Лилит до фени. Но прошла уже неделя, целая неделя со смерти Сэма. Нужно поторапливаться. Пошатываясь, он поднимается на ноги.

– Тогда давай продолжим.

***

Звонок раздается среди ночи. Дин не спит – не спал, по сути, с пожара. Пытается иногда, но каждый раз, как только закроешь глаза, видеть брата в огне, не самый лучший способ провести ночь. И не будь у него плана, как все исправить, давно бы уже покончил с собой. Бывает, правда, искушение так и сделать.

Снова играет Sympathy for the Devil, значит, кто-то незнакомый. Не отец, не Бобби, не Сэ… — никто из списка быстрого набора. Он поднимает трубку и смотрит на дисплей – номер калифорнийский. Бросив телефон на тумбочку, Дин не отрывает от него взгляда, пока звонок не замолкает. Да с Невады он его и в глаза не видел, потому что с теми, кто мог бы ему позвонить, он определенно разговаривать не хочет.

Проведя пару минут в созерцании потолка и пытаясь не представлять там Сэма – он и так все прекрасно помнит – снова поднимает трубку. Господи, да что угодно, лишь бы отвлечься.

Семь непрочитанных сообщений с того самого калифорнийского номера. Ха.

Дин начинает с первого. Третье ноября, женский взволнованный голос.

«Привет … ммм, Дин Винчестер? Брат Сэма? А я его подруга, Джесс, и он должен был мне сегодня позвонить… Если вдруг вы видели его… просто попросите перезвонить, ладно? Спасибо».

Дин сглотывает и удаляет сообщение, сомневаясь, стоит ли переходить к следующему. Но…

Четвертое ноября. «Привет, это снова Джесс. Я очень волнуюсь за Сэма. Он уехал в Неваду, чтобы найти вас, и должен был вернуться позавчера, и если вы не видели его… Может, какой-нибудь несчастный случай на дороге или что-то ещё? Вы все ещё в Неваде? Неважно, я в любом случае поеду туда. Перезвоните мне. Пожалуйста».

Вот дерьмо. Стоило сразу обратить внимание и перезвонить, сказать, что с Сэмом все окей, только он вне сети или типа того. Да Сэм и будет окей. Дин удаляет сообщение и переходит к третьему.

Четвертое ноября. «Господи, Дин, пожалуйста, я даже не знаю, живы ли вы, но я в Неваде, нашли автомобиль Сэма, недалеко… Там был пожар, и я не знаю…»

Дин прерывает сообщение и удаляет остальные, не слушая, затем выключает телефон. Неважно. Он вернет Сэмми, а все происходящее просто неважно.

***

Через две недели Дин готов, по крайней мере, насколько ему нужно. Две недели, а ему всего и требуется – двойная доза кодеина после изгнания. Дин готов.

– В самом деле, Дин, – говорит Руби, когда он дважды за ночь пьет её кровь. –
Успокойся, или выгоришь раньше, чем успеешь подобраться к Лилит, чтоб пощекотать ей пятки.

Ему все равно. Ему бы только зарыть фотку на перекрестке и ждать.

***

Женское тело другое на сей раз, демон тот же, вздергивает голову да ухмыляется.

– Ты правда, что ли, не понимаешь отказов, а? – спрашивает она, и Дин, улыбаясь, поднимает руку.

– О, да, – он закрывает глаза, чувствуя бег крови в венах, погружаясь в пульсирующий ритм, и кто, к чертям собачьм, знал, что использование способностей по большей части напоминает поход в самый задрипезный ночной клуб всех времен? Дин отрешается от мира, представляя себе демона в теле девушки, и как он стискивает руку вокруг черного маслянистого дыма, бьющегося между пальцами. Он сжимает пальцы сильнее, когда слышит сдавленный хрип демоницы, и открывает глаза.

– Верни мне брата или я отправлю тебя прямиком в ад.

Демон держится за горло, поток черного дыма струится из её рта. Дин шевелит пальцами и снова сжимает их, она кашляет и давится воздухом.

– Кто тебя научил? – скрипит демоница, и Дин качает головой.

– Верни Сэма, – повторяет он, чувствуя, как сила струится по телу, вызывая головную боль.

Глаза демоницы вспыхивают красным.
– Уверен? Может хочешь вернуть папочку вместо него?

– Что? – Дин едва не разжимает руку и подбирается, чтобы удержать все как есть. Первая струйка крови течет из носа. – Что ты несешь?

– Ой, а разве ты не знал? – её голос звучит одновременно легкомысленно и изможденно. – Джон слышал, что случилось с маленьким Сэмми. Заключил собственную сделку. Видать, яблоко от яблоньки недалеко падает.

– Нет, – Дин чуть не отправляет её откуда пришла, но она ещё нужна, черт дери, нужна, пока… Что, если она не врет, и отец?..

– Да. В конце концов, Джон всегда любил Сэмми больше. Достаточно, чтобы отправиться за него в ад. Не чудесно ли?

Дин качает головой, пытаясь думать сквозь туман боли и силы. Затягивать нельзя, а если папа в аду, значит Сэм…
– Подожди-ка, – спрашивает он вслух, – Сэм жив?

– Не то чтобы очень. Нелегко выбраться из дубового гроба на глубине шести футов под землей.

– Что? – Да ни хера подобного, быть такого не может. – Сэма не хоронили, он сгорел.

– Вот и Джон думал также, – демоница расплывается в усмешке, и Дин сдавливает пальцы, чувствуя, как боль отдает в руку. – Кажется, вам, мальчики, стоит внимательней изучать детали. Не так уж много и осталось от маленького Сэмми, но вполне достаточно, чтобы его подруге было, что похоронить.

Вот же блядство. Дин чуть не падает, думая о том, что отец душу продал, и о Сэме, просыпающемся в долбаном гробу, откуда он не в силах выбраться, нет, не таков был план, все должно быть не так. Но на длительные раздумья времени нет, потому что силы на исходе, а если есть шанс, все остальное после.

– Так что же, Дино? Сэмми или папа?

Отец в аду, и если он там истекает кровью, значит, миру конец. Все, чего хотел Дин – малюсенький шанс спасти Сэма, спасти мир, и теперь нужно выбирать одно из двух.

Зрение Дина на мгновение затягивает белая пелена.
– Сэм. Верни Сэма и поддерживай в нем жизнь до моего прихода, и я отпущу тебя.

– Дин, Дин. Не настолько и благороден, в конце концов. Я дам тебе пять часов. Должен успеть.

Нет, нет, ему нужно больше времени, но он уже на пределе, и если не заключит, наконец, сделку, то потеряет Сэма и мир. Он кивает и чуть не валится вперед, хватая демона за плечи и запихивая язык ей в горло. А когда отпускает, даже не замечает её исчезновения – не до неё, когда стоишь на коленях и загребаешь только зажившими от ожогов пальцами грязь, а череп, наверное, вот-вот расколется на части.

Пять минут спустя Дин открывает глаза и видит лежащую без сознания девушку и пустой перекресток. У него есть пять часов, чтобы найти Сэма прежде, иначе будет поздно.

Дин вытаскивает телефон.

***

В первый раз Сэм был мертв три дня. Три дня Дин сидел в брошенном здании в Южной Дакоте, уставившись на труп брата.

На сей раз Сэма нет три недели, и нет трупа, нет ничего, на что можно глядеть сутками, только сгоревшая лачуга, и даже там не безопасно из-за рыскающих вокруг полицейских. Не было никакого трупа, ничего не было, как могло что-то остаться?

– Им удалось потушить огонь до того, как Сэм полностью… – голос Джесс на другом конце дрожит.
Он облажался. Как же он облажался. И пока ползал на коленях по пустыне, взывая к Кастиэлю, кто-то пробрался сквозь пепел и золу, нашел останки Сэма и отнес в морг, чтобы девушка, которую Дин никогда не видел, могла его похоронить. А Дина не было, ни для того, чтобы похоронить своего брата, ни для того, чтобы помешать этому. А теперь почти нет времени все исправить.

– Мне так жаль, я попыталась позвонить или оставить сообщения, но не смогла вас найти. Сэм так долго не общался с вами, вот я и подумала…

– Теперь уже неважно, – говорит Дин, сознавая, что голос звучит расстроено, да так и есть. – Скажи мне, где похоронили Сэма. – Он уже выезжает на дорогу к Неваде. Нельзя терять ни секунды.

– Я отвезла его в Пало-Альто, – Дин автоматически разворачивается, слава Богу, что Пало-Альто гораздо ближе, чем неизвестный город в Неваде, который ещё хрен найдешь. – Мои родители оплатили похороны, а я…

– Как называется? – спрашивает Дин. – Как называется кладбище? Номер могилы. Скажи же, где мой брат?

Джессика послушно отвечает.


* Tony Orlando & Dawn - Tie A Yellow Ribbon Round The Old Oak Tree (послушать http://www.youtube.com/watch?v=x4NQz-qxEbk&feature=related)


Дин охотился большую часть обеих жизней и жмуриков выкопал больше, чем слопал нормальных обедов – немудрено со всеми этими номерами без кухонь и заброшенными домами – но не помнит случая, чтобы рыл быстрее, даже когда кто-то был в смертельной опасности. Черт, да кто-то всегда в смертельной опасности, когда Дин раскапывает могилу, и в половине случаев – он сам или Сэм.

Но сейчас все по-другому. Совершенно по-другому.

Влажная и жирная почва липнет к лопате, Дин матерится и жалеет, что Джесс не похоронила Сэма в пустыне, правда, тогда пяти часов не хватило бы, и Сэм второй раз умер бы, теперь уже в гробу. Нет, нужно выкинуть из головы мысли о том, что Сэм сейчас заперт в полной темноте. Дин однажды выбрался из собственной могилы и помнит, каково нащупать в футе над собой мерзкую крышку. Хоть она и гнила четыре месяца, все равно отняла уйму сил.

Сэм там почти три недели, а гроб из твердого дуба. И какого лешего братец не нашел себе девушку из бедной семьи, или которой не хватило бы любви или ума, чтобы разыскать его? Ебство.

Плечи ноют от напряжения, и Дин так сильно цеплялся за руль по дороге сюда, что пальцы скрючило, но он успевает, почти успевает, прошло четыре часа и пятьдесят две минуты, и ему вроде бы слышится какой-то глухой звук, возможно, всего лишь глюки.

Четыре часа пятьдесят восемь минут, и стук – определенно не глюки, медленный, неравномерный, но реальный. Сэм слышит его, и Дин слышит Сэма, и Дин даже начинает копать ещё быстрее, потому что до окончания срока всего две минуты, и тогда Сэму останется только запас воздуха в самом гробу.

Лопата ударяется о дерево, и Дин уже собирается пробить крышку, когда в видении возникает разрубленное лезвием лицо Сэма, и не решается. Упав на колени, Дин сметает грязь с поверхности, ощупывает края в поисках защелки. Светает, и в полутьме видно достаточно хорошо, чтобы понять – перед ним один из тех вычурных ящиков, у которых верхняя часть крышки откидывается отдельно, и Слава те Боже, потому что на другую модель времени нет. Может статься, времени не хватит даже на эту. И тогда… хрен вам, а не тогда.

Изнутри доносится приглушенный шум, и Дин хлопает по дереву.

– Эй, я сейчас, – и вот, вот, наконец, проклятущая защелка, и он дергает откидной верх, и грязь оползает под коленями, и крышка не поддается, и прошло уже пять часов и три минуты, и он не собирается сдаваться, ни сейчас, ни когда-либо.

Дин глубоко вдыхает и собирается с силами.

– Я сейчас, – повторяет он на сей раз тихо, упирается спиной в земляную насыпь на нижней части гроба и тянет. Напрягая каждый мускул, он мысленно направляет всю свою сверхъестественную силу, отчетливо представляет, как ее поток, словно рычаг, поднимает крышку.

Раздается треск, и Дин валится на спину, грязь ошметками падает вокруг, а в руках зажат кусок твердого дерева. Дин не особо надеется на свои чертовы сверхспособности, но в эту минуту возносит благодарственную молитву демону за кровь, неважно проклята его душа или нет.

Слышится слабый кашель, Дин бросает деревяшку и кидается вперед, выламывая оставшуюся половину крышки, хватает Сэма за пиджак и рубашку и, комкая одежду, притягивает к себе. Сэм глотает воздух у плеча, и Дин кладет ладонь ему на спину, чувствуя биение сердца через шмотки, которые тот никогда бы не надел при жизни, и закрывает глаза.

– Я тут, все в порядке, все нормально, просто дыши, – повторяет Дин, будто бы Сэм, вдыхающий воздух, словно последний раз в жизни, пытается заговорить. – Я с тобой, Слава Богу.

Хотя Бог тут совсем ни при чем.

***

Когда последний раз Дин возвращал брата из мертвых, тот даже не знал, что случилось. Теперь же Сэм очнулся в гробу дважды, и во второй раз провел там пять часов в темноте, пока Дин его не нашел. Правда, когда он впервые пришел в себя, Дин не находил его вовсе. Не стоит думать о пятнах крови на крышке гроба, разрывах на шелковой обивке, старых и новых, или о том, как именно разодраны ногти Сэма, три из которых вырваны с мясом. Сэму не нужно говорить, что он умер, и Дин не говорит. Дин не говорит Сэму ничего, кроме как «все в порядке» и «я с тобой» даже много часов спустя. Болтовня им ни к чему, и Дин вытаскивает Сэма из гроба, а затем из могилы, усаживает на переднее сиденье Импалы и убирается с кладбища. Хорошо бы остаться и засыпать могилу, но, заметив, как исхудал Сэм, Дин решает наплевать. Пусть Джессика позвонит в полицию – подумаешь, навесят похищение трупа, привыкать что ли? Сэм жив, и главное для Дина – сделать все, чтобы на сей раз он таковым и остался.

Разговоры подождут, да Сэм и так молчит целую вечность, просто тихо сидит пассажирском месте и смотрит, будто забыл, как закрывать глаза. Проехав три города, Дин находит мотель и, почти на себе втащив Сэма в комнату, усаживает его на кровати.

– Эй, эй, все в порядке. Сэмми, теперь все будет в порядке.

Тот не отвечает, но пытается сфокусироваться взглядом на Дине, который хватает стакан, наливает воды и подносит к губам Сэма. Поначалу захлебываясь, Сэм шарит руками, нащупывая стакан и пытаясь наклонить сильнее. Дин разжимает его сжатые пальцы.
– Успокойся, ладно? Не хочу, чтобы тебе стало плохо. – Интересно, осталась ли в желудке Сэма хоть какая-то пища, если он ел до ещё до пожара? К черту, пора уже перестать задаваться вопросами и воображать всякое, нужно напоить Сэма.

Дин решает, что трех стаканов достаточно, и начинает снимать заляпанный грязью пиджак с плеч Сэма. Не встретив сопротивления, Дин раздевает брата до трусов, поднимает на ноги и ведет в ванную. Сэм идет четко по линии, больше похожий на робота, и Дину было бы страшно, черт, да Дин был бы в ужасе, только вот никакого страха не осталось, осталось лишь одно – слава Богу, что Сэм жив.

Дин уже почти домыл разбитые пальцы Сэма, когда тот внезапно приходит в себя, вздрагивает, облизывая лопнувшие губы и смотрит ему прямо в глаза.

– Это все по-настоящему? – Дин замирает, но не отводит взгляда.

– Да, Сэмми. Прости, что не смог добраться до тебя быстрее, но теперь ты в порядке. Все будет хорошо.

Сэм отбрасывает с глаз влажные волосы. Его пальцы дрожат и все ещё кровоточат.

– Не будет, – отвечает он. – Не будет.

– Будет, Сэмми, – отвечает Дин, но как оказывается, прав именно Сэм.

Сэм засыпает прямо в ванной, чего не случалось лет с четырех, но дразнить его Дин не собирается. Он перевязывает ему пальцы, не трогая ушибы на ладонях. Дин изранен и физически, и ментально. Вроде схватка с демоном перекрестка осталась далеко позади, но до сих пор кажется, что мозги вот-вот потекут из ушей. Он весь в крови и кладбищенской грязи, и отдал бы за душ что угодно.

Но купание подождет. Дин садится на стул у окна и смотрит на спящего Сэма.

***

Проспав целые сутки, он просыпается именно тогда, когда Дин отправляется за кофе. Вышел-то на десять минут, но Сэм всегда был своенравным маленьким ублюдком. Он уже поднялся и теперь воюет с одной из диновых рубашек. Дин сваливает кофе и пончики на ближайшую горизонтальную поверхность и кидается к нему.

– Я сам, – бурчит Сэм и отталкивает его, неуклюже застегивая пуговицы дрожащими пальцами. Дину до смерти хочется навязать свою помощь, но Сэм зыркает так, что становится ясно: если он что-то вбил себе в голову, пусть всего-навсего дурацкие пуговицы, проще уступить. Дин падает на стул, с котрого не слезал весь прошлый день, и ждет.

Закончив, Сэм бессильно опускает руки и замирает, уставившись в колени. Дин собирается предложить ему кофе – да что угодно, лишь бы нарушить молчание, – когда Сэм поднимает голову.

– Я умер, – говорит он. Дин питал робкую надежду, что эту тему они поднимать не будут хотя бы пару дней, а лучше никогда, но, как обычно, у Сэма имеется свое мнение. Дин ерзает на стуле, гадая, долго ли ещё сможет выкручиваться, и Сэм отводит взгляд.

– Правда же? Я умер. Демон сжег меня на потолке, как маму.

– Сейчас уже неважно, – Дин пытается не вспоминать запах обугленной плоти.

– Как ты сумел… – голос Сэма срывается, и он сжимает челюсти. – Что ты сделал? Как ты меня вернул?

– Я ни при чем.

– Не надо. Не ври мне, Дин. Я проснулся в гробу. Я сгорел, я чувствовал огонь, и теперь, – он тыкает перевязанными пальцами в сторону Дина, – на мне только царапины. Совершенно ненормально.

– Да не знаю я. Понятия не имею, как ты вернулся. Мне позвонил отец и сказал, куда ехать, чтобы выкопать тебя.

Сэм мотает головой и морщит брови.


– Папа? Где он?

Дин прикрывает глаза – Сэму знать не следует, Дина знание однажды чуть не доканало. Говорить нельзя.


– Уехал, сказал, нужно кое-что уладить.

Теперь он наблюдает за Сэмом-в-раздумьях. Вранья Дина не хватит и на пару дней в лучшем случае, в худшем – на пару вопросов, но стоит попробовать, потому что правда не никому из них не поможет. Сэм горбит спину.
– Джесс, – заключает он, и Дин вздыхает.

– Она в курсе. Именно Джесс тебя похоронила.

Сэм спадает с лица и трет глаза.

– И что теперь? – Но Дин не знает, Дин не придумал ничего до возвращения Сэма, а теперь Сэм жив, отец в аду, и мир на пороге гибели.

– Найдем отца.

***

Сэм снова спит до самого заката, а Дин, убедившись, что тот действительно спит, пробирается на автостоянку позади мотеля и смотрит в темнеющее небо.

– Ладно, помню, что в прошлый раз ничего не вышло, но послушай, Лилит собирается освободить Люцифера и сломать первую печать, когда праведник прольет кровь в аду, и у нее мой отец, понятно? Его будут пытать, пока он не спятит настолько, чтобы прирезать кого-нибудь, и затем никаких больше ангельских чаепитий или что там у вас. Так что прошу тебя, умоляю, услышь меня. Пошли туда Каса или… да по хрен кого, и вытащи отца.

В ответ тишина, что не удивительно. Дин хорошо уяснил, что ангелы не кидаются со всех ног, когда нуждаешься в них.

– Говорить с самим собой – первый признак безумия, – Дин оборачивается – Руби, прямо позади него, ухмыляется во весь рот. – Давно пора понять.

– Какого ты тут забыла? – ворчит он, и Руби пожимает плечом.

– Ну, как тебе сказать, я вроде бы делом занималась, обучала тебя управлять демонами по твоей же просьбе, отдавала свою кровь, и тут на тебе! Дин пропал. И затем я узнаю, что ты пытаешь подчиненных Лилит, чтобы вернуть брата. Так что, Дин, – она склоняется ближе, не переставая ухмыляться, но сразу понятно – Руби зла как черт, и радоваться нечему, – когда же ты собирался поведать мне, что занят воскрешением мертвых?

– Что, только тебе можно манипулировать кем-то?

– Грохнуть бы тебя, – говорит Руби, и Дин усмехается.

– Только попробуй, отправишься прямиком в ад.

– Ну так постараюсь передать привет папочке сразу по прибытии.

Вот дерьмо.

– Как мне его оттуда вытащить?

Руби смеется.
– Уверяю, если попросишь Лилит как следует, она его сразу же освободит. Или мы могли бы придерживаться изначального плана.

Дин мысленно прокручивает варианты, но единственное, что приходит на ум – замочить Лилит. Можно открыть адские врата в Вайоминге, что означает целую армию нечисти на свободе, и никаких гарантий, что отец выберется. И придется пить вдвое больше демонской крови – билет в один конец на темную сторону, не говоря уж о том, что мерзость редкостная. Но Дин уже вляпался по уши в четыре года от роду, так что сожалеть поздновато, значит, можно пойти до конца и надрать задницу всем демонам, которым успеет, до того, как пустит себе в лоб бережно хранимую двадцать два года пулю.

– И до чего додумался, гений?

– Продолжаем обучение.

***

Он возвращается на рассвете. Сэм уже проснулся и теперь сидит на стуле у окна и сверлит взглядом телефон. Дин протягивает ему кофе – надо же оправдать чем-то свое отсутствие.

– Ты как? Выглядишь фигово.

– Да вот, – Сэм взмахивает телефоном, – сообщения проверяю.

Упс. Кажется там должна быть целая уйма от Джессики.

– Знаешь, мы могли бы все объяснить. Сказать ей, что труп был не твой, а ты сам пролежал в коме три недели или что-нибудь в этом роде.

– Что? – переспрашивает Сэм, и Дин начинает волноваться, что тот немного не в себе с тех пор, как выбрался из могилы.

– Твоя девушка. Джессика.

– Аааа… – Сэм гипнотизирует стакан с кофе. – Я разберусь. Скоро.

– Да, – Можно, конечно, отправить его к Джесс, чтобы быстрее разобрался, но мелкий и так натерпелся и нуждается в присмотре. – Ладно, самое время сматываться из этого ледника. А я-то думал в Калифорнии должно быть тепло.

Сэм рассеянно кивает и встает, запихивая в задний карман телефон и подхватывая сумку. Даже после четырех лет свободной жизни, он в любой момент готов сорваться с места, и вещи собраны на всякий случай.

В полушаге от двери Дин оборачивается на оклик Сэма. У него впервые за утро по-настоящему сосредоточенный вид.

– Думаешь, папа умер? – И чтоб ему провалиться, Дин абсолютно не готов к этому разговору и терпеть не может, когда Сэм смотрит на него так: будто у него уже есть все ответы. И затем вспоминает, как именно Сэм смотрел на него в той, другой жизни, на что сейчас нет и намека, и начинает казаться, что никогда и не было.

– Вряд ли. Да ладно, Сэмми, знаешь же, какой он упертый. Только апокалипсис сможет его прикончить. Так что двигай давай.

Сэм кивает и выходит за Дином. И когда, мать его, все пошло наперекосяк?

***

Они охотятся, ну а что им ещё делать? На пассажирском сиденье Сэм, музыка орет, призрак здесь, зомби там – а то и все вместе – стремно даже, но вся динова жизнь и так сплошное недоразумение, и ни один из них больше не поднимает тему. Все по-старому. Разве что Дин изгоняет демонов и пьет кровь в ту ночь, когда заливает Сэму, что в бильярде разводил лохов на деньги.

Поначалу Сэм проводит кучу времени за компом, в поисках отца. Он звонит Бобби, Джиму и Калебу, и Дин не пытается его остановить, только пожимает плечами всякий раз, когда Сэм рассказывает, что нашел (точнее сказать, не нашел, и Дин рад до беспямятства, что отец такой параноик... был), и меняет тему.

Примерно через месяц после воскрешения Сэма, Дин зашивает себе рубашку и, подняв голову, замечает, что брат уставился на него так, будто он Бритни Спирс напевает.

– Ну? – он поклястся готов, что Бритни Спирс не пел, но уже роется в памяти на счет малоизвестных песен «Лед Зеппелин», хоть немного похожих на «Baby One More Time» или как там у неё.

– Ты вообще хочешь найти отца? – иголка впивается Дину в большой палец.

– Чувак, что за вопрос? – Он пытается состроить из себя невинность, но, решив, что с Сэмом такое не прокатит, притворяется обиженным.

– Не знаю, – Сэм морщит лоб и кривит губы. – Просто не вижу особого энтузиазма.

– Да что ты? Хочешь сказать, я не волнуюсь за отца? – Теперь он и в самом деле расстроен, даже при том, что Сэм прав, он и не пытался искать отца, потому что в курсе, где тот обретается. И в настоящий момент Дина больше волнует, как снять его задницу с адской сковородки – и нет, это не каламбур.

– Ты же знаешь, что я не то…

– А прозвучало именно так. Сам-то, не очень торопишься выяснинить отношения с подругой, а я вот не вякаю.

Сэм так и стоит с разинутым ртом. Дину даже немного совестно – само по себе ненормально, что брат всего лишь раз упомянул Джессику после возвращения, но Дина все устраивало до настоящего момента. Он счастлив, что Сэм с ним, хотя в конечном счете придется же что-то сделать с той пулей. И он не позволит испоганить будущее, ради которого стольким пожертвовал.

– Хочешь что-нибудь добавить? – спрашивает Дин. Сэм качает головой и протискивается мимо него к двери. – Куда это ты намылился?

– В библиотеку. Кто-то же должен продолжать поиски.

– Сэм, – хватает его за плечо Дин. – Ты что, не понимаешь? Это же отец, и если он не хочет,чтобы его нашли, значит не будем.

Сэм впивается в него взглядом, раздувая ноздри и упрямо выпячивая челюсть.

– Меня вернули с того света, Дин, и отец тут явно замешан. Я собираюсь найти его, хочешь ты или нет. – Он, не обращая внимания лежащую на плече руку, вылетает из номера, а Дин стоит и кривится, потому что так делается легче на душе. Сволочь.

– Любовнички поссорились? – слышится из дверного проема – Руби, скалится во весь рот. Гребаные демоны.

– Иди на хуй.

– Прости, мистер Вселенная, не сегодня. Как бы ни хотелось послать свои принципы ради твоей прекрасной троглодитской задницы, я не путаю дела с трахом.

– Жаль, что я не троглодит. А то хуйнул бы тебе каменюкой по башке, чтобы придержала свой поганый язык.


Руби выгибает бровь, радуясь ещё больше. – Ой-ой-ой, какие мы нервные. Может, небольшой допинг?

Она закатывает рукав, и у Дина учащается пульс.

– Чем скорее научишься, тем быстрее сможешь сыграть в героя и вытащить папочку.

Дин кивает. Убить Лилит, спасти отца, и по хрену все остальное.

– Ладно, давай приступим.

***

Сэм возвращается как раз в момент ухода Руби – хуже было бы только, явись он минут на двадцать раньше и застань Дина, чавкающего у её руки так, словно после голодания дорвался до двойного чизбургера с беконом. Из-за возникшей в уме картины Дин клянется, что никогда в жизни больше не притронется к двойному чизбургеру с беконом, что совсем уж из ряда вон.

Сэм при виде гостьи недовольно супится на Дина ей через плечо.

– Мм, привет, а мы разве…

– Милый, ты не упоминал, что у тебя есть друг! – говорит Руби с акцентом уроженки не то Джорджиии, не то Седьмого круга ада. – Разве он не душка?

Дин сверкает глазами. Она ухмыляется в ответ, а Сэм сжимает губы в улыбку наполовину вежливую, наполовину раздраженную.

– Ладно тебе, сладкий, – Руби шепчет что-то ему в ухо. Сэм краснеет и морщится, словно сдерживая смех. Выдав на прощанье еще одну ухмылку, она, наконец, исчезает, и Дин не сомневается, что после такого-то представления Сэм её запомнит как следует.

– Дин, в натуре, ты не можешь удержать свой член в штанах и пяти минут? Мы вроде как работаем.

Сила бурлит под кожей. Стоит захотеть, и он разукрасил бы Сэму морду прямо отсюда, не шевельнув и пальцем.

– Только потому что ты сам никого не приводишь? Что она тебе сказала?

Сэм усмехается, до смерти походя на Руби. Дин сжимает и разжимает кулаки, а Сэм усаживается на стул.

– Сказала, у тебя проблемы с реализацией, и номер своей комнаты, если мне вдруг захочется её навестить.

– Чего? – вскидывается Дин. У него никогда не было проблем с «реализацией», несколько случаев с перепою не в счет.

– Да ладно, с кем не бывает, – успокаивает, покосившись на него, Сэм.

Дин даже забывает, что собирался ответить, потому что такая реакция не просто издевка засранца-брата, а нечто серьезнее, и невольно возникает вопрос, сколько его секретов успел разведать Сэм.

Точно как в старые добрые времена.

***

Спустя пять месяцев после спасения Сэма, Дин спросонья едва не убивает его снова. Он уже успел вытащить нож из-под подушки, когда достаточно очухался, чтобы опознать в огромном странном существе, что пытается затрясти его до смерти, своего огромного странного брата-самоубийцу.

– Чувак, – жмурится от света Дин и отталкивает Сэма, – что такое?

Сэм отступает, руки так и зависают в воздухе, будто он не знает, что с ними делать. Уже привыкший к свету Дин замечает, что мелкий бледен как смерть, и снова сжимает оружие, совершенно не представляя, что его могло настолько испугать.

– Отец мертв.

А вот и ответ.

***

– Я нашел заметку в местной газете, – Сэм пихает ноутбук Дину под нос. Сам он вышагивает по номеру, ероша волосы, а Дин смотрит на фотографию отца под мелким заголовком: «Джон Доу скончался от сердечного приступа».

– Газета флоридская.

– Что?

– Мы в Айове.
Сэм недоуменно моргает, что вполне понятно: не имеет значения, где они, если там фотка отца, чтоб ей неладно было, и позарез нужно что-то сказать и остановить фееричный ход мыслей Сэма, слишком быстро складывающего детали в одно целое.
– Дин, папы нет. Неважно, откуда газета.

Дин тупо молчит. Он сомневался, что когда-нибудь оправится после первой смерти отца. Теперь же отец словно уехал, например, в Канаду. Или Флориду, что гораздо ближе к преисподней, чем кажется, и куда уж хуже, если теперь и смерть для Дина – всего лишь очередное дело.

– Ты как? – Спрашивает Сэм.
Дину хочется ответить, что плохо ему, как и полагается случаю, но не знает, как достоверней притвориться убитым горем, поэтому просто сжимает зубы и вздыхает.

– Не очень. Как… я не знаю, Сэмми.

Сэм разглядывает его и морщится.
– Это не все. Видел дату?

Дин присматривается: тринадцатое ноября. – И?

– Именно тогда я умер.
Сэм снова начинает метаться туда-сюда.

– Ты вернулся двадцать четвертого. Есть разница.

– Угу, папа внезапно умирает, и меньше чем через две недели я чудесным образом воскресаю. Таких совпадений не бывает, Дин.

– Что ты хочешь сказать? – Поскорее бы что-то изобрести и выиграть ещё немного времени. И какого дьявола Сэм такой умник?

– Я хочу сказать, – Сэм останавливается, уставившись в стену, – я хочу сказать… мне кажется… Ну, он мог заключить сделку.

– Отец бы никогда не пошел на сделку, – на автомате возражает Дин, и у Сэма округляются глаза.

– О, да, конечно, он же у нас святоша. Дин, а что, если он попал из-за меня в ад?

– Невозможно. И даже если так, мы разберемся.

– Господи Боже, – Сэм всплекивает руками. – Ты не можешь все исправить! Отец умер!

– Я знаю, – вскакивает Дин – с него хватит. – Я знаю, понял? Или считаешь, ты единственный, кому не все равно? Черт возьми, вы не ладили, но я думал, что после смерти ты проявишь к нему хоть немного уважения.

Сэм затыкается, и Дину хочется сбежать из комнаты, хлопнув дверью – не одному же Сэму позволено.

–Ты знал. Знал все время, и не сказал мне.

– Сэм… – Но тот не слушает.

– Ты знал, что он заключил сделку? Вот твоя тайна? Что папа продал за меня душу?
– А что, если так? – выходит из себя Дин. – Предпочел бы остаться в покойниках?

– А что, если да? – кричит Сэм, и у Дина сводит живот. Ну на хера он это сказал? А теперь выслушивай вот.

– Сэм, не идиотничай.

– Только не говори, что ты согласился бы с его решением. Согласился бы жить, если бы он продал душу за тебя? В каком мире такое считается нормальным?

Вот с чем не поспоришь – везде ненормально. Кому знать, как не Дину, который пережил сделку отца дважды. Но речь о Сэме, что все менят в корне, потому что это – Сэм, и Дин почти готов рассказать ему о первой жизни, об апокалипсисе, и почему здесь лучше, почему все утрясется. Но Сэм уже с такой ненавистью сваливает вещи в сумку, будто все, чего он хочет – покончить побыстрее со всем их грязным бельем, и становится ясно, что Сэму рассказывать нельзя, никому нельзя. Остается только одно.

– Что ты задумал?

– Я отправляюсь во Флориду. Надо… – Он беспомощно машет рукой, и Дин вздыхает.

– Окей, пусть будет Флорида.

***

Во Флориде нашлась лишь могила с надписью «Джон Доу» на надгробном камне. Сэм сидит на земле рядом целый час и три проводит в архиве местной газеты, после чего с каменным лицом заваливается на свое место в Импале, не вымолвив ни слова за восемнадцать часов сорок пять минут. Дин подумывает поизмываться над ним и выбесить, чтобы вытащить из скорлупы, но вряд ли получится разозлить его сильнее, чем есть. В конечном счете Дин делает музыку погромче и притворяется, что Сэм всего лишь парится, как обычно.

В Нью-Хэмпшире Сэм вырубает магнитофон.
– Что еще ты скрываешь от меня?
Дину едва удается сохранить лицо.

– Санты не существует. Прости, малыш, но пора тебя просветить.

Сэм скрипит челюстями – так и без зубов остаться недолго.
– Да пошел ты, – говорит он и включает музыку вновь.

***

Через пять месяцев и девятнадцать дней после воскрешения Сэма, Дин открывает дверь заброшенного дома, где они остановились, и видит на пороге отца.

– Святые… – начинает Дин и пятится. Отец слабо улыбается, в глазах блестят слезы, и он шагает вперед, разводя руки. Дин тянется за ножом, прежде чем сам понимает, что делает. Отец удар блокирует, и они пытаются выдрать друг у друга нож, Дин скручивает запястья отца и толкает в плечо. Футболка задирается и оголяет сморщенную красную кожу. В форме гигантской пятерни.
Святые ебеня. Святые ж ебеня.

Дин опускает нож.
– Папа. Папа.
Все, что он испытал в прошлый раз, невыносимое горе и ужас, которые обязан был чувствовать после смерти отца, будто ждали где-то внутри и теперь свалились разом. Папа жив.

– Дин, – Дин зажмуривается, позволяя обнять себя. Отец жив, и Сэм жив, а вдруг все будет лучше, чем он надеялся?

Когда он открывает глаза, отец уже отстранился и заглядывает ему за спину, туда, где стоит Сэм, с открытым ртом и удивленным взглядом, больше похожий на себя лет пяти.

– Сэмми, – зовет отец, и Сэм, спотыкаясь, спешит к нему, а Дин отходит и смотрит на них.
Сэм и папа, и Дин, как раньше. Все будет прекрасно.

***

– Всё дерьмово, – заявляет Руби, ещё не успев выйти из машины. – Первая печать сломана.

– Что? – прислонившийся к Импале Дин выпрямляется. Папа и Сэм спят, а он собирается сказать Руби, что игра окончена. – Нет, отец же вернулся, пробыв там всего пять месяцев.
– Да. А ты представляешь себе, на что похожи пять месяцев в аду? Он сломался, Дин. Твой драгоценный папочка неделями сдирал кожу с проклятых душ.

– Нет же.
Ведь он спрашивал отца, и тот ответил, что не помнит, но Дину-то известно, что отец пробыл в аду девять месяцев, и не сломался, он знает, потому что Аластор так сказал.

Правильно, Аластор. Аластор, которому Дин доверяет не больше, чем бешеной собаке. Вот гадство.

– Да, – подолжает Руби. – Время на исходе, котик, а ты почти ничего не умеешь. Пора бы вырасти. Если не хочешь увидеть, как мир катится к чертям.
Дерьмо. Дерьмодерьмодерьмо, отец спасен, но кажется, что всякий раз, когда Дин получает одно, теряет другое. Опять же, все не так плохо. Сэм и папа живы. Остается мир, и на секунду Дин даже допускает мысль, что и для него есть шанс, и не придется использовать пулю. Но ему двадцать семь и пятьдесят пять лет, и он давным-давно не верит в хэппи-энды, по крайней мере для себя. Пора идти дальше.
– Согласен.

– Хорошо, – Руби закатывает рукав.

***

В конце всего – перекресток. Дин должен был заметить, но прошли годы, да мать твою, целая жизнь! Дин повидал кучу гребаных перекрестков, как отличить один от другого?

Он и не отличал, пока не послышался шум двигателя и не показался джип отца: сам отец за рулем, и Сэм без кровинки в лице на сиденье рядом. А Дин держит за руку Руби, и губы у него в крови. Он не замечает, пока отец не вылетает из машины с оружием навскидку, и Сэм выбирается следом, а Дин стоит на коленях в грязи, лицом прямо к дулу. И до него доходит, что перекресток не просто похож на первый, из прежнего мира, а тот же самый. Дин закрывает глаза и понимает, что не может позволить отцу выстрелить, не теперь.

Позади него Руби с ревом покидает тело, но на неё нет времени, нужно убедиться, что отец не спустит курок. Может, Дин ещё и не достиг должного уровня, но сил вполне достаточно для задуманного. Он поднимает руку, отбрасывает отца к машине и концентрируется, чтобы вырубить его. Отец падает, и Дин собирается встать на ноги, когда перед ним возникает Сэм с револьвером.

– Убирайся из моего брата. – Даже рука не дрогнула. – Вон.

Дин упирается ладонями в землю, растопырив пальцы.
– Я твой брат. Сэмми, это я, клянусь.

Сэм качает головой, но не стреляет.
– Что ты… – он указывает на покинутое тело Руби, отца, перекресток. – Ты пьешь кровь демона. Ты не мой брат.

– Хочешь испытать святой водой? Солью? – Дин было дергается и замирает, когда палец Сэма напрягается на спусковом крючке. – Сэмми, послушай. Есть один демон, и она пытается выпустить Люцифера. И я единственный, кто сумеет её остановить.

– Как? – Сэм повышает голос. – Как? – Дин открывает рот, чтобы ответить, но Сэм продолжает: – Папа сказал мне… Он оставил мне сообщение, перед тем как… тринадцатого ноября. Оно было на моем телефоне, когда я вернулся.

– Что за сообщение? – Ему не очень-то нравится, чем пахнет, но по крайней мере Сэм еще не определился, что само по себе неплохо.

– Отец сказал, – гримаса искажает лицо Сэма. Боже, какой же он ещё ребенок, ему всего двадцать два года, или, нет, двадцать три, потому что сегодня второе мая. – Сказал, что я должен спасти тебя или…

– Убить, – завершает Дин. Он знал, на что шел, знал, что в четрые года и двадцать два уготовил себе в детской Сэма, но все еще больно, больнее, чем думал. – Тогда стреляй. Давай же. – Дин надеется, что Сэм выстрелит, положив конец всему раз и навсегда, и усталость наваливается неожиданно, как не бывало уже больше двадцати лет.

Сэм приподнимает револьвер, прицеливаясь, а затем моргает и опускает руку.
– Нет, Дин, нет. Я спасу тебя. Я только не знаю, от чего нужно спасать.

Дин, пошатываясь, поднимается на ноги, и Сэм отходит в сторону. Сэм должен был убить его, и как же хочется разлозлиться на мелкого идиота за то, что готов так глупо рискнуть, но Сэм не стреляет, зубы Дина до сих пор в крови, и Сэм не стреляет, и Дин думает, что они справятся, а вдруг?

– Эй, – раздается сзади, и Дин оборачивается. Отец стоит и целится в него, слезы блестят на щеках в последних лучах солнца.

– Прости, – говорит он и спускает курок.

– Проснись, – зовет кто-то, и Дин приходит в себя, будто ничего и не случилась, и первое, что видит – Кастиэля.

– Как же я ненавижу, когда ты так делаешь, – бормочет он, но Кастиэль не обращает внимания. Или, нет, игнорирует не его, только то, что Дин говорит, но какая разница.

– Поднимайся, – Кастиэль встает и отходит от кровати. – Времени мало.

Дин смотрит на светящийся красным в темноте циферблат.
– Четыре утра, – стонет он. – Даже Бог не встает в такую рань.

Кастиэль безучастно смотрит на него, и Дин вздыхает. Небесная братия – отстой.

– Ты должен остановить Сэма. Вот, держи. – Он протягивает оружие, и Дин не сразу понимает, что у него в руках.

– Кольт. Какого черта ты не дал мне его раньше?
– Мы только вчера захватили его. Сэм на перекрестке в трёх милях к северо-востоку. Дин, – Кас хватает его за руку, и Дин, хмурится. – Если ты выстрелишь из кольта в кого-то, душа разрушится. Её не будет ни на небесах, ни в аду.

Дин хмурится сильнее.
– Зачем ты мне это говоришь?

– Сам знаешь.
Дин смотрит на зажатый в руке кольт и думает об обещании, которое дал однажды Сэму.

– Сегодня никого не убьют, – но в его голосе слышится сомнение.

– Иди, – подгоняет Кастиэль, и Дин кивает.

Второе мая, и завтра первый день апокалипсиса, но Дин ещё этого не знает.

Недолго ему пребывать в неведении.

***

Когда Дин открывает глаза, с неба дождём льётся пепел, и на сей раз он знает, что умер: спасибо, папа, за то, что прикончил меня. Это не ад. А если и ад, совсем не как в тот раз, и точно не рай, со стервятниками-то.

Стервятники. Вот говно.

Дин садится и озирается. Жарко, что неудивительно – весь горизонт в огне. Ну что за хень?

– С возвращеньицем.
Дин оборачивается. Невысокий мужик опирается на сгоревшее авто. Больше двадцати лет прошло, и у Дина никогда не было полной уверенности в том, что ему тогда не привидилось, но без памяти на лица он не протянул бы две жизни охотником.

– Ты. Кто ты такой?

Мужик изучает свои ногти и пожимает плечами.
– Скажем так, я заинтересованная сторона. И догадываюсь, что планету ты снова просрал, а?

– Я и правда умер? – спрашивает Дин, вставая и отряхиваясь. Он свято верит, что мёртвые не отряхиваются. С другой стороны, его последнее воспоминание перед тем, как очнуться – выстрел отца.

– Мертвее некуда. Хуёво быть тобой.

Дин делает вдох и чуть не задыхается. Воздух густой, как жидкая пыль.
– Что случилось?

– Джон убил тебя. А потом застрелился, конечно, как только осознал, что наделал. Ну и, – он указывает на пожар. – Вот.

– Люцифер, – кивает ему Дин.

– Именно. Чувак знает толк в веселье. Нью-Йорк теперь красивее, как по-твоему?

Дин отказывается верить в происходящее. Он получил второй шанс, и всё опять полетело в тартарары. А ведь должно было быть иначе.
– Сэмми?
– О, он всё ещё где-то тут. Подумаешь, спятил малость. Но разве можно его винить?

– Бля.
Очень хочется снова сесть. А лучше лечь, дождаться, пока пожар доберётся сюда, и всё просто закончится. Его застрелил отец, и его душа обречена на ад, куда он, скорее всего, и отправится.

– Зачем тебе? Зачем мучить меня, давая надежду, что я могу спасти их, когда я не могу? Я понял, понял. Все дороги ведут к одному. Так я ещё тогда понял.

Мужик удивленно приподнимает брови, затем отлипает от машины и направляется к Дину.
– Ты так думаешь? Что не можешь изменить прошлое?
– Я знаю, – отвечает Дин, догадка разгорается изжогой в желудке. – Ты не первый ангел, который мне встретился.

Охренев поначалу, тот откидывает голову и заходится смехом, надолго и с чувством. Вмазать бы ему по роже. Возможно, Дин так и сделает.

– О, всё не так плохо, – отвечает, наконец, мужик, вытирая глаза тыльной стороной руки. – Ангел. Дружище, да когда я расскажу своим, они оборжутся.
– Да ты шутник. Так что, это какое-то испытание?

– Нет, – незнакомец недовольно смотрит на него, будто не понимая, к чему клонит Дин. – Всё именно то, чем кажется. Второй шанс.

– Я ничего не смог изменить, – Господи Иисусе, даже гребаные стервятники те же самые.

– Ты мог. Просто не изменил.

– Что? – Дин сглатывает ком, пытаясь не подавиться пылью, покрывшей язык.

– Что слышал. Ты всё сделал неправильно. Прости, малыш, пятерку за старание ты не заработал.
– А как правильно? – зло спрашивает Дин, по горло сытый ангелами, демонами, и богами, играющих его проклятой жизнью себе на потеху.

– Ты сам должен выяснить.

– Когда же? Занавес. Апокалипсис на дворе.

– Допустим, тут апокалипсис, – мужик усмехается. – Будет тебе, Дин, ты же читал сказки и должен знать, что желаний всегда три.

Дин моргает.
– Эй, хочешь сказать, что дашь мне следующий шанс?

– Даже два. Таковы правила.

Мысли так и вертятся в голове. В первой попытке он спас Сэма, и, возможно, мир заодно, и если найти способ избавиться от себя с гарантией, что отец не заключит сделку, чтобы спасти его... Попробовать вернуться, договориться с желтоглазым, и у него будет двадцать два года, чтобы определиться, что к чему. На сей раз он не облажается. Ни за что.

– Договорились.

– Развлекайся, – говорит мужик и щёлкает пальцами.

***

Очнувшись, Дин едва не ослеп от солнечного света. Кому, блядь, пришло в голову сотворить солнце таким ярким? Следующим делом он замечает, что: находится не в кровати, сейчас не вечер, и он одет не в пижаму с Суперменом или, мать его, Бэтменом. Никаких пижам и, если он не стоит на охеренно высокой табуретке, ему не четыре года.

Ну, блин.

— Чувак!

Дин резко оборачивается. Надо же, не только ему не четыре, но и Сэмми, определенно, нет шести месяцев, если, конечно, младенцы нынче не вымахивают сразу до размера каланчи.

— Ты меня слышишь? — кричит Сэм.

Судя по всему, они спорят. Прелесть какая.

— Гм, да. Или ... нет. Потому что не ты прав, а я, так что смирись. — Подобный ответ явно должен отвлечь внимание и обеспечить Дину пару минут возмущенного словесного потока, следовательно, будет время выяснить, куда его забросило.

Сэм открывает рот, а Дин прикидывается шлангом и быстро осматривается. Очевидно, Стэнфорд позади. У Сэма привычно идиотская прическа, вот только это не дает ничего в плане информации. Они стоят около Импалы, багажник открыт, поблизости какой-то мост, и у Дина в руке револьвер. Подсказок хоть отбавляй.

— ... демон, — говорит Сэм, и Дин собирается.

— Демоны врут. — Универсальный ответ.

Сэм недоверчиво выдыхает.

— Да что с тобой такое? — Дину кажется, что сделку он пока не заключал, ведь после сделки Сэм почти перестал с ним разговаривать в таком тоне. Надо же, как он, оказывается, соскучился по нему. Да кто вообще скучает по вечно уверенному в своей правоте обо всем на свете брату?

— Если желтоглазый получит его, — Сэм указывает на оружие в руке Дина — херасе, да это не просто револьвер, а кольт, и внезапно его озаряет: Джефферсон-Сити, день аварии, тот самый, когда в отца вселился демон. Внутренности скручивает от отчаяния. — У нас ничего не останется для... — продолжает Сэм, а Дин быстро обдумывает последующие действия.

— Ты прав. Ты абсолютно прав, — Сэм удивленно затыкается посреди тирады, как если бы Дин заговорил на китайском.

— Что?

— А что?

— Ч-что? — Переспрашивает Сэм. — Я ... Ладно. Отлично.

— Отлично.

Мозги в поисках выхода работают вовсю. Отец был одержим, и демон пытался заполучить кольт. Значит, надо держать кольт как можно дальше от желтоглазого ублюдка, уж это Дин в силах устроить.

— Дин? Куда ты уставился?

— Подожди, Сэмми, — жестом останавливает его Дин.

Ловушка, значит, и демон уже засел в отце, но не бросать же его? Придется постараться, чтобы их не поджарили во время побега — до смерти не хочется залить в процессе кровью любимую рубашку.

Итак, вытащить отца из Джефферсон-Сити, вытащить демона из отца, никому не отдавать кольт. Заметано. Легче легкого.

— Ты как? — Дин оглядывается: вот ведь, он уже позабыл, как глупо могут выглядеть лохмы Сэма. — Странный ты какой-то.

— Все хорошо. Просто думал.

— С тобой точно все нормально?

— Я когда-нибудь говорил, что в детстве хотел быть пожарным? — спрашивает Дин и направляется в сторону города.

Прифигевший Сэм топает следом.

***

Проблема в том, что в этот раз Дин был готов. Готов был вернуться в четырехлетний возраст. И пусть у него не было плана спасения мира, имелось представление хотя бы о чем-то. Теперь же... будто он сел играть в карты, а колода превратилась в шахматную доску. Дин до опизденения ненавидит шахматы.

О демоне, который накинулся на Сэмми в момент их отступления, Дин напрочь забыл, о том самом демоне, которого он убивает из кольта — должен, во всяком случае, вот только гребаный кольт остался в гребаной машине, ебать все на хуй. И подлость в том, что изгнать демона он пытается сверхспособностями, которых у него в этой реальности нет, потому что вернулся он не в четыре года, чтобы крови желтоглазого попить, а всего два часа назад, вот ведь облажался.

— Exorcizamus te, omnis spiritus immundus, omnis satan, — Дин замолкает, потому как говорить трудновато, когда тебе перекрывают кислород. А жаль, вспомнился по случаю классный анекдот про засады в подворотнях.

Перед глазами уже плывут темные пятна, и отключиться на фиг кажется отличной идеей, когда ему чем-то плещут в лицо, и воздух снова поступает в легкие. Демон с диким криком отшатывается и хватается за морду, от которой валит пар. Горло словно распухло, но Дин дышит, что просто обалденно, и замечает отца с пустой бутылкой из-под святой воды. Демон пытается встать, но под взглядом отца чертова тварь позорно линяет.

— Валим, — вот только это не отец, а демон, и Дину нужно время, чтобы разобраться в происходящем. — Валим отсюда, Дин, пока не поспела подмога.

Время Дину нужно, но в данный момент нужнее всем троим убраться подальше. Он помогает Сэму подняться, перекидывает руку мелкого себе через плечо, попутно отмечая, что это почти нормально, и они бегут.

***

— Удачненько прошло, а? — заявляет Дин. Сэм почти без сознания на заднем сиденье, прижимается разбитым лицом к стеклу; отец, тяжело завалившись на место рядом с водительским, дергает пальцами, будто вот-вот начнет нетерпеливо выстукивать. Дин искоса поглядывает на него, подавляя дрожь. Погоди, скоро свое получишь, думает он.

— Неплохо, — отвечает отец, похоже, не очень слушая, и Дин не понимает, почему в тот раз до него не сразу дошло. Ведь настоящий Джон Винчестер наорал бы за то, что Дин чуть не угробил брата, а тут всего лишь «неплохо». Оказывается, говенный из старика-желтоглазого актер.

— Лучше бы мы взяли с собой кольт, а, Сэмми? — Дин твердо смотрит на Сэма в зеркало. — Грохнули бы урода в переулке?

Сэм ловит его взгляд и хмурится. Его передергивает. Дину пока не хватает пары козырей, но он надеется, что Сэм не будет рыпаться и не испортит игру.

— Нет, вы, мальчики, правильно поступили, — слышится с отцовского места. — Куда вы спрятали кольт?

Дин делает глубокий вдох. Теперь или никогда.

— Мы отправили его по почте, — в зеркале видно, как Сэм удивленно моргает одним, не заплывшим, глазом, и Дин незаметно кивает.

— Отправили по почте? Вы в своем уме?

— Это была моя идея, — подает голос Сэм, и Дин едва не вздыхает от облегчения, одаривая брата в зеркало кривой улыбкой той частью лица, которое отцу... демону не видно.

— Могли бы и сказать, — обвиняет отец. Сэм вздрагивает и садится, упрямо выпячивая челюсть.

— Так демону его ни за что не найти. Американская почта гораздо безопасней, чем думают.

Дин сдерживает смех и одобрительно смотрит на Сэма, затем поворачивается к отцу.

— Слушай, теперь уже неважно. Он в одном из наших боксов в Орегоне. Можно попросить кого-нибудь получить и отправить нам.

— Нет, — отрезает отец — слишком категорично, и его лицо смягчается, когда Дин удивленно таращится на него. — Кольт слишком ценен, сынок, мы заберем его сами.

Непременно, мудила, думает Дин, и покорно отвечает:

— Да, сэр.

В зеркале молча хмурится Сэм.

***

От Джефферсон-Сити до цели поездки в Вайоминге пятнадцать часов ходу, и добираются они только к пяти утра. Едва-едва светает, в былые времена Дин давно уже валялся бы без сознания. Но это уже пройденный этап, и он не в отключке, а в машине с родными и демоном, который три жизни потратил, чтобы их поиметь, но все же есть надежда, что план сработает. По сути, Дин из всей компании самый живой персонаж — Сэм дрыхнет на заднем сиденье, демон притворяется спящим на переднем, Дину же вовсе не до сна. Его так долго колбасило в ожидании неприятностей, но нет, пока тихо — Сэм даже не сучится, что застрял на целую ночь в Импале, может, пока не оклемался окончательно, чтобы доставать всех нытьем, или же пытается-таки подыграть, даже не понимая сути. Как ни крути, сцена для спектакля готова, и дело выгорит, ему бы только побольше допинга в виде кофе и ред булла. На придумывание плана ушло две минуты, хотя планы Дина последнее время никуда не годятся, и вот теперь он застрял с желтоглазым под боком, до пункта назначения меньше мили, и что-то точно пойдет не так, просто обязано пойти не так.

Единственная пакость за сотню ярдов — глаза от усталости ещё немного и выпрыгнут из орбит. Мало того, что для хэппи-энда паршиво, ещё несправедливость редкостная. Для полного счастья Дину как раз и не хватает, чтобы слизь от глазного яблока испоганила детку. Глаза, тем не менее, в целости. Впереди виднеется слабый отблеск металла, и задумка сработала бы совершенно идеально, не повысь он скорость на две минуты раньше. Слишком рано.

Как только меняется звук двигателя, отец вскидывается.

— Ах ты, мелкий гаденыш, — десять невидимых тон веса обрушивается на Дина, сокрушительно вжимая в кресло. Он зажмуривается и жмет на газ, наплевав на хруст ребер и сбегающую по груди кровь — сосредотачивается на том, как удержать ногу на педали. Давай же, малышка. Не подведи.

Сэм кричит что-то, а Дин прикидывает расстояние до рельсов — сколько секунд на такой скорости, одна, две, три, но трудно определить время, потому что он не может дышать и не слышит счета из-за рева в ушах. Они должны быть уже там, черт, должны.

Дин открывает глаза, когда после порыва ветра раздается жуткий вопль — дым льется из отцовского рта, носа, глаз и ушей, и, словно напоровшись на невидимую преграду спереди, устремляется назад. Он огибает Сэма, и Дин молит: нет, пожалуйста, не Сэм, только не Сэм, но черный поток вылетает в окно, и нет ничего, только бледный и дрожащий Сэмми и отец. Дин сбрасывает газ; в зеркале видно, как клубы дыма бешено крутятся над дорогой.

Отец хватает ртом воздух, и Дин жмет на тормоз.

— Что за на хуй, Дин? — кричит Сэм.

— Папа, папа, ты жив? — Дин трясет отца, а тот пытается придти в себя.

— Дин, ты ранен.

Да, кажется, он таки спас отца и брата, но рубашке крантец. Обычное дело. Дин задирает подол, проверить повреждения.

— Ничего страшного. Ублюдок не успел как следует постараться.

— Что случилось? — спрашивает Сэм.— Дин, объясни же!

Дин усмехается и выходит из машины. Сэм и отец тоже, они становятся рядом, таращась на рассеивающийся дым.

— Видишь? — Дин указывает на двойную линию, едва различимую в предрассветной мгле. — Знаешь, что это такое?

— Железнодорожные рельсы, — помявшись, отвечает Сэм.

— Гораздо, гораздо больше. Дьявольская ловушка. Демоны не могут выйти. Демоны не могут войти. Независимо от того, в чьем они теле.

На мгновенье воцаряется мертвая тишина, будто они оба безнадежно отстали и теперь пытаются нагнать Дина. Какое приятное чувство.

— Ты знал, что он одержим, — Сэм всегда быстро соображал. — Ты с самого начала знал.

— Да. — Отец недоволен, но Сэм не просто улыбается, у него рот до ушей, словно Дин обалденно крут, и Дин усмехается в ответ, потому что да, на этот раз Сэм абсолютно прав.

***

Спасение отца все же не решает проблемы. Скорее, усугубляет её. Особенно, если проблема в том, что у Дина кольт, ради которого сильнейший в мире демон не остановится ни перед чем, а родственнички — глупые, упертые задницы.

— Что, черт возьми, значит «переплавить кольт»? — спрашивает отец. Этого стоило ожидать, но Дин устал как собака. Он не спал вечность, и последние силы ушли, чтобы избавиться от желтоглазого, вот и ляпнул, не подумав.

— Слушай, Азазель не оставит нас в покое, пока мы не отдадим ему...

— Тогда мы влепим ему пулю между глаз, — встревает Сэм. Вот ведь, стоит Сэму и папе хоть в чем-то сойтись, это обязательно прикончит их всех.

— Да, прям как тогда. — Оба недоуменно поворачиваются к нему, и Дин вспоминает, что не помнят они никакого «тогда», потому что его не было. — Пожалуйста, послушайте меня. Кольт опасен. И владеть им опасно.

— И он — наше единственное оружие против демона, — повышает голос Сэм.

Дин вздыхает, потому что правота Сэма не облегчает положение вещей. Дин застрелил Азазеля из кольта, но сотни демонов выбрались из ада, отец из-за него умер, не говоря уже о пасторе Джиме и Калебе, которых уже не вернуть. С демонами можно бороться и без ключа от адских врат.

— Мы не будем его плавить. Вопрос снят, — отрезает отец, и Дину хоть вой.

— Правда, что ли? А если демон начнет убивать снова? Кто будет следующим, папа? Бобби? Эллен? А может я или Сэм?

— Кто такая Эллен? — спрашивает Сэм. Дин замирает и смотрит на отца, но, слава те Боже, отец, кажется, пропустил мимо ушей.

— Мы не позволим сатанинскому отродью править балом, — возмущается отец. — Мы не позволим ему обставить нас.

— Да Бога ради, папа. Ты ж не соревнование затеял!

Отец затыкается, желваки ходят на скулах, а Сэм, вылупив глаза, переводит взгляд с одного на другого.

— Смени-ка тон, — обычно это относилось к Сэму. Дин про себя так и называл отцовский голос: «не-говори-со-мной-таким-тоном-Сэм». Очевидно, для всех годится. Кто бы мог подумать.

— Есть, сэр, — машинально отвечает Дин, чертыхаясь. Отец есть отец, и должен знать, что делает, не считая того, что Дину в общей сложности пятьдесят пять лет, он не первый раз родился, и ему-то известно, сколько раз уже отец ошибался, как ошибается сейчас. Как же все запутано.

Отец выжидающе смотрит на него, словно ожидая, что Дин взъерепенится, и кивает.

— Тебе надо поспать.

— Да, сэр, — Дин прекрасно знает, что лучше не начинать пререкания прямо сейчас. А утром можно будет снова поднять эту тему.

Да только утром отца и след простыл вместе с кольтом. И главная проблема Дина — ослиное упрямство отца.

***

— Поверить не могу, что мы вернулись в квадрат номер один, — бормочет Сэм, и до Дина не сразу доходит суть метафоры. «Первый квадрат» — «отец на охоте и давно не был дома», главным образом, потому что Дин добрался до сорок пятого квадрата, был отброшен к минус пятисотому и топал обратно к сорок пятому, некоторые перепрыгивая по пути, так что сейчас он, кажется, в квадрате двенадцать? Дин всегда ненавидел настольные игры.

— Мы справимся.

— Баран галимый... — конец фразы тонет в рычании.

— Ну, ты тоже вроде как одно время не отличался адекватностью в охоте на демона, забыл, что ли?

— Как ты можешь... — Сэм вздыхает и садится на кровать. — Чего ты так боишься? Дин теряется, потому что приготовился спорить, а теперь он как Хитрый Койот*, до которого доперло, что последние три секунды он перебирает лапами в воздухе.

— Просто, — Дин устраивается рядом, упираясь локтям в колени. — Все отвратно. Предчувствие.

— Что с демоном? Его нужно как-то убить. После всего, что он сотворил с... — Сэм прокашливается и отворачивается, а Дин без понятия, как они от ругани перешли к беседе по душам, но, определенно, лучше б уж ругались. — Я хочу сказать... с мамой и Джесс, и он не остановится. Я не просто хочу отомстить за Джессику. Как ты сможешь жить, зная, что он где-то рядом? Зная, что он следит за нами. Не боишься проснуться однажды, и кто-то, кого ты любишь, будет на...

— Сэм, — перебивает Дин, потому что не хочет вспоминать свои чувства при виде горящего на потолке перепуганного Сэма. — Я понимаю. Правда, понимаю. Но я так же хочу найти способ прикончить его без кольта. Да мы все сдохнем из-за этого дерьмового кольта. Пожалуйста. — Он смотрит Сэму в глаза. — Пожалуйста, ты должен мне поверить.

Сэм не отводит взгляда, губы сжимаются в тонкую нить.

— Ладно. Хорошо, Дин.

И возможно — только возможно — все действительно хорошо.

* Хитрый Койот и Дорожный Бегун

***

Дин убедился на собственной шкуре – если Джону Винчестеру нужно исчезнуть, его и с собаками не сыщешь. Сэм, конечно, спец по добыче инфы, а Дин отличный следопыт, но на двух ошалевших гончих, они никак не тянут. Впрочем, Дин вполне себе кобель, только в другом смысле. Так что они в жопе.

К тому же Дину есть о чем волноваться, кроме как гоняться за папочкой-мастером ошеломительных исчезновений. А если точнее, то на дворе апрель две тысячи шестого, год Сэмовых разборок с другими крезанутыми детишками, и до сих пор не ясно, как вытащить его из этой передряги. Ну не выслеживать же демона самому – пиписьками помериться. Вот так 29 апреля они оказываются у Бобби. Дин не очень убедительно плетет что-то о нужной ему книге, даже не придумав хоть мало-мальски осмысленное латинское название. А в довершение ко всему, кажется, что Сэм пошел с ним лишь для того, чтобы узнать, что затеял Дин. И узнает – оказавшись под замком в бункере.
– Ты что творишь? – Бобби, наверное, спустился, когда услышал все эти вопли и крики.

Дин с невинным видом потирает затылок.
– Шутка? Первоапрельский розыгрыш?

– Да вот только число не то. Объяснишься, или выпустить твоего брата?

– Не спрашивай, откуда я знаю, но демон собирается перенести Сэма… в общем, там что-то типа игры на выживание сразу между всеми его подопечными. И Сэму придется несладко. Как Супермен против Бэтмена. Вот я и решил, что лучше запереть его тут ненадолго, чтобы демон его даже найти не смог. Ну, как в «Афере Томаса Крауна», только вместо картины – Сэмми, а демоны вместо охранников. Ой! А я, значит Пирс Броснан, что одно и тоже с Джеймсом Бондом?
Бобби, похоже, прикидывает, не получится ли насверлить в Дине дырок одним только взглядом.

– Винчестеры, – бурчит он и возвращается наверх.

***

В бункере они сидят на пару с Сэмом. Не то чтобы Дин не доверяет просоленным стенам и пятнадцати миллионам символов, просто хочет пресечь любые попытки бегства. Так что в прямом смысле «рук не спускает» с изрядно разозленного Сэма, что только усугубляет проблему.

– Может, перестанешь меня лапать? – Сэм уже пятый раз отталкивает руку Дина, – Правда, Дин, собираешься и дальше молчать, хоть в личное пространство не лезь.

– Личное пространство? Такой вот заумщине тебя в колледже научили?

– Не увиливай. Я не собираюсь сидеть в этой консервной банке весь день, если не расскажешь зачем.

– Вообще-то, четыре дня, – именно столько отсутствовал тогда Сэм – день в Колд Оук и три дня в покойниках, так что лажать нельзя никак.

– Что? – через секунду запястья Дина зажаты в тиски, а сам он цепляется за куртку Сэма, не давая снова отпихнуть себя. Но тиски сжимаются сильнее, и далее следует подсечка. Стоило догадаться: Сэм всегда пытается сбить его с ног, чтобы использовать преимущество в весе, но Дин зациклился на том, что демоны уведут брата из-под носа, и даже не подумал, что мелкий точно захочет надрать ему задницу. Ещё мгновенье – и они уже катаются по полу, до тех пор, пока не врезаются в стену. Черт, Сэмми просто не имеет права двигаться с такой скоростью – вот он уже сидит сверху и прижимает локти Дина коленями.

– Так что, выпустишь меня? – почти весело спрашивает Сэм.
Дин качает головой.

– Богом клянусь, Сэмми, только попробуй подойти к двери, я тебя вырублю и свяжу.

Сэм серьезнеет.
– Да что, блин, с тобой такое? – скатившись на пол, он подбирается, будто Дин вот-вот нападет снова. Что недалеко от истины.
– Банальная перестраховка.

– Нет уж. Ты связывался с отцом?

Дин собирается соврать, когда до него доходит. Отец вечно посылает координаты без лишних слов. Отец ожидает повиновения, но никогда не объясняет, что и зачем. Отец делает, что хочет, наплевав на всех и вся.

Отцу Сэм не доверяет, и они вечно на ножах.

– Сэмми, я знаю, звучит идиотски, возможно, так и есть, но у меня плохое предчувствие. Можешь ты просто остаться здесь ради меня? – Доверься мне, думает он, а Сэм нервно переминается с ноги на ногу.

– Плохое предчувствие в смысле плохое предчувствие? – уточняет он, и Дин благодарит всех богов за то, что всякий раз твердил о плохих предчувствиях, когда дело доходило до охот, на которых он уже бывал. Сэм никогда вслух не связывал их с собственными способностями, но наверняка именно так и считает. Пусть.

– Да. Хуже некуда.

Лицо Сэма на секунду застывает, и Дин обдумывает, как его вырубить, если придется.

– Хорошо. Я останусь. Если именно этого ты…

– Заметано. Может, уговорю Бобби принести сюда телек? Посмотрим марафон Ромеро?

– За четыре дня я здесь в зомби превращусь, – Сэм осматривает металлические стены.

– Всегда хотел проверить, как оно работает, – Дин отправляется на поиски Бобби.

***

Оказывается, четырех дней в закрытом пространстве с младшим братом-нытиком достаточно, чтобы возненавидеть сериал про Ромеро, и пусть долгожданный финал Дин примет и не с таким восторгом, как Сэмми, но близко к этому.
– С днем рождения, – провозглашает Дин. – И у меня есть подарочек. – Он покачивает открытую дверь, и Сэм выглядит так, будто не считал каждую минуту, а затем пулей пролетает мимо Дина, что тот даже спотыкается. К тому времени, как Дин выбирается наружу, Сэма и след простыл. Сразу накатывает паника в ожидании демонского нападения, но затем слышится глухой стук сверху и крик Бобби: «Ты что, в хлеву родился?» Дин усмехается, притворяясь, будто не вздохнул с облегчением
Когда Дин добирается наверх, Сэм стоит во дворе, с закрытыми глазами и подставив лицо солнцу. Ха-ха-ха. Кто бы мог подумать, что братец такой любитель свежего воздуха? Всегда казалось, что мелкий мог счастливо провести месяц в библиотеке и даже не заметить.

Они стоят рядом.
Дину было не обязательно оставаться с Сэмом все четыре дня, он мог приходить и уходить, когда вздумается, но даже когда Сэм выставлял его пинками, он по большей части сидел под дверью – просто на всякий случай. Не то чтобы ему было, чем заняться в другом месте.
Оказывается, Сэм знает, что делает: солнышко классное, и Дин пару минут ловит кайф, а потом Сэм слегка меняет позу и поворачивается к нему
– Незабываемый опыт.

– Мне об этом можешь не рассказывать, – соглашается Дин.

Сэм кивает, словно получил ответ о смысле жизни.
– Что теперь?

– Чизбургер?

– Чо, в натуре?

Дин пожимает плечами.
– Да. И без пива не обойтись.

– Договорились, – отвечает Сэм.

***

Четверть века минуло с первой жизни Дина, но он прекрасно помнит события после возвращения Сэма. Ни в коем случае нельзя позволить открыть адские врата, так что вожделенные чизбургер и пиво покупаются по дороге в Вайоминг. Всего и нужно – прикончить Джейка, прежде чем ублюдок отыщет кладбище. А желтоглазый подождет своего часа.
До кладбища они добираются без проблем, вот только Джейком или другими психами там даже не пахнет, и ночью, отморозив за надгробиями все задницы, Сэм предлагает проверить железнодорожную линию.

– Это же та гигантская ловушка? – всматривается он в карту, которую торопливо набросал Дин, притворяясь, что на самом деле её прислал Джошуа. – Возможно, она пытается что-то не пустить, а не выпустить.

И вот они шагают вдоль рельсов, солнце отражается в металле, вокруг пусто и тихо. Дивненько, особенно после четырех дней отсидки в подвале, и Дин оборачивается, чтобы улыбнуться Сэму, вот только Сэма нет и в помине.

– Сэм? – Несколько чахлых деревьев притворяются лесом и рельсы, и Дин бежит и зовет Сэма, но вокруг никого.
Он просто отстал, всего лишь отвлекся на что-то, а так все нормально, волноваться не о чем. Дин умудряется даже сохранять спокойствие, пока не замечает в грязи следы – огромный отпечаток, будь он неладен, явно Сэма, если тут, конечно, не обретается обутый в ботинки медведь. Дин идет по следам вплоть до железной дороги, затем они обрываются, будто Сэм (или медведь) исчез только переступив через рельсы. Миг, когда он вышел из дьявольской ловушки.
Дин больше не зовет брата, а несется к машине.

***

От кладбища до Колд Оук шестьсот миль – семь часов езды. Хорошо еще, что его ни разу не остановили, потому как однозначно не поздоровилось бы тому копу. Едва ли так будет везти и дальше, но все-таки. Дин добирается до поваленного дерева уже в темноте. У него было достаточно времени, чтобы расчитать, сколько он затратил на дорогу, и как долго отсутствовал Сэм в тот раз, и какого хрена все случилось второго мая, а не тридцатого апреля. Времени у него много, и даже при том, что больше жизни прошло, он успевает вспомнить Сэма с ножом в спине, напряженные мускулы шеи, как Сэм даже не понимал, что Дин говорит, не слышал, как Дин умоляет не оставлять его. Ну чего б мозгам хоть изредка не помолчать?

Ничего общего с дежа вю, когда Дин бежит меж деревьев в темноте с дробовиком в руке, не дежа вю, потому что тогда с ним был Бобби, а, значит, события можно изменить, Дин опять вернулся спасти Сэма, и он его спасет, обязательно спасет. Повторения истории не будет, ни за что.

Дин прав. Сэм не ждет его, когда он наконец добирается до Колд Оук, собственно, там вообще ни души. Наверное, Дин ошибся в том, что демон отправил Сэма куда-то ещё, или, черт его дери, Сэм до сих пор блукает в Вайминге, пытаясь выяснить, что с Дином. Он продолжает гадать, пока не находит Энди с выпущенными кишками, и Эву со свернутой шеей в одном из зданий. Он ещё надеется на что-то, пока не находит и Сэма – лицом в землю.

Дин падает на колени в грязь и переворачивает тело, не слыша собственного крика. Вполне возможно, он сотни раз зовет брата по имени, и осознает, что бьет его по лицу, только лишь заметив, как рука мелькает в воздухе. Надо бы остановиться, потому что Сэм выглядит таким беззащитным.
Как ты можешь бить своего брата, Дин, разве не видишь, он ранен?

Нет, Сэм не ранен, в чем и проблема. Дин знает, что означает посеревшая кожа под закаменелым слоем грязи. Нет, Сэм не ранен.

Он поднимает Сэма на колени и обхватывает вокруг груди, лбом упираясь в затылок. Волосы щекочут нос, тело потеряло тепло, и как волосы Сэма могут щекотать, если Сэм мертв?

– Я с тобой. Я все исправлю, обещаю.

Сэм не отвечает.

***

Дин не любитель долгих раздумий, ведь чем больше думаешь, тем хуже. И чертовски трудно предпринять что-то, пока сидишь в гниющей комнате в гниющем городе, уставившись на гниющий труп брата. Своего мертвого брата, который, мать его, опять умер, и скоро останется только скелет, а потом и его не станет. Дин всегда знал, что умрет молодым, и подозревал, что и Сэм тоже, но одно – знать, что однажды Сэм уйдет, и его тело сгниет где-то там, другое – сидеть и наблюдать за процессом. Дин всегда знал, что умрет молодым, он и не против. Иногда ему кажется, что он мог бы смириться с тем, что и Сэм умрет молодым тоже. Или по крайней мере привык к мысли.

Не тот случай.

– И что же? – Папа не в аду, Лилит не может сломать первую печать. Если Дин отправится в ад, то положит начало апокалипсису. Дин все понимает, но тогда нужно дать Сэму уйти, оставить Сэма в мертвых и мир будет спасен. Наверное, стоит показать себя с лучшей стороны, забыть, что обеспечивать безопасность Сэма – его единственная работа за три жизни. Похоже, стоит забыть, зачем он вообще вернулся.

Правильно. На хер все.

Дин смотрит на мертвого Сэма, сколько хватает сил, а затем встает и отправляется на ближайший перекресток.

***

Непонятно, с чего он взял, что демон явится в том же самом теле. Если только потому что проклятущий перекресток тот же самый, и время почти то же, но нет. На сей раз демон – парень, первый раз за все время. Дину, правда, до фени.

– Дин, Дин, я так рад тебя видеть.

– Завали пасть, ты знаешь, зачем я здесь.
– Полегче, тигр. Вся ночь впереди.

– Знаешь, я не командный игрок. Вот мои условия: душу ты получаешь через три дня, Сэм возвращается, и меня он не помнит. Отец тоже. Устроишь все так, будто меня никогда и не было вовсе.
Дин не любитель раздумий, что не значит, будто он не думает вовсе. План наверняка не лучший, но хоть такой есть.

Брови демона взлетают вверх, и ухмылка расползается по лицу.
– Всегда прешь как танк, Дино. Да на хер кому сдалась твоя поганая душонка?

– Не сдалась? Зашибись. Передай Лилит, что взлом первой печати отменяется.

Ухмылку демона как ластиком стирает, и ебать же как приятно. Да, Дин продает душу черту, но можно же и погордиться собой немного.


– Что такое? Моя душонка все еще слишком мерзка для тебя?

Пять минут спустя Дин впервые в жизни целует мужика, демона – в четвертый, и у него в запасе три дня жизни.

Надо провести их с пользой.

***

Дин возвращается в Колд Оук. Живой Сэм слоняется по улице, и приходится остановиться и перевести дух, чтобы не рвануть к нему и не сгрести в объятия. Минута, другая, и наконец он вдыхает.

– Эй! Эй, ты!

Сэм поворачивается, и, нахмурившись, смотрит на него – явно не узнает. Дин вытаскивает значок.

– Это место преступления. Ваш автомобиль в двух милях отсюда?
– Простите, сэр. Я, ммм … я немного заблудился.

Это труднее, чем он думал – видеть неузнавание в глазах Сэма.
– Дорога там. И больше мне тут не попадайтесь.

– Да, сэр, – отвечает Сэм и бредет к Импале.
Дин смотрит ему вслед. Сэм вставляет ключ зажигания. Ну, она всегда должна была перейти ему по наследству, и раз Дин перестал питать иллюзии, что у него есть шанс, лучше отдать детку Сэму, чем оставить ее ржаветь здесь. Ведь неизвестно, когда ангелы соизволят явиться.
– Ладно, – бормочет он, наблюдая за тем, как Импала исчезает за деревьями. Ладно.

***

Следующим делом Дин вызывает Руби. Да впервые что ли? Одолеть её нелегко, ведь кольт исчез вместе с отцом, а нож все ещё у нее, и никаких суперсил ему в помощь. В итоге приходится применить сложнейший экзорцизм, а не то слабосильное дерьмо, которым они расправились с Мэг. Нельзя рисковать, надо запереть ее в аду на ближайшие лет пять. На что уходит восемнадцать часов, Дин и без всяких сделок едва не клеит ласты, но, наконец, все кончено, и у него ещё день в запасе.

Обед, затем бар. Дин возвращается в мотель в десять вечера, и ему бы продержаться оставшиеся несчастные два часа до полуночи, но переселение в ад вовсе не то же самое что в постельку лечь.

В одиннадцать тридцать он стоит в поле с любимым глоком в руке.

– Кастиэль, – обращается он к небесам. – Лучше тебе поторопиться, понял?

Он сует дуло в рот и спускает курок.
***

На сей раз Дин знает. Знает, что не может позволить им одного – сломать его, знает, что никогда не должен поднять нож. Если повезет, хотя везение не его конек, все, что требуется – выдержать четыре месяца, четыре месяца, которые подобны сорока годам.

Через месяц Дин уже не помнит, как попал сюда.

Через два не помнит собственного имени.

Через три не помнит ничего вообще кроме боли и желания, чтобы все закончилось.

В конце концов, когда это Дину везло?

***

Проблема в сделке Дина, с неё все и началось, именно его смерть подтолкнула Сэма к бездне. Прежде – ещё до гибели Сэма, и до того, как Дин вернул его – было всего лишь несколько видений, и Сэм был Сэмом, чувствительным нытиком, уверенным в своей правоте. И тогда Сэм решил, что должен стать жестче, выжить без Дина, а Руби оказалась тут как тут – со всеми вытекающими, потом Дин взял и умер, его не было рядом, чтобы остановить Сэма от решающего шага, и вернулся Дин слишком поздно. К тому времени, как Кастиэль вытащил его из ада, Сэм уже слишком далеко зашел. И пусть тогда Дин этого не знал и перепробовал все возможное, он потерпел неудачу, так что вина полностью его.

Нужно не спасать Сэма от гибели, а лишить памяти, пусть забудет, что Дин когда-либо существовал, и тогда он останется собой. У Дина есть план, худший из всех, но тем не менее.

Дин просыпается в гробу второй раз за три жизни, он не помнит ада, не помнит времени, проведенного там, но помнит свой план. Помнит, когда продирается сквозь полусгнившее дерево и жирную землю, помнит, когда бредет через муниципальное кладбище, где у него свой собственный надгробный камень с надписью Джон Доу – точно как у отца – помнит, когда, наконец, находит телефонную будку. У Дина есть план, и часть его плана – никто даже не знает, что Дин существовал, уж не говоря о том, что он умер.

Позвонить некому. Дин сжимает зубы и пытается принять мир, который он сотворил.

***

Кастиэль обнаруживается на четвертый день после воскресения. Точнее, он пытался появиться и раньше, отчего у Дина голова чуть не лопнула, но только на четвертый день до него доходит, что надо бы найти себе человеческое тело и пообщаться с Дином без угрозы взорвать ему мозги.
Кастиэль ничуть не изменился, и Дин вздыхает с облегчением, даже при том, что ему неважно, в чьем теле пребывает ангел. Приятно видеть знакомое лицо, и все.

– Значит, ты вытащил меня вовремя? Или первая печать сломана?

Кастиэль, нахмурившись, склоняет голову на бок.
– Ты знаешь, кто я?
– Да, – размахивает руками Дин. – Ангел Господень, который спас меня от гибели, и все в таком-то духе. Так ответишь на вопрос?

Кастиэль малость сбит с толку, впрочем, это одно из двух доступных ему выражений лица – ну что за хрень с этими ангелами и демонами, такая убогость в мимике.
– Начертано, что первую печать сломает праведник, проливший кровь в аду. И поскольку она сломана…

– Да Бога… Так значит, да? Я сломал её? Я пытал души людей? – Не хочется верить, но ничего нового. Не то чтобы он не знал своего будущего, все равно выбора не было. И как он до сих пор числится в праведниках?

– Ты знаешь больше, чем должен, – замечает Кастиэль, и Дин пожимает плечами.

– Я быстро учусь, – он отворачивается, борясь с удушающим страхом. Взгляд Кастиэля сверлит спину. Дин сам творец своей судьбы.

– Что с моей семьей? Отец и брат? Что с ними?

– Они больше не твоя забота, – отвечает Кастиэль.
Ладненько, пусть план и предусматривал, что о Дине они теперь не побеспокоятся, но никак не наоборот, ему никогда не было все равно.

– Не гони фуфло. Хочешь, чтобы я воевал за тебя, прекрасно! Я не отказываюсь участвовать в вашей дурацкой войне. Но сначала скажи, что с ними все в порядке.

Он поворачивается к Кастиэлю, который обозревает его тем самым взглядом, по которому Дин вовсе не скучал.
– Я не слуга тебе, Дин Винчестер. Я служу только Богу. Твое дело – борьба, а не вопросы.
Ладно, Дин уже подзабыл, каким мудаком может быть Кас поначалу.
– Да все, все, замяли. Просто скажи, они живы?

Кастиэль немного отступает.
– Да.

Дин кивает. Маловато, но начало положено.

– Тогда приступим.

***

Больше нет повода волноваться за брата. Сэм теперь живет своей жизнью вместе с отцом, ему не нужно обманывать Дина, чтобы сбежать к Руби, и такое положение вещей вполне приемлемо. Дину не приходится подвергать сомнению каждое его слово, не приходится бессильно наблюдать, как Сэм катится в пропасть, не приходится уговаривать, кричать, угрожать и размахивать кулаками, чтобы в итоге осознать, что тупоголовый братец так ни хрена и не понял. Классно же? Да. И пусть выполнять божественную миссию до омерзения скучно и одиноко без маячащей перед глазами дылды, ну никто и не обещал, что спасение мира – легкая штука. Итак, единственная причина, по которой Дин пытается разыскать Сэма – поддержать навыки да убедиться, что мелкий в безопасности. Не то чтобы Сэм обязательно должен попасть в неприятности, Дин же все просчитал, прежде чем вышибить себе мозги, да и отец не даст его в обиду.

Поэтому совершенно не понятно, почему след Сэма обрывается почти за три недели до воскресения Дина. Ни намека. Сэм умеет спрятать концы, не вопрос, но только не от Дина. Никогда не мог. Когда Дин не стоит между Лилит и очередной печатью, он пытается найти отца, но с ним ему никогда не везло. Такое впечатление, что большую часть трех жизней он гонялся за этой упертой ослиной, и все без толку.

Значит, они вместе. Сэмми с отцом – то, что нужно.

Дин продолжает искать, на всякий случай. Лишь бы чем заняться.

***

Через восемь месяцев, в четверг, он нападает на след. А в пятницу стоит за дверью номера в мотеле и уже готов постучать. Только и нужно – притвориться почтальоном или кем-то ещё, ведь никто не собирается портить Сэму жизнь, обычная проверка. Дверь не закрыта, судя по скрипу. Дин подходит ближе и осторожно толкает.

– Эй? Я почту принес, – почтальоны ведь так говорят? Он, правда, не встречал почтальонов, но должны же они хоть что-то говорить?

В любом случае значения это не имеет, потому что дверь распахивается, и комната пуста. И в ней полнейший бардак, словно кто-то разом возненавидел и решил разнести вдребезги дрянную мебель. Или тут дрались. И, по крайней мере, один из участников потасовки был крупным. Крупный парень с кипой фланелевых рубашек, которые валяются на полу рядом серебристым ноутом, который, похоже, чинить бесполезно, но узнать можно.

Блядство.

Он чуть с ума не сходит, вспомнив, в каком городе находится, и какой сегодня день, а затем сломя голову – да, паника сейчас вполне уместна – вылетает из номера, и бежит к машине. Нет, просто быть того не может. Второе мая, провались оно пропадом, день рождения Сэма, и номер Сэма, в том самом графстве с долбаным перекрестком, и Дин не верит в судьбу, но не верит и в совпадения, разучился за два срока службы.

Он гонит вовсю, пока не натыкается на припаркованный через дорогу автомобиль – точно как отцовский. Дин выскакивает из машины, обегает пикап и останавливается. До перекрестка еще далеко, слишком далеко, чтобы расслышать, что там происходит, но достаточно, чтобы разглядеть двух человек. Один стоит, вытянув вперед руку, другой – на коленях с откинутой назад головой. Лиц не видно, но Дин и так знает – второе мая, тот же самый окаянный перекресток, всегда одно и то же.
Дин срывается с места, наверное, кричит что-то, не слыша себя из-за выстрела, ничего не слыша от рева в ушах. Тот, кто стоял на коленях, заваливается на бок, а другой падает на колени и подхватывает его на руки. Дин ничего не слышит. Только не снова, не надо. Подбегая к ним, он все еще не верит в происходящее. Почему, почему опять?

Отец стоит на коленях в грязи, по щекам слезы текут, а рядом валяется кольт. Голова Сэма покоится у него на бедре, глаза открыты, и кровь медленно сочится из пулевого отверстия посреди лба. Как он посмел умереть, ведь крови совсем мало, и как он посмел умереть снова, когда Дин уже продал душу?

– Что ты наделал? – голос кажется чужим, даже отдаленно не похожим на его собственный, потому что настоящий Дин сейчас должен срываться на крик. – Господи Боже, папа, что ты натворил?

Тот даже не поднимает глаз и, похоже, не понимает, где находится. Он прижимается щекой к макушке Сэма и что-то шепчет ему, а Дину хочется и отпихнуть его прочь и сгрести брата в охапку, потому как если получится его отобрать, вдруг он очутится в Колд Оук, в тот самый миг, когда думал, что однажды пережить смерть Сэма – худшее, что может произойти.

Дин опускается рядом.
– Хотя бы закрой ему глаза… Пап. Ну папа…

Джон, наконец, замечает его и отталкивает руку.
– Уйди. Это мой сын. Уйди.

Дин отшатывается, потому что обозленный человек, который смотрит на него как на незнакомца, больше не отец ему, Дин сам так решил, отказавшись от семьи. Он сделал выбор, мечтая все исправить, а Сэму полагалось избежать смерти, ведь был же план.

Отец направляет кольт на Дина, одной рукой все еще обнимая сидящего сломанной куклой Сэма. Дин поднимает руки и отступает.
– Эй, все нормально.

Он врет. План провалился, и совершенно непонятно, что теперь. Все полетело к чертям. Сэм не просто мертв, Сэма уничтожили окончательно, отец воспользовался кольтом, и, значит, сколько душ ни продавай, брата не вернешь. Никогда и никак.

Сэма нет.

Второе мая, завтра начинается апокалипсис, но Дин не знает. А если бы и знал, если бы он знал обо всех апокалипсисах вместе взятых, о всех похеренных планах, о всех началах, которые стали бы одним затянувшимся концом, у него не было бы ни сил, ни времени думать о них. Не о чем думать, когда твой палец на спусковом крючке, а Сэм – на коленях в грязи, с запекшейся кровью на щеке и свежей на зубах.

– Пожалуйста, – в голосе уже не слышно мольбы. Больше нет ничего, лишь место, где люди окончательно определяют свою дальнейшую судьбу.

– Чего ты от меня хочешь? – спрашивает Сэм. «Еще один шанс, – думает Дин, – я хочу второй шанс». Но такое неподвластно Сэму, никому неподвластно, даже ангелам. Прошлого не изменить. Дин закрывает глаза и сжимает палец на курке. Сжимает сильнее и сильнее, пока он не поддается, пока не становится ясно, что ещё один миллиметр и револьвер выстрелит, в его собственного брата. Он открывает глаза. Сэм с вызовом смотрит на него, вот только на лице застыл страх.

– Как я могу? – Дин отворачивается, а, когда поворачивается обратно, Сэм уже ушел. Сэм ушел, и Дин не увидит своего брата целый год, не увидит, пока не откроет глаза в 1983, но он еще не знает этого. Завтра первый день апокалипсиса, но Дин и этого не знает. Ненадолго.

Все впереди.

***

Дин не знает, куда податься, да что там, не знает, куда несут его ноги, пока кто-то не окликает его. Он оборачивается в надежде увидеть отца, в надежде, что Сэм не умер и отец помнит его, а все происшедшее – ошибка, но перекресток исчез, зато на горизонте виднеется город, а лысый коротышка, усмехаясь, подпирает забор.

– Поздравляю! – кричит он, и Дин не сразу признает его, потому что раньше они встречались при начавшемся апокалипсисе. – У тебя, наконец, получилось.

– Получилось что?

– Будущее, – размахивает руками коротышка. – Или, скорее, настоящее. Зависит от того, как посмотреть.

Дин качает головой. Он был абсолютно в другом месте, и Сэм умер, а теперь…
– Я не понимаю.

– Все просто. Ты спас мир. Хорошая работа, между прочим.

– Я ничего не сделал.

– Должно быть, таки сделал. Последний раз, когда мы здесь беседовали, мир походил на адское барбекю, – он тычет пальцем в сторону города.
Сэм умер. Сэм умер, и его смерть спасла мир, и да, да, мать твою, вот и все.

– Я все понял. И знаю, чего ты добиваешься. Может ты и не долбаный ангел или ещё какая-нибудь тварюжка, по хер, перестань. Остановись уже, – Дин четыре раза видел смерть Сэма, и сыт по горло.

– Ты, кажется, не врубаешься, чемпион. И разрази меня гром, большинство людей в твоем положении были бы счастливы второму шансу.

– Это не второй шанс. Это просто эксперимент, смогу ли я спасти брату жизнь, не допуская всеобщего пиздеца. Очень приятно наблюдать, как я бегаю по кругу раз за разом?

– О, Дин, как не стыдно быть таким кретином? Кто сказал, что нет способа спасти брата и мир? Мысли позитивно. Неплохо бы тебе иметь побольше веры.

– Да что ты? – Дин впечатывает его в заборный столб, что, возможно, и не самая умная вещь по отношению к тому, в чьей власти менять прошлое, но на данный момент Дин и не претендует на роль умника. – Я согласился пить демонскую кровь вместо него, я дважды продавал душу, черт, я даже стер себя из их памяти. Что ещё от меня требуется?

– Как я понимаю, от третьего желания ты отказываешься?

Вот именно. Еще один шанс, последний, но Дин уже это проходил, уже три раза кряду проходил, и вряд ли истолкует правильно, у него не получится. Он опускает руки и отступает. Ну а что ещё остается?

– Здесь вроде неплохо, – комментирует коротышка. – Мир не провалился в тартарары, Обама все еще президент, и только три африканских республики в состоянии гражданской войны. В прошлом году «Ковбои» даже выиграли Суперкубок. Ничо так условия.

Дин закрывает глаза. Жизнь продолжается, и единственная проблема – Сэм мертв, Сэм никогда не вернется, потому что отец воспользовался кольтом, Сэм вычеркнут из жизни.

– Так на чем сойдемся? – спрашивает коротышка, и Дин снова поворачивается к нему. – Оставляем, как есть, или продолжаем?

– Ты мог бы хотя бы намекнуть? Пожалуйста. В голове хоть шаром покати.

– Я же говорю, немного веры.

– Вера, – бормочет Дин, и незнакомец улыбается ещё шире.

– Так что? Ещё разик? Последний.

– Да.

Дин закрывает глаза.

***

Первые тридцать секунд он осознает только, что находится в каком-то доме, уставившись на мертвенно-серое нечто. Когда взгляд фокусируется, ему чертовски жаль, что собственные мозги не размазаны по стенам. Единственная причина для возвращения – спасти Сэма, не дать ему умереть, а теперь он здесь, в темной комнате, и уже слишком поздно. Сэм лежит напротив на рваном старом матраце, глаза закрыты, кожа серая. Дин опоздал.

– Ну, какого же, а? Сэмми? – Игра света, не иначе, или глупейший розыгрыш, неважно, он узнает комнату из своих кошмаров. Да не может быть, тот чувак сказал же, что Сэма можно спасти, и мир тоже, так почему Сэм мертв?
Значит, освещение виновато. Но Сэм не поворачивает головы, не открывает глаз, и когда Дин подходит к кровати и дотрагивается до него, его плоть холодна. Сэм словно кусок дерева или предмет меблировки. Он ничего не чувствует.

– Нет же, нет! – сил не осталось. Дин уходит в другую комнату, минуя залежи жрачки, что доказывает, что Сэм мертв не первый день, и перескакивает через три ступеньки, что ведут в запущенный сад.

– И что мне делать? – спрашивает он небо и, смаргивая слезы, смотрит по сторонам, ожидая увидеть смеющегося коротышку. – Ты, ублюдок, так что мне делать? – Хочется до смерти что-нибудь разнести, но тут только разбитые полусгнившие лестничные перила, которые не выдерживают хватки Дина, превращаются в крошево прямо под пальцами. Он теряет равновесие – вытягивает руки, чтобы не упасть, но потом становится наплевать, и Дин падает, всем весом приземляясь на колени и шипя от боли, которую будет чувствовать ещё долго. Но какая разница? Он свивается в клубок, прижимая ноги к животу, что, правда, не даст защиты, не теперь. Перед ним уже привычная дилемма: Сэм или мир? Чертов уродец соврал, все происходящее – бесконечная игра: посмотреть, вынудить Дина выбирать каждый раз по-новому. Нет никакого выхода, никакого шанса.

Немного веры, как же. Дин фыркает, но вырывается лишь хлипкое рыдание. Вера. Он перепробовал все на свете, и ответ – вера?

Дин перепробовал все, только вот не выбирал спасти мир вместо Сэма. И чтобы он ни сделал сейчас, все впустую. Дин чертовски устал, и если вера поможет, да будет так.

Дин молитвенно складывает руки и закрывает глаза.
– Ладно, Боже. Я не спец в таких делах, но ты должен помочь мне. Пожалуйста. Я знаю, ты хочешь, чтобы я отпустил Сэма, но он мой брат. Мой брат. И я умоляю тебя. Помоги мне, верни его. И неважно, что ты попросишь взамен, я обещаю сделать все, что угодно, я до последнего вздоха буду воевать на вашей чертовой войне, только верни Сэма.

– Аминь, – заключает он, не вставая с колен и не открывая глаз, пока не понимает, что руки затекли от напряжения. Стоит опустить их, и кожу начинает колоть иглами, Дин поднимается на ноги – колени ноют так, словно прошел уже не один час, и возвращается в дом.

Сэм мертв. У разочарования кислый привкус. Ну а чего он ожидал, чуда? Дин прожил пятьдесят семь лет, и умер на восемь месяцев, и много слышал о Боге, но у него никогда не было доказательств. Чудеса столь же реальны как совпадения, но Дин все равно ждет еще три часа, и если он молится, не похоже, что кто-то живой в этой комнате слышит его.

Три часа, и Сэм до сих пор мертв. Три часа, и Сэм так и останется мертвецом, если Дин не пошевелится. Сколько можно? Словно застрял на гребаной карусели. Правильно он всегда думал, что проклятые лошадки жуть что такое.

Сэм мертв.

Дин перестает молиться и двигает на ближайший перекресток.

***

А после идет в церковь. Первую попавшуюся церковь, и во все остальные. К моменту расплаты по сделке он побывал в церквях каждого штата, всевозможных конфессий, крестился и ходил на исповедь (о, да, священник был в шоке). Он целовал алтарь и все, до чего мог дотянуться, потому что был не в силах больше ни о чем думать. Опыт предыдущих жизней ничуть не помог, так что на сей раз он и не дергается. Если вселенная пытается донести до него, что от судьбы не уйдешь, и единственное, что нужно – вера, ладно. Дин верит, что теперь все сложится по-другому, даже если пока не заметно. Он верит, что Бог спасет и его, и Сэма. Иногда верит так, в глазах плывет.

Второго мая, в годовщину начала четвертой жизни, Дин отправляется в ад, и никакие мольбы не помогают.

Восемнадцатого сентября он третий раз просыпается в гробу, и первое, что делает – не пытается выбраться вон, а молится.

Имей немного веры, вот что было сказано, и ангел он, или ещё какая хрень, Дин последует совету. И выполнит на все сто, потому как небрежность в деле не его стиль.


***

Без изменений. Или почти. Кастиэль поздравляет его с обретением веры, и Дину полагается чувствовать себя счастливым в доказательство того, что сделал правильный выбор, но надежда разбивается о стены и никак не сказывается на настроении Дина. У него чертова уйма веры, блядь, хоть в танкер заливай, но Сэм все больше отдаляется, все так же пропадает по ночам, и смотрит на Дина, как никогда не смотрел прежде. Никаких перемен, и иногда Дин после ухода Сэма смотрит в потолок и начинает сомневаться.


***

Второго мая, спустя три года с начала новой жизни, Дин стоит на перекрестке с револьвером в руке и понимает, что продул свою последнюю игру. Все и всегда заканчивается на перекрестке. Вот бы ему хоть одну жизнь, где перекрестка никогда не будет. Может, тогда?.. Но что толку в мечтаниях, если Сэм стоит на коленях в грязи, кровь течет по зубам, и Дин проиграл. У него было три попытки, ему дали три вторых шанса, и он просрал их один за другим.

– Давай же. Сделай это.

Дин целится в голову. Он сможет. Спустить курок, и баста. Сэм даже не почувствует, Сэм умрет до того, как почувствует – уж Дин знает, как узнал когда-то, каково видеть Сэма горящим на потолке, раз – и кончено. Дин всегда проигрывает. Но, по крайней мере, все закончится.

Сэм не мигает, не отводит взгляд. Он выглядит старым, оно заметно. Старым, серьезным и усталым. Точно как Дин.

– Как я могу? – на этой реплике он всегда отворачивается, отводит взгляд от Сэма, и Сэм исчезает, и Дин никогда не видит его снова. Конец один, верь или не верь. Дин начинает отворачиваться, но останавливается, потому что если шанс последний, пусть он устал, пусть полностью измучен, нужно попытаться. Он опускает револьвер и падает на колени, обнимая Сэма за плечи.

– Сэмми, пожалуйста.

– Я не знаю, о чем ты просишь, – отводит взгляд Сэм.

– Остановись. Пожалуйста, остановись. Ты знаешь, куда это заведет, – Дин впивается в плечи Сэма, надеясь, что если сожмет достаточно сильно, то вразумит его, передаст накопленные за шестьдесят лет знания, что собирал всю свою странную, загребшую дальше некуда жизнь.

– Куда? – спрашивает Сэм, теперь его глаза пылают от злости. – Куда, а? На сторону зла?

– Да. Господи, Сэм, именно так. Я знаю, ты думаешь, что справишься, но нет. Ты перейдешь на сторону зла и разрушишь мир, и только ты можешь прекратить все. Только ты, потому что я пытался, Сэм, я из кожи вон лез, но ни черта и не вышло. Я не смог.

Сэм не отворачивается, но в глазах появляется новое выражение:
– Ты сам себя слышишь? Думаешь, я способен на такое?

– Я знаю. Сэм, я знаю, что так и будет. Пожалуйста. Можешь просто поверить мне?

– Нет. И как ты только можешь просить? – Он поднимается, снимая пальцы Дина со своих плеч. Дин смотрит на него. Сэм всегда был высоким, но когда Дин на коленях, Сэм закрывает собой солнце.

– Почему ты не стреляешь? Я просил тебя, отец тоже. Если ты так думаешь обо мне, почему не убьешь?

Дин смотрит снизу вверх и не видит лица Сэма, только ослепительно яркое небо вокруг.
– Ты мой брат, – говорит он и закрывает глаза.

Когда он открывает их, Сэма нет, осталось только синее небо. Второе мая. Завтра первый день апокалипсиса, и на сей раз Дин в курсе.


***

Пепел начинает падать третьего мая. Дин колесит по округе всю ночь, тридцать шесть часов без сна, и поначалу кажется, что пришли глюки. Но другие тоже видят пепел, люди останавливаются на тротуарах и смотрят, радио взрывается от новостей, рассказывая о необъяснимых явлениях и огнях на горизонте.

Дин пытается сморгнуть усталость из глаз. На соседнем сиденье возникает Кастиэль, и он едва не слетает с дороги.

– Началось.

– Люцифер?

– Он не восстанет.

– Что? Почему?

– Существует часть пророчества, о которой мы не знали, – Кастиэль в замешательстве, он словно выискивает взглядом ответы, что лежат на асфальте под слоем пепла. – О тебе и твоем брате.

– Думаешь, я должен остановить все?

– Нет, ты не можешь.

– Если бы я убил Сэма, – слова застревают в горле, будто пепел проник в салон, но Кастиэль качает головой.

– Нет, мы ошибались.

– Кас, тогда скажи, какого черта творится?

И Кас говорит.

***

– Опять апокалипсис, да? – слышит Дин позади себя и даже не оборачивается. Он сидит на почерневшей земле и смотрит на стервятников. Стервятники, надо же.

Раздаются шаги, Дин представляет, как с легким шорохом пепел взлетает на каждый из них. Лысый коротышка стоит перед ним, и Дин поднимает глаза, но сегодня зарева нет, и ничто не мешает разглядеть его. Небо черное, лишь вдали пылают пожары.

– Неприятно проигрывать, а? Но случается и с лучшими.

– Кто ты? – Дин уже не злится, ему все равно. Интересно только, какого черта надрывался раз за разом.

– А тебе важно?

– Да. Мне важно. Предпочитаю быть в курсе, кто ебет мне мозги, пригодится, чтобы прикончить.

Улыбаясь, точнее, ухмыляясь, коротышка вскидывает руки, но осталось потерпеть совсем немного, и Дин никогда больше не увидит эту ухмылку.

– Полегче, братец. Я вовсе не издевался. Только шансы предоставил. И не виноват, что ты не сумел воспользоваться ими.

– Мне стоило догадаться. Кас говорил, что тебе не дано менять прошлое. Стоило самому догадаться.

Коротышка фыркает, и Дин подумывает, не подняться ли и тряхануть его как следует. Если бы не усталость.

– Ангелы думают, что все и всегда знают. Но поверь мне, приятель, они неправы.

– А то как же, ты знаешь больше, чем посланники Божьи.

– Я те как есть говорю, – он сует большие пальцы себе за пояс и обращает взгляд на небо. – Ты когда-нибудь читал Ветхий Завет, Дин? – Дин пытается придумать остроумный ответ, но собеседник, кажется, не ждет ответа вовсе. – Все вертится вокруг того, что Элохим – единый Бог Израилев, остальное – идолы, запечатленные на фресках и выточенные из дерева. Читал?

– И что?

Улыбка чертова ублюдка теряет все свое легкомыслие.
– Ты когда-нибудь встречал бога? Не Элохима.

Да он встречал уйму богов: Ваны, Рождественские боги, Трикстер, бля…

– Эй, погоди-ка. Трикстер?

– Хей, есть больше существ на небесах и земле, друг Горацио, – Дин не отвечает и коротышка вздыхает. – Трикстер? Нет, вообще-то, но я приму как комплимент, – он присаживается рядом, глядя Дину прямо в глаза. – Я пытаюсь сказать, что Элохим прямолинеен. Предопределение и невозможность изменить будущее и т.д. и т.п. Но неважно, что наши погрязшие в грехах потомки в своем кислотном притоне на Святой Земле написали давным-давно, он не единственная движущая сила. Отнюдь нет. И что до нас… Мы думаем, что с судьбой можно неплохо позабавиться.

Нет. Нет, быть не может. И что ещё остается? Если ещё не конец, если Дин может изменить судьбу, то какого хрена не изменил?
– Это невозможно. Что мне оставалось? Весь траханый мир против меня, и почему ты ждешь, что я справлюсь один?

Коротышка складывает руки на коленях и впервые за все время перестает улыбаться:
– Никто не ждал, что ты справишься в одиночку, Дин.

– Тогда кто в помощниках? Бог? – ну, должен признать, в нем ещё хватает злости. – Я попробовал, верил, как ты и говорил, я молился каждый гребаный день, и знаешь что? – Дин указывает на сожженные деревья и покрывающий все толстым слоем пепел. – Сам видишь. Так что не надо мне петь о вере.

– Дружище, – смеются ему в ответ. – Ты просто нечто. Я тут распинаюсь вовсю, а ты до сих пор думаешь, что единственный достойный веры – Элохим? Угадай-ка с трех раз, малыш.

– О, ну да, в тебя что ли предлагаешь верить?

Коротышка закатывается от смеха. И трудно представить, как такой маленький парень может ржать так громко.
– Да чтоб мне, – вытирает он слезы с глаз. – Вера в меня.

Дин не знает, как он докатился до этого, но вряд ли уже есть смысл волноваться. Поздновато.
– Значит, все.

– Да, миру конец.

– Я могу попробовать еще раз? – Груз давит на плечи. Шансов нет. Ему не дадут.

– Прости, но три – магическое число, – незнакомец выпрямляется и всматривается в пылающий горизонт. – Тэк-с, мне пора. Похоже, твой братец объявился.

Дин вытягивает шею, а к тому времени, как он оглядывается, вокруг никого.

***

Ни этой ночью, ни следующей Сэм не появляется. Дин засыпает в удушающем пепле. Хочется пить, горло словно ватой забито, и мышцы болят, включая те, которых даже быть не должно. Конец сраного мира, а Дин сидит и ждет брата. Ждет и думает. Он не любит вспоминать прошлое, но так и слышит голос, который советует верить хоть немного. «Никто и не надеялся, что ты справишься в одиночку». Дин не понимает. Но на третий день, когда уже сомнительно, что Сэм появится, а сам он точно скоро задохнется и облегчит Сэму задачу, кажется, до него доходит.

Третий день Сэм и выбирает. Проклятое магическое число.

Дин замечает его не сразу. В опухшие глаза словно песку насыпали, последние дни зрение подводит. Но Сэма пропустить нелегко – оглобля окаянная, и вряд ли стоит там долго. Дин не знает, чего ожидал. Что Сэм будет тридцати футов росту и молнии метать из глаз? Ну, могло быть и прикольно в другой жизни, жизни, что Дин никогда не увидит, но сейчас он смотрит на брата: высокий, в джинсах и серой рубашке, едва различим в хлопьях пепла. Дин не встает. Сэм не двигается.

– Да ты умеешь заставить парня ждать, – голос срывается, переходя в хриплый шепот. Дин пытается улыбнуться, но губы потрескались и кровоточат, да и веселиться нечему.

Через миг Сэм уже прямо перед ним – ни один человек способен перемещаться так быстро. Присев, он всматривается ему в лицо масляно-черными глазами, и впервые Дину все равно.

– Ты не чужой мне, – Сэм разглядывает его, склонив голову на бок, а затем наклоняется и по-собачьи принюхивается. Да какого же хрена?

– Чувак, ну и жесть, – сблевать бы, да нет ничего в животе кроме желчи, пепла и ужаса.

– Кто ты? – голос плоский и мертвый, как у робота.

– Я твой брат, – устало отвечает Дин. – Твой брат, Сэмми.

Сэм не меняет позы, наблюдая за ним немигающим взглядом черных глаз, пальцы двигаются быстрее, чем можно уследить. Он поднимает Дина на ноги без единого усилия, что-то невидимое подхватывает его, не рукой, скорее, окутывая вихрем. Сэм тоже встает, и когда Дин оказывается в трех дюймах от земли, щелкает пальцами. Дин зависает.

– Что такое «брат»? – спрашивает Сэм, и Дин закрывает глаза. Когда же все закончится, а?

– Тот, для кого ты сделаешь все, что угодно, – когда он открывает глаза, лицо Сэма совсем близко, и отпрянуть не получается – невидимая сила удерживает на месте.

– Я бы ничего для тебя не стал делать.

– Не стал бы. Когда-то – да, но не теперь.

– Я больше не твой брат?

Дин сглатывает пепел с языка:
– Ты всегда будешь моим братом. Есть вещи, которые ты не в силах изменить. Этого точно не изменишь.

Сэм замирает – ни один мускул не дрогнет, что пугает до колик – затем кивает и отстраняется, а Дин шлепается о землю, едва не растянувшись во весь рост. Сэм наблюдает за ним, словно не видел картины удивительнее, как гигантская ящерица, как чертовы микро-Годзиллы в пустыне, перед тем как Сэм сгорел заживо.

– Судьба. Судьбу не изменить. Даже мне.

– Да, – Дину нечего добавить, потому что сам говорил то же не более двух дней назад, но слышать подобное от Сэма, пусть жуткого и равнодушного, но Сэма, который прошлые четыре жизни твердил о неизменности судьбы, невыносимо. – А знаешь, что? Это нелепо. Я облажался. Мне, ведь подарили шанс, и я не справился. Все не должно было закончиться так.

Не дождавшись реакции, Дин гадает, дозреет ли Сэм до убийства (пожалуйста, поторопись уж, что ли), но кажется, что ему все ещё очень любопытно, как будто Дин странный жучок под микроскопом – или лупой.

– Судьбу не изменить, – повторяет Сэм, и Дин смеется.

– Ты прям как ангел, – в натуре смешно, Сэм сейчас меньше всего похож на ангела, с другой стороны, быть может, и нет между ними никакой разницы.


Рот Сэма кривится в гримасе:
– Ты умеешь нарушать пророчества?

– Не знаю насчет пророчеств, но свое собственное будущее я творю сам, – дерьмово, конечно, но варианты были. Целая череда жизней: папа был жив, и папа был мертв, Сэм был жив, и Сэм был мертв, и Дин в роли устроителя судеб.

– Кто дал тебе такую власть?

– Какой-то лысый коротышка, ошивался тут пару дней назад. Из тех, что вечно действуют на нервы. Тебе бы понравился.

Что-то мелькает в глазах Сэма, какое-то движение в черноте, он словно смотрит сквозь Дина, или, точнее, в него. Страшновато, надо признать, особенно когда Сэм кивает и говорит: «Я вижу его». Особенно, когда Сэм поднимает руку и коротышка оказывается рядом, отчасти рассерженный, отчасти расстроенный.

– Замечательно. Я не подписывался на этот спектакль.

Сэм смотрит, рука застыла в воздухе, а чувак топает мимо, и Сэм хмурится, снова вытягивая руку.

– Не переживай так, – коротышка отряхивается от пыли и прислоняется к дереву. – Ты притащил меня сюда, но твоя сила на меня не действует. Я не один из слуг Элохима.

Лицо Сэма кривится, как от ожога:
– Я не служу ему.

– Да все вы служите, сами того не зная. Чисто его прикол, по буквам читай: мозгоебля.

Сэм хлопает глазами, похоже, понятия не имея, о чем ему говорят, и, справедливости ради, Дин и сам не в курсах.
– Ты можешь менять судьбу? – Сэм опускает руку.

– Говоришь, что не слуга Элохиму, но все еще забиваешь себе голову его идеями, – он игнорирует шипение Сэма при имени Божьем. – Тебе стоит поискать нового агента, приятель.

– Так можешь или нет? – настаивает Сэм, и коротышка стреляет глазами в Дина.

– А он настойчив, да? Нет. Никакой судьбы. У меня есть власть выполнять желания, вот и все. Дин уже использовал три. Ты, однако … – он улыбается, и затем подмигивает Дину, словно нет ничего забавнее.

– И ты выполнишь мое?

– Три, если быть точным. Магическое число, правда, Дин?

– Тогда я желаю изменить судьбу.

Коротышка теперь весь одна большая ухмылка, но смотрит на Дина.
– Принято.


***

Мгновение ока – и он на перекрестке, как обычно, перекресток, всегда тот же самый мудацкий перекресток, как всегда Сэм на коленях в грязи и окровавленным ртом, кольт направлен ему между глаз. Ну так что опять?

– Давай же. Стреляй.

И, оказывается, Дин понятия не имеет, что случилось, но момент важен. Важно, что он не стоит по щиколотку в пепле напротив Сэма, который только – черные глаза и утраченные воспоминания, он на перекрестке, но ещё не опоздал.

Дин со всей силы отбрасывает кольт в сторону – хватит уже, он больше не направит оружие на брата. Сэм в недоумении, рот приоткрыт, а Дин падает на колени и хватает его за руки, не отводя взгляда.

– Нет, Сэмми. Я не собираюсь в тебя стрелять, понял?

– Тогда позволь мне уйти. Позволь исполнить предназначение или останови, но я не могу просто сидеть здесь и…

– Дай мне час. Пожалуйста. Только один час, только дай мне еще один шанс все исправить, – он не говорит о печатях, апокалипсисе и Лилит, да Сэм и так знает.

– У тебя был уже миллион шансов. У нас обоих. С чего ты взял, что сейчас будет по-другому?

– Я верю, – отвечает Дин. Он думает о том, во что верил всю жизнь: о монстрах и вампирах, и вере в Бога, что далась весьма нелегко, и не может думать о единственном, во что верит сильнее – Сэм и Дин против мира. Если во что Дин и должен верить, то в самую легкую вещь на свете.

– Я не понимаю.

– Знаю. Но дай мне час. Обещаю, что не попрошу большего.

Кажется, Сэм не собирается соглашаться, и Дин прикидывает, что делать дальше. Не стоило выбрасывать чертов кольт, но потом он представляет, как пробует взять Сэма в плен. Сэма, который может убить его силой мысли…

Не играет роли, потому что Сэм кивает:
– Ладно, договорились.

И теперь, когда Дин наконец получил ещё одну возможность, он не знает, что сказать, так что молчит с полминуты – черт, да словно три часа – пока Сэм не начинает ерзать коленями. Теперь или никогда – Дин сжимает руки Сэма.

– Ты перейдешь на строну зла, – говорит он. Сэм дергается, как от удара, и снова бесстрастен.

– Ты не знаешь...

–Знаю, я знаю, Сэм.

– Откуда?

– Потому что я старше, – и Сэм резко отдергивается.

– Да чтоб тебе, пошел ты на хер, Дин, – он поднимается на ноги, но Дин опережает его и ловит прежде, чем тот сбежит, хватает запястье и не отпускает. У него никогда не получалось отпустить Сэма.

– Нет, Сэм, ты не понимаешь. Я старше, – неизвестно, что видит Сэм в его глазах, но попытки отодвинуться прекращает.

– О чем ты говоришь?

– Помнишь Флориду? Петлю времени?

– Да, – события повторяются уже не первый раз, столько жизней позади, и он никогда не говорил Сэму правду, никогда.

Ну, все бывает в первый раз.

– Что-то типа того, – быстро продолжает Дин, не давая Сэму времени опомниться. – Только вместо того, чтобы проживать один и тот же день, я проживаю целую жизнь. И продолжаю возвращаться в единственный момент, которым все и заканчивается – конец мира.

– Что? – Сэм растерянно и угрюмо смотрит на него.

– Клянусь Богом, Сэмми. Я продолжаю попытки изменить судьбу, но… – Дин дрожит, вспоминая собственную беспомощность в первой реальности, пепел, льющийся дождем с неба и Сэма, который жутким голосом говорит, что судьбу нельзя изменить. Да, катись ты, мой самоуверенный братец.

Губы Сэма морщатся, как будто он боится своих слов:
– Петля времени.
Дин кивает.
– Так ты говоришь, что я не остановлю Лилит, и Люцифер воскреснет.

– Нет, не совсем, Сэмми. ––Ты убиваешь Лилит, она никогда не ломает последнюю печать, но, – Дин сжимает запястье Сэма сильнее, – ты сходишь с ума. Я хочу сказать, это даже не ты. – Придумать бы что-то, способ помешать Сэму выяснить правду, за исключением того, что на сей раз он не играет в такие игры, на сей раз он не лжет, а Сэм, судя по взгляду, уже сделал выводы. Всегда был слишком умен.

– Так что? – Дин открывает рот и закрывает снова, потому что всегда говорит одно и то же: не бросай меня, пожалуйста, только не бросай меня.
– Значит, именно я разрушаю мир.

– Не ты, – как же тяжело вдолбить что-то в глупую башку!
Сэм отводит взгляд и молчит так долго, что Дин подумывает отпустить какую-нибудь идиотскую шутку, лишь бы сказать хоть что-то.

– Ты… уверен?

– Боже, Сэм, стал бы я врать в таких вещах?

– Хорошо. Хорошо, я понял, – он смотрит в землю, затем кивает, разговаривая сам с собой. – Только … давай быстрее, ладно?

– Что быстрее? – Сэм поднимает влажные от слез глаза, и до Дина доходит.

– Нет, мать же твою, Сэмми, ты думаешь, что я… кретин ты недоделанный!

– Дин, я уничтожу мир. Назови хоть одну причину, почему я еще жив и здоров?

– Ну, во-первых, если я убью тебя, то сломаю последнюю печать, – да уж, ничего хуже и ляпнуть нельзя. Но какого там, даже со всеми временными вывертами, кнопки реверса у него нет.

– Что?

– «И праведник лишит жизни своего родственника, и будет сломана последняя печать», – его мутит так же, как и тогда, когда услышал новость от Кастиэля. – Праведник, который начал все, должен и закончить. Лилит знала, Руби тоже. Именно поэтому она давала тебе кровь, не для убийства Лилит, сомневаюсь, что она верила в тебя вообще, но чтобы вынудить меня убить брата.

Дин видит, как крутятся шестеренки в голове Сэма.
– Вот почему ты не убиваешь меня. Ты знал события наперед и не стрелял в меня, потому что я – последняя печать.

– Да вовсе не поэтому, – но Сэм уже на ногах и выдергивает руку.

– Тогда я сам. Я… да где проклятущий кольт? – голос Сэма дает петуха, и Дин в лучшие времена непременно бы положил сей момент в копилочку, где хранит поводы постебаться, вот только сейчас он занят выколачиванием дури из шизанутого младшего братца, которому вздумалось пристрелить себя, болвану недорезанному.

– Вовсе не потому! – кричит Дин ему на ухо, что намного легче, когда Сэм лежит на животе на земле, а Дин наваливается сверху. – Я сам только узнал, и что? Я не убил тебя тогда. И никогда не убью. И клянусь богом, если ещё раз услышу о самоубийстве, лично позабочусь, чтобы ты вообще никогда не умер. – Надо же, он ещё и угрожает. Полное безумие и дикость, но мелкий иногда такой мудила.

– Совсем рехнулся, – Сэм сдулся и не сопротивляется. – Мы тут всеобщий трындец обсуждаем.

– Нет. И знаешь почему? Потому что ты не воспользуешься своим даром для убийства Лилит, и не сойдешь с ума, и мир не отправится в преисподнюю. Ты меня понял?

Сэм качает головой, волосами размазывая грязь:
– Ты сам говорил, что будет апокалипсис. Видел своими глазами.

– Да, ну вчера я видел Анжелину Джоли во сне, но вряд ли я скоро стану Брэдом Питтом.

– А ты не мог бы слезть? – наконец бурчит Сэм.

– А ты не собираешься наделать глупостей?

Сэм мотает головой, и Дин обдумывает, как получше удержать его, если что. Потому что Сэм не побрезгует и ложью, чтобы добиться своего. С другой стороны, новая стратегия Дина – доверие. Пусть это не слишком-то хитро, но где Дин, и где лисы? Он скатывается с Сэма, и тот садится – лицо измазано в грязи, как у ребенка. Он сидит и смотрит в землю, а затем поднимает глаза.

– И по которому кругу ты пошел? Сколько уже раз был… конец всему?

– Это пятый.

– И каждый раз апокалипсис?

Дин кивает. Ну, однажды отец выстрелил в Сэма, уничтожил его, и ебать его в рот, мир никуда не провалился, но для Дина без разницы, так что он не придирается по мелочам.

– И говоришь, что перепробовал все. Так почему на сей раз окажется по-другому?

– Потому что на сей раз и ты попытаешься, – черт, именно же Сэм загадал желание, пусть не факт, что именно такого результата добивался. – На сей раз мы оба попытаемся.

Сэм кивает, но не смотрит на Дина:
– И если не сработает? Что, если я пробую и закончу переходом на сторону зла и начну Армагеддон?

– Без вариантов, – и теперь Сэм действительно смотрит на него, лицо потеряло всю жесткость, которая была ещё десять минут назад, всю жесткость, которая была всегда после возвращения Дина из ада. Он похож на прежнего Сэма, и Дин знает, что принял правильное решение.

– Откуда ты знаешь? – ожидаемый вопрос.

– Потому что я верю в тебя, – Дин подползает на коленях к Сэму, касается его плеча, убеждаясь, что они смотрят друг другу в глаза. – Мне наплевать, что я видел и что знаю. Ты мой брат, и я верю тебе. И мы справимся, потому что я уверен, что мы справимся. – Если Дин всегда и был в чем-то хорош, так в слепой и глупой вере, и будь он проклят, если сей талант не пригождается прямо сейчас.

Сэм сглатывает и пытается отвернуться, но Дин захватывает и удерживает его подбородок:
– Ты меня понял? – и Сэм все-таки отводит глаза.

– Что, если я не верю? – еле слышно шепчет он.
Неужели он все время сомневался? Ведь всегда и во всем казался таким самоуверенным, и офигеть, если все было показухой.

– Я верю за двоих, – отрезает Дин.
Ему нужно, чтобы Сэм пришел в себя, но пока достаточно и того, что один из них видит будущее, в которое никто из них никогда не верил. Достаточно для Дина, чтобы верить в будущее, а все, что требуется от Сэма – поверить Дину.

– Это будет нелегко.


– Даже не сомневаюсь. Ты не прикончишь Лилит, не сбрендишь, не сломаешь последнюю печать, Люцифер останется в преисподней, а мир на своем месте. А все, что от меня требуется – не пристрелить тебя. Прямо тортику поесть.

Сэм смотрит, разинув рот:
– А если придется? – Вот, мать твою, четырехлетка, если да если. – Если придется выбирать между миром и мной?

Дин смотрит ему в глаза:
– И ты ещё спрашиваешь? – Он пережил четыре срока службы, и только одно осталось неизменным, одно и то же, раз за разом.

Кажется, что Сэм вот-вот разразится сердитым воплем об ответственности, и о том, что все люди важнее кого-то одного, или взорвется от негодования – кстати, да, Сэму нет равных в подобных выходках, а волосы и вовсе уже будто после взрыва. Но, похоже, Сэм не понимает, что именно хотел сказать Дин, думает, что Дин выбрал выстрел ему в голову, Дин, который три раза продавал душу ради него. Возможно, уже поздно, возможно, слишком велико расстояние между ними, если Сэм не может посмотреть в глаза и понять, что ему говорят. А затем Сэм опускает голову и улыбается, улыбается, сволочь, и пусть это жалкая улыбка, прям как в «Слезах Клоуна», но Дину кажется, что наступило Рождество, Четвертое июля и, так его раз этак, Всеобщий День Пирога одновременно, и улыбка сама по себе расцветает на лице.

– Так ты со мной? – он чуть задерживает дыхание, ожидая ответа. Чтоб уж наверняка.

Беспокойство ещё видно на лице Сэма, но Сэм не был бы Сэмом, если бы не волновался, и Дин не против. Наконец, Сэм закрывает глаза и кивает, словно превозмогая себя. С другой стороны, переубеждать Сэма – одно из любимых хобби Дина.

– Ты никогда не стрелял в меня? Ты уже здесь в пятый раз и никогда…

– Никогда, – Сэм не улыбается больше, но это Сэм – все, что нужно Дину.

– Хорошо,– Дин выдыхает до пятен перед глазами. – Хорошо. Еще один шанс. Но Дин, если не выгорит…

– Выгорит, – он наверняка сейчас лыбится как шизанутый, но какая к черту разница. – Разве я кого-нибудь ошибаюсь?

При этом замечании брови Сэма ползут вверх, а Дин усмехается еще сильнее, и кажется, вот-вот лопнет. Второе мая, и Дин понятия не имеет, что будет завтра. Никто не имеет.

– Вали в машину, сцуко. Мои колени меня доканают.

Немного поколебавшись, Сэм направляется к Импале.


***

Машина срывается с места, шины шуршат по гравию, и чернобородый лысый коротышка выходит из тени деревьев, откуда наблюдал всю сцену.

– Праведник, который все начал, все и закончит. Молоток!

***

В конце всего – перекресток. Все в жизни Дина возвращается к одному и тому же: грязь и гравий – место ничем не отличается от сотни других виденных Дином перекрестков. Но этот – последний.

И еще не конец. Конец наступит не скоро.

Очень, очень нескоро.

The end

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.