quick as dogs and truly dead were we*

*названием служит строчка из песни

We took ourselves to someone's bed
And there we fell together
Quick as dogs and truly dead were we
And free as running water.

I left a woman waiting, Leonard Cohen

Подстрочный перевод:

Мы забирались в чужую кровать
И лежали на ней вдвоем.
Быстры, как псы, и воистину мертвы
И свободны, как бегущая вода.

Я оставил женщину ждать, Леонард Коэн.

*

Они сидят на желтой кровати в желтом отельном номере, прижавшись лбами.

- Ее нельзя здесь оставлять, - шепчут мягкие, влажные губы в сэмову шею.

Сэм поворачивает голову, касаясь ртом щетины на диновом подбородке, воровато пробуя ее на вкус.

- И куда ты предлагаешь ее отправить?

- Куда ей и следует идти. Домой! – громкий, с оттенком горечи, голос Дина.

- Она не хочется домой, Дин.

И Дин шипит. Отшатывается, будто от удара. Ему каждый раз приходится вдалбливать эти слова, будто он слышит их впервые. И он все равно не понимает. И все равно они задевают.

Сэм обнимает его за шею, удерживая, и высасывает все шипение ртом. Обращает боль в поцелуй, в медленный и мягкий нажим.

- Она вернется, когда будет готова. Мы все вернемся, когда будем готовы.

Лоб к лбу. Он давит, и Дин поддается, падает на спину в теплоту их кровати.

- Она убьется из-за нас, - неумолимо шепчет Дин.

- Мы не допустим.

Он кладет руки на ремень Дина, пробирается внутрь. Внутрь. Потому что скоро она вернется, и у них не так много времени. Даже рядом не так много, как им нужно.

*

Они наткнулись на нее на автозаправке в Айове.

Пока они спорили внутри, она стояла рядом с машиной неподвижной тенью. Ни хера я не собираюсь брать ее с собой – тугой, резкий голос Дина. Что, оставишь ее тут? – и равнодушный взгляд Дина в ответ. Дин, мы не оставим ее тут – сжавшиеся, злые губы Дина. Ей нужно вернутся домой к матери. Если мы подберем ее, она решит, что стала частью команды. Сэм рассмеялся. Отлично, и каков план? Похлопаешь ее по спине? Заставишь пообещать, что она поедем прямо домой, когда мы бросим ее на обочине? Думаешь, сработает? Дин ударил кулаком по рулю. Черт возьми!

Именно Сэм открыл дверь. И именно Сэм сказал:

- Давай, Джо. Залезай!

*

Дин ведет машину, Сэм чистит оружие, она растянулась на заднем сидении. Никаких жалоб по поводу. Она снимает ботинки, задирает ноги и упирается в крышу. Хихикает тихонько, как маленькая девочка, когда Дин отчитывает ее, - радуясь, что может его достать.

Сэм улыбается против воли. Он понимает. Нет ничего сильнее головокружительного ощущения. Ничего сильнее чувства, будто стоишь краю всей своей оставшейся жизни, почти падая, впервые свободный.

*

Они проехали уже около ста миль, когда до нее доходит. Вы везете меня назад! Не совсем крик, но почти.

Дин уставился на нее в зеркало заднего вида, строго и молчаливо, по-винчестерски. Сэм обернулся, чтобы успокоить ее, как раз, чтобы получить ботинком в лицо.

И успел сказать только «твою мать», прежде чем разразилась буря.

Дин успел свернуть к обочине, прежде чем она вылетела из машины - одной рукой он придерживал руль, а другой схватил ее за лодыжку, пытаясь усмирить, чтобы она перестала кричать, пинаться, толкаться, будто одержимая.

- Сэм, черт возьми. Да помоги же!

Сэм открыл глаза, тыльной стороной ладони прикрывая кровоточащий нос, и понял, что через слезы тоже можно смотреть. Схватил ее за другую лодыжку. С захваченными ногами она не могла драться с той же силой, но, бог свидетель, дралась она мастерски.

- Блядь! – настал черед динова носа.

И она наконец выбралась из машины.

Позже они нашли ее посреди поля. Дин держался позади, пока Сэм шел к ней, а кровь текла из него ноздрей, по верхней губе, по обеим сторонам подбородка. И тупая боль в голове.

- Домой не повезем, - сказал он. – Я обещаю.

И в свете закатного солнца она была лишь золотом волос, коричневой землистостью куртки.

- Он тоже обещает? – огрызнулась она.

Дин позади них зарычал.

- Даю слово, - сказал Сэм.

И она подняла взгляд. Она доверяла ему.

*

Они разговаривают на стоянках и автозаправках.

- Тебе это не нравится, да? Такая жизнь? – говорит она, сложив руки на спинке его сидения и положив на них голову. Он чувствует тепло и сладость ее дыхания.

- Не особенно. Нет, - он не отрывает взгляда от своих рук, сложенных на кожаном сидении – на них до сих пор следы Дина и его тепло.

- Тогда зачем?

Он смотрит на идущего к машине Дина, тот несет горелый кофе и отвратную еду. Его развязанная походка предназначена хихикающим девчонкам, кучкующимся возле туалетов, его улыбка предназначена теплому и ясному солнцу в небесах, его глаза предназначены только Сэму.

Сэм не говорит ничего, но уверен, что Джо все равно поняла.

*

Она узнает о них в отеле в Джорджии.

Слишком жарко, чтобы есть, чтобы думать, чтобы говорить. Слишком жарко, чтобы дышать. Они провели весь вечер, сидя на краю бассейна, опустив в воду ступни, держа в руках холодное пиво. Они сидели вместе, вдвоем. Близко, всегда близко. Она сидела в двух шагах от них.

После двух бутылок она смахнула волосы с глаз, с лица, и собрала их в тугой пучок. Перестала прятаться. После четырех бутылок резкие, угрюмые черты лица Дина расслабились, смягчились. Шесть, и он прильнул к Сэму, вздыхая, сбрасывая тяжесть последних дней, недель, месяцев на дороге, легко и быстро, как грязную одежду. Сэм после седьмой бутылки был пьян сильнее, чем они, в его голове стоял звон, похожий на камерную музыку, похожий на покой. Сэм положил руку Дину на шею, выписывая пальцами смешные фигуры, буквы, рисуя любовь крошечными мазками подушечек. Сэм прикоснулся губами к Диновой макушке в молчаливом поцелуе. Скользнул губами по диновому лбу, и поцелуй его был открытым и влажным. И он был счастлив, пусть хоть и на мгновение.

И когда он поднял взгляд, она смотрела прямо на него.

*

Они разговаривают в паршивых закусочных.

- Ты позвонила своей матери?

Она корчит рожу, на ее лице - смесь раздражения и удивления, а потом опять
возвращается к своей яичнице. Она любит завтракать после полудня.

- Ничего страшного, - он улыбается ее золотым волосам, пылким, как у школьниц, глазам, мягкому изгибу рта. – Дин звонит ей время от времени. Говорит, что с тобой все в порядке.

Она дергает головой и украдкой смотрит на возвращающегося из туалета Дина. Она сидит с открытым, полным недожеваных яиц, ртом. Она забавляет его, эта упрямая крошечная
пацанка.

- Не злись. Он хочет, как лучше.

Ее не останавливает даже набитый рот.

- Ага. Ты, конечно, просто мечтал, чтобы один из твоих стэнфордских дружков время от времени названивал твоему отцу.

Она проглатывает, бросает вилку. Та катится по тарелке и звенит, пока не останавливается.

Сэм улыбается уголком рта. Берет ее вилку, доедает ее яичницу. И заговаривает где-то около последнего кусочка. По-плебейски, как и она. Его улыбка – сплошной желток, и это отвратительно.

- Ты мне нравишься.

Из-за непрожеванной пищи речь получается смешная.

Она склоняет голову на бок, и выглядит как орел и кукла-барби одновременно. Пытается решить, омерзителен он или скорее забавен.

Он смеется, и через миг она уже смеется вместе с ним.

*

Кровь, высохший пот, горячая кожа и ритм песни на языке, будто пульс жизни. Дин после охоты – опасный и притягательный, как наркота. Такой охуенно прекрасный, что Сэм не в силах был оттолкнуть, не в силах был сказать нет. Они пытались вести себя тихо, заглушить каждый поцелуй, укус, каждое движение под одеялами. Но они выжили, они были в безопасности. И торчали от привкуса кожи. Торчали друг от друга. И забыли, что она тоже там.

Они забыли. Скользя, перемещаясь, сужая пространство до крепких, до синяков, объятьев и неосторожных движений. Они забыли. Дин, вжавшись лицом в матрас, разведя ноги. Сэм, прижимаясь к нему, к его спине, трахая мягкую, потную складку меж его ягодиц. Они забыли. Дин отталкивал его, будто не мог вынести, что его держат, и Сэм лишь давил еще сильнее, прикусывая диново плечо, разрывая капилляры. Они забыли, а может, забыл только Сэм, потому что Дин зажимал рот рукой, закусывая, заглатывая стоны.

И они кончили. Сначала Дин. Беспомощный и отчаянный, будто каждая капля его спермы кричала о позоре, о проигранной битве. Затем Сэм, бесконечно, бездыханно, счастливо смеясь в изгиб диновой шеи. Они кончили относительно тихо.

И только мягкий, тихий стон облегчения с соседней кровати напомнил им. Они никогда не оставались одни. Уже никогда.

*

Они сидят снаружи бара, укачивая в руках пиво, ждут, пока появится Дин со столь необходимыми им деньгами и, возможно, в компании одного или двух пьяных завсегдатаев, которые будут требовать вернуть эти деньги им. И болтают, чтобы убить время.

Она спросила еще тогда, сотни миль и несколько стоянок назад. Теперь его очередь спрашивать. Тот же вопрос, но иначе. Вопросы всегда меняются со временем, раскрашивая слова в золотой и серый с каждым прошедшим днем.

- Что в этой жизни так тебя привлекает? Так тебе необходимо?

Она смотрит на него, потом переводит взгляд на руки, влажные от пота.

- Дин знает. Как так получилось, что не знаешь ты?

Сэм закрывает глаза, улыбается украдкой.

- Потому что ты сказала ему, а не мне.

Она вздыхает. Шепчет:

- Разве любовники не рассказывают друг другу обо всем?

Охуенно здорово услышать это от нее. Любовники, вот кто они. Больше не секрет. Не после того, как она произнесла это слово вслух. Ему свободно, легко, пьяно. И не от пива, а от правды.

Он открывает глаза и встречает ее взгляд, будто прикидывающий, не зашла ли она слишком далеко. Он смеется, громко, сам с собой, ни над чем. Над всем, о чем только может подумать.

- Нет, не рассказывают. Некоторые вещи лучше держать при себе. Кроме того, это – твой секрет, а не Дина. Дин не предает доверия, - он замолкает. – Так почему? Почему именно эта жизнь?

- Потому что я хочу вернуть отца. Каждый день я хочу его вернуть, - медленно выдыхает она. - И ближе к нему я подойти не смогу.

- Понятно, - он делает глоток пива. – Но ты хочешь не только это.

Она молчит, приоткрыв рот от удивления, от неловкости. А потом:

- Я хочу не только это.

Нет. Она хочет и Дина тоже.

*

Первая охота принадлежала ей. Старое досье, начатое много лет назад, медленно сложенное в общую картину уверенной рукой и острым глазом. Они оба приятно удивились, однако Дин этого не показал. Дин не похлопал ее по спине, не улыбнулся. Только Сэм, потому что помнил, каково это, желать гордости за себя, похвалы. И крепче всего он помнил, каково это - не получить ничего.

Они украли ее, эту охоту. Взяли все ее наработки и оставили в грязной комнате.

И ее глаза полыхали унижением, пропастью предательства, когда Сэм вбежал обратно, накрыл ее руку ладонью и сказал:

- В следующий раз, Джо. Я обещаю. В следующий раз, хорошо?

*

Это случилось в Августе.

После многих дней летних гроз, текилы и озона. Зажатые в слишком влажной, слишком маленькой комнате, и она наконец просит о том месте между ними, где всегда хотела быть, и они пробуют потесниться. Ненадолго.

Ее обнаженная кожа – прекрасна, мягка и чиста. Она – луч света меж золотом Дина и Сэмовой бронзой. Друг подле друга – они как полосатый флаг далекой страны.

Ее соски твердеют, заостряются под мягким напором его дыхания, под его нежными, легкими поцелуями, едва касающимися кожи, невесомыми. Но это Дин, спрятавший голову меж ее ног, заставляет ее стонать, тихо и отчаянно, будто прощаясь.

Они смещаются, передвигаются, и он кусает впадинку за ее ухом, которая на вкус как сливки. Ее грудь, округлая и упругая, как мандарин, слишком мала для его рук. Он пытается поцеловать ее, но захватывает лишь язык, судорожное дыхание и всхлипы, потому что Дин вставил в нее член и трахает, медленно, насквозь.

Она кончает первой, затем Дин. Но не в нее. Ни в кого после Сэма.

Он зажат между ними. Между прикосновениями Дина, уверенными, резкими, помечающими его кожу с легкостью опытного путешественника. И ее прикосновениями, мягкими и нежными, боготворящими его тело, но тоже смелыми. Он зажат между ними. Между жестким ртом Дина вокруг его члена. И губами Джо на его заднице, жадно, медленно вылизывающими его, пока он не сбивается с дыхания.

И он зажат между ними, кончая.

*

Чертов ублюдок с косой и огромным списком неоплаченных счетов все не давал им сжечь его гребаные кости.

Она влезла, хотя они и запретили ей вмешиваться. Оставайся в машине и даже пошевельнуться не вздумай – говорили они. Мотор не глуши, мы пулей – все, чтобы она почувствовала себя нужной, оставалась начеку. И Сэм понял бы ее желание ослушаться, улыбнулся бы, увидел в ней родственную душу, если бы Дина не рассекли поперек, когда он спасал ее гребаную задницу.

Именно Сэм довершил начатое. Именно Сэм вытащил их троих обратно к машине, вцепившись в волосы Джо и волоча ее, как сломанную куклу, пока Дин висел на его плече. Именно Сэм довез их обратно в отель.

- Я не хотела, - сказала Джо с заднего сидения. Кажется, она говорила правду, но ему на это было насрать.

Позже, когда Дина зашили, а простыни пропитались его кровью, и он заснул от огромного количества анаболиков. Позже, в самом углу комнаты, потому что она хорошо понимала, что от такого Сэма стоит держаться подальше, она повторила:

- Я не хотела.

Когда отступил страх, осталась только ярость. На ее глупость, на детское рвение, которое не приведет ее ни к чему, кроме смерти, - это если им повезет, и они не загробятся раньше.

- Сэм, мне ужасно...

Перед его глазами – краснота Диновой крови, на его руках – тепло Диновой крови, ласкающее его кожу; он бросился на нее. Заткнул, обхватывая рукой шею, такую тонкую, что его большой и средний палец почти сошлись на загривке. Ударил ее о стену, наблюдая, как дергаются ее ноги, а губы синеют.

- Слушай меня очень внимательно, потому что повторять я не собираюсь. Хочешь умереть? Так прыгни с моста, перережь себе горло, приставь пистолет к виску, мне по хуй, что ты сделаешь. Но он должен быть в безопасности, ты поняла?

Он почти кричал, сжимая руку на ее шее, не чувствуя жалости, не чувствуя ничего, кроме злости.

- И его не ранят, не убьют из-за твоей тупости. Еще раз навредишь ему, я тебя убью к ебеням!

Когда он отпустил ее, она осела на пол, сжалась в комочек, кашляя, хрипя, и по ее лицу катились слезы.

- Я не хотела, - прошептала она, и, возможно, слезы были не из-за нехватки кислорода. Может, она плакала. – Мне так жаль, Сэм. Я не хотела, чтобы он пострадал. Мне так жаль.

Она выпрямилась, задышала чуть легче, заплакала чуть сильнее.

- Пожалуйста, мне так жаль. Пожалуйста.

И прежде, чем он успел осознать, что делает, он подал ей руку, помогая подняться. Ярость выветрилась из него.

*

Однажды утром Сэм находит ее снаружи. Она сидит на бордюре, касаясь голыми ступнями бетона под капотом Импалы.

- Эй, - говорит он, - эй.

Склоняется над ней, обнимая, прикасаясь губами к макушке. Она дрожит. Снаружи слишком рано, слишком холодно, а она сидит в одной тоненькой футболке.

- Что ты здесь делаешь? Пойдем внутрь, - шепчет он в ее золотые волосы. Он чувствует запах пота, острый запах нагой кожи, горчинку спермы. Запах Дина, и его запах.

- Через минуту, - она обнимает колени. Раскачивается взад-вперед.

Он поднимается, разворачивается к двери. Замирает, положив руку на ручку двери, когда она заговаривает.

- Я люблю его, - пауза. – И тебя тоже. Просто…

- Ты влюблена в него, - он облегчает ей задачу. – Я знаю. Понимаю.

Она поднимает на него глаза, крошечная, сжавшаяся. И распахивает глаза, открытые, искренние.

- Разве ты не… - пытается она, затихает и пытается снова. – Разве ты не…

- Ревную? – он наклоняет голову, разглядывая ноги. Нет, не ревнует. Не может. Он знает, кому принадлежит Диново сердце, и она тут ничего не изменит.

Он не говорит ни слова, но она не глупа.

- Пойдем внутрь, - говорит он, подавая ей руку.

Она принимает ее, молча следует за ним.

Едва переступив порог, она останавливается, говорит:

- Думаю, я готова ехать домой, Сэм.

Он оборачивается к ней. Легко целует, едва касаясь губами, переплетая пальцы.

- Хорошо, - говорит он, обнимая ее, поддерживая. – Хорошо, мы отвезем тебя домой.

Он был готов отпустить ее много миль назад. Смешно подумать, но на самом деле он никогда не верил, что ему придется.

© since 2007, Crossroad Blues,
All rights reserved.